Ривелсе́я была девушкой двадцати двух лет. Черты лица её были красивы и правильны, а серые глаза смотрели прямо и строго. Это можно было отметить сразу, при первой встрече. Несомненно, за этой внешней оболочкой таилось что-то ещё, но что именно, сказать было трудно.

В настоящий момент времени данная девушка находилась на обочине дороги в Анре́льт, по которой то и дело проходили люди и проезжали повозки. Никто не обращал на неё внимания, да и Ривелсее не было дела ни до кого из проходящих. Она смотрела на хмурое утреннее небо, и в её лице было хорошо видно напряжённое пульсирование какой-то мысли. Заметно было, что эта мысль, какая бы она ни была, занимает её уже давно. Девушка делала очень важный выбор. И был он столь мучительным и сложным, что складки напряжения прорезали её лицо. Но решение она уже приняла, и оно было окончательным. Кивнув головой в ответ своим мыслям, девушка подняла с земли свой рюкзак, надела на плечи и свернула с дороги.

Было довольно раннее утро, где-то около семи часов, солнце ещё не успело высоко подняться над горизонтом, и в воздухе пока чувствовалась утренняя свежесть. Но Ривелсея знала, что это ненадолго. Впереди местами виднелись небольшие скопления кустарников, а за ними расстилалась не имеющая видимого предела серая гладь, и когда оттуда тянуло ветром, он пригонял жаркий зной просыпающейся пустыни. Этот зной заранее не нравился Ривелсее. Она представила, как тяжело ей будет там, в пустыне, и даже замедлила немного свой шаг, но через миг волевым порывом поборола в себе приступ малодушия. Она уже решила, что не отступит.

В кустарниках, мимо которых проходила девушка, беззаботно и весело щебетали птицы. Лицо Ривелсеи по-прежнему было задумчивым и мрачным. Она сейчас думала только о том, что ждёт её впереди, сможет ли она преодолеть знойную пустыню и найти в ней то, что ищет. Что, как ей сказали, далеко не каждому дано отыскать.

Через некоторое время растительность кончилась. Ривелсея села на землю, сняла рюкзачок, вытащила из него фляжку с водой, кусок белого хлеба и мешочек с сушёными фруктами и стала есть, экономно расходуя пищу и ещё экономнее – воду. По её подсчётам, еды ей должно было хватить недели на две, а вот с водой в пустыне туго.

Поев, она решила поспать – отдохнуть перед неблизкой и нелёгкой дорогой и дождаться, когда немного спадёт жара.

Проснувшись часа через два, Ривелсея достала небольшое зеркальце, расчесала свои каштановые волосы и заколола их заколкой с крупным изумрудом. Эту дорогую вещь она несла на случай, если у неё иссякнут деньги. Тогда её можно будет продать за один анрелл, а то и дороже. Анрелл повсюду считается очень крупной монетой и включает в себя сорок золотых монет или две тысячи серебряных. Отливаются анреллы из синевато-серого металла, и на них изображаются две башни города Анрельта, где их чеканят, и его герб – пламенный цветок с четырьмя лепестками, который светится в темноте. Но пока что у Ривелсеи было две таких монеты в рюкзаке и двадцать золотых, так что она не нуждалась в деньгах. Заколку же она купила для того, чтобы не нести много денег в виде монет, которые были довольно тяжёлыми. И ещё, возможно, потому, что заколка очень хорошо смотрелась в её волосах.

Ривелсея сложила вещи обратно в рюкзак и продолжила свой путь. В воздухе плавал расплавленный зной пустыни, которая до горизонта простиралась вперёд. Пройдя шагов сто, девушка увидела последние три низкорослых кустика и между ними – небольшую лужицу с водой, оказавшейся сладковатой на вкус. Ривелсея немного подумала, прежде чем долить ею фляжку, но потом представила себе, сколько раз она впоследствии может пожалеть, если пройдёт мимо, и, чтобы ни о чём не жалеть, наполнила фляжку до краёв. Зелёный оазис остался позади, а впереди была выжженная беспощадным жаром земля.

В сумерках вскоре с трудом можно было различить маленькую фигурку девушки в серых брюках и персикового цвета кофточке. Через некоторое время она опустилась на песок и замерла. Ривелсея устала. Да и идти в темноте она не хотела: легко было сбиться с курса и потерять направление, которое днём можно было проверить по солнцу. Поэтому она решила дождаться, когда хоть немного посветлеет, и заодно поспать. Ривелсея опять немного поела и выпила несколько глотков воды. Через минуту пить захотелось снова, но Ривелсея не позволила себе этого. Она знала, что если не будет экономить воду, то точно никуда не дойдёт.

Некоторое время девушка провела в раздумье, глядя в небо, где сияли ослепительно яркие звёзды, и перебирая в руках серебряный кулон, который висел на цепочке у неё на шее. Это был талисман в виде то ли крылатого месяца, то ли причудливой птицы. Девушка носила его шестнадцать лет и считала, что он ей помогает, а потому очень дорожила им.

Ривелсея легла прямо на песок, завернулась в тёплый плащ из рюкзака, потому что в пустыне стало холодно, и быстро погрузилась в сон. Проснулась она часа через два-три, не оттого что выспалась и не оттого что прошло много времени, а по какой-то иной причине. Ничего не случилось, но было предчувствие, что что-то случится. Ривелсея поднялась и огляделась по сторонам. Прошло ещё минуты три, и она увидела в паре шагов от себя выползшую из темноты тень. Она не закричала, но нельзя сказать что не испугалась, хотя ничем не выказала этого. Тень глухо зарычала и подобралась, видимо, готовясь к прыжку. Это явно был какой-то зверь, довольно крупный и настроенный весьма недружелюбно. Ривелсея не стала ни убегать, ни отбегать. Со стороны картина выглядела бы страшно – дикий зверь и хрупкая нежная девушка, и вокруг – ни души. Но это была только видимость. Ривелсея не была ни нежной, ни тем более хрупкой. И беззащитной она не была тоже. Она подалась вперёд, в тот же миг зверь прыгнул, но прежде чем его зубы успели вонзиться в ногу Ривелсеи, её рука скользнула по его шее. Зверь захрипел, обмяк и повалился на песок. Это оказался крупный волк, который непонятно как очутился в пустыне. Видимо, он учуял девушку и она показалась ему лёгкой добычей. По песку расплылось тёмное пятно. Ривелсея обтёрла о песок короткий кинжал и вложила его обратно в висевшие у неё на поясе небольшие ножны. Кинжал был маленький и не слишком страшный на вид, но тонкий и потому очень острый. Иметь с ним дело было опасно.

Ривелсея склонилась над телом волка. Чтобы выжить, нужно брать у поверженного врага всё, что он может дать. Этому научил один её друг, ушедший потом воином в крупный город. А одна родственница, сестра её матери, научила Ривелсею ещё одной вещи. Жизнь и энергию любого существа можно забрать через его силу. Девочка несколько раз видела, как старая женщина делает это, и хорошо освоила данное умение. Сила зверя обагрила песок и начала впитываться им. Но Ривелсея успела дотронуться ладонью до тела волка, ощутив на своей ладони несколько горячих капель, другой рукой размазала их по ладони и тихо сказала: «Сила твоя – воля моя».

Так, как учила её старуха. И сразу же почувствовала тепло во всём теле. Усталость прошла вместе с голодом, осталась только жажда. Ривелсея позволила себе сделать ещё один глоток воды и продолжила свой путь.

Через пару часов стало светать. Солнце должно было скоро выползти из-за горизонта. Девушка прекрасно знала, что как только это случится, идти сразу станет гораздо труднее. Она ускорила шаг. Пустыня уже раскалялась, а впереди, до самого горизонта, не было ничего, что могло дать хотя бы слабую тень. Сильно хотелось пить. Но Ривелсея, чтобы не поддаваться постоянно соблазну, сразу решила, сколько воды она может выпить в день. Шесть глотков, пока не сядет солнце. Три глотка потом. И спать.

Несмотря на трудности, Ривелсея шла быстро. Если бы кто-то остался стоять на месте за её спиной, то потерял бы её из виду за час. Лёгкие сандалии почти не тонули в песке, а её ноги, успевшие привыкнуть к дальним переходам, не чувствовали пока усталости. Ривелсея не знала, сколько сейчас времени, но могла уверенно сказать, что часов шесть она шла без отдыха и отхлебнула из фляги за это время только четыре раза. Она, конечно, устала, но отдыхать на раскалённом песке всё равно было невозможно, и она решила идти, пока не стемнеет.

Она шла и шла, а яростное солнце в небе, казалось, не двигалось совсем. Усталость стала неимоверной, но Ривелсея не сдавалась и, непонятно откуда находя в себе силы, твёрдым шагом шла по бесконечным грудам пламенеющего песка. При этом она всё время оглядывалась по сторонам, хотя вокруг абсолютно ничего не изменялось. Что она искала, сказать было трудно. Казалось, день никогда не кончится, солнце никогда не уйдёт за горизонт. Фляжка, хоть Ривелсея и не превысила установленной нормы, опустела почти наполовину, а это означало, что воду нужно было экономить ещё сильнее. Но в таких условиях ни о какой более жёсткой экономии не могло быть и речи, Ривелсея и так ограничивала себя настолько, насколько это было возможно.

Как только жара спа́ла, Ривелсея без сил упала на медленно остывающий песок и долгое время лежала не шевелясь. Через некоторое время она открыла глаза и, увидев, что солнце уже закатилось, позволила себе отпить три глотка. Но даже от этого ей не стало значительно легче. В висках стучала сила, сильно кружилась голова. Ей хотелось погрузить в воду всё тело, но это было возможно лишь в мечтах. Она поела, достала из рюкзака свой плащ, который она обычно носила на случай сырой погоды, и, подложив его под голову, чтобы не чувствовать жар песка, впала в забытье, не прерываемое ни сновидениями, ни мыслями.

Когда она проснулась, было почти светло. Ривелсея быстро поднялась и сразу, на ходу закусывая хлебом и яблоками, отправилась дальше. Пока не пришла жара, нужно было пройти как можно больше. Воды оставалось около половины, и Ривелсею это начинало беспокоить. Тем более она не могла наверняка сказать, прошла ли она хотя бы половину пути, и даже не знала, насколько далеко простирается пустыня и имеет ли она хоть где-нибудь конец. Конечно, теоретически ничто не может быть бесконечным, но бескрайние, не имеющие даже намёка на то, что они где-нибудь кончаются, пустынные равнины сильно приглушали эту мысль.

К концу этого дня Ривелсее стало совсем плохо. Ноги слабели с каждым шагом, голова кружилась постоянно, и даже редкие глотки воды не доставляли облегчения. Ведь напиться до полного утоления жажды всё равно было невозможно.

К утру следующего дня во фляге осталось около четверти, а к его вечеру – несколько глотков, между тем как конца пустыне по-прежнему не было видно. Ривелсея прекрасно понимала, что теперь она даже вряд ли дойдёт назад, если захочет вернуться. Однако вернуться она пока не хотела и всё чаще оглядывалась вокруг, где ничего не было и в принципе не могло быть. Но она не отчаивалась. Пока не отчаивалась.

На пятый день ничего не изменилось. Только воды не осталось совсем, не считая одного глотка, который Ривелсея специально не стала допивать. Между понятиями «почти нет» и «совсем нет» очень большая разница. Ривелсея это понимала и долго не разрешала себе допить этот последний глоток, но сделать это ей, разумеется, всё равно пришлось. В тот же миг солнце как будто стало ещё более неистовым, а жара обжигающей. Теперь вся надежда была на то, что она сможет найти что-нибудь впереди. Назад было уже не дойти.

Сама Ривелсея вряд ли помнила что-нибудь об этих днях. Да и что можно вспомнить? Сверху огненное солнце, под ногами огненный песок, в голове огненный вихрь. И огонь по всему телу. Вот и всё. Во рту – болезненная сухость. А впереди – ничего.

Следующую ночь Ривелсея не спала. Заснуть без воды оказалось невозможно. Звёзды в небесах казались кристаллами льда и ещё больше растравляли душу. Ривелсея долго лежала с закрытыми глазами, но видела всё то же – солнце, песок, песок, песок… Почерневший от жара песок.

Утром она долго не могла найти в себе силы встать. И, как только встала, едва не упала опять – так сильно и внезапно закружилась голова. Она закрыла глаза, чтобы не видеть солнца, и, повесив на спину рюкзак, который стал казаться неимоверно тяжёлым, хотя вес его значительно уменьшился, пошла вперёд. Сколько она шла так, сказать было невозможно. Она чувствовала кожей и всем телом, что солнце поднялось над головой и стало понемногу спускаться. Только тогда она в первый раз открыла глаза. Впереди была бесконечная гладь пустыни, а где-то около горизонта она увидела блестящую водную гладь.

Сил ей немного прибыло, хотя она прекрасно понимала, что это может быть мираж. Но как бы то ни было, она направилась к озеру. Озеро не исчезло, когда она прошла половину пути и даже когда подошла вплотную. Когда осталось шагов десять, она не выдержала и побежала, чтобы с разбегу, не раздеваясь, войти в охлаждающие струи влаги. Она бросилась в воду и сразу же закричала от боли, всем телом упав на раскалённую сухую землю. Открыв глаза, она увидела, что никакого озера рядом нет. И вообще ничего нет. Отойдя на несколько шагов, Ривелсея вновь увидела воду, но уже не стала подходить. Это был мираж, а значит, надеяться больше не на что. Ей страшно хотелось лечь, но лежать на песке под палящим солнцем было не отдыхом, а пыткой. Ривелсея скрестила руки на груди и забылась. Идти дальше она не могла. Да и не хотелось. Ей уже ничего не хотелось, и всё было безразлично.

Круг огня вертелся перед глазами. Все мысли вливались в него и поглощались им, не успев даже дойти до мозга. Теперь, хотя Ривелсея почти никогда не отступала и не меняла своих решений, к ней пришло сожаление. Только что пробудившийся голос раскаяния подтачивал её волю. «Зачем ты здесь? Что тебе надо? Ты так и не смогла никуда дойти», – витало в её сознании. И Ривелсея отвечала, не могла не отвечать. «Я захотела здесь быть, и я пришла». «Но ты ничего не добилась». «Теперь это уже неважно». Ей действительно всё теперь стало неважно. «А если бы смогла, вернулась бы?» «Нет, я бы пошла дальше». «Почему ты не идёшь теперь?» «Я не могу». «А что ты тогда собираешься делать?» «Ничего».

На этом кончились все мысли. Она вновь закрыла глаза и увидела воду. Ей стало казаться, что она тонет. Но это ощущение воды не вызывало больше безумной страсти. И пить больше не хотелось. Хотелось только лечь и забыться. Если лечь нельзя, то просто забыться. Огненная карусель вскоре стала смазываться, жара растаяла, всё ушло в темноту, но это длилось только одну секунду. Вокруг ничего не изменилось. Абсолютно ничего. Однако она что-то почувствовала спиной и нехотя развернулась. По песку в её сторону шёл человек. Но этот образ даже не задел её сознания. Всё равно это был мираж. А если даже не мираж… всё равно.

Ривелсея ничего не запомнила из его внешности, запомнила только его прикосновение к её руке и то, что её, видимо, кто-то подхватил на руки и куда-то понёс. От ощущения полёта по телу прошла дрожь, показалось, что она ныряет в океан. Она долго падала в его глубины, пока не ощутила воду, её холодные струи вокруг своего тела. А потом долгое время ничего не было, она снова ныряла куда-то, а затем почувствовала тепло своей левой рукой, вынырнула и открыла глаза.

Самым страшным, что она боялась увидеть, была пустыня и солнце. Но этого не было. То есть не было пустыни, а солнце было, но теперь оно уже не жгло. Ривелсея увидела прямо перед собой массивную каменную арку, а за ней – дорогу, вдоль которой с обеих сторон стояли одинаковые фиолетовые столбы, к вершине каждого из которых был прикреплён синий полупрозрачный шар. Впереди повсюду возвышались многочисленные здания и росло немного деревьев.

Но Ривелсея заметила всё это уже потом. Её руку сжимал какой-то человек, и всё своё внимание она обратила сначала на него. Это был мужчина лет, быть может, сорока, а может, и больше – сразу не поймёшь. Лицо его было суровым. Но в этой суровости было нечто благородное и не было угрозы. Ривелсея ещё не вполне пришла в себя, мысли пока не клеились. Незнакомец, заметив, что его разглядывают, сразу отпустил её руку. Она сделала шаг от него.

— Ты уже можешь стоять сама? – спросил незнакомец голосом, который показался Ривелсее довольно неприятным. – Да, ты крепкая, девочка, да…

— Я не девочка, – ответила Ривелсея, в которой ещё более усилилась неприязнь к этому человеку. Она терпеть не могла ни это обращение, ни тех, кто называл её так.

— Да, ты гордая, я уже понял, понял. Но тебе ещё долго придётся набираться ума, чтобы я стал называть тебя иначе. Только не хватай свой кинжал, я уже знаю, что он у тебя есть. Он тебе пока не нужен.

— Ты кто? – спросила она, внимательно изучая незнакомца. Глаза голубые, нос приплюснутый, рот какой-то кривой, губы тонкие, борода короткая, рыжая, подстриженная, и вдобавок – почти лысый. В общем, ничего красивого в нём не было. Одет тоже странно – фиолетовая яркая рубашка или кофта, чёрные штаны. На её вопрос он усмехнулся.

— Сначала ты ответишь на этот вопрос. А про меня и потом поговорить можно будет. И имени своего я тоже не скажу. А вот ты – скажешь. Если тебе интересно, мы в Цитадели Порядка. Без меня ты бы сюда не попала. Это, я думаю, ты понимаешь.

— Ривелсея, – сказала она. Она уже поняла, что попала туда, куда хотела. Ей было нечего скрывать.

— Ну, имя, конечно, необычное, но это мы ещё потерпим. А теперь главный вопрос: что тебе здесь надо? – спросил человек.

— Если ты хочешь ещё что-то узнать, тебе придётся назваться, – сказала девушка. – Я не обязана о себе рассказывать неизвестно кому.

Этот ответ ему не понравился.

— Я тем более не обязан, – ответил довольно грубо её собеседник. – Я – слуга Повелителя. И этого хватит.

Ривелсея кивнула. Про Повелителя она уже слышала.

— Ты – воин Разума? – спросила она.

— Да, я ратле́р, – нехотя ответил незнакомец.

Ривелсея повторно кивнула. Теперь она могла говорить открыто.

— Я тоже пришла сюда для этого, – сказала она. – Я вступлю в ваш Орден.

Он посмотрел на неё особым взглядом, словно оценивая, но лицо его осталось таким же серьёзным, и он долго молчал.

— Ты уверена, что нам нужны такие, как ты? – спросил он. В вопросе было не презрение, а лишь сомнение, и Ривелсея не обиделась.

— Это ещё предстоит выяснить, – сказала она.

Мужчина не стал с ней спорить и после некоторого раздумья добавил:

— Тогда всё понятно. Понятно, что с тобой делать. В ближайшие дни ты должна встретиться с кем-нибудь из Совета Разума или с Повелителем. Если кто-то из них решит, что ты достойна, тебя, быть может, и примут в ратлеры. Если же нет – ты вернёшься на то место, откуда сюда попала. Здесь живут только ратлеры и те, кто готовятся ими стать. Остальные здесь просто так быть не могут.

— Об этом я знаю, ­­– ответила Ривелсея. – Но хотя бы водой на обратную дорогу вы снабдите? Или нет?

Мужчина усмехнулся.

— Быть может, быть может. Там видно будет. Но ты не думай, у нас редко отбраковывают сразу, обычно слабые отступают во время испытаний, а некоторые не выдерживают посвящения. Ты сама как думаешь, примут тебя или нет?

Ривелсея подумала и твёрдо сказала:

— Примут.

— Самоуверенность твоя, конечно, велика, девочка, но как бы она не была чрезмерной. Когда она подкрепляется поступками, то превращается в мощь, а если не подкрепляется – в гордость. Сильных у нас любят, а гордых нет. Каждый ценится по своим делам. Запомни это, девочка, запомни.

Ривелсея снова вспыхнула, но на этот раз ничего не сказала. Она почему-то чувствовала, что этот человек во всех отношениях сильнее её. После некоторой паузы ратлер добавил:

— Ну что же, пойдём со мной, я отведу тебя в твоё временное жилище. Я также думаю, ты не откажешься, если тебя как следует накормить и привести в порядок. Впрочем, я лишь должен отвести тебя в дом для прибывающих и доложить о тебе в Совет. Иди за мной и не отставай. Идти-то, надеюсь, можешь, или тебе лучше помочь?

У Ривелсеи по-прежнему стучала сила в висках и несильно кружилась голова, но, несмотря на это, она сказала:

— Смогу. Пойдём.

И они пошли. Пройдя под аркой, Ривелсея попала в какой-то особенный мир. Или, по крайней мере, в какой-то особенный город. Такого идеального порядка она не видела нигде. Всё вокруг было выложено одинаковыми голубоватого цвета плитами, между которыми не было даже малейшей щели. Весь город лежал строго в одной плоскости, не было ни бугров, ни низин. Дороги обозначались столбами, стоявшими в две линии с двух сторон. Здания все до единого были квадратными, лишь в центре возвышалось огромное восьмиугольное строение. Деревьев было очень немного, они стояли там, где расходились дороги, и были, судя по всему, каких-то хвойных пород. Нигде не было ни единой пылинки, всё казалось абсолютно чистым, даже не верилось, что так может быть. За столбами проходила узкая полоса газона, на которой росли цветы, синие и фиолетовые, и никаких других. Вообще всё, что было здесь, почему-то имело оттенки синего, реже зелёного, ещё реже – оранжевого и чёрного. Ривелсею это удивило, но она не стала ни о чём спрашивать. Она просто шла за своим провожатым, пока он не привёл её в один из домов. Поговорив минуту с людьми, стоявшими у входа, он сделал ей жест следовать за собой и, пройдя через коридор, указал на дверь.

— Вот здесь будет твоя комната. Здесь будешь жить. Я договорюсь с Советом, тебе назначат время встречи. А пока можешь отдыхать. Тебе есть хочется? Я могу попросить, тебя накормят.

— Спасибо, – сухо сказала Ривелсея. – У меня пока есть еда. И если надо, я заплачу за неё.

Он опять взглянул на неё своим особым взглядом.

— Гордая ты всё-таки, девочка. Ну ладно, я пойду. Можешь отдыхать. Меня зовут Генре́с. Запомни на всякий случай.

Ривелсея ничего не ответила. Она не желала говорить с этим человеком, он был ей слишком неприятен. Когда он вышел, она закрыла за ним дверь и заперлась на ключ. Из большого графина, стоявшего на столе, она с жадностью выпила всю, до последней капли, воду, и сразу же, повалившись на кровать, заснула. Во сне она видела бесконечно разгорающееся и угасающее золотое сияние. То ли её мозг до сих пор не мог отрешиться от впечатлений бесконечного перехода через пустыню и испепеляющего солнца, то ли была другая причина, но это видение не покидало её целые сутки, а она проспала именно столько, и даже на два часа больше. Проснулась она нельзя сказать чтобы бодрой, но, по крайней мере, гнетущая усталость не давила больше на неё.

Стоило ей открыть дверь, как через минуту в комнату заглянул человек. По счастью, это был не тот, который выводил её из себя и которого она уже не помнила как зовут, а какой-то другой. Он внёс большой кувшин с водой и забрал пустой.

— Вы проснулись? – спросил он. Голос его был хоть и не сказать, чтобы мягкий, но всё же вежливый. – Вы, наверно, поесть желаете?

— Желаю, – сказала Ривелсея и выложила на стол из рюкзака синеватую монету. – Принесите чего-нибудь, желательно поскорее.

Вошедший посмотрел на неё удивлённо.

— Зачем так много?

— Я здесь буду долго жить, вам придётся много раз меня кормить. Этого хватит месяца на два-три, потом я ещё доплачу, – сказала Ривелсея.

— Вообще-то, здесь всё оплачивает Совет. Проживание, еду, всё остальное. У нас живут будущие ратлеры или те, кто мог бы ими стать. Поэтому платить не обязательно. А впрочем, давайте, – сказал он, видя, что Ривелсея не собирается убирать монету, и аккуратно засунул её в карман своей зелёной рубашки.

— Может, вам ещё что-нибудь будет угодно? – спросил человек более тёплым голосом, какой приобретает любой, когда ему дают просто так много денег.

Ривелсея улыбнулась.

— Мне будет угодно всё, что нужно человеку, проведшему две недели в пути. Вымыться, привести себя в порядок, постирать одежду. Но сначала, конечно, поесть.

— Да-да, конечно, – сказал человек и вышел.

Ривелсея тем временем оглядела комнату. Комната вполне нормальная. Кровать, стол, кресло, шкафчик для одежды, синеватые обойчики на стенах, голубой потолок, персиковый ковёр на полу того же оттенка, что и кофточка Ривелсеи. Эта однотонность уже заинтересовала девушку. Когда прислужник вернулся с тарелкой и кружкой, она сразу спросила его об этом, поскольку больше спросить ей было некого.

— Что? Вы разве не знаете? – ответил тот. – Синий и фиолетовый – цвета разума. Зелёный – цвет новой жизни, оранжевый – стремительности, чёрный – мощи. Кстати, заранее вам скажу: у нас под запретом алый и белый. Лучше не надевайте ничего такого. Могут быть проблемы. Да и вообще красное не носите. Так лучше будет.

— Можешь за меня не опасаться, – сказала Ривелсея. – У меня нет ни одной вещи названных цветов. Я и сама не люблю ни белый, ни чёрный. А красный-то почему нельзя?

