«Вы написали «одеть шапку»! Как можно, это же неверно! Мне ваше «одеть», как бензопилой по глазам! Приговариваю вас за это к пяти годам строгого расстрела!»

Я филолог уже более 10 лет, но никогда вот не был «инквизитором от грамматики». Рядом со мной можно спокойно одевать шапку и наслаждаться кофем – без всякого риска получить словарём промеж глаз.

«Но разве можно говорить и писать неправильно?»

Хорошо. А правильно – это как?

«Так, как написано в словареееее».

Для неискушённого человека словарь – последняя инстанция. Но для филолога – нет.

Кто написал этот словарь? Мой коллега. Мы с ним, может, за одной партой сидели, горяч (??) эспрессо между парами пили из одного стаканчика. А теперь вот он взял и написал словарь.

А если я с ним не согласен?!

В среде филологов, между прочим, такое очень распространено. Ещё в вузе много раз наблюдал, как профессора и доктора хотели поколотить друг друга словарём за расхождение мнений.

Так как же в итоге надо?

Борьба за грамотность – хорошее дело, но и в нём надо знать меру.

О том, как язык берёт своё

«Правильно говорить: «договОры», потому что я так написал в моём словаре! 100 млн человек, которые говорят «договорА», ошибаются!

Тут неизбежен вопрос: правильно – это так, как написано в словаре (кем?), или так, как все говорят?

И если я разумный человек, то, наверное, придётся с грустью согласиться, что второе. Ведь автор словаря не может приказывать языку, так же как океанолог – океану. Он может лишь наблюдать и фиксировать.

А также делать некоторые прогнозы.

Итак, давайте попробуем.

Что насчёт шапки?

«Одеть» или «надеть»?

На мой взгляд, одно из этих слов явно лишнее. Их значение настолько близко, что им нет нужды расподобляться через разные приставки. «Одеть ребёнка» и «надеть шапку» – это в любом случае означает «натянуть одежду». А на кого – объясняет уже следующее слово. Путаница тут просто невозможна.

Мой прогноз – со временем слово «надеть» уйдёт за своей ненужностью. И тот, кто «одевает колготки», не грешит невежеством, а чувствует, куда дует ветер живого языка.

А кофе?

О эта русская традиция присваивать пол (род) неодушевлённым предметам! Для иностранца – достойный повод покончить с собой.

Почему стакан – «мальчик», а чашка – «девочка»? Почему крупа женского рода, а рис мужского, хотя он тоже крупа?

Об определении пола у жидкостей я напишу отдельную диссертацию. А пока попробуйте ответить иностранцу/ребёнку на следующий вопрос:

— Почему солнце, оконце, блюдце, суфле, желе и даже кафе – среднего рода, а кофе – мужского?

Да, здесь можно вспомнить про ошибку полуграмотных купцов, которые пару столетий назад говорили «кофий». Но язык правит ошибки. И весьма скоро кофе займёт место именно там, где ему положено, не претендуя ни на мужской род, ни на принадлежность к алкогольным напиткам.

Правда, «скоро» – это для языка отнюдь не одна неделя.

С большой вероятностью язык в итоге «выровняет» род кофе по аналогии с другими словами.

А что с договорами?

  • «Столы» или «стола?»
  • «Городы» или «города»?
  • «Профессоры» или «профессора»?
  • «Инженеры» или «инженера»?

Что решим для всего этого ряда и для договоров в частности?

Вариант 1. Договоры! Потому что всегда всё на –Ы! Столы, профессоры, инженеры… стоп, а с городами что?!. Города не лезут! Отставить!

Вариант 2. Всё равно договоры! Потому что всё на –Ы, и лишь некоторые слова на –А. Потому что общий закон нарушать никогда нельзя, и лишь иногда можно… М-да, неубедительно получилось.

Вариант 3. И так и так! Тогда и проблем не будет.

Вариант 4. Только «договоры», потому что мне так нравится!

Последние два варианта я готов принять как истину. Потому что вообще язык не запрещает. Мне много раз приходилось слышать: «А вы напишите мне текстА?» Согласен, ухо режет. Но как обосновать запрет?

Что же касается пункта 4, то «нравится» – вполне достойная причина, чтобы делать так, как я хочу. Но моим «нравится» нельзя запретить всем людям то, что любят они.

P.S. Статья носит прогнозный характер и не подталкивает к совершению противоправных действий (написание «моё кофе» в диктантах; споры с учителями русского языка; насилие в отношении лиц, придерживающихся традиционных взглядов).