— Красный – цвет войны, цвет силы. А белый – это пустота. Я сам-то не философ, я в тонкостях не разбираюсь. Это у членов Совета спрашивайте, они всё точно объяснят. Я лишь предостерегаю, чего лучше не делать.

— Спасибо, я поняла, – сказала Ривелсея, придвигая к себе тарелку. – Побудь здесь, мне скучно есть одной. Ты сам-то не голодный?

Лицо прислужника озарилось улыбкой.

— Люди моей профессии редко бывают голодными. Я – разносчик блюд и повар.

— Понятно, – сказала Ривелсея, вонзая вилку в кусок мяса. – Расскажи что-нибудь, пожалуйста. Я ведь ничего не знаю. Кстати, ты сам-то ратлер?

— Я-то? Нет. Да я и не стремлюсь. Мне и так нормально.

— Погоди, но почему же ты здесь? Ведь здесь живут только ратлеры?

— Ну нет, не совсем так. Мои родители были ратлерами оба. Поэтому меня и не стали отсюда выгонять. А теперь ко мне уже привыкли. Говорят, я лучше всех умею жарить грибы и делать салаты из них.

Ривелсея подцепила гриб, засунула его в рот и спустя секунду кивнула.

— Да. В этом тебе не откажешь, – с улыбкой сказала она. – Готовишь ты хорошо. А вот скажи, ты знаешь, как посвящают в ратлеры?

— Точно не знаю. Но знаю, что это сложно и очень тяжело. Многие не выдерживают. Очень многие. Остаются только те, у кого воля сильнее страха. Но таких мало. Мало кто способен победить свой страх. Именно такие люди становятся ратлерами. А вообще-то мне уже пора идти, – сказал он, когда Ривелсея закончила обедать. Он быстро и аккуратно собрал всю посуду и поспешно направился к двери.

— Ты торопишься? – спросила девушка.

— У меня… грибы варятся. Надо посмотреть, как они там, – объяснил прислужник и быстро исчез.

Ривелсея вновь осталась одна. Она долгое время сидела и размышляла. Теперь ей было над чем поразмыслить. Потом она поднялась и подошла к зеркалу. Её внешний вид совсем её не обрадовал. Лицо обгорелое, волосы выцветшие, губы посеревшие. Тяжёлые следы пустыни, оставленные на красивом девичьем лице. «Интересно, как я смогу кому-то понравиться в таком виде?» – подумала она. Это была первичная, чисто женская мысль из подсознания. Но следующая мысль, принадлежащая самой Ривелсее, решительно отвергла её: «Мне некому нравиться. По крайней мере, здесь. Мне это не нужно. Во всяком случае, пока». Дальше на эту тему она решила сейчас не думать.

Ривелсея достала из рюкзака баночку со специальной мазью и помазала места ожогов. Она знала, что если этого не сделать, то кожа может повредиться ещё сильнее, и останутся следы. Этого она не хотела. А хотела унять боль, которую доставляли ожоги. Надеялась, что мазь поможет и с тем, и с другим. Должна была помочь. Сама делала.

Ривелсея с удовольствием вымылась в соседнем помещении. Было интересно: вода не наливалась из таза, а сама текла из какой-то трубки в стене, что немало удивило Ривелсею. Затем она выложила на кровать содержимое своего рюкзака, закрыла дверь и, переодевшись в свежее бельё, облачилась в лежащий до этого в рюкзаке светло-серый комбинезон. Хоть он и не был слишком удобным, Ривелсея в нём смотрелась достаточно прилично. Постояв некоторое время у зеркала, она решила спуститься и немного погулять по улицам. Но тут её ждала неожиданность. У двери стояли два человека, которые находились здесь и в то время, когда Ривелсея сюда пришла. Тогда её провожатый им что-то сказал, чтобы её впустили. Сейчас она хотела быстро пройти мимо них и выйти из этого здания, но один из стоящих тут же выступил вперёд и загородил ей путь, а второй сказал:

— Ты не имеешь права покидать этот дом.

— Почему? – спросила Ривелсея. Она встречала несколько раз заведения, в которые нельзя просто так войти, но не видела таких, откуда нельзя выйти. Привели её сюда не под конвоем – следовательно, она не была заключённой.

— Нельзя. Это единственное здание, где могут находиться посетители Цитадели до разговора с Советом. Не волнуйся, о тебе в Совет уже доложено. На днях тебя примут, – сказал стражник, – и тогда тебе либо дадут бо́льшую свободу, либо выпроводят из крепости.

Говоривший был в фиолетовой накидке, по которой сразу становилось понятно, что он ратлер. Ривелсея уже поняла, что только рыцари Разума носят такую одежду. Ривелсее оставалось только вернуться к себе в комнату. Делать ей было нечего, и она скучала до самого вечера. Когда стало темнеть, она услышала вежливый стук в дверь, и появился уже знакомый ей разносчик блюд. Он принёс ей ужин и сказал, что она может пользоваться водой в любой момент, когда пожелает. Ривелсея поблагодарила и спросила:

— Скажи, ты не знаешь, когда меня позовут в Совет?

— Не знаю, извините, – ответил тот. – Но если мне скажут, я сразу передам вам, можете не сомневаться.

— Спасибо, – сказала Ривелсея. Она поела и вновь сходила освежиться под струёй воды, а потом долго расчёсывала волосы. Среди ратлеров красота, конечно, не особо ценится, но Ривелсею это мало волновало, расчёсывалась она для себя. Ожоги на лице до сих пор не прошли, но болеть они уже почти перестали, а следовательно, в скором времени должны были исчезнуть. Ривелсея долго стояла у зеркала и вглядывалась в своё отражение. Она словно смотрела на себя со стороны и думала. Что случится в будущем с этой девушкой? Кем она станет, по какой дороге пойдёт? Пока она не могла ответить на эти вопросы. Сейчас она хотела стать ратлером. А дальше была неизвестность.

На следующий день утро началось для Ривелсеи рано. В начале седьмого кто-то ужасно сильно забарабанил в её дверь. Ривелсея вскочила, пару секунд соображала, где она находится. Она ещё не успела привыкнуть к своему новому жилищу, и когда она просыпалась, ей постоянно казалось, что она или у себя дома, откуда она ушла давным-давно, или в пустыне, которая навсегда осталась в её памяти как беспробудный многодневный кошмар. Девушка быстро накинула на себя одежду и открыла дверь. За дверью стоял человек в фиолетовой накидке, причём – Ривелсея удивилась! – это была женщина с короткой стрижкой.

— Вы кто? Что случилось? – спросила Ривелсея, которая после сна ещё не успела сориентироваться, но поняла, что произошло что-то важное.

— Собирайтесь и следуйте за мной, как можно быстрее. Вас ожидает Повелитель Ордена ратлеров.

— Как? Прямо сейчас?

— Да. Сейчас. Лучше не опаздывайте. Я вас жду, – сказала женщина. Ривелсея быстро расчесалась, оделась и вышла за дверь.

— Я готова, – сказала она.

— Хорошо. Следуйте за мной.

Ривелсея послушалась. Миновав стражей, которые стояли как изваяния, они вышли на улицу и направились к большому восьмиугольному зданию. Над горизонтом поднималось ало-золотое солнце, которое тускло сияло в белёсом утреннем небе. Было немного прохладно. Ривелсея с искренним любопытством смотрела вокруг. Впрочем, большого разнообразия увидеть было нельзя. Ровные квадратные дома, выкрашенные светло-синим, фиолетовые столбы, синие плиты с оранжевыми знаками на некоторых из них, аккуратные деревья. Ривелсея довольно сильно волновалась, поскольку сейчас ей предстояло говорить с самим Повелителем. Кто он, как выглядит, что ей скажет и как вообще отнесётся к тому, что она здесь?

У дверей восьмиугольного здания стояли шесть пар стражников, ровным коридором. Когда они миновали их строй, провожатая сказала:

— Не волнуйтесь, ваш кинжал вам потом вернут.

Ривелсея привычным жестом скользнула рукой по своему бедру и изумилась. У неё не осталось даже ножен. Она прекрасно понимала, конечно, что с оружием не пускают к важным людям. Но её поразило то, что ей не предложили отдать его добровольно, и ещё больше то, что она даже не заметила, как его лишилась. Но за кинжал она не волновалась, будучи абсолютно уверенной, что его ей вернут.

Внутри было очень тихо и прохладно. Широкий коридор через несколько шагов упирался в две лестницы – одна вела вверх, другая вниз. Они поднялись на тридцать ступеней, и Ривелсея увидела ещё один такой же коридор, а в конце – дверь. Около неё стояли два охранника в светлых доспехах. В руке у каждого была огромная секира. Провожатая остановилась и, глядя на Ривелсею, сказал:

— Вам туда. Удачи.

— Спасибо, – сказала Ривелсея и прошла между стражами.

В комнате, куда вошла Ривелсея, царил полумрак. Она увидела стол, на котором стоял светящийся сосуд на подставке, каких Ривелсея не видела раньше, и рядом с ним кресло. Больше мебели в комнате не было, да и сама комната была не слишком велика. Было сразу видно, что в ней никого нет. Ривелсея не решилась сесть и приготовилась терпеливо ждать, пока сюда войдёт Повелитель или хотя бы кто-нибудь. Но тут она услышала голос, явно обращённый к ней.

— Приветствую, гостья издалека. Садись, если хочешь, разговор будет долгим. Ведь ты, как я понимаю, желаешь стать одним из ратлеров?

— Да, – сказала Ривелсея, садясь в кресло. В комнате по-прежнему никого не было. Откуда исходит голос, она понять не смогла. Он был абсолютно спокойным и свободным от каких-либо эмоций. Это спокойствие почему-то передалось и Ривелсее, и волнение почти покинуло её.

— Хорошо, – прозвучал голос. – Расскажи мне о себе.

Ривелсея полминуты собиралась с мыслями и думала, с чего ей начать, а потом начала рассказывать. Отсутствие собеседника не давало ей волноваться, порой ей казалось, что она рассказывает сама себе, поскольку, пока она говорила, Повелитель ни разу её не прерывал.

Ривелсея родилась далеко отсюда на юго-западе, в районе города Келда́ра, в деревне Росоле́сной. Деревня эта полностью соответствовала своему названию. Её обступали могучие деревья, а по утрам над оврагами поднимались густые туманы и ложились обильные росы. Отец у Ривелсеи был искусен в работе с металлом, он изготавливал для всей деревни всё, что могло быть необходимо в хозяйстве, и хотя брал он за работу недорого, семья их никогда не бедствовала. Мать Ривелсеи была знахарка. Ещё с малых лет она умела настаивать разные травы и лечить с их помощью людей, а когда достигла зрелого возраста, то стала просто незаменимой, поскольку другого лекаря в небольшой деревне не было. Её сестра, тётка Ривелсеи, тоже пошла по этому пути, только она к травам и снадобьям прибавляла заговоры и некоторые мистические ритуалы. Но она со временем перебралась в другую деревню, чему жители Росолесной не слишком огорчились – им вполне хватало матери Ривелсеи, которая была очень добра к людям и плату за лечение брала небольшую и не всегда.

Когда Ривелсея была ещё маленькой девочкой, все соседи уже отмечали её особую красоту и особую правильность лица и пророчили богатого жениха. Мать очень любила дочь и всегда была к ней добра, на что Ривелсея отвечала взаимностью. Однако бо́льшую часть времени Ривелсея проводила с отцом в мастерской, непрерывно болтая и наблюдая, как раскалённый металл под могучими ударами молота приобретает нужную форму и медленно остывает. Отец тоже очень любил свою девочку и втайне жалел, что она не мальчик: при её интересе к кузнечному делу он смог бы сделать из неё хорошего преемника.

Когда Ривелсее исполнилось десять, мать стала брать её с собой в лес за травами, желая приобщить к своему искусству. Девочка могла найти в лесу практически любую траву, полагаясь на какую-то особую интуицию, и делала это настолько быстро и умело, что даже мать, искусная травница, не могла не удивляться и надеялась, что дочь со временем сможет её заменить.

С шести лет Ривелсея носила на шее странный талисман, подаренный ей матерью: крылатый месяц на серебряной цепочке, который мать получила от своего отца. На солнце он ослепительно сверкал, а в свете луны, как казалось девочке, слабо мерцал розоватыми бликами. Этот талисман был ей очень дорог, и она чрезвычайно боялась его потерять. Несколько раз это всё же случалось, но он всегда находился. Однажды цепочка развязалась, когда Ривелсея гуляла в лесу, и упала в овраг с колючей травой. Ривелсея шесть часов ползала по его дну, но талисман всё же нашла. И с тех пор больше его не теряла.

Девочка быстро подрастала. За небольшую плату один из жителей деревни обучил её читать и писать, а мать научила неплохо вышивать, готовить, управляться с хозяйством и, конечно же, сообщила очень многие знахарские и лекарские секреты, которые знала только она одна. Ривелсея запоминала всё, что говорила ей мать, неплохо помогала в приготовлении различных снадобий. Но матери порой казалось, что, прекрасно осваивая технику лекарского дела, Ривелсея совершенно не проникалась его духом, а ведь это более важно для целителя, чем знание всех рецептов.

Сама Ривелсея уже давно осознала, что лекарь – не её призвание, и хотя не стала пока огорчать этим мать, но для себя уже решила, что не будет её преемницей. Однако СВОЮ стезю она выбрать ещё не могла. Её не устраивала ни одна из тех профессий, какие были известны в деревне, ей хотелось идти новой, неизведанной дорогой, только какой, она не знала. Какие-то странные сновидения смутными осколками неизвестной реальности тревожили её по ночам, пробуждая в ней необъяснимые желания, которые отрывали её от привычной действительности и связывали с чем-то бо́льшим, неизвестным, но чем-то таким, что манило Ривелсею к себе.

Между тем она взрослела, что-то в ней менялось, неуловимо, но очень заметно. Часто накатывалась какая-то тоска, и тогда она надолго уходила из деревни, чтобы никого не видеть, и в одиночестве бродила по перелескам и лугам, пытаясь отыскать что-то в самой себе. Но она так и не смогла понять, что в ней происходит. Душа рвалась куда-то вдаль, рвалась неудержимо, и Ривелсее во время таких прогулок впервые пришла мысль, что ей вскоре придётся покинуть Росолесную. Куда идти, она не представляла, но в родной деревне становилось как-то тесно и неуютно. Люди, которые жили в деревне, с их простыми и обыденными делами и стремлениями, совершенно не интересовали Ривелсею. Она чувствовала в себе что-то такое, чему, как и ей, было не место здесь.

Когда ей исполнилось восемнадцать, она вдруг поняла, что больше не может оставаться. Неистовая сила влекла её за пределы деревни, но она не могла сразу побороть в себе привычку к устоявшемуся образу жизни, к родным местам и людям. Таким образом прошло ещё два года. Ривелсея рвалась на части, родители не понимали, что происходит с их дочерью, и думали, что со временем это пройдёт. Ривелсея чувствовала, что должна покинуть Росолесную, но ей не хватало решимости, чтобы это сделать, она не могла бросить отца с матерью и уйти. Она даже ещё не определилась, куда и зачем она хочет идти. Дела, которыми Ривелсея занималась, казались ей теперь абсолютно пустыми и ничего не значащими, борьба с собой была нелёгкой. Так продолжалось, пока один из лучших её друзей, с которым она общалась с самого детства, не покинул деревню и не уехал по каким-то торговым делам в крупный город с отцом. В день перед его отъездом они долго сидели вместе и разговаривали, и Ривелсее было очень жалко, что он уезжает, потому что хороших друзей у нее было не так-то много. И именно тогда он рассказал ей про ратлеров, что далеко на северо-востоке существует орден рыцарей Разума. Ривелсея сильно заинтересовалась этим, но, к её огорчению, друг больше практически ничего не мог сообщить ей на эту тему, кроме того, что ратлеры называют себя хранителями справедливости и борются со злом, и того, что они по всем параметрам превосходят обычного человека. Выслушав этот рассказ, Ривелсея вдруг (и как-то совершенно неожиданно) решила, что отправится к ним. Но тут же возникло новое затруднение. Приятель совершенно не был осведомлён о том, где именно находится поселение ратлеров, знал только, что это где-то далеко к северу от крупного города Анрельта. Он уехал, так и не сказав ничего больше Ривелсее, а она вдруг поняла, что это – ЕЁ путь. Четыре дня она потратила на то, чтобы сделать свой окончательный выбор. В это время все заметили, что с девушкой что-то происходит. Она никого не замечала, часами пропадала в окрестных лесах и в своей задумчивости едва не натыкалась на деревья. Однако когда выбор был сделан, вернулось спокойствие, и родители заметили, что в Ривелсее вновь пробудились интерес к жизни и трудолюбие. Теперь она больше не гуляла целыми днями, а сидела всё время дома и занималась вышивками, которыми не завешивала стены, а продавала их за небольшую плату соседям и проезжающим, а вырученные деньги откладывала. За каждую вышивку она получала от одной до пяти золотых монет, а один из путешественников, заехав в Росолесную, пришёл в такой восторг от её работы, что заплатил ей целых десять. Но всё равно понадобилось больше чем полгода, чтобы накопить денег достаточно для дальней дороги.

Ривелсея тронулась в путь в самом конце лета. Очень рано, ещё до рассвета, она поднялась, тихо прошлась по комнате, в последний раз застелила свою постель. Родители спали в другой комнате, и они не услышали, что дочь встала. Ривелсея села за стол и при слабом свете зажжённой свечи написала короткую записку. Она просила её не искать, за всё благодарила, уверяла родителей, что по-прежнему любит их, но вынуждена покинуть деревню, поскольку эта жизнь не для неё. Куда она направляется, она, естественно, не написала.

Ривелсея вынула из шкафа заранее сложенный рюкзак, с минуту постояла на пороге своей комнаты, а потом тихо вышла из дома. Густые туманы стлались над лугами и над дорогой. В деревне спали все, и Ривелсея, никем не замеченная, вошла в лес. Она решила идти не по дороге в Келдар, из опасения, что на этой дороге её может кто-нибудь нагнать и вернуть, а по лесной тропинке, которая приводила в деревню Тёмные Мхи, а оттуда за три-четыре недели можно было добраться до Не́вильна, крупного города на севере.

Мысль об оставленном доме щемящей болью давила ей на сердце, но впереди была свобода и новая жизнь. Через неделю боль эта ушла в самую глубину души и надолго осталась там, не тревожа пока Ривелсею. Трудности пути не давали ей надолго впадать в философские размышления. Ривелсея не была изнеженной, но частые ночёвки под открытым небом, шестнадцать часов в пути каждый день (а она не позволяла себе тратить на дорогу меньше, поскольку не хотела, чтобы путешествие затянулось больше чем на месяц) были непривычны и трудны, особенно поначалу. Но к тому времени, когда она добралась до Невильна, она успела к этому привыкнуть.

В Невильне Ривелсея отдохнула два дня и снова двинулась в путь. В этом городе про поселение ратлеров слышали многие, и почти все сходились на том, что идти надо на северо-восток, однако добавляли, что не каждый сможет туда дойти. Но Ривелсея не отступила. Она набрала провизии в дорогу и купила у старого воина за десять золотых монет кинжал со звёздным рисунком на рукояти, понимая, что в далёкий путь без оружия отправляться нельзя.

Восемь дней пришлось идти по лугам и перелескам, а затем началась пустыня, миновав которую, Ривелсея попала в Цитадель Порядка.

Рассказ Ривелсеи, разумеется, не столь подробный и менее обстоятельный, занял около часа. Всё это время она слышала только свой голос. Повелитель ничего не спрашивал и не вставлял никаких замечаний, однако Ривелсея ощущала, что её внимательно слушают. Когда она наконец замолчала, то вновь услышала голос.

— Твои смелость и решительность велики, Ривелсея. Мы, ратлеры, сами прокладываем свой жизненный путь. Ратлера ничто не может отклонить от следования к его цели. Тот, кто отступает, не может быть членом нашего Ордена. Но ты не такова. Я согласен на то, чтобы ты начала путь ратлера.

Удивление Ривелсеи при этих словах было столь велико, что она, можно сказать, даже не обрадовалась. Сразу стать ратлером она не надеялась. Всё получилось слишком просто, и Ривелсея испытала разочарование. Но оно было преждевременным.

— Но путь ратлера, – продолжил Повелитель, – очень сложен и очень тяжёл. Мне хочется в тебя верить, но всё же не уверен, что ты сможешь его выдержать. Однако я надеюсь, что ты постараешься пройти свой путь, и пройти с достоинством и честью. Женщины редко вступают в наш клан, обычно им не хватает твёрдости и решимости. Но ты, как я вижу, исключение. Я искренне желаю тебе не сбиться с твоего пути и проложить в жизни прямую и ровную дорогу. Тебе ещё многое предстоит узнать и многому научиться, чтобы ты смогла высвободить скрытую в тебе мощь, которая есть в каждом человеке. Завтра ты начнёшь тренировки с одним из наших Великих Мастеров, который станет обучать тебя тому, что необходимо каждому ратлеру. Удачи, Ривелсея. Ты можешь идти. Завтра утром тебя пригласят к твоему Великому Мастеру.

Ривелсея встала, сказала «благодарю» и вышла из зала. Когда она выходила из здания Совета, один из стражников протянул ей её кинжал. Вернувшись домой (в смысле, в гостиницу), Ривелсея долгое время сидела одна, а потом позвонила в колокольчик и вызвала к себе своего знакомого-повара, который появился незамедлительно.

— Доброе утро, госпожа, – приветствовал он её. – Вы, вероятно, желаете позавтракать и умыться?

— Да, и это тоже, – ответила Ривелсея. – Но сначала я хотела бы узнать, кто такие Великие Мастера и чему они учат. Ведь ты же, я думаю, не мог про это не слышать!

Тот заулыбался.

— Я, конечно, не ратлер, и знаю я не слишком много, но про Великих Мастеров, если хотите, расскажу. Их четверо, все они обучают ратлеров, но у них разные способы и методы обучения, поэтому ученики разных Мастеров сильно отличаются друг от друга. В зависимости от потенциала и разных способностей все ученики подразделяются на категории, и каждая категория имеет своего Мастера. Великий Мастер Келлнарт много внимания уделяет физической тренировке и контролю над болью; Великий Мастер Маленарт считает, что в первую очередь следует заняться высвобождением мощи и чрезмерно сильное тело для ратлера не обязательно; Великий Мастер Веттар Нарт быстрее других учит высвобождать скрытую мощь и питать ею своё тело. А с четвёртым Великим Мастером ты уже разговаривала, что, кстати говоря, большая честь. Но Великий Мастер Повелитель обучает только очень немногих, тех, чьи способности приближаются к его собственным, а таких не было уже давно. Вот всё, что я знаю. Так мне нести завтрак или не нести?

— Неси, неси, – сказала Ривелсея с улыбкой, и когда через пару минут перед ней на столе уже стояла каша с грибами и компот, спросила:

— Скажи, а ты, случайно, не знаешь, каким образом ученики ратлеров распределяются между Мастерами?

— Их распределяет Повелитель. Не знаю, какими принципами он руководствуется, но я ещё ни разу не слышал, чтобы какой-то ученик переходил к другому Мастеру. Разве что в том случае, если Мастер погибнет. Но с вами, я надеюсь, этого не случится.

— Со мной? А тебе что, уже сказали, что меня берут в ратлеры? – спросила Ривелсея.

Её собеседник громко рассмеялся.

— Как же тяжело догадаться! Вы мне сами это, считайте, сказали, когда начали спрашивать про Мастеров. И потом, если бы вы не подошли на роль ратлера, вас бы уже выпроводили отсюда назад в пустыню. Просто так жить у нас никому нельзя. Кто-то приходит работать, но те и живут отдельно, про них и разговор особый. А уж кто заявил, что хочет учиться, для того всё вот этот разговор и решает. Я могу поздравить вас с тем, что вас приняли, но пока всё же не стану этого делать, а поздравлю, если вас посвятят. Принимают практически всех, но посвящают лишь единицы, только тех, кто покажет себя с лучшей стороны и достойно выдержит все испытания. Я надеюсь, что вам это удастся. Мне почему-то не хочется, чтобы вы от нас ушли. Среди ратлеров девушки вообще редкость, а когда вы рядом, жить как-то приятней. Мне, однако, уже пора. Больше ничего не желаете?

— Нет, спасибо, – сказала Ривелсея, и прислужник удалился, а она спустя непродолжительное время вышла из порядком надоевшей ей гостиницы на улицу. Теперь она уже, хотя и не считалась ратлером, но могла запросто гулять где ей вздумается. И разумеется, после длительного пребывания в своей комнате не замедлила воспользоваться этим правом и осмотреть крепость как следует.

Цитадель Порядка имела восьмиугольную форму, так же как и здание Совета Разума. В каждом из углов крепости находилась квадратная башенка, высокая, но очень маленькая, на её площадке с трудом уместились бы три человека. Воздух над башенками странно трепетал, и Ривелсее это показалось интересным и загадочным. Впоследствии она узнала, что башенки – это сложные устройства, из которых в небо постоянно вырываются мощные потоки воздуха и пересекаются друг с другом таким образом, что поселение ратлеров невозможно заметить извне. Также этим путём достигается различие между мягким климатом Цитадели с фактически не меняющейся погодой и жгучим жаром окружающей ей пустыни.

На улицах Цитадели людей было очень мало, и большинство из них были в фиолетовых рубашках. Это доказывало, что они уже прошли посвящение. Лица их нельзя было назвать мрачными, но ни у кого из встреченных Ривелсеей они не были приветливыми, и она ни с кем не решилась заговорить. Сейчас она вдруг остро ощутила, насколько сильно ей нужен здесь друг. Одиночество ещё не начало давить на неё со всей своей силой, но воспоминания родной деревни и родных людей вызывали жгучую боль в душе. Она накатывалась изредка, волнами, но не забывалась и не исчезала совсем никогда, и когда она прорывалась, Ривелсее делалось очень-очень тоскливо.

Но сейчас грусть её не была долгой. С завтрашнего дня начиналась новая, неизвестная жизнь. Ривелсея пыталась вообразить себе её, но не могла. Она знала, что путь ратлера тяжёл, но уже решила пройти его до конца.

Далеко не все, кто встречался на пути Ривелсеи, были в фиолетовом, попадались и совершенно иные люди, внешность которых мало чем отличалась от тех, кого можно встретить, например, на базаре Келдара. Одна небольшая компания, состоящая из двух мужчин, девушки и молодого парня, привлекла внимание Ривелсеи. Они шли по дороге впереди неё на достаточном отдалении, и она не могла слышать, о чём они говорят, но до неё долетал то громкий бас одного из мужчин, то голоса парня и девушки, которые то и дело громко смеялись. Бессознательно, движимая простым притяжением этого острова жизни среди пустоты Цитадели, Ривелсея, поскольку свобода её передвижения не была стеснена никакими делами, пошла вслед за ними.

Пройдя несколько сотен шагов по синей плиточной ратлерской дороге, она увидела, как вся компания завернула в сторону здания из синего кирпича, которое было несколько в стороне от дороги. На нём не было ничего написано, но оттуда слышались голоса, и дверь была открыта. Ривелсее сразу подумалось, что это нечто вроде харчевни, и, войдя внутрь, она убедилась, что права. Стояли столы и громоздкие деревянные стулья, за ними сидели люди, среди которых, если судить по одежде, было несколько ратлеров. Они что-то хлебали из кружек и ели, по большей части – что-то мясное: запах мяса выраженно стоял в воздухе. Ривелсея недолго постояла у порога и решила войти. Есть ей совсем почти не хотелось, но хотелось общения и общества: если не поговорить, то хоть послушать.

Эта харчевня, или как бы она ни называлась у ратлеров, была очень похожа на все заведения подобного характера, которые Ривелсея видела перед этим за всю жизнь. Так же экономно, по одной на стол, стояли толстые жёлтые свечи, которые в дневное время, конечно же, не горели. Разве что было почище, и даже намного почище: окна были чистыми, на столах не было ни грязи, ни царапин, и мухи в воздухе не носились. Но в остальном – всё так же, и можно было даже забыть, где находишься, и вообразить что пожелаешь. Ривелсея подошла к стойке и на двадцать монет серебра попросила себе квасу и пару лепёшек. Погрузив всё это на деревянный поднос, она одиноко села у окна и стала смотреть на непривычную ещё для неё красоту Цитадели, одновременно слушая, что говорят вокруг.

Говорили не все. Ратлеры больше молчали, лишь двое сидевших совсем от неё далеко тихо переговаривались, но их она хорошо слышать не могла. Стоящий по ту сторону стойки тоже негромко, хотя довольно эмоционально обсуждал с невидимым Ривелсее собеседником местонахождение шести каких-то особо ценных бутылок, которое, как было понятно из разговора, никому в точности не было известно, но сильно волновало обоих. Возможно, что и ещё кто-нибудь что-то говорил, но Ривелсея больше ничего не слышала, потому что та компания, вместе с которой она сюда пришла, расположилась совсем рядом с ней (точнее, конечно, она рядом с ними) и общалась очень громко и многих заглушала.

Они говорили о каких-то планах и вообще о чём-то, что касалось их будущего, но делали это с чрезвычайным оживлением и даже немного философски. Общая ситуация обрисовывалась так, что все они прибыли сюда, чтобы где-то поработать, и теперь обсуждали этот вопрос. О том, как и откуда они пришли в Цитадель, они не распространялись (хотя Ривелсею это волновало в высшей степени, поскольку она совсем не могла поверить, чтобы все могли проделать такой же путь, как она). Зато она поняла, что пришли они сюда все вместе и теперь рассуждали о том, что будут делать дальше. По большей части спорили мужчины.

— А я тебе говорю: идём со мной в литейную мастерскую работать, – громко басил один из них, более грузный и не столь высокий, как его собеседник. Который, к тому же, обладал несколько меньшим количеством волос на голове и, наверно, был старше. – Что ты там заработаешь? Да ничего не заработаешь и потом только пожалеешь, если сейчас отправишься свои сухари перебирать!

— Ну, уж не сухари, – более тихо и спокойно отвечал второй, – а работать на продуктовом складе. А уж кто из нас лучше устроится, так это нельзя сейчас сказать, а в будущем увидим. По крайней мере, я буду делом благородным заниматься, а не коптиться, как крот, в какой-то саже и дыме!

— Да много ты понимаешь, – проговорил вновь первый и при этом ещё чуть повысил голос. – Ты на ярмарке своей работал всю жизнь в Невильне, продавал там свои овощи, а ратлеры – не то, ратлеры больше оружие ценят, и хорошее, заметь, оружие! Ты в жизни хоть раз ратлера видел без меча? Знаешь, сколько они платят за всё это?

— Ну и сколько? – спросил его собеседник несколько насмешливо.

— Не знаю сколько, но, поверь мне, больше, чем ты сможешь получить на своём складе! – закричал тот.

И тут только в разговор вступила девушка.

— Да ладно вам ссориться, – сказала она. – Совершенно не вижу к этому причины. Пусть дядя Ира́т работает на своей кузне, а наш герой таскает на складе мешки. Мы же будем стараться шить ратлерам одежду, и пусть кто-нибудь провозгласит, что это менее важно, чем ваше оружие или еда!

Голос девушки был каким-то необыкновенно мягким и добрым, и хотя и чуть слышным (издалека, по крайней мере), но глубоким. Неизвестно, чем и как он завораживал, но Ривелсея совершенно непроизвольно тут же подняла на неё глаза. На секунду они встретились взглядами. У девушки глаза были синие и очень красивые, какие часто не встретишь.

— Это верно, конечно, – ответствовал дядя Ират. – Ссориться не будем. Однако подумай, подумай всё равно насчёт литейной! А впрочем, – махнул он рукой, – давай действительно о другом поговорим.

И он налил себе и своему собеседнику кваса или пива из большой чёрной бутыли и они все вместе заговорили на самые разные и общие темы: о погоде, о своих друзьях и родственниках, о знакомых, о ценах, а по сути – ни о чём. Но видно было, что вот эта молодая пара в Цитадели если и не первый раз, то всё равно привыкнуть не успели. Это было заметно и по их беседе – они обсуждали как раз таки Цитадель – и по тем взглядам, которые они время от времени бросали в квадратное и ровно прорезанное в стене окно, за которым расстилался совершенно непривычный для обычного взгляда ландшафт крепости ратлеров. За двумя мужчинами такого не наблюдалось, они смотрели не в окно, а на стол перед собой и в кружку. Ривелсея не считала себя глубоким читателем чужих мыслей, но на этот раз она, как оказалось, угадала. Оказалось это совершенно неожиданно. Ривелсея, совсем уже переставшая прислушиваться к разговору и задумавшаяся о чём-то своём, заметила вдруг, что девушка, на которую только что она обратила внимание, покинула своё место и, подойдя к ней, присела на стоявший напротив Ривелсеи стул.

— Извини, если я мешаю, ­– сказала она. – Мне показалось, что тебе не очень весело сидеть одной, а мне надоело уже слушать, как мои товарищи обсуждают цены на овёс. Ты не возражаешь, если я посижу с тобой?

— Конечно, нет, – и Ривелсея радостно улыбнулась. – Мне действительно тут довольно-таки одиноко, и я рада, что ты это угадала.

— Энта́йя, – сказала девушка, протягивая Ривелсее руку и также улыбаясь.

— Ривелсея, – ответила та, несильно, но дружелюбно сжимая её руку в своей. Она действительно была рада новой знакомой, тем более что сама только что заинтересовалась этой девушкой. – Ты – первый человек в этой Цитадели, с которым я познакомилась за всё время своего здесь пребывания. Мне очень приятно, Энтайя.

— Да что ты говоришь? – искренне удивилась та. – А сколько ты уже здесь «пребываешь»? И куда делись те, кто пришёл сюда с тобой? Ведь не одна же ты пришла, в самом деле?

— Пребываю только второй день. А почему ты думаешь, что я пришла не одна?

— То есть как? – снова удивилась Энтайя. – Да нет, ты шутишь, конечно! Но меня не проведёшь, учти! Сюда в одиночку не добраться, – и на её губах появилась та особая полуулыбка, ещё не совсем уверенная в себе и ждущая лишь малейшего подтверждения, чтобы расплескаться весёлым смехом. Ривелсея же в этот момент вдруг поняла, что она ведь и правда пришла сюда не одна. Ей вдруг почему-то не захотелось рассказывать про свой путь: не было никакого желания снова вспоминать проклятую пустыню, а к тому же ей стало неприятно при мысли, что девушке может показаться, словно она хвалится своим героизмом. И поэтому она сказала:

— Да, пришла-то я и вправду не одна. Но человек, с которым я пришла, он такой… Одним словом, мы с ним не поладили. Поэтому я и живу теперь в гостинице. Одна.

— Не поладили? – спросила Энтайя. – Ну, это бывает. Слышала, наверное, как сейчас дядя Ират горячился? Это он всё из-за работы своей новой, вот взбрело ему в голову, что ратлеры ему обязательно больше заплатят по сравнению с теми, например, у кого он работал в Невильне два года. Уж не знаю, кто ему всё это порассказал, но в голову ему крепко взбрело, так крепко, что он и нас за собой сюда притащил. Сначала-то он дядю моего уговорил, – она кивнула на того мужчину, что так долго спорил с дядей Иратом, – ну а потом и мы с моим другом за ними подались. Да я и не жалею, конечно. Вот пока дядя Ират вёл нас сюда две недели всякими рощами и степью и чуть ли не пустыней – тогда да, были у меня разные сомнения. Согласишься, наверно, что путь сюда не из лёгких. А так-то не жалею. Я же не из-за денег сюда пришла, а больше мир посмотреть. А то сиди всё в Невильне да сиди – тоска одолеет! Нет, деньги, конечно, тоже нужны, – она улыбнулась, – но я не рассчитываю, что мне кто-то вдруг слишком много заплатит. С чего бы? Мы с моим другом одежду учились шить, рубашки больше и платья. Ну, платья-то у ратлеров вряд ли востребованы, а рубашки сгодятся, я думаю.

— Подожди-ка, Ривелсея, – сказала Энтайя. – Ты ведь сказала, что в гостинице живёшь? Так почему же я тебя не видела тогда? Ведь гостиница у ратлеров всего одна?

— Одна, насколько мне известно, – неуверенно ответила Ривелсея.

— Направо отсюда, так?

— Нет, прямо, – и на этот раз Ривелсея была уверена. Несмотря на то, что находилась она здесь всего лишь вторые сутки, но Цитадель Порядка была построена настолько правильно и просто, что запутаться в ней или заблудиться было делом нелёгким. Она в одно мгновение проделала мысленно путь отсюда до своего пристанища и ни разу не замешкалась и не засомневалась.

— Направо, – возразила Энтайя. – Ты, наверно, ещё не освоилась здесь, Ривелсея. Ничего, привыкнешь.

— Ну нет, я всё хорошо помню, – ответила та. – Отсюда же даже видно: вот по той дороге, – Ривелсея показала в окно, – и дальше, видишь, там здание вдали, а там ещё одно, а за ними – гостиница.

— Ну, Ривелсея, – сказала Энтайя. – Здесь уже ты точно ошибаешься. Там не может быть гостиницы, потому что там начинается ратлерский район. Ты ведь не знаешь, наверное, даже, что Цитадель на районы поделена, и притом очень строго. Четыре района, чтобы ты знала: промышленный, торговый, жилой и ратлерский. Так вот, в ратлерском гостиницы быть не может, потому что там…

В этот момент Ривелсея вдруг поняла одну вещь: до неё дошло, что она сама и Энтайя – это две совершенно различные судьбы, потому что пришли они сюда с разными целями. И спорная ситуация с гостиницей тоже очень быстро для неё прояснилась.

— Я всё поняла, Энтайя. Мы обе правы, я так понимаю. Видимо, здесь две гостиницы: одна в жилом районе, а другая в ратлерском. Ты просто не спросила меня ещё, зачем я пришла в Цитадель – не для того, чтобы работать или торговать здесь. Поэтому и неудивительно, что мы с тобой не в одном и том же месте проживаем.

Она опять улыбнулась, несильно, потому что предчувствовала удивление Энтайи.

Солнце ярко сияло на небе и пробивалось сквозь прозрачные окошки внутрь и заливало лучами и стол, за которым они сидели, и дороги Цитадели. Несколько секунд Ривелсея смотрела, как блестят за окном оранжевые и синие гладкие плиты.

— То есть? – спросила Энтайя.

— А что «то есть»? Я пришла в Цитадель Порядка. И, – тут она решила немного похвастаться, – уже завтра меня будет учить ратлерский Великий Мастер.

Здесь, конечно, настал тот момент, когда глаза Энтайи округлились.

— Да ты что? – эту фразу она выдавила из себя медленно, тихо и с большой паузой после каждого слова. И на Ривелсею посмотрела снова, казалось – что с недоверием, восторгом и чем-то ещё скрытым и непонятным во взгляде.

— Да, – сказала Ривелсея. – Несмотря на то, что я появилась здесь только позавчера, но как видишь, Энтайя, я успела уже кое-чего добиться.

— Да, – сказала та уже несколько более громко. – Ты… Ну ты даёшь, конечно… Я-то вот ещё ничего толком не успела, мы только пришли из промышленного района, узнавали, как там дела с работой на складе. Лично я ещё ничего для себя не нашла.

— Жалко, – сказала Ривелсея. – Найдёшь, не переживай.

— Да, конечно, – ответила она. – А ты, кстати говоря, откуда идёшь-то? Я уже чувствую, что не с рынка…

— Вообще, я по Цитадели гуляла. Моталась туда и сюда без особого толку и обозревала окрестности. Потому что надо ведь осмотреться, а вчера меня целый день почти взаперти продержали. Сидела в своей гостинице и только в окно могла смотреть. Потому что мне сказали, что до разговора с Советом нельзя ходить просто так по Цитадели.

— Ну почему же, – возразила Энтайя. – По Цитадели-то можно гулять сколько угодно, мы с другом никакого Совета в глаза не видели, а вот гуляем же. А по ратлерскому району, видимо, и правда нельзя. Туда не пускают даже просто так – видела, наверно, там стражники стоят у дороги? Они везде стоят, где можно попасть в ратлерский район. И нам – тем, кто сюда, например, работать пришел – туда никак не попасть. Что там такого интересного, не скажешь?

— Да ничего там нет, – засмеялась Ривелсея. – Ничего, что охранять бы следовало. Ни золото кусками не валяется, ни бриллианты на дорожке, и даже яблоки там на деревьях не висят. Но там – Совет Разума. Меня сегодня приглашали к Повелителю беседовать, и вот там очень у них красиво: потолок мраморный и пол зеркальный.

— Так ты и, – Энтайя даже сделала паузу, – Повелителя видела? Просто невероятно, второй день здесь… Можно двадцать лет тут работать – ну, ратлеров, понятно, встретишь сто раз, но самого Повелителя…

Было видно, что Энтайя просто поражена. Ривелсея решила не уточнять, что Повелителя, по сути, она не видела. Ей показалось, что это бы как-то разочаровало её собеседницу.

Повисла пауза – видимо, Энтайя обрабатывала впечатления. Когда прошло немного времени, она сказала:

— Ты меня сильно, конечно удивила, так что я ещё и в себя-то не пришла. Но только объясни мне, неужели ты действительно готова встать на этот путь? Я ведь, например, много раз слышала о ратлерском учении, но мысль посвятить себя этому мне даже в голову ни разу не пришла.

— Я не спорю, что это может быть очень трудно, – ответила Ривелсея. – Я и сама это понимаю, да и Повелитель меня не слишком-то ободрил. Но теперь, когда я уже досюда добралась, согласиcь, что отступать и передумывать будет глупо.

Энтайя смотрела внимательно и задумчиво.

— Да, наверно, – сказала она. – Я только не об этом даже, а о том, что можно вот всю жизнь свою прожить и ни о чём таком не задуматься. Вот как я, например. А ты, – и Энтайя снова помедлила, – нет, ты очень интересна.

— Да ладно тебе, – сказала Ривелсея. – Ничего такого во мне нет особенного, а вот в деревне, в коровнике сидеть – надоело, это точно. Я же и городов-то даже не видела почти никогда как следует, мне тоже захотелось мир посмотреть. К тому же – и пользу хочется принести, а не просто жизнь свою неизвестно на что потратить.

— Права, десять раз права, – сказала Энтайя. – И я о том же думаю. Вот и от того, чем я занимаюсь – что толку?

— Да есть, наверное, толк, – ответила Ривелсея, хотя и без особой веры в своих словах, потому что она сама ни за что бы не согласилась поменяться с Энтайей местами.

— Ну, есть, конечно, – вздохнула Энтайя. – Только это всё… как-то несущественно. Каждому ведь хочется что-то значительное сделать. И ты – молодец, что стремишься.

— А ты думаешь, что быть ратлером – предположим даже, что я им когда-нибудь стану – это существенно? – сама она, конечно, думала именно так, но ей интересно было услышать, что скажет Энтайя.

— Конечно, – ответила она. – Ратлеры стремятся держать всё в порядке и справедливости, и не только вот эту свою крепость, но и весь мир. Не знаю, насколько это реально, но ратлеры в любом случае не такие, как мы. Как я, – поправилась она и снова улыбнулась.

В этот момент к ним подошёл парень, спутник Энтайи: ему, видимо, тоже прискучило слушать про овёс.

— Энтайя… – сказал он.

— Иди сюда, Жани́р, – пригласила та. – Садись с нами и познакомься: Ривелсея. Девушка, с которой сегодня говорил Повелитель.

После того, как Энтайя произнесла её имя, Жанир открыл было рот, чтобы, как это всегда водится, произнести «очень приятно» или «рад знакомству» – что произносится даже и в тех случаях, когда и не очень приятно и не слишком-то рад. Но вот следующая фраза заставила его смутиться.

— Повелитель чего? – спросил он.

Энтайя звонко расхохоталась.

— Ну вот, я вижу, ты приехал сюда только работать и даже не озаботился узнать, куда приехал. Кто, по-твоему, ратлерами управляет?

Тут до него дошло. Ривелсея улыбнулась.

— Не надо на меня так смотреть, как на какое-то чудо, – попросила она. – Тут же вокруг полным-полно ратлеров, так что же во мне особенного?

— Просто необычно, – сказала Энтайя. – И к тому же… Я бы ещё, может быть, поняла, если бы Жанир вдруг решил в ратлеры записаться – он у нас, знаешь ли, мужественный. А вот себя на твоём месте я представить никак не могу, потому и удивляюсь. Хорошо, когда так… – она не договорила и задумалась.

Таким образом Ривелсея на этот день стала центром внимания, к чему она вообще не очень-то привыкла. Энтайя сочла своим долгом познакомить её со всей своей компанией. Неизвестно, как она понравилась второму мужчине, но дяде Ирату понравилась – он всецело одобрил и ратлеров, и её героизм, а также высказал мысль, что ратлеры, наверное, лучше всех тут живут, им-то наверняка платят как следует, и что в литейной столько, конечно, не заработаешь и что если бы он был более молодым, то тоже пошёл бы в ратлеры.

Потом они довольно долго шатались втроём с Жаниром и Энтайей по Цитадели Порядка, глазели по сторонам и все вместе удивлялись: к этому всё-таки было нужно привыкнуть. Порядок здесь был слишком даже образцовый, он проявлялся во всём: и в столбиках вдоль дороги, и в одинаковости и ровности плит, и даже трава, казалось, была подстрижена как-то по-особому ровно. В некоторых местах и правда стояли стражники – они виднелись в начале каждой дорожки, которая вела в ратлерский район, и выглядели очень внушительно в металлических латах. Ратлерский район был хорошо виден, и вся разница, пожалуй, состояла лишь в том, что синего и фиолетового там было ещё больше. Совет Разума, огромное восьмиугольное здание в центре, своим чёрным цветом отовсюду привлекал внимание и выглядел просто-таки несокрушимо. В гостиницу Ривелсея не торопилась, а по прилежащему к ней району, к сожалению, могла гулять только одна.

Расстались они поздно вечером, а до этого долго гуляли, и Энтайя и Жанир за это время успели выспросить у неё практически всё, а ей самой было очень радостно, что она наконец может вдоволь с кем-то поговорить.

Наконец стали прощаться.

— Ривелсея, я, насколько могу, желаю тебе удачи и добиться того, чего ты хочешь, – сказала Энтайя. – Надеюсь, у тебя всё получится. Давай, мы все – так и знай – будем в тебя верить. Сейчас, наверное, очень нужны воины порядка. Потому что весь наш мир – сама видишь, порядок не помешает.

— Говорят, это очень непросто, – задумчиво сказала Ривелсея. – Меня пугали этим самым обучением уже все: и Повелитель, и повар в гостинице, и ещё один, – Ривелсея помешкала. – Ну, был тут один человек.

— Да, и я тоже слышала. Но, знаешь, раз уж ты так к этому стремишься…

— Да, наверное. Я буду стараться.

— Я в тебя верю, – сказала Энтайя, положив ей руку на плечо.

— Спасибо, – Ривелсея улыбнулась. – Ну, и вам тоже удачи в ваших трудах. Полагаю, мы ещё увидимся.

— Да, – сказала Энтайя. – Ты заходи к нам, мы вот в той гостинице, – она махнула рукой, указывая направление. – Нам-то к тебе зайти не получится.

— Постараюсь, зайду обязательно, – сказала она. – Я с радостью, но только я не знаю, что за обучение и что меня будут заставлять делать.

Они попрощались, и Ривелсея двинулась в свою сторону. День оставил ей много впечатлений, а завтрашний обещал быть ещё интереснее. Она шла и думала, в первую очередь, именно о нём. Ей было очень интересно, какой из Великих Мастеров будет её обучать. На то, что это будет Повелитель, она, конечно, не могла рассчитывать, ибо не чувствовала в себе никакой скрытой мощи, не только избыточной, но даже минимальной. Что касается других трёх Мастеров, то Ривелсея даже не поняла, кто из них чему учит и кто сильнее. Тело Ривелсеи было достаточно красивым и крепким, но она с трудом могла вообразить, чтобы оно стало очень сильным. «Мне ведь не это надо», – подумала Ривелсея. – «Физическая мощь… зачем она мне? Ратлеров ценят за прямоту, искренность, целеустремлённость и смелость, а не за сильное тело. Физическая мощь – она для драки, а я-то драться с кем-то вряд ли буду».

В этой мысли сложным образом соединилось предчувствие ближайшего будущего и незнание дальнейшей судьбы молодой девушки, которая при свете заходящего уже алого солнца над Цитаделью Порядка переходила первый главный рубеж в своей только ещё начавшейся жизни. Не зная, что ждёт её там, но живя надеждами больших достижений, достойных побед, чести, славы и, быть может, любви, без которой невозможно представить себе жизнь, особенно для девушки. Ривелсея долго стояла возле одного из фонтанов, в котором вода била тонкой струйкой из удивительно сверкавшего крупного и прозрачного камня, и камень при этом блестел и сверкал всеми своими переливчатыми гранями, а вода отражала лицо Ривелсеи, и размышляла. А когда стемнело, вернулась в гостиницу и почти сразу уснула. Спала она неспокойно, опасаясь проспать утро и тот момент, когда её разбудят.

Впрочем, беспокоилась она совершенно напрасно. Когда в дверь постучали, Ривелсея не только услышала стук, но и почувствовала дрожание кровати. Ратлеры не особо церемонились.

— Сейчас, сейчас, я только оденусь, – крикнула Ривелсея, поспешно вскакивая и натягивая на себя одежду. Солнце уже взошло, и было не слишком рано. За дверью стоял молодой ратлер, и хотя глаза его казались строгими, лицо было приветливым.

— Приветствую, молодая защитница Разума, – сказал он. – Повелитель приказал мне отвести вас к вашему Великому Мастеру. Идёмте прямо сейчас.

— Конечно, я уже готова, – сказала Ривелсея. – А вы знаете, кто меня будет обучать?

— Конечно, знаю, – ответил ратлер. – Радуйтесь: вас будет обучать Великий Мастер Веттар Нарт.

Поскольку Ривелсея очень мало что знала о Мастерах, она не могла ни обрадоваться, ни огорчиться этому известию.

— А как он меня будет обучать, вы знаете? ­– спросила она.

Ратлер усмехнулся, однако глаза его остались по-прежнему строгими.

— Если бы я знал, чему и как учит Веттар Нарт, я сам был бы пятым Великим Мастером. Однако, если вы не знали, Веттар Нарт считается сильнейшим из Великих Мастеров. После Повелителя, конечно. Если с Повелителем что-нибудь случится, то, вероятнее всего, его заместит именно он. Лично я отдаю предпочтение Келлнарту, который обучал меня, и никому не позволю плохо о нём говорить, но Веттар Нарт всеми признан сильнейшим из троих. Каким-то образом он совмещает учение о контроле над болью Мастера Келлнарта и учение о скрытой мощи Мастера Маленарта. Так что вам, конечно, повезло. С одной стороны, ­– добавил ратлер.

— А что? – настороженно спросила Ривелсея.

— Да нет, ничего, – ответил провожатый. – Некоторые считают, что женский организм крепче мужского. Если так, вам ещё раз повезло. Просто я немного наслышан о методах Веттар Нарта. Однако что толку рассказывать, скоро сами всё узнаете. Мы уже почти пришли.

Ривелсею подобные намёки не слишком воодушевили, но она заставила себя изобразить на лице решимость. Тем временем они подошли к железным воротам, за которыми, как водится у ратлеров, в два ряда стояли деревья, а между ними находилась большая ровная лужайка, по которой проходила дорога. Пройдя сотню шагов, девушка увидела, что человек, сидящий на траве впереди, при виде неё поднялся и, слегка прихрамывая, направился в её сторону. Он был запахнут в чёрный плащ, глаза его также были чёрными и суровыми, а их взгляд – тяжёлым. На лице виднелись несколько шрамов, а в облике была скрыта такая мощь, что Ривелсея ни на секунду не усомнилась, что это и есть её учитель.

— Моё почтение, Великий Мастер, – сказала она, приблизившись. – Я готова преодолеть все испытания, которые нужны для прохождения пути ратлера.

Веттар Нарт посмотрел на Ривелсею пронзительным взглядом, словно оценивая её всю, с головы до ног, её способности и потенциал.

— Что ж, хорошо, – ответил он низким, с хрипотцой, голосом. – Я это учту. Надеюсь, девочка, ты не повернёшь назад после первого же дня тренировок. Мне хочется на это надеяться, хотя ты не слишком сильна для ратлера.

Потенциал, конечно, есть, – добавил он, говоря словно сам с собой и в то же время буквально ощупывая её взглядом, – но чтобы его реализовать, нужно много времени и много усилий. Ты готова, девочка?

— Да, – сказала Ривелсея. Ей опять очень не понравилось, что её называют девочкой, но Мастеру она решила ничего не говорить и смолчала.

Мастер тем временем снова сел на траву и сделал ей знак тоже садиться.

— Путь ратлера, – начал он, – это путь постоянных побед, как больших, так и малых, и потому он сложен, поскольку любая победа даётся тяжело. Победы над собой и над врагом, победы над обстоятельствами и над своими слабостями помогают высвобождать скрытую мощь. Чем их больше и чем они существеннее, тем быстрее высвобождается мощь. Любые поражения, напротив, препятствуют этому. Те, кто побеждает всё время, кто не знает поражений – лишь они становятся ратлерами. К поражению неминуемо ведёт страх. Тот, кто абсолютно лишён его, побеждает всегда и во всём, и даже смерть его будет победой. Борьба со страхом – первый шаг на пути ратлера. Скажи, девочка, чего ты боишься?

— Ничего, – ответила Ривелсея, минуту подумав.

Веттар Нарт посмотрел на неё очень сурово и неодобрительно.

— Другого ответа я и не ожидал. Так говорят все. Все считают себя свободными от страхов и думают, что учить их уже нечему. Ты, наверно, считаешь, что раз пришла сюда, значит, ты себя уже победила. Это говорит лишь о том, что ты совершенно себя не знаешь. Ты сказала, что ничего не боишься. Однако в то же время ты даже не посмела мне сказать, что то, как я к тебе обращаюсь, для тебя неприятно. Это – твой страх, который ты даже не замечаешь. Или ты будешь спорить?

— Буду, – сказала Ривелсея, которая уже поняла, что слишком любезничать с Великим Мастером не стоит, поскольку добиться его одобрения вряд ли можно будет таким путём. – Это не страх, но просто вы – мой Великий Мастер, а оскорблять замечаниями своего учителя не подобает.

— Предрассудки, – сказал Веттар Нарт. – Они только мешают. В конечном итоге ты боишься, что я тебя прогоню. Возможно, это я и сделаю очень скоро. Ты боишься, и потому позволяешь унижать тебя. Позволяя это, ты укрепляешь свой страх. Укрепляя свой страх, ты становишься слабее. Чем слабее ты будешь становиться, тем больше станут тебя унижать. В конечном итоге тебя раздавят, и ты либо погибнешь, либо останешься так жить, что ещё хуже. И теперь ты будешь упираться и произносить всякие глупые правила, принесённые тобой оттуда, из мира тех слабых и жалких существ, которые могут только пресмыкаться перед всяким, кто сильнее, и спасать бегством свою жизнь всегда, когда есть опасность?

Ривелсея медленно покачала головой. Она уже обозвала себя несколько раз самоуверенной тупицей и теперь только поняла, что, даже называя её девочкой, Веттар Нарт не просто пытался её унизить, а испытывал. Получилось, что первое испытание она уже благополучно провалила и теперь не могла себе этого простить.

— Ты приняла это один раз, – продолжил Веттар Нарт, – и потому я так и буду тебя называть до тех пор, пока ты не станешь сильнее. Сильнее настолько, чтобы я это заметил. Скажи тогда вот что: ты боишься смерти?

Ривелсея не стала торопиться с ответом. Она больше минуты молчала, чтобы найти в глубинах своего сознания ответ на этот вопрос. Однако мысль, что её не будет, её почему-то не пугала. Быть может, потому, что вообразить себя вне мира, а мир – без себя она попросту не могла.

— Нет, смерти я не боюсь, – ответила Ривелсея, и на этот раз она была уверена, что её ответ правдив.

— Хорошо, – сказал Веттар Нарт. – Но это не слишком большая заслуга. Поверь моему опыту, девочка, смерти мало кто боится. Этот страх в людях обычно слаб, поскольку они не знают, что такое смерть. Однако все люди – по крайней мере, те, кто не является ратлерами – боятся трёх вещей: боли, потери того, что имеешь, и неизвестной опасности. И ты не исключение, поверь. Эти три страха видны в тебе так же, как и в других.

Ривелсея посмотрела на учителя недоверчиво.

— Разве можно видеть страхи, которые внутри другого человека? Боли я не боюсь так же, как и смерти. А терять мне нечего, поскольку у меня и так ничего нет. Здесь вы ошиблись, Великий Мастер.

Веттар Нарт молча встал. В лице его появилась жёсткость.

— Сейчас ты поймёшь.

Неуловимый жест – и в руке Мастера возник длинный металлический предмет, похожий на длинный широкий кинжал с большой тяжёлой рукояткой. Взмах руки – взмах в её сторону! – взблеск железа, и Ривелсея вскрикнула и инстинктивно пригнулась. Через три секунды она услышала сильный шелест листьев и глухой удар и взглянула в ту сторону, куда улетел предмет, брошенный Мастером, и откуда уже возвращался он сам, держа своё необычное оружие в руках. В пяти метрах от Ривелсеи на земле лежало дерево, ветви которого ещё минуту назад устремлялись высоко в небо. Дерево это было немногим тоньше человека, а нижняя часть его ствола была буквально разбита в щепки, которые валялись вокруг.

Веттар Нарт подошёл к своей ученице и спокойно сказал:

— Я показал тебе твои страхи, которые сильнее даже, чем твоя воля и власть Разума. Страх перед болью и опасностью заставил тебя вскрикнуть и пригнуться. Страх же потерять то, что имеешь, я показал тебе ещё раньше.

Ривелсея смотрела на Мастера совершенно другими глазами. Её поразила не столько его мощь, сколько то, что он мог на простых примерах показывать ей её собственный внутренний мир, про который она сама, как оказалось, знала очень мало.

— Я преклоняюсь перед Вами, Великий Мастер, – тихо произнесла она.

— Значит, ты совсем ничего не поняла, – сказал Веттар Нарт жёстко и тут же добавил. – Чтобы бороться со своими слабостями, нужно знать их, и знать в совершенстве. Наиболее силён у всех людей страх перед болью, поэтому сначала нужно побороть его. Девочка, ты можешь терпеть боль?

— Могу, – сказала Ривелсея. – Но… только не очень сильную. Сильную мне, наверно, будет тяжело переносить.

Веттар Нарт кивнул.

— Ты стала реалистичнее, и это хорошо. Глупо переоценивать свои возможности, особенно когда ты только начинаешь учиться. Наконец ты это поняла. А теперь вот что, – Веттар Нарт немного отошёл от Ривелсеи и достал из лежащего на земле деревянного ящика, который Ривелсея не заметила, небольшое приспособление.

— Мне интересно увидеть на практике, как ты умеешь терпеть, – сказал Мастер и добавил: – Возьми это и тяни, сколько сможешь.

Ривелсея приняла это приспособление с осторожностью. Два металлических треугольника, скреплённые толстой пружиной. Ривелсея просунула внутрь ладони и попыталась их развести. Пружина подалась очень мало, а Ривелсея чуть не закричала от боли, поскольку внутренние края треугольников – как оказалось, очень острые – буквально впились ей в руки. Однако сдержалась.

— И всё? – хмуро спросил Веттар Нарт.

Ривелсея ещё напряглась и дёрнула изо всех сил, сжав зубы. Пружина неохотно удлинилась на полсантиметра. Наконец, совершив последний, отчаянный рывок, в который, как ей казалось, вошли все её человеческие возможности, она увидела по-прежнему суровое лицо Веттар Нарта и одновременно то, как с пружины, которой всё-таки пришлось растянуться как минимум на половину своей длины, капает сила.

— Лучше, чем я ожидал, – сказал Мастер. – Потенциал нормальный, но техника пока в корне неправильная. Ты о чём думала в этот момент?

— О том… что надо терпеть, – сказала Ривелсея.

— И в этом ошибка. Боль не пронзает тело ратлера, она протекает мимо него, не затрагивая Разум. Этому тебе ещё предстоит учиться. Концентрация на боли сильно увеличивает её. Разум ратлера – это самое ценное, что у него есть. Ни боль, ни страх, никакие чувства не должны его замутить. Девочка, ты никогда не слышала, что ратлеров, если они попадут в плен, враги не пытают?

— Да? А почему, Великий Мастер? – спросила Ривелсея.

— Потому что это бесполезно. Многие считают, что ратлеры не чувствуют боли. Это не совсем так, слабость человеческого тела невозможно до конца побороть даже с помощью Разума. Но ратлер не поддаётся боли, он живёт вне её. Боль властвует телом, а не сознанием.

Ривелсея задумалась над этими словами, но спустя пару минут услышала голос наставника.

— Теперь тебе предстоит научиться применять это на практике, девочка. Но сначала послушай меня. Сядь на землю и закрой глаза.

Ривелсея опустилась на траву.

— Теперь разорви связь тела и сознания, – сказал Веттар Нарт. – Представь, что ты смотришь на себя сверху, со стороны. Вообрази, что ты летишь, паришь над своим телом. Но из вида его не выпускай. Ни о чём не думай, отрешись от всех мыслей, забудь обо всём.

— Я не могу… не думать, – сказала Ривелсея.

— Повторяй в уме фразу: «Мощь проходит сквозь меня, я не чувствую огня, боль – ничто, и лишь одна воля Разума сильна». Это должно помочь.

Эти слова прозвучали в сознании Ривелсеи словно колокольный звон, заполняя его целиком. Голова слабо закружилась, и внутри всего тела появилось ощущение полёта. Однако как только по траве прошелестел слабый ветерок, коснувшись кожи Ривелсеи и заставив её ощутить своё тело, как сознание вновь слилось с ним.

Ривелсея открыла глаза. Веттар Нарт стоял в паре шагов и смотрел вдаль. Медленно развернувшись к ней, он сказал:

— Теперь пришло время перейти к практике, девочка. Тебе будет больно, это у всех бывает с непривычки. Можешь терпеть, можешь отступить. За первое поражение с пути ратлера не изгонят, однако оно сделает тебя чуть-чуть слабее, и следующее испытание станет более трудным для тебя. Запомни фразу, которую я тебе сказал, и то, что ты сейчас делала. Я не знаю, правильно ли ты выполняешь мою технику, но я обязательно пойму это в ближайшее время. Иди за мной, – закончил Веттар Нарт и, больше уже не оборачиваясь, чуть прихрамывающей походкой зашагал по дорожке. Его чёрный плащ развевался, как мантия, и Ривелсея чувствовала, что человека сильнее него она ещё никогда не встречала. Если не брать в расчёт Повелителя, которого Ривелсея, впрочем, не видела.

Веттар Нарт свернул с дороги в сторону, и Ривелсея, пройдя несколько шагов вслед за ним, увидела довольно глубокую яму в земле, из которой поднимался густой пар. На дне была вода, и когда Ривелсея представила, какая температура может быть у этой воды, она на секунду остановилась, содрогнувшись при мысли, что ей туда придётся заходить. В тот же миг Веттар Нарт развернулся и бросил на неё жёсткий и пронзительный взгляд.

— Да, девочка, это будет твоим первым испытанием. Во время него ты должна будешь освоить технику отделения сознания. Иначе тебе вряд ли удастся его пройти.

Ривелсея смотрела, как из ямы вылетают клубы пара, и никак не могла заставить себя сделать шаг вперёд. Веттар Нарт стоял молча и ждал. Девушка сделала несколько шагов и остановилась на самом краю ямы. Горячий пар обжёг ей ноги. Прошла минута, и по истечении её Ривелсея повернулась к наставнику и сказала:

— Великий Мастер, вы сказали мне, как победить боль, но как победить страх перед ней?

Веттар Нарт указал вперёд и сказал:

— Иди. Это и будет победой.

В голосе Мастера чувствовался мороз. Ривелсея вдруг на секунду представила, сколько раз он видел таких, как она, и насколько¸ вероятно, ему надоело, что все всегда колеблются и не могут сразу сделать решающий шаг. Она кивнула и прыгнула вперёд. Не закричать она просто не смогла, поскольку мгновение спустя её ноги почти по колено погрузились в кипящую воду. От страшной боли инстинктивно девушка на миг выпрыгнула из воды, но через секунду вновь оказалась в ней и вновь закричала. Метнув на мгновение свой взгляд на Веттар Нарта, Ривелсея заметила, что он стоит всё в той же позе и внимательно на неё смотрит. Ривелсея вдруг поняла, что положение её ужасно. У ямы стенки были слишком ровные, а глубина большая, чтобы из неё можно было выпрыгнуть. Между тем терпеть жгучую боль было совершенно невозможно.

— Мастер! Помогите! – крикнула Ривелсея, надеясь, что Веттар Нарт подаст ей руку и поможет выбраться. Но он даже не пошевелился.

— Отделяй сознание, и боль уйдёт, – услышала Ривелсея голос сверху. Около минуты она пыталась выбраться из ямы, но потом поняла, что ей это не удастся. Сознание жгло болью, и повторить то, что она делала недавно в спокойной обстановке, было совсем непросто. На несколько секунд ей это удалось, и боль не то чтобы ушла, но как бы отдалилась и немного утихла. А затем реальность для Ривелсеи размылась, сплошная волна непрерывной боли разлилась по телу; терпеть это было бы невозможно, если бы имелся способ прекратить страдания, но положение, в котором оказалась Ривелсея, было абсолютно безвыходным. Девушка с ужасом смотрела на свои ноги, которые жутко покраснели от огненной воды. Веттар Нарт стоял как изваяние наверху и смотрел на свою ученицу холодно и спокойно. Ривелсея поняла, что сострадание пробудится в нём тогда же, когда и в большом сером камне, стоящем на краю ямы, и сосредоточилась на том, чтобы с помощью отделения сознания разорвать связь с телом, которое излучало только боль. Неопытность Ривелсеи приводила к тому, что стабильно поддерживать нужное состояние она не могла, и когда её сознание помимо воли возвращалось в тело, то волна жгучей боли накатывала вновь. Продолжалось это очень долго – по крайней мере, так показалось Ривелсее. Мучения кончились неожиданно. Она почувствовала вдруг в себе какую-то мощную энергию и всю её, без остатка, направила на то, чтобы как можно быстрее разорвать связь её самой с источником боли. Малое время, короткий миг длилось ощущение полёта и отсутствия страдания, но потом энергия кончилась, и сознание, словно спружинив, полностью вернулось на место. Ривелсея слабо закричала и, покачнувшись, упала, почти полностью погрузившись в воду. От боли она лишилась чувств.

Ещё раньше, чем открыть глаза, она застонала, поскольку сначала вновь пришла боль в ногах, и только потом она почувствовала ветер на щеке и мягкую траву. Рядом стоял незнакомый ратлер. Дождавшись, когда Ривелсея придёт в себя, он сказал:

— Ваш Великий Мастер просил вам передать, что на сегодня занятия окончены. Завтра, в то же время, будьте здесь. А сейчас – можете идти отдыхать.

Он развернулся и удалился, не оглядываясь.

Лишь только попытавшись подняться, Ривелсея поняла, что ратлер сказал ей неправду. Она не может идти отдыхать. Она вообще не может идти. Если бы это было только больно или трудно, Ривелсея пересилила бы себя. Но через один шаг она упала, стиснув зубы, чтобы не закричать, и чуть снова не потеряла сознание. Так она лежала очень долго и не думала почти ни о чём. Солнце заходило, по небу мчались белые облака, вокруг шелестели деревья и не было никого. Мысли текли медленно, а ноги отзывались болью даже при дыхании. Застонав, Ривелсея с трудом провела ладонью по бедру и нащупала кинжал. Прикосновение к холодному металлу немного её ободрило, она достала кинжал, подумав, поднесла к руке его лезвие и легко полоснула им по коже. Порез получился глубоким из-за того, что кинжал был очень острым. Ривелсея размазала по ладони силу и тихо прошептала: «Сила из силы волю творит, воля моя – и меня исцелит». После этого прошло не менее получаса, прежде чем Ривелсея смогла наконец встать. Боль никуда не делась, но ноги стали словно каменные, они теперь с трудом, но слушались. Ривелсея, постоянно стискивая зубы, кое-как вышла за ворота и доплелась до гостиницы. Она хотела войти, но тут один из стражников загородил ей дорогу.

— Пропустите, – сказала она. Сил спорить у неё не было.

— Нельзя, – ответил стражник. – Вы больше не относитесь к прибывающим и должны жить в другом корпусе.

После этих слов Ривелсее захотелось умереть. Мысль, что ей ещё придётся тащиться в другой корпус, была невыносима.

Однако она была даже крепче, чем думала сама. Непонятно как она смогла дойти вслед за стражем до другого корпуса, который находился на противоположном конце ратлерского района. Когда её проводили в её новую комнату, она, ни на что не глядя, упала на кровать и не двигалась несколько часов. Как прошла ночь, она не запомнила, но вообще-то она прошла ужасно. Ноги распухли и страшно болели, хотя теперь уже немного меньше. Можно сказать, что Ривелсея совсем не спала, она только иногда проваливалась в какую-то серую полутьму, которая давала успокоение мыслям и телу. Когда рассвело, Ривелсея не спала, она просто лежала и смотрела, как тусклый свет просачивается сквозь окна. Когда солнечные лучи упали на её лицо и постель, Ривелсея встала. Идти было теперь ещё больнее, однако же в нужное время Ривелсея вошла в знакомые ворота и сразу увидела вдалеке стоящую фигуру в чёрном. «Интересно, он действительно был уверен, что я приду?» – подумала Ривелсея.

Веттар Нарт подошёл к ней так же, как накануне, и невозмутимым голосом произнёс:

— Сегодня, девочка, ты должна будешь продолжить тренировки по части отделения сознания. Сегодня будет немного труднее. Ты готова? Пойдём, – сказал он и зашагал вперёд.

Ривелсея с надеждой подумала, что он опять будет долго говорить, но она ошиблась. Веттар Нарт произнёс всего несколько слов о мощи и последовательных победах, а потом сказал, что теперь время перейти к практике. Ривелсея при этих словах понадеялась, что её не заставят снова прыгать в кипяток и ей не придётся так мучиться. Она оказалась права наполовину. Испытание на этот раз было другим, однако не менее мучительным. Веттар Нарт прошёл с ней несколько шагов, и девушка увидела, что на земле стоит небольшой квадратный ящик. Дойдя до него, Мастер развернулся и сказал:

— В этом ящике легу́ны, маленькие насекомые, они могут сильно жалить. Ты должна встать на этот ящик и немного подождать, пока все легуны из него вылетят. Ратлер, который не умеет контролировать свою боль – плохой ратлер. Можешь приступать. Победа высвобождает мощь, сегодня ты уже немного сильнее. Иди.

Ривелсея осторожно встала на ящик, и его тонкая крышка сразу же сломалась и провалилась внутрь. Легунов было действительно очень много. Она, разумеется, встречалась уже с ними в жизни – небольшое некрасивое насекомое с короткими крылышками, которое встречается в большом количестве в лесах, особенно болотистых, и сильно кусает, если ему вдруг захочется. Однако сейчас, когда их было настолько много, то «сильно» было уже просто не тем словом. Они облепили её со всех сторон и совсем не собирались разлетаться – она, похоже, разозлила их, и, ползая по её телу, они жалили то и дело. Ривелсее на этот раз отделить сознание удалось быстрее, однако когда вся эта стая наконец взвилась в воздух и улетела, то всё тело Ривелсеи оказалось покрыто точками укусов и страшно болело. Должно быть, от яда, впрыснутого насекомыми, кружилась голова. Она вытерпела, но опять, так же как и вчера, находилась в очень не блестящем состоянии. Хотелось немедленно упасть на траву. Ривелсея с ожиданием смотрела на Веттар Нарта, надеясь, что сейчас он похвалит её или, по крайней мере, просто отправит до завтра отдыхать.

Впрочем, надеялась она совершенно зря. Как оказалось, Веттар Нарт считал, что за один день его ученица вполне может проходить несколько видов испытаний. Ривелсея с трудом стояла на ногах и не слишком обрадовалась, узнав, что теперь ей уже можно начать тренировки с водой и огнём, которые являются основной частью при посвящении в воины Разума.

Тренировки с водой – и Ривелсея даже удивилась этому – дались ей довольно легко. Состояли они в том, что нужно было погрузиться на самое дно водоёма глубиной метра четыре, отделить сознание и долгое время не выныривать. Разумеется, сперва это было нелегко, и Ривелсея долгое время барахталась в воде, но с пятой попытки сознание отделилось, и казалось, что вода, струящаяся вокруг, помогает ей в этом, развеивая все мысли и разделяя Ривелсею с её телом. Она лежала на дне лицом кверху, и ей казалось, что струи воды проходят сквозь неё, что она сливается с ними, растворяется и обо всём забывает. Стихия воды словно вобрала её в себя, и даже не хотелось вновь от неё отделяться. Но сознание медленно возвращалось в тело, жажда воздуха становилась всё сильнее, и в конце концов, втрое превзойдя заданные Мастером сроки, Ривелсея появилась на поверхности. Выйдя на берег, она вопросительно посмотрела на Веттар Нарта, и он молча кивнул головой. Как поняла Ривелсея, это была похвала. Возможно, высшая, какую он вообще мог дать.

Таковы были первые два дня, а потом Ривелсея вообще почти перестала их различать. Все тренировки были очень тяжёлыми. Веттар Нарт совершенно её не жалел, каждый день болело всё тело, но Ривелсея стала замечать, что боль уже не может исторгнуть крика из её губ. Она привыкла терпеть. И одновременно начала ощущать в себе какую-то новую энергию, которой не было раньше. Это была решимость, уверенность в очередной победе, спокойствие, и вместе с тем – гнев. Гнев, приходящий от боли, спокойствие от победы, решимость от испытаний – к Ривелсее, и она это ощущала, приходила мощь ратлера. Приходила медленно, словно по каплям, но уже чувствовалась. Упражнения, даваемые Веттар Нартом, с каждым днём становились всё сложнее, но Ривелсея стала замечать, что они даются ей одинаково, практически не делаясь тяжелее, а это явно уже говорило о том, что Ривелсея становится сильнее. С каждым днём росла мощь, и с каждым днём росло уважение к Мастеру. Это было даже не обычное уважение, а сложное многосоставное чувство, в основе которого лежало восхищение и благоговение перед мудростью и мощью Веттар Нарта, перед его способностями, которых, как казалось Ривелсее, не имел больше никто, а главное – перед его холодным мужеством и бесстрастным спокойствием. Возможно, потому, что здесь, в мире ратлеров, у неё не было друзей и ей было не с кем общаться, Ривелсея всё больше времени стала думать о Веттар Нарте. Он представлялся девушке очень загадочной и таинственной фигурой. Спросить у него что-либо она вообще не решалась, а вопросов было много. Сколько ему лет? По лицу это абсолютно не читалось. Есть ли у него близкие, дети, семья? Любит ли он хоть кого-нибудь? Потом, Ривелсее было очень интересно, на какой войне он получил шрамы, кто и как повредил ему ногу. Ривелсее трудно было представить, что есть хотя бы один человек в мире сильнее, чем Веттар Нарт. Все её желания сводились к тому, чтобы как можно скорее стать похожей на него. Она уже ни секунды не колебалась перед тем как пройти по раскалённому железу или окунуться в кипяток с головой. Самое интересное, что стала замечать Ривелсея – если сознание отделить до того, как придёт боль, и возвратить после, то тело практически не страдало, на нём не появлялось ни порезов, ни ожогов, ни ран.

Все задания, которые давал ей Веттар Нарт, Ривелсея теперь выполняла с какой-то отчаянной решимостью и старалась ничем не выказать ни своего страха, ни боли. И страх отступал, и боль теперь не накатывала как волна, а вспыхивала несильно и словно растворялась в чём-то. Этим чем-то была растущая мощь ратлера. Однако Ривелсея вдруг стала замечать, что старается она не столько для того, чтобы скорее постичь умения ратлеров и стать сильнее, сколько для того, чтобы увидеть хоть какое-то, пусть даже невысказанное, одобрение Мастера. Конечно, Ривелсея понимала, что даже превзойди она в этом искусстве самого Повелителя, и то вряд ли бы его похвала превзошла одобрительный кивок головой. Однако Ривелсея стала ощущать, что чувство её к Мастеру переходит в какую-то высшую стадию и даже за этот единственный холодный кивок она готова была выложиться целиком и истязать своё тело до помешательства. Когда Мастер говорил ей что-то, Ривелсея замечала, что она слушает не столько слова, сколько его голос, который казался ей каким-то особенно красивым и звучным, хотя живых ноток в нём не было совсем и звучал он металлом. Возможно, Ривелсею в Веттар Нарте привлекала именно эта холодность, равнодушие и полное отсутствие сострадания. Как он сам говорил несколько раз, любые чувства мешают следовать к цели, а всё, что мешает этому – зло для ратлера. Нельзя сказать, что Ривелсея быстро согласилась с этой идеей. Она не была склонна к тому, чтобы идти к своей цели, не глядя по сторонам и не задумываясь о других. Однако ей не хотелось допускать несогласия с Мастером даже в мыслях, и она очень старалась считать так, как он сказал.

Прошло немного времени, и Ривелсея начала понимать, что, похоже, влюбилась в своего Мастера. Это чувство Ривелсея испытывала в первый раз. Хотя… нет, не в первый. В семнадцать лет ей некоторое время сильно нравился один парень из Келдара, который на два месяца приезжал к родным в Росолесную. Но то чувство было совсем иным, то было увлечение, а Веттар Нарт вызывал у неё обожание. Однако эта любовь доставляла Ривелсее только страдание и душевные муки, так как она прекрасно понимала, что Великий Мастер Веттар Нарт – не тот человек, от которого можно дождаться ответных чувств, без которых никакая любовь не может просуществовать достаточно долго. Именно холодность и равнодушие Веттар Нарта пробудили пламя любви в душе молодой девушки, и те же самые его качества неизбежно должны были убить в ней её молодое чувство. Ривелсея долго мучилась им, четыре месяца из пяти, то есть практически всё то время, пока Веттар Нарт обучал её навыкам ратлера. Трудно сказать, что мучило девушку больше – изнуряющие ежедневные тренировки, которым были посвящены все, безо всяких выходных, дни, или странное чувство к Мастеру, которое не давало спокойно спать по ночам. В стремлении нравиться Веттар Нарту она превосходила саму себя, в несколько раз перевыполняя многие из тех норм, которые он ей давал, удивляясь при этом, откуда берутся у неё силы и чувствуя, как по её телу теперь уже энергично растекается мощь ратлера. Ощущение мощи было особенным, и не каждому человеку дано его испытать хотя бы раз в жизни. Уверенность, смешанная со спокойствием, являлись его основными частями, и к ним примешивался неизбежный гнев. Ривелсея замечала, что теперь всё, что она делает, даётся ей гораздо легче, хотя многое из этого было просто изматывающим, как, например, многочасовые тренировки с оружием, про которые Мастер сказал, что это обязательно. Оружие менялось каждый раз, Ривелсее приходилось заучивать приёмы обращения с длинным и коротким мечом, топором, копьём и тяжёлым молотом, а также правильно использовать щит или оружие, чтобы отражать удары Мастера. Сначала он всегда просто показывал технику, и его первые удары, если всё делать правильно, блокировать было очень легко, но потом он начинал вкладывать в них мощь, и Ривелсее приходилось выкладываться на полную. В конечном итоге она тоже стала подключать собственную мощь, и тогда они с Мастером некоторое время сражались на равных, хотя с каждым разом было сложнее и Ривелсея прекрасно понимала, что Веттар Нарт едва ли использует хотя бы одну пятую своих возможностей. Однако Ривелсея больше не кричала от боли, она привыкла к постоянным ранам и ожогам, которые, впрочем, заживали на ней теперь очень быстро. Разумеется, это действовала мощь, хотя самой Ривелсее порой начинало казаться, что они торопятся исчезнуть, чтобы им не было тесно на её теле – на месте прежних ран ежедневно неизбежно появлялись новые.

Между тем отношение Веттар Нарта к ней было по-прежнему стабильно-холодным, и она понимала, что с этим ничего сделать нельзя. Изменилось лишь одно: теперь при обращении к ней он говорил не «девочка», а «ученица», что нравилось Ривелсее гораздо больше. Сперва она сильно обрадовалась этой перемене, но очень быстро поняла, что это означает лишь переход на следующий этап обучения и что так Мастер поступал всегда, когда ученик переступал грань, разделяющую обычного человека и начинающего ратлера. От мысли, что Веттар Нарт воспринимает её абсолютно так же, как всех своих прежних учеников и учениц, Ривелсеей овладевало чувство, близкое к отчаянию. Она прекрасно знала, что, кроме переживаний, любовь к Веттар Нарту её ничем не наградит, но ничего не могла с собой поделать.

Тренировки теперь легче переносились, но Ривелсея начинала ощущать, что её тело разбито, обожжено, изранено, и его потенциал на исходе. Высвобождение мощи радовало, но Ривелсея всё чаще замечала, что впадает в какую-то тоску, и эту тоску она не могла изгнать ничем. Слова Мастера, которые она услышала в ответ на это признание, хотя и были восприняты ею со вниманием, но мало помогли. «Подавляй страсти, чтобы укрепить разум, подавляй тоску, и её заменит мощь». Девушка последовала этому совету, и ей стало несколько легче. Небольшим усилием она действительно изгоняла из себя все страсти и чувства, но до конца этого делать она не стала. Почему-то Ривелсее не хотелось заглушать тех чувств, которые связывали её с прошлым, с домом, ей казалось, что они – часть её самой. А причину своей тоски девушка неожиданно поняла. Причиной этой было её одиночество. Уже почти месяц она общалась только с Мастером, поскольку больше было не с кем. Да и некогда. Занятия длились по десять-шестнадцать часов и выматывали настолько, что Ривелсея порой с трудом находила сил добраться до своего здания и свалиться на кровать. Путь ратлера действительно был нелёгок, но Ривелсея понемногу преодолевала его.

Один раз, выйдя за железные ворота, Ривелсея увидела человека, который сидел на земле, уронив голову на плечи. Одежда его была, как вначале показалось девушке, грязной, но неожиданно она поняла, что это не грязь, а сила. Девушка вскрикнула от жалости и поспешно подбежала к сидевшему, который поднял голову и посмотрел на Ривелсею невидящим мутным взглядом, и она заметила, что силой забрызгана не только одежда, но и трава рядом с ним. Одним движением руки девушка вытащила кинжал и распорола одежду на плече у юноши в том месте, где бурое пятно было наиболее широким. Сила сочилась из глубокой раны. Ривелсея одну секунду раздумывала, а потом коснулась его плеча, капнула себе на ладонь, предварительно сделав на ней царапину и дождавшись, пока выступит её собственная жизненная влага, и тихо сказала хорошо заученную фразу: «Сила из силы волю творит, воля моя – и тебя исцелит». Легко помутилось в голове и в ногах возникла слабость, так что Ривелсее пришлось тоже сесть на землю, чтобы не упасть, но сила из раны юноши перестала течь тут же. Он тихо застонал, и прошло не менее получаса, когда он наконец поднял голову, взглянул на Ривелсею и хрипло спросил:

— Ты… кто? – он явно не совсем хорошо понимал, где находится. Видимо, это было следствием чрезмерной потери силы. Если бы не она, подумала девушка, то он, скорее всего, погиб бы.

— Я Ривелсея, – сказала она. – Я обучаюсь у Веттар Нарта. А с тобой что случилось? Мне с трудом удалось тебе помочь.

Ривелсея не лгала: из неё действительно ушло гораздо больше энергии, чем она предполагала. Рана была довольно серьёзной.

— Так это… ты? Спасибо, – сказал юноша. – А меня… зовут А́йлед. Я обучаюсь у Келлнарта. Я немножко… пострадал во время тренировок. Мы отрабатывали… удар секирой…

Ривелсея кивнула. О том, что секиры – любимое оружие Келлнарта, она уже слышала, а в том, что сострадательности в нём едва ли больше, чем в её собственном Мастере, она не сомневалась.

– Ты где живёшь? – спросила она, прекрасно понимая, что этот парень вряд ли сможет дойти куда бы то ни было сам.

Однако Айлед оказался гораздо сильнее, чем подумала о нём Ривелсея. Пошатываясь, он встал и, не давая Ривелсее возможности помочь ему, медленным шагом направился в сторону жилых корпусов. Ривелсея, которой нужно было примерно туда же, шла за ним. Они прошли весь путь молча, и лишь в самом его конце парень оглянулся, видимо, уже не ожидая увидеть Ривелсею. Она подошла, пару секунд посмотрела в его глаза и сказала:

— Да, ты сильный. Действительно сильный. Сильный и упрямый. Такой же… как я.

Айлед посмотрел на неё внимательно и удивлённо.

— Спасибо, – сказал он со слабой улыбкой. – Если верить твоим словам, то из меня со временем должен получиться хороший ратлер. Ведь это наши основные качества.

Ривелсея кивнула.

— Да, это правильно. Но я вижу, тебе путь ратлера даётся нелегко. Ведь так?

Айлед усмехнулся.

— Кому же он даётся легко? Может быть, – он повторно усмехнулся, – тебе, ученице Веттар Нарта, добрейшего из Мастеров?

Ривелсея покачала головой.

— Нет, конечно. Но меня, по крайней мере, Веттар Нарт варит в кипятке целиком, а тебе раскроили всё плечо. Ещё немного – и ты бы вряд ли выжил.

— Ты думаешь? – спросил Айлед.

— У меня мать – лекарь. Я знаю.

Айлед задумался.

— Ривелсея, – сказал он, – а как ты смогла залечить мою рану? Так быстро и безо всяких средств? Разве это возможно?

Ривелсея секунду подумала, что ответить. Она не была уверена, что всякое знахарство, а тем более то, что делает она, приветствуется у ратлеров. Поэтому она просто повторила:

— У меня мать – лекарь. Я умею.

— Понятно, – сказал Айлед, который хотя и не дождался объяснений, но понял, что девушка не желает отвечать, и решил воздержаться от дальнейших расспросов.

Они пару минут помолчали. Поговорить, может, и хотелось, но Айледу, конечно, было не до того, да и ей самой больше всего на свете хотелось лечь и забыться.

— Ну ладно, мне пора, – сказала Ривелсея. Айлед кивнул, и они разошлись по своим комнатам. Обоим нужно было как следует отдохнуть и восстановить свои силы. Особенно Ривелсее, поскольку Веттар Нарт сказал ей, что завтра начнётся новый этап обучения. В подробности он вдаваться не стал, но если бы она хоть на миг предположила, что он будет легче предыдущего, то это говорило бы только о её наивности. Но никаких иллюзий Ривелсея давно не питала. Она знала, что будет тяжело, ну что ж… Она сама этого хотела.

Придя в свою комнату, девушка неторопливо поела, потом разделась и погасила необычную лампу на столе. Такую конструкцию она впервые встретила именно в Цитадели, в ней ярко горела какая-то необычная жидкость, в то время как в деревнях и даже в Невильне использовали обычные тусклые свечи. Перед тем, как заснуть, Ривелсея несколько минут думала про Айледа, потом мысль привычно перебежала вновь на Веттар Нарта. Вскоре она заснула, обуреваемая своим невысказанным, безответным и довольно бессмысленным чувством.

Следующий день и впрямь для неё выдался нелёгким. И даже очень нелёгким. Увидев утром Веттар Нарта, Ривелсея, привыкшая и научившаяся замечать малейшие изменения его настроения и выражения лица (которые, впрочем, если и менялись, то практически незаметно), поняла, что сегодня он не в духе. Это предчувствие подтвердилось очень быстро. Веттар Нарт спокойно, неторопливо, как всегда, подошёл к своей ученице и жёстко, словно отрезал, сказал:

— Тебе никогда не стать хорошим ратлером. Ты недостойна нашего Ордена.

Ривелсея даже вздрогнула от неожиданности и от того, как это было сказано. Подняв на Мастера непонимающий взгляд, она увидела глубокий холод в его глазах, ещё больший, чем раньше, и поняла, что она что-то сделала не так, но не могла постигнуть, что именно. Вчера, кажется, Веттар Нарт был ею вполне доволен – по крайней мере, ничем не выказывал обратного.

— Почему? – спросила Ривелсея. Первый раз за весь этот период она готова была заплакать. От обиды, по её мнению, незаслуженной, и оттого, что её не ценит Веттар Нарт – человек, которого она любит больше всего на свете. Но, разумеется, она не заплакала. Этим можно бы было только окончательно уронить себя в глазах Мастера.

Железо прозвучало в голове Веттар Нарта, когда он, не глядя на свою ученицу, произнёс:

— Сострадание и любовь к слабым сгубили уже сотни воинов Разума. И тебя, если не переборешь их, они приведут к гибели.

Теперь Ривелсея всё поняла. Каким-то образом Веттар Нарт узнал о том, что она помогла Айледу, а этот поступок шёл, по всей видимости, вразрез с законами ратлеров. Об этом Ривелсея не подумала, ведь она совершила его стихийно. Ривелсее много раз приходила в голову мысль: зачем ратлерам нужна такая неимоверная мощь, если нельзя ни во что вмешаться? Хотя, как знала Ривелсея, ратлеры не жили постоянно в Цитадели Порядка, а часто путешествовали за её пределы, выполняя там задания клана и приказы Повелителя. Какие, она пока не знала.

Положение для Ривелсеи было очень трудным. Она не хотела и не могла сейчас полностью согласиться с Мастером в том, что он сказал, хотя понимала, что он прав – прав для всех ратлеров. Притворное согласие могло быть ещё опаснее – Ривелсея уже несколько раз прекрасно убедилась, что Веттар Нарта нелегко обмануть. Промолчать или начать спорить – вызвать у него ещё больший гнев. Попросить прощения и пообещать исправиться – значит показать свою слабость, а любых проявлений слабости, как уже отлично знала Ривелсея, Веттар Нарт не переносил.

Прошло не меньше минуты, пока она решилась на ответ, который, как показалось ей, был достоин ратлера:

— Великий Мастер, я признаю правильность сказанного вами и постараюсь в следующий раз сдерживать свои чувства, если посчитаю это нужным. Но я не могу согласиться с тем, что сдерживать такие порывы нужно всегда, хотя, возможно, я и не права.

Веттар Нарт ничего на это не ответил, хотя Ривелсея с трепетом этого ждала. Он долго молчал, а потом медленно кивнул головой. Ривелсея хорошо знала такой жест. Это было одобрение. Одобрение, которого Ривелсея в принципе не могла ожидать. Теперь она ещё раз убедилась, что Веттар Нарт ценит не столько сами идеи и убеждения, сколько умение их защищать и отстаивать – главное качество истинного ратлера.

Минуты через две Мастер развернулся и направился к другому краю тренировочной площадки, сделав Ривелсее знак следовать за ним. Только тут девушка вспомнила о новом этапе обучения и стала думать, что её может ждать теперь. Вскоре Веттар Нарт остановился и протянул Ривелсее небольшой короткий нож, указав при этом на стоявший шагах в десяти деревянный столбик.

Задание не показалось Ривелсее слишком сложным. Ещё в детстве она довольно много упражнялась в метании и швырянии палок, камней и дротиков и делала это достаточно хорошо. Нож со свистом пронёсся в воздухе и вонзился в самый центр столбика. Руки Ривелсеи, как оказалось, хорошо помнили приобретённые в детстве навыки. Обернувшись к Веттар Нарту, его ученица стала ожидать похвалы. Она была уверена, что он понял: в меткости тренироваться нужды ей почти нет.

Веттар Нарт сумрачно посмотрел на торчащий из столба нож, затем на Ривелсею, и спросил:

— Это что?

— А что я сделала не так? – удивлённо спросила Ривелсея в ответ. Придраться здесь было решительно не к чему.

— Ты что, не понимаешь? – спросил Мастер. – Своим броском ты должна разнести этот столб в щепки, чтобы он вылетел из земли, чтобы от него вообще ничего не осталось, даже маленького пенька.

В первый миг ей показалось, что Мастер требует невозможного. Разве реально с десятка шагов с помощью небольшого ножа вырвать столб из земли? Но тут она вспомнила первый день обучения и сразу поняла, чему теперь её будет учить Веттар Нарт. Вот только каким образом можно это сделать? Однако Ривелсея знала, что для Веттар Нарта это не составит труда. Значит, сможет и она. По крайней мере, нужно ещё раз попытаться.

Ривелсея выдернула нож из столба и снова заняла исходное положение. На этот раз она постаралась вложить в бросок абсолютно всё что можно, и нож воткнулся на полсантиметра глубже. Это был предел. Веттар Нарт смотрел холодно и безучастно, как всегда.

— Великий Мастер… – начала Ривелсея.

— В тебе есть мощь, – прервал её Веттар Нарт, – но мало гнева. Вкладывай в свой бросок мощь, вкладывай гнев, и ты сможешь сокрушить что угодно.

Ривелсея заглянула в себя. Мощь, пусть ещё не слишком большую, она действительно чувствовала – мощь вместе с силой струилась по жилам. Гнев… Гнев был – от собственной неудачи. Но он был невелик, и к тому же Ривелсея контролировала его и не давала разрастаться, поскольку всегда считала, что гнев – не слишком хорошее чувство. Как оказалось, она была не права.

— Во мне нет гнева, Великий Мастер, – сказала Ривелсея. – Что мне делать?

— Ты должна понимать, ученица, основные принципы ратлеров. Мощь приходит от побед, опыт – от неудач, гнев – от боли. А боль, – Веттар Нарт усмехнулся, – от тех испытаний, которые ты сейчас будешь проходить? Ты готова? – спросил он тоном, в принципе не предполагающим отрицательного ответа.

Этот и следующие дни стали для Ривелсеи настоящим кошмаром. Веттар Нарт снова заставил её ходить по горячему железу и плавать в кипятке, и когда она послушно кивнула и уже приготовилась приступить, добавил: «Не отделяя сознания. Только так можно пробудить в тебе гнев».

Обучение началось сначала. Те же испытания, та же боль – но теперь Ривелсея не имела права её усмирять, а была обязана терпеть. Восемь дней тренировок привели к тому, что гнев, приходящий от боли – постоянной, не стихающей, поскольку раны и ожоги болели целые сутки – многократно превысил обычные его рамки, так что когда Ривелсея метнула нож в следующий раз, она ясно ощутила, как перед броском в него входит огромная разрушительная энергия.

Столб треснул напополам. Ривелсея взглянула на Мастера и увидела, что он покачал головой.

— Плохо. Слабо, – сказал он.

Это Ривелсея и сама хорошо понимала. Ещё через три дня она ощутила в себе такую мощь и столько гнева, что шанса на неудачу у неё уже не оставалось. Броском ножа столб раскололо напополам, левая часть отлетела в сторону, а правая наполовину вышла из земли. Веттар Нарт медленно кивнул. Как она любила этот жест, и как редко ей удавалось его видеть!

В тот день Ривелсея снова увидела Айледа. Они встретились после занятий у железных ворот. Ривелсее сильно хотелось пообщаться, но ей не хотелось, чтобы Айлед видел её такой, какой она была сейчас. Кожа лица у неё имела цвет почти серый и местами слезала, всё тело было покрыто ожогами, порезами и укусами. Всё это было следствием последних дней обучения. Ривелсея, впрочем, немного хитрила и при самых неприятных испытаниях отделяла сознание. Незаметно, не до конца, но даже это сильно помогало. Иначе Ривелсея выглядела бы совсем ужасно.

Айлед, увидев Ривелсею, сделал шаг в её сторону.

— Здравствуй, Ривелсея, – сказал он.

Ривелсея кивнула, поймав себя на том, что понемногу перенимает привычки Веттар Нарта.

— Ривелсея, – продолжил юноша. – Я хочу ещё раз тебя поблагодарить. Просто как человека. Я точно не выжил бы без твоей помощи. Я понял это, когда увидел удивление в глазах Келлнарта. Он, видимо, удивился, что я жив. Если тебе понадобится помощь, я всегда тебе помогу. Возможно, Мастер Келлнарт и отругал бы меня за эти слова…

— Да, разумеется, – ответила Ривелсея. – Если он ругает так же сильно, как Веттар Нарт, то я бы точно сказала, что тебе не повезло. Когда я пришла на занятие после нашей с тобой встречи, у меня были все шансы на то, что Веттар Нарт легко и с радостью выкинет меня из Ордена ратлеров и вряд ли вспомнит хотя бы раз.

— За что? – спросил Айлед.

— За прошлый раз. За слабость. Это противоречит правилам. Впрочем, я надеюсь, ты знаешь.

— Выходит… ты пострадала из-за меня? – спросил Айлед.

Ривелсея кивнула. Айлед немного изменился в лице, и было видно, что он хочет что-то сказать, попросить прощения или иным способом выказать свою слабость, но не хочет нарушать принципы ратлеров. Наконец он посмотрел ей в глаза и сказал:

— Ривелсея, я у тебя в долгу. В любой момент я готов оказать любую помощь, какой ты потребуешь. Слово ратлера.

Ривелсея промолчала. Она не нуждалась ни в чьей помощи – по крайней мере, сейчас. Да и чем ей мог помочь этот ещё довольно слабый парень, незаконченный ратлер, ученик Келлнарта? Ничем. Абсолютно ничем. Да он и сам это хорошо понимал. Однако слово ратлера просто так не дают, и отвергать его нельзя, поэтому Ривелсея молча его приняла. Мало ли как повернётся жизнь. Любая помощь, если она не унижает, может быть полезной, от кого бы она ни исходила.

Для них обоих возможность с кем-то пообщаться в крепости ратлеров была редким шансом, поэтому Айлед и Ривелсея после занятий не спешили уже расходиться, а стали дожидаться друг друга, чтобы обсудить прошедший день, тренировки, Мастеров и принципы клана ратлеров. «Отдавая что-то другому, ты отнимаешь это у самого себя и становишься слабее. Бескорыстная помощь нерациональна и неразумна, поскольку для Разума любая потеря является ненужной. Ратлер должен накоплять, а не раздавать», – эти фразы почти слово в слово много раз произносили Келлнарт и Веттар Нарт. Ривелсея бы не сказала, что им было хорошо вместе с Айледом, но поодиночке было действительно плохо, это она очень хорошо успела понять за два месяца в Цитадели Порядка.

У Айледа с самого начала Ривелсея вызывала намного больше симпатии. Он поражался её твёрдости и благородству, спокойствию, непосредственности, а то, что она обучалась у сильнейшего из трёх Мастеров, добавляло Ривелсее ещё больше уважения с его стороны. Несмотря на то, что обучение у Веттар Нарта совсем не приятно само по себе, зато это было очень почётно среди ратлеров. Айлед, несмотря на то что каждый день видел на её теле все следы методов Веттар Нарта, всё равно ей завидовал. К тому же, хотя он вряд ли сознался себе в этом, Ривелсея была ему просто довольно симпатична как девушка, одна из очень немногих девушек, которых ему довелось здесь встретить.

Что касается самой Ривелсеи, то она по-прежнему любила Веттар Нарта. Эта любовь не покидала её, как всякое безумное чувство, она росла с каждым днём. Предпоследний месяц обучения ратлерским искусствам Ривелсея запомнила как один из самых тяжёлых в своей жизни. Она изнемогала и от тренировок, и от любви. Любовь, которую она питала к Веттар Нарту, с самого начала носила оттенок безумия, а теперь она наконец вышла за последнюю черту и перевоплотилась в бушующую страсть. Терпеть Ривелсея больше не могла, ей не хватало ни человеческой выдержки, ни ратлерского терпения. На занятиях она смотрела на Мастера таким взглядом, что, не будь тот сильнейшим рыцарем Разума, ему наверняка сделалось бы не по себе. Она плохо слушала его наставления, с жадностью ловя лишь каждый звук голоса, прекраснейшего и самого дорогого для неё голоса, и подолгу не отводила глаз. Веттар Нарт смотрел обыкновенно сквозь неё, и его, казалось, не слишком волновало, насколько внимательно слушает ученица. Но однажды, во время очередного занятия, когда Ривелсея вместо того, чтобы запоминать принципы ратлеров, прямо-таки поедала глазами Великого Мастера, он вдруг замолчал, а потом спросил:

— О чём ты думаешь, ученица? Я ведь вижу, что не о путях ратлеров. Ты считаешь тему неважной или просто отвлекаешься? Если первое, то ты не права: это очень важный выбор, который делается лишь раз в жизни, и его вскоре придётся сделать и тебе. Твоя дальнейшая судьба во многом зависит именно от этого.

Я повторю ещё раз. Вернейшие – рыцари порядка – организуют союзников клана, это их основная забота и, поверь мне, непростая. Путь мудрейших, или рыцарей мудрости – это восстановление порядка и справедливости, а сильнейших, рыцарей мощи – борьба со многими формами зла. Ещё немного, и ты встанешь перед этим выбором, прежде чем пройти последнее испытание и быть посвящённой в ратлеры. Но ты отвлекаешься на мысли, недостойные ратлера, и слушаешь невнимательно. Этим ты нарушаешь важное правило Ордена: прежде всего думай о деле. Понимаешь, ученица, ратлер не может отвлекаться и забывать о главном, иначе это плохой ратлер. Ты, – сказал Веттар Нарт, и голос его сильно изменился, в нём в первый раз прозвучал не металл, а человеческие нотки, – моя ученица, и постарайся пройти жизненный путь так, чтобы мне не было стыдно. Это – твой долг, Ривелсея!

Эти слова изумили Ривелсею трижды. Во-первых, Веттар Нарт первый раз позволил себе полкапли откровенности, во-вторых, он произнёс фразу с восклицательной интонацией, заменившей ему обычную холодность слов, и в-третьих, он назвал её по имени. Такого не случалось ещё ни разу, и от всего этого в Ривелсее разразилась целая буря чувств и эмоций. Веттар Нарт, видимо, всё же ценил её. Вот только её ли саму или своё время и усилия, которые затратил на то, чтобы превратить эту слабую самоуверенную девушку в начинающего ратлера?

Ривелсея этого не понимала, вернее, не хотела понимать. Её разум яростно отвергал самое очевидное из-за того, что это очевидное было слишком горьким и неприемлемым. Одной искорки жизни, внезапно появившейся в Веттар Нарте и угасшей через одну секунду, хватило, чтобы внутри его ученицы вспыхнул целый пожар непобеждённых страстей. Её любовь постоянно, в течение двух месяцев, разбивалась о железную стену непоколебимого спокойствия Веттар Нарта. Теперь же, когда эта стена на мгновение рухнула, Ривелсея больше не могла сдержаться. Плотину, в которой появляется трещина, за несколько минут сносит водой. Лицо Ривелсеи изменилось так, как не изменяет его, наверно, ни страшная ярость, ни горькая скорбь. Волна неистовой страсти растеклась в её силе и объяла всё тело. Прервалось даже дыхание, и голосом, срывающимся от любви и какого-то сладкого безумия, она воскликнула:

— Великий Мастер… Великий Мастер… Поверьте, я никогда вас не предам, потому что… потому что… я люблю вас!

Тихо было вокруг. В Цитадели Порядка вообще всегда очень тихо. В огромных вековых деревьях, растущих там, почти нет птиц, и листья колышутся с очень слабым шелестом, поскольку сильный ветер не может там возникнуть и не может, преодолев воздушный заслон, прилететь извне. И снега не было – даже сейчас, зимой, но зимняя тишина во много раз превосходила летнюю. Не было ни треска насекомых, ни шелеста листьев, которые давно облетели. Небо казалось необычайно высоким, а белые дождевые облака, возникающие внезапно в самом центре небосклона, ту же распылялись на мелкие пушистые ватные клочки. Такой эффект также создавали могучие воздушные столбы башен Цитадели.

Тишина висела долго, и Ривелсея стала изнемогать в ожидании ответа. Она смотрела на Веттар Нарта, и лицо её от переполнявших душу эмоций было ярко-розовым. Страсть, кипевшая сейчас в ней, была столь сильна, что ей тяжело было даже стоять на месте. Хотелось забыть обо всех правилах и законах, обвить руками его шею, прижаться к его груди и поцеловать, впиться губами в его губы, растаять в его руках – таких мужественных и могучих. Ривелсее с большим трудом удавалось удерживать в себе этот порыв. Минуту или две она боролась со своим внутренним естеством и с содроганием ждала от Веттар Нарта ответа.

Он стоял в своей привычной позе, широко расставив ноги и немного припадая на ту, которая была здорова, скрестив руки на груди и запахнувшись в свою доходящую до колен чёрную мантию, и волосы Веттар Нарта, имевшие коричневатый оттенок, свободно ниспадали на его плечи. Лицо его, как и всегда, имело выражение сумрачное, а глаза стали ещё более жёсткими, чем обычно. Наконец он сказал:

— Как я уже говорил, ученица, тебе придётся вскоре встать перед выбором. Но прежде этого ты должна хорошо понять, чем классы ратлеров отличаются друг от друга и каковы особенности каждого из них. Дело в том, что представители каждого класса чаще всего имеют примерно одинаковый характер и стиль поведения. Рыцари порядка более миролюбивы и спокойны, и это правильно, поскольку их задача организовывать и поддерживать тех, чьи действия направлены или совпадают с интересами Ордена ратлеров. Воевать они умеют, но не слишком любят, их цель состоит не в этом, и потому они недостаточно мощные бойцы, в них мало гнева. Мудрейшие наиболее уравновешены, гнев в них вспыхивает сильно, но только тогда, когда надо. Функции их очень разнообразны. Обычно самые сложные и трудные задания, где требуется не одна только мощь, но и сообразительность или хитрость, даются именно им. В сильнейших же очень велик гнев, обычно они или озлоблены на весь мир, или кипят жаждой мести. Это – наилучшие бойцы, без которых Орден ратлеров не мог бы существовать. Но им, – Веттар Нарт помедлил, – не хватает мудрости. Часто бывает так, что они лезут на рожон там, где нужно всего лишь немного подождать или схитрить, и из-за этого многие погибают. Ты сама видишь, ученица, что различия велики. Теперь ты должна подумать о том, по какой из этих дорог пройдёт твой собственный путь.

Однако Ривелсея не слушала слов Мастера. Она напряжённо, с трепетом, ждала, что он ответит на её признание. Если бы он хотя бы улыбнулся, этого было бы вполне достаточно для Ривелсеи – не настолько она была глупа, чтобы рассчитывать на большее! Она никогда, никогда не видела его улыбки! Впрочем, и на это она особо не надеялась, ожидая скорее, что Мастер опять выругает её и даже накажет за проявление постыдных для ратлера чувств. Однако Великий Мастер Веттар Нарт поступил так, как только и мог поступить великий ратлер: он ничего не сказал, словно слова Ривелсеи были столь малозначительны, как если бы она сказала что-то о погоде или что после зимы будет весна.

Робкая надежда исчезла, и любовь превратилась в страдание. Страдание неизбежно для ратлера, и к нему надо привыкнуть, как привыкаешь в дальней дороге к тесному башмаку, как привыкаешь к пыльному воздуху, живя в городе, и уже не замечаешь его, и даже забываешь, что может быть как-то иначе. Страдание укрепляет сильные души и ломают слабые, поэтому Веттар Нарт никогда его не жалел. Когда куют железо, оно теряет свою форму, но зато приобретает необходимые качества и может затем быть использовано для дела. Ривелсея много раз видела в отцовской кузне, как это происходит, и сейчас она часто чувствовала себя этим самым куском металла на наковальне. Кузнец не испытывает эмоций по отношению к железному бруску, не задаётся мыслью, что испытывает тот во время удара молотом, и это вполне понятно. Великие Мастера ратлеров были таковы же. Разница была незначительной и состояла лишь в том, что они ковали не железо, а более тонкие и нежные субстанции – плоть и душу человеческую.

Вечером этого дня Ривелсея очень медленно шла после занятий по дороге к железным воротам между голых деревьев. Нет, заплакать она не могла уже ни от чего и поэтому не плакала. Не было и боли в душе – она приходит не сразу, а немного погодя. Ривелсея знала, что она придёт, и была готова к этому. Но пустота была острее, чем боль. В пустоте было спокойствие, но мучительное спокойствие, изнуряющее спокойствие, которое питает душу ядом. Пустота-полусмерть.

В эту ночь Ривелсея заснула только в четвёртом часу, когда сон окончательно поборол её ослабевший и измученный организм. Она лежала и думала. Обо всём и ни о чём. Пыталась сначала с помощью своей воли, а затем мощи ратлера усмирить пожар страсти в своей душе. Но это ей, разумеется, не удалось. Тяжело сочилась ночь за окном, ночь эта была одной из самых тяжёлых в жизни Ривелсеи. Мысль эта почему-то показалась ей отрадной. Она запомнила её специально, чтобы потом, когда в её жизни начнётся более счастливый период, достигнув каких-то успехов и пребывая в состоянии радости, вспомнить, каково было на самом дне жизни. Воспоминание радости даёт сил в горе, воспоминание горя укрепляет в радости. Но, впрочем, у Ривелсеи не было сейчас ни того, ни другого. Только пустота, из которой она не могла вырваться.

Когда серым маревом за окном засветилось утро, Ривелсея спала тяжёлым сном, разметавшись по постели в нахлынувшем исступлении тягостной любви, пламя которой полыхало сейчас столь неистово, как бывает только перед затишьем и угасанием. Часа через два она встала и, наскоро поев, вновь отправилась на занятия.

Через две недели в обучении Ривелсеи случился коренной перелом. Веттар Нарт сказал ей, что пришла пора начинать тренировки с огнём, самые сложные и самые нужные, и намекнул, что посвящение в ратлеры напрямую связано с этим. В последнее время Ривелсее стало почему-то казаться, что Мастер торопится как можно скорее подвести её к посвящению, сокращая раза в два те сроки, которые полагаются на те или иные упражнения. Она ясно чувствовала это, но не понимала, с чем это связано. Две недели вместо пары месяцев было потрачено на искоренение двух оставшихся, кроме боли, страхов, о которых Веттар Нарт говорил на первом занятии. Это достаточно легко далось Ривелсее, и Веттар Нарту приходилось раз за разом кивать, глядя на её успехи. Но вот с огнём всё было иначе. Если стихия воды почему-то казалась родной Ривелсее, то тренировки с огнём, напротив, давались её очень тяжело, она никак не могла добиться единства с этой трепещуще-жгучей, могучей и беспокойной энергией. Последние испытания стали для Ривелсеи самыми ужасными. Ожоги на теле, причиной которых раньше был только горячий металл, каждый день удваивались, поскольку теперь были вызваны своей непосредственной стихией. Мощь ратлера, развившаяся в Ривелсее до довольно высокой степени, и привычная техника отделения сознания, конечно, помогали ей в преодолении трудностей, но огонь абсолютно не гармонировал с её натурой, Ривелсея словно бы чувствовала даже враждебность огня по отношению к ней. Однако сейчас, как никогда сильно, стала помогать та фраза, которой Веттар Нарт обучил её в самом начале. Теперь только девушка поняла, насколько важна в этой фразе вторая строчка, которой сперва она не придавала особого значения. Каждый раз, произнося «Я не чувствую огня», Ривелсея ощущала, что пламя, лижущее ей ладони и коленки, словно смиряется, и боль утихает. Через несколько дней Ривелсея, вкладывая в эту фразу много ратлерской мощи, добилась того, что могла без особой боли погружать в пламя любую часть своего тела, однако это было всё равно очень неприятно, ощущение было полностью противоположно тому чувству растворения и слияния, какое она испытала во время упражнений с водой. Веттар Нарт постоянно торопил, занятия сейчас продолжались не по шесть и не по девять, что раньше считалось много, а по семнадцать часов в день, и Ривелсея каждый день после занятий почти искренне удивлялась тому, что она ещё жива. За всё время занятий нельзя было не только что отдохнуть – ратлеры этого слова вообще не понимают – но даже поесть и утолить свою жажду. Однако к этому она уже успела давно привыкнуть. Её мучило другое: с её Великим Мастером, с Веттар Нартом, что-то как будто случилось. Он мучил так, словно хотел вынуть душу, при этом почти не смотрел на неё, а его голос, всегда ровный и спокойный, теперь стал отрывистым и ещё более глухим. Вся жизнь состояла для Ривелсеи только в занятиях и сне, она почти месяц ни с кем не разговаривала, не видела даже Айледа, не думала о родителях и даже забывала принимать пищу. Только занятия. С семи утра до позднего вечера, каждый день, практически без отдыха. Тело Ривелсеи должно бы было давно ослабеть, но теперь его питала мощь, и слабости не было места рядом с ней. Ривелсея, однако, не понимала, к чему и зачем такая невероятная спешка. Она даже один раз, набравшись смелости, спросила об этом у Мастера, но тот очень сурово на неё посмотрел и не удостоил ответом. Менять что-то он явно не собирался, хотя Ривелсее казалось, что видеть её мучения ему вовсе не приятно и что не так уж он и спокоен внутри, как можно бы подумать. Впрочем, всё это были только догадки. Чужая душа всегда тонет в сумерках, а душа ратлера – вечная ночь, где не вспыхнет никогда даже искорка чувства, а если и вспыхнет, то вечный сумрак тут же её поглотит…

Но всё когда-нибудь кончается, и спустя полмесяца Веттар Нарт неожиданно сказал, что ближайшая неделя свободна от занятий и по истечении её будет посвящение. За неделю Ривелсея должна сделать свой выбор и решить, кем она хочет стать. Она кивнула и направилась к выходу, ничего не ответив и даже не попрощавшись. Она всё больше, сама того не желая, становилась похожа на своего Мастера. Вообще среди ратлеров не принято ни приветствовать, ни прощаться, ни благодарить. Считается, что излишние слова ничем не способствуют и даже мешают продвижению к намеченной цели, вот только каким образом, Ривелсея никак не могла понять.

Неделя отдыха стала для Ривелсеи настоящим подарком. Не надо рано вставать и бежать на бесконечные занятия, не надо вынимать из огня железные прутья, а можно просто поспать и погулять по Цитадели. В первое же утро она выспалась и практически весь день ничего не делала. Она могла себе это позволить после всего того, что приходилось делать на ежедневных, почти в течение пяти месяцев, занятиях. Только вечером она вышла из своей комнаты и сходила в соседний корпус, чтобы взять там какие-нибудь книги. Всё-таки выбор – кем ей стать – очень важный, и необдуманно его делать нельзя. За шесть дней нужно всё обдумать, прочитать и решить. Побродив полчаса по улицам Цитадели, Ривелсея вернулась к себе и, вызвав повара, потребовала ужин и каких-нибудь фруктов, заплатив за это двадцать монет серебром. Вскоре ей принесли зажаренную с грибами птицу и большое блюдо полуспелых груш. Съев первое, Ривелсея с грустью отметила, что грибы здесь готовят хуже, чем в корпусе для прибывающих. Тот мальчик-повар в этом действительно был превосходен. Но в целом всё было вполне прилично. Ривелсея села на единственный в комнате стул, спинка которого была аккуратно выкрашена обязательным для ратлерского интерьера фиолетовым цветом, открыла одну из книг, одновременно жуя груши и стараясь не капать соком на страницы книги – толстого манускрипта, по которому училась, судя по его виду, не одна сотня ратлеров. Страницы во многих местах были потрёпаны и покрыты пятнами, однако чёрные буквы, построенные из толстых отчётливых линий, всё равно проступали с большой чёткостью – ровные, без всяких завитков и округлостей, без малейших изъянов. Было сразу видно, что данную книгу писал ратлер. Читать её было довольно интересно. Ривелсея пропускала большей частью все рассуждения об известных ей принципах и выискивала в первую очередь то, что касалось её предстоящего выбора. Делать его она начала ещё до чтения книги и сразу как-то поняла, что сильнейшие – не её удел. В ней не было ни неимоверной мощи, ни колоссального гнева, ни желания мести. Она не хотела убивать, ведь не для того же она станет ратлером, чтобы заливать человеческой силой землю. К тому же – делать это бездумно, подчиняясь приказу и даже не рассуждая, заслуживают ли те, кого надо убить, смерти? Идея защищать союзников нравилась ей гораздо больше, и Ривелсея стала читать в первую очередь про них, чтобы лучше понять идеалы и принципы вернейших. И быстро разочаровалась, когда поняла, что функции вернейших и сильнейших мало чем отличаются. Вернейшие, с одной стороны, управляют всеми союзниками ратлерского клана, а порой и ратлерами, а с другой, обязаны их защищать. Казалось бы, обязанности их более мирные, но дело в том, что вернейших вместе с их подопечными очень часто заставляют присутствовать на поле битвы со злом. Кстати, «злом» мог признать Повелитель любую личность, клан, группу существ или людей, и под лозунгом борьбы со злом, как поняла Ривелсея, в принципе мог быть уничтожен кто угодно. Вернейшие по закону обязаны были приложить все усилия для защиты людей, которые служат Ордену, но Ривелсея уже знала о том, что чаще всего после боя они выживают, а гибнут союзники: всё ж таки Повелитель ценит жизни ратлеров гораздо больше, чем жизни вспомогательных бойцов.

Отвергнув и вернейших, Ривелсея уже автоматически сделала свой выбор: просто выбора уже больше не осталось. Начав читать про рыцарей мудрости, Ривелсея сразу же ощутила, что это и есть её путь, её выбор, её судьба. Загадочный путь, поскольку обязанности класса мудрейших не были подробно описаны, так что Ривелсея даже не смогла сразу понять, чем конкретно они занимаются – про это в книге не было написано почти что ничего. Однако Ривелсея заметила: именно мудрейшие во всех повествованиях данной книги уничтожали наиболее сильных и опасных врагов, появляясь чаще всего неожиданно и там, где их не ждали. Глубокой ночью Ривелсея закончила читать книгу, закрыла её и потом долго, вслушиваясь в себя, смотрела в ночную тьму. Всё, выбор был сделан, и в конце недели ей предстояло стать воином Разума, вступив на путь мудрейших, славнейший из ратлерских путей. К тому же, обучение у Веттар Нарта, состоящее, по большому счёту, из одних только пыток, закончилось, и этому просто невозможно было не радоваться.

И одновременно… В последнее время Ривелсея начала замечать в себе странную перемену в своём отношении к Веттар Нарту. Странное было чувство: любовь её к нему не угасла, но она словно бы обледенела изнутри и снаружи и почти уже не мешала Ривелсее жить. С большим опозданием, как бывает всегда в любви, включился Разум, и Ривелсея осознала то, что могла, но боялась осознать до этого: что она слишком ещё молода и неопытна, что любовь её к Веттар Нарту родилась из восхищения и просто даже потому, что она не видела ещё никогда в своей жизни мужчины, способного внушать такое уважение. Это, быть может, даже и не была любовь вообще, но первый опыт – главный опыт, и тут уж ничего нельзя поделать. Неудачная любовь – железом по душе. Теперь Ривелсея боялась этого чувства, не желая, чтобы все её связанные с ним мучения повторились вновь. Хотя нет: слово «боялась» тоже не сочетаемо с ратлерской мощью. Веттар Нарт давно уже отучил её и от этого слова, и от этого чувства. Целую неделю он потратил на то, чтобы обучить её конкретизации опасности и способам, позволяющим в любой ситуации, не поддаваясь панике или страху, найти верный путь действий и спокойно следовать ему, исходя из того, что конкретно является угрозой в данный момент. Ривелсея, конечно, не боялась. Используя данные методы, она просто решила, что любовь несёт только одни страдания, а потому и связываться со всем этим не стоит. И девушка Ривелсея умерла после этого решения, уступив наконец своё место Ривелсее-ратлеру. Нет эмоций. Нет страданий. Нет волнения. Есть мощь ратлера – та, которая способна заменить собой все другие чувства, вытесняя их понемногу из души и сознания. То чувство, которое помогает в жизни, как никакое другое. Теперь оно не просто струилось по телу, Ривелсея ощущала очень явно и ясно, что в ней полностью пропали все страхи и тревоги, мощь ратлера не могла их переносить и быстро уничтожала. Холодность рассудка, лёд сознания – неизбежны. Ривелсея чувствовала, что становится похожей на своего Великого Мастера, и до звания ратлера ей остался один только обряд посвящения. Ривелсея была уже готова. Она решила, кем быть, и сомневаться больше было не в чем. Путь избран, что впереди – неизвестно. Но это легко узнать. Нужно лишь начать идти…

За день до посвящения она, гуляя по Цитадели, увидела вновь Айледа. Он выходил из железных ворот с территории тренировок. Лицо его было задумчивым и очень мрачным, и чем-то в этот момент он даже походил на Веттар Нарта с его вечной суровостью. Увидев Ривелсею, он улыбнулся, но тут же вновь вернул себе серьёзное выражение.

— Здравствуй, Ривелсея, – сказал он.

Ривелсея кивнула, без улыбки и каких-либо изменений на лице, однако остановилась напротив Айледа. Ей хотелось пообщаться. Айлед во время ходьбы немного прихрамывал на левую ногу, и это ещё раз напомнило Ривелсее Веттар Нарта.

— Что случилось? – спросила она.

— О чём ты? А, нога… Да нет, ничего страшного, я её просто вывихнул немного, срастётся. А тебя ведь скоро уже посвятят, да? – спросил Айлед, и зависть ясно прочиталась в его выразительных синих глазах.

— Да, – кивнула она.

— Счастливая, – со вздохом сказал Айлед. – А мне ещё месяц, а то и больше. Хотя учиться, как я понимаю, я начал за три месяца до тебя.

— Почему так долго? – удивилась Ривелсея.

Айлед усмехнулся.

— Ну как почему? Ты разве не знаешь, что только Веттар Нарт способен обучать так быстро? Он высвобождает мощь за пару месяцев, ведь так? Я сначала очень хотел у него обучаться, однако меня направили к Келлнарту. Впрочем, я не жалею, – добавил Айлед.

— Айлед, ты уже выбрал свой класс? Кем ты хочешь стать? – спросила Ривелсея. – Я долго думала над этим, пока не избрала путь мудрейших. Мне кажется, он самый достойный. Максимум мощи и минимум проливания силы. Я вот не люблю, совсем не люблю силу и не хочу в ней утонуть. Что ты думаешь по этому поводу?

Айлед потупил глаза, но через миг вновь их поднял и ответил:

— Я примкну к рыцарям мощи. Это не менее достойный путь, и они не тонут в силе, а борются со злом. И потом, – он полсекунды помолчал, – у меня нет способностей, чтобы выбрать другой класс. Великий Мастер Келлнарт советовал мне выбрать именно то, что мне лучше всего подойдёт – класс рыцарей мощи, и я наверняка последую этому совету. Полагаю, для меня это более чем подходит. А ты – другая. Ты крепче, сильнее, мудрее меня. Будь я простым человеком, я бы, наверно, сильно тебе завидовал. Но зависть ослабляет, поэтому…

Ривелсея кивнула и, взглянув ему в глаза, сказала:

— Запомни, Айлед: очень глупо судить и об обычном человеке, и о ратлере тогда, когда его жизненный путь только начинается. Неизвестно, кем стану я, неизвестно, кем станешь ты и какой будет наша дальнейшая судьба. Понятно, что я сейчас сильнее, чем ты, ведь у меня завтра посвящение, а тебе ещё долго учиться! Но поверь, обучаться у Веттар Нарта очень тяжело. Было, – добавила Ривелсея, этим словом как бы отчёркивая данный период своей жизни. Ведь и правда, он уже кончился, и Ривелсея надеялась, что больше всего этого ей испытать не придётся, хотя смутно предчувствовала, что надежда эта довольно пустая. Путь ратлера только начинается с посвящения, и всё то, чему учат Мастера – лишь подготовка к настоящим трудностям и действительно опасной борьбе. Ривелсея пока не знала, с чем и как ей предстоит бороться, но она уже пылала желанием распространять истины Разума среди людей.

— Значит, тебя через несколько дней уже не будет в Цитадели? – спросил Айлед. – Молодых ратлеров обыкновенно тут же отправляют куда-нибудь с заданиями и поручениями, я думаю, что и с тобой поступят так же. Жаль, без тебя мне будет ещё более одиноко. А к тому же, я так и не успел тебя отблагодарить, Ривелсея.

Первым порывом Ривелсеи было сказать, что он ничего ей не должен и она не нуждается ни в благодарности, ни в помощи, но она поняла, что это неразумно, и потому ответила:

— Ничего, ещё успеешь. Мы оба служим Ордену, следовательно, увидимся ещё. Не здесь, так в другом месте. Не торопись, Айлед, да и вообще – не думай об этом.

— Хорошо, – ответил тот.

Вскоре они попрощались. Айлед медленно побрёл к жилому корпусу, а Ривелсея, некоторое время постояв в задумчивости, затем направилась, подчиняясь не вполне ясному порыву, в сторону аллеи, прямых раскидистых деревьев, к фонтану – тому самому, рядом с которым она стояла в день накануне своего знакомства с Веттар Нартом. Здесь ничто не изменилось, абсолютно так же фонтан струил свою воду из ярко-прозрачного синего камня. Но как же сильно изменилась она сама! Если в прошлый раз в эту стеклянную воду смотрела молодая симпатичная девушка, полная надежды и предвкушения – пусть тревожного, но всё-таки радостного, то сейчас вода в чистых своих бликах отражала уже лицо ратлера, оно стало строгим, с него полностью исчезли задумчивость и мечтательность, а в глазах зажёгся спокойный и ровный огонь, отражающий мощь, текущую внутри неё. Ривелсея, конечно, не могла не отметить и того, что лицо её сейчас выглядело далеко не так привлекательно, как в прошлый раз. Многочисленные ожоги и порезы, которые, конечно, были и на других частях тела, сильно мешали увидеть её прежнюю правильность и красоту.

Ривелсея около часа сидела в одиночестве на скамейке перед фонтаном и смотрела на воду. Она о многом думала в это время. О родителях и доме, который она покинула больше чем полгода назад, и при этой мысли горечь вновь наполняла сердце. Ривелсея подавила её поток мощью, однако отогнать воспоминания всё равно не смогла. Некоторое время затем она думала о Веттар Нарте. Теперь уже спокойно и холодно – не как девушка, а как ратлер. Наконец, когда стемнело, она встала и отправилась спать. В эту ночь спала она плохо – мысль, что завтра она станет ратлером, не давала ей покоя, ведь к этому она стремилась почти полгода, вынесла столько кошмарных тренировок! И наконец – завтра… Что будет дальше, она не знала, но была готова к любым поручениям Ордена. Разные мысли шли бесконечным потоком. Ривелсея заснула в третьем часу и едва не проспала посвящение, которое, согласно словам Веттар Нарта, должно было начаться в шесть.

С трепетом в душе она встала, оделась и вышла из корпуса, направившись к очень уже хорошо ей знакомым железным воротам. Ривелсея была уверена, что пришла раньше и ей придётся ждать, но нет – в конце не менее знакомой аллеи, где располагалась тренировочная площадка, уже стояли двое. Первым, разумеется, был Веттар Нарт, одетый абсолютно так же, как обычно, но смотрел он немного менее мрачно, и Ривелсея заметила, что он задержал на ней взгляд на десяток секунд дольше, чем требовалось для того, чтобы просто отметить приход своей ученицы. Второго мужчину, стоявшего рядом, Ривелсея вообще никогда не видела. Он тоже был в чёрной мантии, и таким же был цвет его глаз и густых длинных волос. Он был очень широкоплеч и не сказать, чтобы худ, хотя и не полон. Рост – метра под два, может быть, немного меньше, и всем своим видом, спокойным и уверенным, он производил впечатление чудовищного могущества.

Ривелсее не пришлось гадать, кто это. Лишь только она приблизилась, он поднял на неё взгляд и сказал:

— Приветствую, Ривелсея. Сегодня в твоей жизни переломный момент, и ты можешь стать ратлером, если пройдёшь посвящение. Вспомни всё, чему тебя учил Веттар Нарт, и примени свою мощь и способности ратлера, чтобы сделать это. Заранее желаю тебе успеха.

Ривелсея сделала ещё шаг вперёд и поклонилась. Она, стоило только этому человеку заговорить, сразу же узнала его. Этот голос она уже слышала один раз, правда, мало, поскольку он только задавал вопросы. Но всё равно, не узнать его было нелегко. Ривелсея смотрела в лицо этого человека и пыталась высмотреть в нём какие-то черты и качества, которые должны были быть свойственны главному ратлеру. Лицо было достаточно своеобразным. Глаза были утоплены в глазницах, нос неправильной формы, немного приплюснутый, верхняя губа разрезана длинным шрамом, идущим через левую щёку. На его лице читалось… Нет, ничего не читалось. Абсолютно ничего, что совершенно понятно: вряд ли у главы Ордена ратлеров может быть иначе.

Повелитель тоже взглянул на Ривелсею и сказал:

— Слушай внимательно мои слова и запоминай то, что я скажу, навсегда. Это будет твой закон, если сможешь стать ратлером. Смиряй свой гнев, когда кончится бой, и управляй им. Просто так не убивай, просто так не щади. Все ратлеры тебе родные, им помогай всегда, остальным же помощи бескорыстно не предлагай, не трать свою мощь. Не лги никогда и не трогай чужого, если существуют другие способы достигнуть твоей цели. Ничего не страшись, от опасности не беги, врагов побеждай, мощь укрепляй, страсти одолевай, Мастеров почитай, Повелителю повинуйся. Слава за славу, почёт за доблесть, сила за силу, жизнь за жизнь, за предательство – смерть, – закончил Повелитель не слишком понятно и добавил: – Если обещаешь исполнять всё это, то подойди.

Ривелсея приблизилась к Повелителю. Он извлёк меч – небольших размеров и, как успела заметить Ривелсея, во многих местах зазубренный и выщербленный; срезал прядь волос с головы Ривелсеи и протянул ей меч острием вперёд.

— Целуй, – сказал он.

Ривелсея осторожно поцеловала острие меча. Впрочем, по той боли, какую она испытала в момент отрезания волос, она поняла, что порезаться можно не опасаться. Обряд посвящения её абсолютно не впечатлил; если честно, она ожидала чего-то большего. Её только немного удивило во фразе Повелителя «если» вместо «когда». Ведь она уже завершила своё обучение, выбрала свой путь (её, кстати, почему-то даже не спросили, какой, и это тоже немного удивляло) и принесла клятву. Что ещё? Но все странности в речи Повелителя заставляли её думать, что это, наверное, ещё не всё.

Повелитель убрал меч, повернулся к всё это время молчавшему Веттар Нарту и сказал:

— Я думаю, она готова. Можно начинать.

Веттар Нарт привычно кивнул. Он развернулся к ученице, сказал ей «пойдём!» и зашагал вслед за Повелителем. Ривелсея направилась за ними, гадая, что сейчас ей придётся делать.

Через полсотни шагов они вышли на ровную площадку, где находилось некое странное сооружение из почерневшего металла. Конструкция имела форму двойного круга, а диаметр её был метра три-четыре. Большим количеством металлических столбиков она крепилась к земле. Подойдя ближе, Ривелсея заметила, что пространство между внешним и внутренним кругами заполнено огромным количеством щепок и кусков дерева. Нужно было привезти не одну телегу, чтобы дерева хватило. Высота конструкции была метра полтора. Дойдя до неё, Повелитель развернулся и сказал:

— Ривелсея, до начала последнего и самого важного ратлерского испытания осталось шесть минут. Я думаю, ты не захочешь отступить и лишиться звания ратлера?

Ривелсея замотала головой. Она не знала, что ей предстоит, но заранее была готова ко всему. Отступить теперь было бы даже смешно. И просто невозможно.

— Хорошо. У тебя осталось время для разговора с Веттар Нартом, твоим Великим Мастером. Воспользуйся этим.

Сказав это, Повелитель скрестил руки на груди и медленно отошёл в сторону, а Ривелсея посмотрела на Веттар Нарта. Тот подошёл к ней и сказал:

— Ривелсея, слушай внимательно. Сейчас состоится собственно посвящение. Тебе нужно будет простоять в центре внутреннего круга, пока огонь не погаснет. Это недолго, минут семь-восемь, твоя задача – не сгореть. Для этого сразу же отделяй сознание. Боль будет в любом случае, примени контроль над ней, так, как я тебя учил. Всё, Ривелсея, больше мне нечего сказать. Ты уже знаешь и умеешь то, что нужно, и, надеюсь, сможешь это правильно использовать. Ривелсея, я верю в тебя – знаю, что тебя это укрепит. Ты будешь хорошим ратлером, поскольку ты упорна, смела и рассудительна. Я почти уверен в том, что касается избранного тобой пути. Но этот вопрос должен задать тебе не я, так что не отвечай. Всё, Ривелсея. Ты хочешь ещё что-то сказать или спросить?

Ривелсея поразмыслила несколько секунд. Нет, спрашивать ей было нечего, всё было понятно. Сложное испытание, возможно, чересчур сложное, но чего можно ожидать от ратлеров? Ривелсея предупреждали, что посвящение очень тяжело пройти, и к чему-то подобному она готовилась. А сказать Мастеру теперь ей было нечего. Любовь к нему в ней давно не то чтобы угасла, а просто была заглушена и подавлена мощью ратлера. Та часть её души, которую занимала любовь, теперь обледенела, застыла и пришла в неподвижность.

— Нет, – сказала Ривелсея.

Веттар Нарт кивнул и громко крикнул:

— Сильномогучий! Ученица готова. Можно начинать.

Дальше всё было как-то очень быстро. Ривелсее дали переодеться в какие-то неудобные тряпки вместо её обычного серого комбинезона, в котором она обычно посещала занятия, а на голову она надела специально выданный ей тяжёлый белый шлем – похоже, из какого-то особого камня, который не горит и не раскаляется от огня. Под ним она спрятала свои волосы, терять которые она ни в коем случае не хотела. После этого она прошла в центр металлического сооружения. Повелитель что-то тихо сказал Веттар Нарту, тот кивнул, отступил немного в сторону и высоко поднял руку.

Внезапно из небольших отверстий по краям этой конструкции забили тонкие струйки огня – это вырывалась, видимо, какая-то воспламенённая жидкость. Спустя секунду сухие поленья запылали. Языки пламени взметнулись высоко в воздух, и Ривелсею захлестнуло огнём сразу с нескольких сторон. Сознание она с большим трудом поспешно отделила за несколько секунд перед этим и лишь потому не погибла от боли сразу. Первые секунды были самыми тяжёлыми. Мгновенно вспыхнула одежда и почти так же мгновенно сгорела. Вслед за ней уже должно было начать обугливаться и само тело, но тут на помощь весьма вовремя пришло то, что единственное могло сейчас ей помочь – мощь ратлера. Она засочилась, заструилась по всему телу, и это ощущение было сладостно-приятным, поскольку, пока через тело течёт мощь, оно практически неуязвимо, его можно лишь деформировать, но не разрушить структуру. Мощь текла медленно, но запасы её были небеспредельны, и Ривелсея прекрасно чувствовала, как она так же медленно, но верно начинает иссякать. Страх, что её не хватит, в соответствии с методикой Веттар Нарта перешёл в мысль о том, что она будет делать в таком случае. И ответ родился сразу же. Вариантов было два: либо сгореть, либо… «Полное отделение», – подумала, паря сознанием где-то над собой, Ривелсея. Да, это было очень опасно. Но лучше, чем просто сгореть.

Прошло минуты три, быть может, четыре – то есть где-то около половины. Пламя полыхало так же неистово, Веттар Нарт стоял, скрестив за спиной руки, и на лице его ясно обозначилась гримаса боли. Но никто этого не видел. Повелитель стоял к нему спиной и думал о чём-то своём, а Ривелсея ни в каком случае не смогла бы его увидеть с отделённым сознанием, а тем более с неотделённым, через стену дикого огня. Она была сейчас озабочена совсем другим. Минус отделения сознания в том, что мысли, хотя отличаются большой ясностью и правильностью, текут гораздо медленнее, и с этим при всём желании поделать ничего нельзя. Между тем, тело её питали предпоследние капли мощи. Ривелсея не видела пламени, но чувствовала жар костра и понимала, что гореть ему ещё долго, как минимум – столько же. Последние капли ратлерской мощи напитали её тело и улетучились. За миг до этого Ривелсея поняла, что ещё секунда – и она сгорит. Вызвав страшное напряжение во всём теле, в сознании и даже в душе, она быстро, практически без раздумий, которые могли стоить ей жизни, ещё более неистовым усилием сделала то, что могло дать ей последний шанс или, если она сделает не всё правильно, освободить её от всех страданий и проблем земного бытия. Веттар Нарт много раз говорил ей, что, отделяя сознание, нужно представлять себя сверху, но не выпускать из виду своё тело. В этот момент можно видеть всё, что происходит вокруг, даже если глаза закрыты, поскольку функцию зрения теперь выполняют не они, а само сознание. Но любая концентрация на каком-либо предмете, даже самая незначительная, мгновенно возвращает сознание обратно в тело. Это парение мысли над телом называлось частичным отделением и позволяло ратлерской мощи сохранять тело неуязвимым. Но теперь частичного стало уже недостаточно, поскольку иссякла мощь. Ривелсея резко рванулась своей мыслью вверх и далеко в сторону от своего тела. Боль обожгла её на полпути, она хлестнула её огненным бичом и сразу же отступила. Ривелсея взглянула вниз и уже не увидела там себя. Струился белый туман, туман и мягкий сумрак, и сквозь него с трудом пробивались лучи солнца и виднелись деревья и здания. Что это было – реальный ли мир или воображение, или нечто среднее между тем и другим – Ривелсея не знала. Это были какие-то сумерки разума, сгустки полуреальности. Витать в них было легко, но у них было и коварное свойство – они словно засасывали, служили входом во что-то совсем уже непостижимое. В иную реальность; возможно, в иной мир.

Ривелсея полностью отделила сознание впервые. Веттар Нарт предупреждал, что это опасно, и она всё понимала и пыталась сообразить, сколько времени уже прошло (это было невозможно, время здесь не текло) и что делать дальше. Думать совершенно не хотелось, хотелось расслабиться и просто витать здесь, на волнах сумрачного тумана и серой полумглы, и упиваться этим надземным, надбытийным спокойствием. Но одна мысль скоро пришла ей: надо возвращаться. Пока не поздно. Тяжело было сейчас осмыслить этот импульс, но Ривелсея укрепилась на нём и сильно напрягла свой внутренний взор. Она была вне тела, теперь она должна была вновь обрести его, пока разум её не слился окончательно с мглистым сумраком полуреальности. Перемещаться было в тысячу раз тяжелее, чем в нормальном мире, белые струистые потоки охватывали её и мешали видеть, и продолжалось это бесконечно долго, наверное, несколько дней. Наконец она увидела себя и словно обрушилась куда-то с неимоверной высоты. Падала она недолго, часа три-четыре (как показалось ей), и в это время она не могла ни мыслить, ни думать о чём-либо.

Потом она почувствовала, как её завернули в одеяло боли, и закричала. Крик этот доставил ей самое большое облегчение за жизнь: она услышала свой голос и поняла, что это – реальность. А реальность всегда прекрасна, какой бы она ни была, но понять это могут немногие – лишь те, кто побывал за её пределами и смог вернуться обратно.

Глаза открыть ей просто не удалось – не хватило сил. Дышать тоже было нелегко, но она задышала сразу, судорожно ловя ртом потоки воздуха и захлёбываясь ими. Жизнь возвращалась с трудом, толчками, и с каждым новым глотком жизни становилась сильнее боль. Она вновь застонала, но этот её стон не был никем услышан, и уж тем более никто не пришёл ей на помощь. Поняв, что реальность преподносит ей не слишком много хорошего, Ривелсея вновь погрузилась в забытье.

Наконец ей удалось набрать достаточно сил для того чтобы открыть глаза. Она лежала на оттаявшей ото льда земле, на каком-то клочке одежды, который кто-то под неё подстелил, и укрытая чьей-то одеждой. Все элементы её собственной одежды были аккуратно сложены рядом, а на ней самой не было ровно ничего, поскольку всё погибло в огне. Подняв голову, Ривелсея увидела, что уже вечер, солнце готовится зайти за горизонт, а она лежит почти на том же месте, где проходило посвящение, но металлическое орудие последней ратлерской пытки уже успели куда-то унести, чтобы впоследствии неоднократно использовать для испытания новых ратлеров.

Любое движение доставляло жуткую боль. Ривелсея взглянула на кучку одежды и увидела, что кинжала рядом с ней нет. Да, она сама оставила его у себя в комнате, решив, что на посвящении он не нужен. Теперь он был бы очень кстати. Встать самостоятельно Ривелсея не смогла. Слабеющей рукой девушка переворошила одежду, и всё, что она смогла найти там, это только свой талисман. Он всегда, как верила Ривелсея, помогал ей, и сейчас помог опять. Острым краем месяца Ривелсея резко провела по руке и растёрла по ладони выступившие капли силы. Несколько мгновений спустя она вновь упала на землю и закрыла глаза. Регенерация совсем не была приятной, энергия внутри тела резко перетасовывалась, из центра она растекалась по конечностям, заживляя раны и ожоги, но в голове и в груди её резко убыло, и Ривелсея чувствовала этот огромный неприятный комок отсутствия в районе сердца. Часа через два она с трудом встала и с ещё большим трудом натянула на себя бельё и комбинезон. Была уже ночь, но Цитадель Порядка оправдывала своё название – даже ночью в ней нельзя было сбиться с пути, забредя в какой-нибудь тупик, или упасть, споткнувшись о торчащий из земли среди дороги корень. К чести ратлеров, их обиталище не содержало нигде ни тупиков, ни корней.

К утру Ривелсея добралась до своего временного жилища. Утро было мутным, солнце неохотно дождило свои лучи сквозь тусклые окна. Это единственное, что запомнила Ривелсея об этом утре – первом утре, которая она встретила, будучи уже ратлером. Как неоднократно замечала Ривелсея – когда достигаешь долго желаемого, то этот миг в настоящем никогда не бывает таким, каким виделся издалека взглядом в будущее, а момент, к которому долго стремишься, можно не только не осознать, но даже не заметить. Так было и сейчас. Ривелсея рухнула на свою постель, не раздеваясь, зная, что ни за что не встанет в ближайшие сутки, даже если ей прикажет сам Повелитель. Ратлеры достаточно наиздевались над ней, но теперь она – одна из них, и рассчитывала, что подобные вещи кончатся. Хотелось надеяться, что теперь произойдёт перелом в её судьбе и она наконец-то принесёт пользу Ордену и начнёт уважать себя, то есть добьётся того, ради чего ушла из деревни Росолесной.

Впрочем, всё это она подумала не сейчас, а на следующее утро, когда проснулась и поднялась на ноги. Опорожнив полностью графин с ягодным соком на столе, Ривелсея подошла к зеркалу. Обычно взгляд на себя хоть немного приподнимал ей настроение, но только не в этот раз. Пустыня не сделала с ней того, что сделал ратлерский костёр. Всё лицо было одним большим ожогом, а раздевшись и осмотрев себя всю, Ривелсея пришла к выводу, что оно пострадало не больше, чем всё остальное. Ожоги почти не болели, но это лишь потому, что Ривелсея через связь с силой напитала их своей внутренней энергией и уменьшила боль. Ривелсея только успела съесть принесённый слугой завтрак, как в дверь постучали, и на пороге возник широкоплечий ратлер, громко возгласивший, что через пять дней, в семь часов утра, она должна явиться в здание Совета Разума. Это известие порадовало Ривелсею дважды: во-первых, про неё не забыли и, можно надеяться, дадут уже первое поручение, а во-вторых, и ещё больше, обрадовало то, что идти надо не сейчас. Перед визитом в Совет Ривелсея очень хотела отдохнуть и восстановиться.

Пять дней – это, конечно, не так уж мало, но прошли они так быстро, что Ривелсея, в принципе, даже их не заметила. За это время она один раз встретила Айледа, когда шла по улице Цитадели. Нога у него так и не прошла, он по-прежнему припадал на неё при ходьбе, и у Ривелсеи появилось предчувствие, что его походка вполне может навсегда стать такой же, как у Веттар Нарта. При виде Ривелсеи Айлед опять заметно обрадовался, сразу подошёл к ней и спросил:

— Что, Ривелсея, уже ратлер?

— Да.

— Ну и как, тяжело?

— Нормально, – ответила она, имея в виду, что это, конечно, настолько же гуманно, как и вообще всё ратлерское, однако выжить (и она сама этому блестящий пример) всё-таки можно. Вероятно, Айлед понял этот ответ несколько иначе, но это ничего. У него ещё всё впереди.

В тот раз они гуляли вместе долго и беседовали о многом. Судьба Айледа, как оказалось, тоже была интересной. И не слишком счастливой. Так же, как и Ривелсея, он родился далеко от Цитадели, в городе Анрельте – как считали многие, самом крупном и красивом городе. Но судьба его сразу не сложилась. Мать умерла рано, Айлед её даже не помнил, а отец его не любил и заставлял с восьми лет работать на каменоломне вместе с рабочими. Айлед и работал (а куда было деваться?) и даже накопил пять анреллов денег за шесть лет, но потом случилась беда: отец Айледа утонул, упав с моста в реку, а дом, где жил Айлед, сразу же был занят каким-то малознакомым человеком – якобы за долги отца. Айлед не верил этому, но сделать ничего не мог и перебрался в небольшую лачужку, где жили рабочие. Там его тоже не слишком-то привечали, но Айлед всё терпел, кое-как жил и усердно работал. За девять анреллов вполне можно было обзавестись собственным домом, о чём и мечтал Айлед. Но судьба опять поступила с ним подло. Придя один раз после работы, Айлед с ужасом обнаружил, что все его деньги пропали, а один из его соседей по лачуге, работавший вместе с ним, в новой одежде и сильно пьян. Айлед всё понял и бросился на него, но больше никто из всех, кто видел это, не поддержал Айледа. Началась сильная потасовка, и Айледа жестоко побили, но неожиданно он заметил, что незнакомый мужчина, стоящий за забором уже около часа, вдруг резвым шагом прошёл в калитку и подошёл к дерущимся.

Айлед хорошо запомнил всё, что было потом. «А ну-ка все разошлись!» – неожиданно грозно рявкнул незнакомец. Айледа ударили ещё несколько раз, а затем внимание переключилось. «А это что ещё за выродок?» – заорал охмелевший обидчик Айледа. «Может, ты хочешь и меня побить?» – спросил мужчина неожиданно спокойно и так же грозно. «Охотно», – крикнул тот и накинулся на нового врага, а вслед за ним и другие. Но только зря они это сделали. Через миг все шестеро лежали на земле, сражённые мощными ударами кулака незнакомца. «Всё?» – спросил он, посмотрев на Айледа. Один из них было поднялся, но тут же вновь скрючился на земле. В глазах мужчины сверкнул гнев, а в руке меч. «Следующему, кто захочет со мной подраться», – сказал он, – «я покажу, какого цвета сила». Последовала длительная немая сцена, наконец незнакомец подошёл к Айледу. «Мальчик», – сказал он, – «я вижу, тебе сильно надоела такая жизнь. Я зову тебя с собой. Пойдём». Сказав это, он развернулся и медленно, не оглядываясь, направился прочь. Айлед раздумывал мучительно, но недолго. Пробежав мимо лежащих на земле, из которых никто не осмелился даже встать, он быстро догнал своего избавителя. Тот шёл молча и не оглядываясь – по улице, через ворота, потом через поля и лесной тропой на север. Несколько раз Айлед пытался задать какой-нибудь вопрос, но тот не отвечал ни слова, и Айлед уже начал жалеть, что пошёл за ним. Ведь этот мужчина ничего ему не обещал, ничего не сулил – более того, ничего не рассказал о себе и даже не сказал, куда они идут. Но возвращаться было некуда, да и терять, в принципе, тоже нечего. Наконец, когда совсем стемнело, они остановились на лесной поляне. «Будем ночевать здесь», – сказал мужчина и стал собирать хворост. Айлед бросился помогать, и когда костёр запылал в ночном лесу, он спросил: «Кто ты?» Тот промолчал и стал жарить куски мяса, которые достал из рюкзака. Наконец, когда он и Айлед (который так и не дождался приглашения угощаться, но в котором чувство голода пересилило последнюю робость и нерешительность) поели, его спутник наконец сказал: «Мы идём туда, где ты будешь жить трудно, но достойно, разумно и правильно. Можешь вернуться, хотя ты вряд ли это захочешь сделать. Идти мы будем очень долго, недели две-три. Не отставай от меня и меньше говори. Меня зовут Генрес».

На этом месте рассказа Ривелсея сильно удивилась. Она вспомнила того неприятного и очень сильно не понравившегося ей человека, который вынес её из пустыни. Как оказалось, он не был столь отрицательным, каким вначале предстал перед Ривелсеей, и она поняла, что жестоко ошиблась в нём. Дальше Айлед с Генресом так же, как она сама, прошли жестокую пустыню и попали в Цитадель Порядка. Ривелсея вначале позавидовала Айледу (она-то добиралась сюда сама, не будучи уверена даже в том, что идёт правильно, а у Айледа был проводник), но потом поняла, что ему вряд ли было легче, чем ей. Генрес ни разу не останавливался в течение дня, не делал ни привалов, ни стоянок. Пока была вода, он пил сам и давал пить своему спутнику, когда же она кончилась, он повесил себе на пояс пустую фляжку и всё таким же быстрым шагом продолжил путь. Сперва Айлед от него почти не отставал, но к концу вторых суток без воды он уже не мог угнаться. Айлед был обессилен и мог лишь плестись по горячему песку, стараясь не думать, сколько ещё придётся так идти. Генрес же шёл всё таким же быстрым шагом, бодро отмахивая бесконечные просторы пустыни. То ли ему действительно не было так тяжело, как Айледу, то ли он просто не показывал виду, то ли уже привык. С Повелителем Айледу говорить не довелось, говорил он с двумя ратлерами из Совета Разума, после чего его отдали на обучение Великому Мастеру Келлнарту. Ривелсея невольно подумала, что судьба Айледа гораздо тяжелее и труднее, чем её собственная. Она пошла в ратлеры скорее от скуки и желания необычной жизни, чем от нужды и безысходности. Для Айледа же именно эти факторы сыграли первую роль. Ривелсея даже зауважала немного этого отчаянного парня, столь же упорного, как и несчастного. Впрочем, сейчас у него были все шансы начать новую жизнь в качестве не работника каменоломни, а рыцаря Разума. Что и обещал ему Генрес. Поэтому Ривелсея не стала его жалеть, тем более что и чувство жалости ратлерами не одобряется.

Утром назначенного дня Ривелсея полседьмого стояла перед зданием Совета. Ещё через полчаса её позвали, и она впервые попала в главный зал Совета Разума, который находился, в отличие от покоев Повелителя, не наверху, а на два этажа ниже уровня земли. Ратлеры действительно постарались, чтобы главный зал их главного здания центрального (были ещё и другие, не столь большие и многолюдные) оплота выглядел солидно и внушал уважение. Коридор, который вёл к входу, был окружён колоннами с золотым и синим узором по ним, пол был абсолютно зеркальным, а потолок чёрным. Глядя под ноги, Ривелсея видела себя в очень странном ракурсе, и это было непривычно. Мощные сверкающие двери были открыты. Ривелсея даже начала волноваться, когда поняла, что ждут её, хотя ей сильно хотелось узнать, что ей сейчас могут поручить и чего вообще ждёт от неё Орден. Она прошла через двери и оказалась в ярко освещённом помещении, в котором стояли параллельно друг другу два длинных стола, и за каждым сидели четыре человека. Лица у всех несколько отличались от обычных ратлерских лиц. В них было больше спокойствия и опыта, сознания собственной мощи. И все они собрались здесь из-за Ривелсеи.

Ривелсея не слишком смело остановилась между столами, предварительно поклонившись в сторону каждого из них. Никто из сидящих на её появление не отреагировал. Это было немного странно, учитывая, что собрались они ради неё. Но Ривелсея уже настолько привыкла к ратлерской сдержанности, что даже и не удивилась. Это у людей каждого нового человека принято приветствовать. Среди ратлеров же то, как встретили Ривелсею, наверняка считалось тёплым приёмом, поэтому она быстро успокоилась и стала ждать.

Все члены Совета сидели молча и листали какие-то конспекты. Возраст ратлера точно определить нелегко, но Ривелсея никому из них не дала бы меньше сорока. Лица их были одновременно глубоко спокойные и всё же озабоченные. Видимо, нелегко руководить ратлерским кланом…

Через несколько минут в проёме дверей появилась знакомая уже Ривелсее фигура. В тот же миг все члены Совета Разума встали со своих мест и стояли до тех пор, пока вошедший не прошел между столами и не опустился сам на стоящий напротив входа покрытый чёрной тканью стул, сделав всем знак следовать его примеру. Когда все (разумеется, кроме Ривелсеи) сели, Повелитель обратился к Совету.

— Ратлеры, Ривелсея, которая стоит перед нами, теперь ратлер, и мы должны дать ей её первое задание, исполнив которое, она докажет свою преданность Ордену и увеличит свои способности. Я готов выслушать ваши предложения.

— Какова её мощь? – спросил один из них – тот, кто сидел слева ближе всего к Повелителю.

— Её обучал Великий Мастер Веттар Нарт, – ответил Повелитель. Голос его был очень громким и очень сильным и гремел на весь огромный зал Совета. В этот миг она впервые испытала чувство гордости по поводу того, что её обучал не кто-нибудь, а Веттар Нарт. Ужасы обучения кончились, теперь можно было гордиться тем, что она его ученица.

На столах снова зашуршали какие-то листки, воцарилась тишина. Ривелсея поняла, что решается её судьба. Наконец один из ратлеров поднял голову и произнёс:

— На западе пустыни появились таре́го. По нашим данным, шесть человек. Нужен отряд из трёх ратлеров. Предлагаю включить Ривелсею.

— Согласен, – сказал сидящий рядом с ним. – Нужны срочные меры.

— Не согласен, – возразил сидящий напротив. – Дело довольно опасное, троих может не хватить.

— Согласен с последним, нужно не меньше пяти.

— Согласен с первым, у нас мало народа, – сказал ближайший к Повелителю справа.

— Не согласен, – ответил его сосед. – Нужны опытные ратлеры.

— Согласен с последним.

— Согласен с первым.

Все члены Совета говорили негромко и чётко, и каждый из них, как заметила Ривелсея, высказался в свою очередь и только один раз. У ратлеров вообще порядок всегда очень важен, а в Совете Разума – тем более.

— Итак, – вновь прогремел голос Повелителя. – Мнения поделились поровну, поэтому решаю я. Задание преждевременно для начинающего ратлера. Я прошу найти другое задание.

Вновь зашуршали листки, вновь наступила тишина. Ривелсея в течение этого времени несколько раз бросала несмелый взгляд на Повелителя. Ей хотелось понять, что он сам думает о ней и её способностях, но, конечно, по его волевому и притом бесстрастнейшему лицу ничего не читалось. Он почему-то сильно, очень сильно отличался от всех других ратлеров, которых до этого видела Ривелсея. В нём не было железности, металла Веттар Нарта, но он не был похож и на членов Совета, которые, как свойственно очень многим власть имущим, выглядели так, словно давно уже устали от жизни. Ривелсее почему-то очень ясно представилось, как эти люди когда-то стремились попасть в Совет, приблизиться к Повелителю, чтобы, возможно, впоследствии заместить его и начать не выполнять приказы Ордена, а управлять им; и как в итоге это вылилось в однообразное постоянное чтение и раздачу заданий, причём не единолично, а только в согласовании с Повелителем и Советом.

— Банда воров и убийц у деревни Липенцы, около дороги из Невильна в Анрельт, – снова зазвучал голос ратлера. – В последний месяц убили троих союзников клана. Подлежат уничтожению. Предлагаю отправить Ривелсею.

— Согласен.

— Согласен.

— Согласен, – раздалось сразу три голоса.

— Согласен, но предлагаю дать ей напарника, – проговорил один из них.

— Согласен.

— Не согласен. У нас нет свободных людей и ещё около двадцати срочных заданий. Когда можно справиться в одиночку, напарника давать не надо.

— Согласен с последним, – последний из ратлеров закончил дискуссию.

— Решение принято, – сказал Повелитель. – Лишних людей у нас нет, Ривелсея пойдёт одна. Я думаю, она справится. Я утверждаю задание.

Все восемь ратлеров тут же пометили что-то в своих конспектах. Потом Повелитель спросил:

— Ривелсея, тебе всё понятно?

— Да, – ответила она. – Я только не знаю, где находится эта деревня.

— Карту тебе дадут сегодня вечером. За оружием зайдёшь сейчас. Послезавтра к девяти часам утра ты должна покинуть Цитадель Порядка, а после выполнения – вернуться и отчитаться перед Советом Разума. Всё, Ривелсея, можешь идти.

Ривелсея развернулась и медленно вышла через центральный вход. Задание ей очень не понравилось. Она специально выбрала путь мудрейших, чтобы не проливать постоянно силу и не освобождать от тел человеческие души. В Совете мало что не учли её наклонности, но даже не спросили о её предпочтениях и о выбранном ею пути. Однако задание есть задание, и его нужно выполнить. Ривелсея знала, что деваться ей некуда. Пришло время доказать себе свою мощь, доказать Ордену верность, а Повелителю – преданность.

Покинув здание Совета, она некоторое время просто побродила по Цитадели, постояла у своего любимого фонтанчика, а потом, поразмыслив, подошла к одному из стражников и спросила, где ей можно взять меч. Стражник объяснил, как пройти к кузне, где также был и склад оружия. Тот, кто был за главного в этом месте, старичок с белыми прядями волос на голове, но при этом полный, казалась, жизненных сил, с пониманием отнёсся к просьбе Ривелсеи и радушно указал рукой на длинные-длинные стойки с оружием.

— Проходи, проходи, воительница, – сказал кузнец. – Сейчас будет очень важный момент в твоей жизни. Потому что именно он определит, сколько твоя жизнь продлится.

Он открыл две и пригласил её в зал. Зал был полон оружия. У Ривелсеи даже разбежались глаза.

— У меня тут не выставка, – вещал кузнец. – У меня тут всё можно трогать. Давай, трогай, я настаиваю.

Ривелсея стала понемногу продвигаться мимо стоек с оружием.

— Секиры, топоры. Прямое лезвие, полукруглое лезвие, лезвие-луна. Две с четвертью ладони, две с половиной ладони. Не твоё?

— Мечи, – ответила Ривелсея.

— О, мечи. Да. Чем привыкла сражаться?

— Что давали.

— Это не ответ. Ну хорошо, посмотрим. У нас Орден ратлеров, и у нас своё оружие. Не такое. Из особого крепкого железа. Веками ратлеры создавали СВОЁ оружие для себя.

— Особое?

— Ничего такого, просто расчёт и подбор. Сабли, оружие с косой линией удара ратлеры не используют. Почему?

— Потому что не ударить как следует, – подумав, ответила Ривелсея.

— Умница. Ты хотела сказать, что удар уходит по касательной. А ратлеры бьют прямо.

— Именно.

— Изволь, взгляни на ратлерское оружие. Тебе, возможно, кажется, что его тут бесконечно много, однако всё сводится к четырём вариантам. Я имею в виду мечи, которые тебя интересуют.

Ривелсея кивнула.

— Итак, – сказал кузнец. – Меч «Орден». Три и три с четвертью ладони. Узкое лезвие, прочное остриё. Применяется в командных сражениях. Можно носить под одеждой незаметно. Ну, более-менее. Иногда требуется тем, кто сложные задания выполняет.

— Да, – сказала Ривелсея.

— Следующий меч – «Вегронарт» – по имени ближайшего друга основателя Ордена. Ещё он называется «Холод». Три с половиной и три с тремя четвертями ладони. Широкое лезвие. Попробуешь?

Ривелсея взялась за рукоятку. Самую обычную, без всяких украшений, которыми снабжали свои мечи кузнецы Невильна. Но этот меч был раз в десять убойнее. Даже не в руках ратлера. Крепче. Острее. Это чувствовалось.

— Тяжёлый, – сказала Ривелсея, крутанув в руках. – Для своего размера.

— Это так. Ратлеры предпочитают тяжёлое оружие, чтобы, применяя мощь, сделать фокус удара максимальным.

— Попроще?

Кузнец усмехнулся.

— Чем тяжелее меч и чем сильнее им ударить, тем лучше он пробьёт грудь врага.

Ривелсея сделала ещё несколько взмахов. Положила меч обратно.

Кузнец понял.

— Третий – меч «Победитель». Четыре и четыре с четвертью ладони. Узкое лезвие, весьма прочное железо.

Этот Ривелсея взяла уже с большой заинтересованностью. Меч был прекрасен, он не тяготил руку… либо он ей просто понравился, и она этого не ощущала.

— Что скажешь? – спросил кузнец. Ривелсея взмахнула, сделала несколько выпадов.

— Прекрасно, – сказала она.

— Этот меч для тех, кто умеет биться на оружии.

— А кто-то не умеет из ратлеров?

— Многие умеют ударять. Ударять так, что если в руках у противника меч, то он вылетает, если щит – пробивается, ну а если ничего, то тем более понятно. Это как удар кузнечным молотом, как бревно, упавшее сверху. А есть те, кто свою мощь переводит в скорость. И может благодаря этому наносить быстрые и точные удары.

— Я скорее второе, – задумчиво сказала Ривелсея.

— Веттар Нарт, Маленарт?

— Веттар Нарт.

Кузнец причмокнул.

— Покажи.

Она показала «вихрь Победы». Первые сорок восемь движений. Кузнец смотрел пристально.

Она выдохлась. Оружие для тренировок было легче, это точно. Такой меч немного заносило. Если Ривелсея размахивалась, он уносился чуть дальше, чем надо бы. Приходилось сдерживать, а это отнимало энергию.

— Техника неплоха. Только точность маловата. Тренируйся, – сказал кузнец.

— Я знаю, – смутилась Ривелсея.

— Что скажешь про меч?

— Хорошо.

— Не резонирует?

— То есть?

— Не отлетает больше чем надо?

— Отлетает.

— И что ж «хорошо»?! Ты так собьёшься и погибнешь.

— А что делать?

— Я вижу, ты очень быстрая. Так?

— Не как Веттар Нарт.

Кузнец усмехнулся.

— Никто не быстрый, как Веттар Нарт. Но для тех, кто к этому расположен, есть ещё один меч. Он не резонирует вообще.

— Так бывает?

— Смотри.

Он сам вытащил из ножен и протянул ей очередное изделие.

— Меч «Ярость». Четыре с половиной ладони ровно. Очень тонкий клинок. Весьма прочное железо. Возьми. Ты удивишься – он лёгкий.

Ривелсея взяла. И правда, руку он не отягощал.

— Замечаешь что-нибудь?

— Он… неровный, ­– Ривелсея аккуратно провела пальцем вдоль по поверхности клинка.

— Неровный забор у пьяницы. Это точная волновая ковка, названа так потому, что если провести по поверхности, то ты почувствуешь волны. На всём протяжении волны имеют точную одинаковую длину.

— Я заметила. Поэтому не резонирует?

— Догадливая. Попробуй.

Она сделала сорок восемь движений ещё раз. Действительно, меч был послушным. И лёгким. Потому что тонким. До этого мечи имели ширину три-четыре пальца. Этот был всего два.

— Нравится?

— Да. Очень.

— Если очень – это другое дело. Посмотри ещё что-нибудь, попробуй, поупражняйся. «Ярость» тебе принесут в комнату, где живёшь, сегодня вечером.

— Страшное название.

— Так и меч страшный. Видела от него раны?

— Не приходилось видеть.

— А придётся наносить. Сможешь?

— Не знаю, – вздрогнула Ривелсея.

— Ну так узнай, пока не поздно. Ширина клинка две десятых, глубина волны одна десятая. Это длина ногтя на мизинце руки. Много ли это?

— Нет.

— Представь себе рану такой ширины.

— Это очень много…

— Что ж, пользуйся. Ратлер ко всему привыкает. И доставлять боль лучше, чем её терпеть, не правда ли?

— Наверное.

— Что «наверное»? Лучше полоснуть таким лезвием другого, чем им полоснут тебя, нет?

— Да.

— Особенно если этот другой – враг Ордена.

— Да, – сказала Ривелсея твёрдо.

— Наконец-то чувствуется ратлер. Ещё чего не надо ли?

— Нет.

— А что у тебя ещё есть?

— Ничего. Только кинжал.

— Недокованный?

— То есть?

— Не ратлерской ковки?

— В Невильне купила.

— Ратлеры не носят недокованное. Это мусор.

— Мой отец всю жизнь ковал хорошие вещи.

— Хорошие. А у ратлеров отличные. Каждый клинок, понимаешь?

— Да.

— Кинжал «Союзник», ­– кузнец вытащил нечто невзрачное в серых ножнах. В то время как у Ривелсеи кинжал был с серебром, и ножны с серебром. – Толщина лезвия одна тридцать вторая, длина полторы ладони. Клинок из не весьма крепкого железа, но при такой длине не требуется. Пойдёт?

— Думаю, да.

— Возьми.

Несмотря на внешнюю невзрачность, кинжал был удобен. Рукоять покрыта кожей. На конце рукояти имелся тяжёлый металлический шар.

— Украшение? – спросила Ривелсея.

— Украшают пусть гроб твоих врагов. Это утяжелитель. Потому как лезвие очень тонкое, нормального удара бы не вышло. А так – вполне. Ножны внутри обтянуты кожей, выходит без звука. Попробуй.

— Всё продумано.

— Это ратлерское оружие. Всё точно. Всё ровно. У нас всё так.

— А меряете в ладонях, – улыбнулась Ривелсея. – А у меня отец мерил по линейке. У тебя большая ладонь, у меня маленькая. Где твоих шесть, моих пять с половиной. Вот и неточность.

— Что?! – изумился кузнец. – Ты думаешь… мы своими ладонями мерим? Ладонь Мастера-Основателя, того, кто создал наш Орден. Ты про него читала?

— Нет.

— Почитай. Оружие куётся по меркам его ладони. Так уж принято. Вот его ладонь!

Кузнец вынул из кармана тонкую палочку, чуть подлиннее ладони Ривелсеи. Она вся была покрыта мелкими точками и отметками.

— По этой штуке мы выверяем длину. Меч в длину должен содержать в себе ровное количество ладоней, допускаются лишь половины и четверти. Это значит, что он будет удобен. Поэтому наши мечи – лучшие.

— Я не сомневаюсь, ­– улыбнулась Ривелсея. – «Союзника» возьму. Спасибо.

— Бывай, – сказал кузнец. – Понадобится ещё – заходи.

— Зачем мне ещё? Я же не торговец оружием.

— Мало ли. Потеряешь, – кузнец опять усмехнулся.

— Если что, зайду.

Они распрощались, а Ривелсея шла и думала, каким надо быть идиотом, чтобы потерять свой меч.­

Вечером в дверь комнаты Ривелсеи постучали. Так сильно, как могут только ратлеры. Открыв её, Ривелсея увидела высокого мужчину, который вошёл и торжественно протянул ей две вещи: аккуратно сложенный лист бумаги и меч, а также выдал десять золотых монет, фиолетовую накидку и ратлерский плащ. Отдав эти вещи со словами: «Дары ратлерского клана, храни бережно, пользуйся разумно», посланник удалился. Ривелсея тут же развернула карту. Было сразу видно её ратлерское происхождение. Чёрным цветом были изображены крупные центральные города Невильн, Келдар и Анрельт, зелёными кружками в огромном множестве отмечены средние и мелкие поселения, синими нитями струились реки, белыми – дороги. Серым цветом была показана пустыня, и в центре её ярким синим пятном была начертана Цитадель Порядка. Ривелсея быстро отыскала деревню Липенцы к югу от Невильна, на реке Келиро́н. Великий Келирон вытекал из незаметного родника на равнине Чистозёрной далеко к югу от Анрельта, тёк слабым ручейком на север, вбирал потом в себя Авеи́р, впадавший в него с запада; у города Невильн, как раз недалеко от деревни Липенцы, в него впадал Нирио́н, быстрая и смелая речка, которая имела своё начало в знойной пустыне, но никогда не пересыхала; потом он делал огромнейшую петлю по Великой Лесной равнине, служа при этом границей действительно густого бескрайнего леса, который стоял стеной на его правом берегу, и редколесья на левобережье; затем круто заворачивал на юг и впадал, наконец, около Келдара в огромное озеро Келер. Ривелсея видела Келирон один раз, по пути в Цитадель, осенью, когда его воды холодны и темны. Был мелкий дождь, тысячи кругов расходились по воде, и взгляд терялся на этой бескрайней водной глади, простирающейся до самой границы взгляда, затуманенной дождём. Переправа, как показалось Ривелсее, была очень долгой (не было никогда, да и не могло быть мостов через Великий Келирон, ибо он слишком широк и глубок), лодочник грёб медленно, и хотя он ничего не сказал и только кивнул, приняв от Ривелсеи сорок пять серебряных монет, но несколько раз он смотрел на неё так, что, казалось, спрашивал: «И куда это ты намылилась, девочка?» Действительно, большинству людей не для чего пересекать Келирон: все три крупных торговых города находятся внутри его огромной петли, а по ту сторону поселений находилось значительно меньше и больше было диких, незаселённых мест. Ривелсея сильно продрогла на холодном осеннем ветру во время переправы, и Келирон ей не понравился. Она часто вспоминала его только во время своего перехода через пустыню, когда в сознании существовало только слово «вода». А Келирон – это целое море воды, воды, той воды, без которой было так тяжело.

Выверив по карте расстояние, Ривелсея подсчитала, что до деревни Липенцы она не сможет добраться быстрее чем за несколько недель. Ужасы пустыни поблекли в её сознании, но далеко не забылись. Забыть такое невозможно. Лицо Ривелсеи вновь омрачилось, так же как полгода назад, когда ей предстояло идти через пустыню в первый раз. Но выбора не было, и в прошлый раз, и тем более теперь. По рассказу Айледа Ривелсея поняла, что опытные ратлеры, как, например, Генрес, ходят через эту пустыню постоянно и уже, по-видимому, к этому привыкают. Ей предстояло сделать то же самое.

Она долго смотрела на карту. Это общее свойство всех малознакомых карт: от них очень тяжело оторваться. В нижнем левом углу Ривелсея после непродолжительных поисков обнаружила Росолесную, и что-то неуловимо тонкой иглой кольнуло ей в сердце. Карта вся, абсолютно вся была покрыта значками поселений: на юге, конечно, больше, и только по эту сторону Келирона, особенно на западе вверху карты, их не было совсем. В верхнем же левом углу среди леса зияло довольно большое белое пятно. Там никто не жил, непонятно почему. Это пятно окружал густой лес и болота. Скорее всего, делать там было просто нечего, и никто туда не ходил.

Затем Ривелсея отложила в сторону карту и взяла в руки длинные чёрные ножны. Медленно потянув чёрную рукоять, Ривелсея извлекла меч. Он был такой же, каким она его видела в кузне: длинный, волнистый, с чёрной рукоятью и сверкающим клинком. Было видно, что оружие это сделано крепко и заточено как следует. Ривелсея даже не решилась коснуться краёв клинка. Взяв меч, она почувствовала приятную тяжесть, хотя он не был тяжёлым для своих размеров и очень удобно лежал в руке. Его лёгкость и острота говорила о том, что это весьма опасное оружие. В течение получаса Ривелсея отрабатывала приёмы с оружием, которым её научил Веттар Нарт. «Удар ратлера» – страшный и тяжёлый, которым можно, при достаточном умении, даже разбить щит или прорвать доспехи. «Мощь гнева» – ужасный удар сверху, которым противник отбрасывается назад и в большинстве случаев повергается на землю. И «вихрь Победы», наиболее сложный из всех приём, который позволяет наносить до двухсот ударов в минуту. Ривелсея, конечно, ещё не достигла такого мастерства: по подсчётам Веттар Нарта, её пределом на данный момент было сто двенадцать, хотя она считала, что и это тоже неплохо. Закончив тренировку, Ривелсея, перед тем как убрать меч обратно, заметила на лезвии тонкую гравировку. Приблизив её к глазам, она прочитала: «Мастер Веттар Нарт». Не знающий о ратлерах человек, прочитав эту надпись, наверняка решил бы, что на мече увековечено имя того, кто его сделал. И только Ривелсея понимала, что это имя кузнеца, который куёт не оружие из железа, а ратлерские души из слабых человеческих. Кем бы она была без него? Самой обычной и ничем не примечательной девушкой. Сейчас же, хотя она и не имела пока перед Орденом никаких заслуг, но имя Веттар Нарта само по себе уже давало ей некоторую привилегированность, ведь её Мастер был самым искусным.

Следующий день, опять же, прошёл быстро, так что Ривелсея даже не заметила его. Утром она направилась в торговый район Цитадели и купила там на выданные Орденом деньги еды с расчётом на месяц пути и большую флягу для воды. Теперь, когда она стала ратлером, понятие «тяжело нести» стало для неё очень расплывчатым и уже не могло оказаться причиной для того, чтобы оставить какую-то нужную вещь.

Вечер пролетел ещё быстрее, в сборах и приготовлениях. Рюкзачок, почти полгода отдыхавший в углу комнаты, вновь был аккуратно уложен и готов к предстоящему далёкому походу, как и она сама.

Когда Ривелсея встала, было ещё очень темно – наверное, часа четыре. Она встала резким рывком, делать это совсем не хотелось. Ведь неизвестно, когда в следующий раз она сможет поспать на нормальной кровати.

Ривелсея удивилась тому, что у неё что-то вздрогнуло внутри в тот момент, когда она запирала на ключ дверь своей комнаты. Оказалось, она уже успела привыкнуть к ней как к своему дому. Теперь это и был её дом, единственное место в мире, куда она всегда могла прийти и отдохнуть, не считая только небольшого домика в родной деревне. Но сможет ли она туда вернуться и вернётся ли хоть когда-нибудь? И как вернётся? Да и помнят ли ещё её там, трудолюбивую и всегда задумчивую девочку Ривелсею, которая могла бы заменить со временем свою добрую мать-целительницу, но не смогла пойти по этому спокойному проторённому пути. Снова кольнуло в душе иглой боли. Теперь уже не девочка. Теперь ратлер. И путь домой, скорее всего, закрыт. Тяжело, но она сама выбрала себе судьбу. И не могла жалеть о ней, как не могла и до конца смириться. Никакая судьба не может не тяготить человека. А тем более – выбранная самостоятельно.

На улицах Цитадели клубился ночной мрак. Утро было ещё далеко. Ривелсея направилась по широкой дороге к воротам, выходу из Цитадели. У ворот стоял стражник, кутающийся от холодной ночи в серый тонкий плащ. Такой же плащ лежал у Ривелсеи в рюкзаке. Он был выдан ей вчера вечером вместе с оружием, картой и деньгами, но пока Ривелсея не стала его надевать.

Подойдя к воротам, Ривелсея остановилась. Страж посмотрел на неё и спросил:

— Задание Ордена?

Ривелсея кивнула.

— Имя?

Стражник достал из кармана бумагу, что-то прочёл и сказал:

— Иди на юго-восток до истоков Нириона, там ты найдёшь лодки. В одной из них ты можешь легко спуститься по нему до самого устья, а оттуда до деревни Липенцы два-три дня пути. Это удобнее, чем идти по пустыне.

Ривелсея верила. Она очень обрадовалась, узнав, что по пустыне идти не придётся. На лодке сплавляться вниз – это просто удовольствие. Никаких усилий, нет ужасной жары, и воды – сколько хочешь…

— Спасибо за информацию, – сказала Ривелсея.

— Удачи. Когда проведёшь в пути сутки и ещё полдня, будь осторожна – Нирион в конце становится очень быстрым, и справляться с ним трудно. В Келирон он впадает резко, и если ты упустишь этот момент и не причалишь к берегу вовремя, то тебя отнесёт в сторону Невильна, в лучшем случае, на половину дневного пути. С Келироном там тебе не совладать, он слишком быстр и могуч в том месте. Поэтому будь внимательна.

— Хорошо, – сказала Ривелсея и вышла из ворот Цитадели. Стражник смотрел ей вслед, а затем запер ворота и, прислонившись к ним, вновь о чём-то задумался.

Ривелсея же, сверив направление по карте, не оглядываясь, быстрым шагом направилась на юго-восток. Солнце ещё не встало, но небо засветлелось уже на востоке, и серая гладь песка стала белеть. Пустыня просыпалась. Осколок давно забытого ужаса шевельнулся в подсознании. Но нет. Страх не для ратлера. Его больше нет. Есть только мощь. Мощь, которая побеждает всё.

Сначала проснулся зной, потом быстро поднялось над горизонтом солнце. Ривелсея на миг остановилась и обернулась назад. Цитадель исчезла, её уже не было видно, и это было очень странно, ведь башни и стены Цитадели Порядка неимоверно высоки, и они не могли бы так быстро исчезнуть из виду, если бы не мощная система воздушных потоков, обеспечивающая полную скрытность крепости ратлеров. Вот так же когда-то (полгода назад, но казалось – бесконечно давно) она шла по этой же самой пустыне, и так же мучила неугасимая жара и бледное жгучее солнце. Только теперь у Ривелсеи была не надежда, а решимость, не неопределённость, а цель, и не упорство, а мощь. Возможно, именно мощь способствовала тому, что раны и ожоги на теле Ривелсеи уже почти зажили, всего за две недели. Лицо её снова вполне можно было назвать симпатичным и миловидным, лишь на левой щеке осталась ярко-розовая полоса, след ратлерского огня, запечатлевшийся, наверно, на всю жизнь. Детской наивности в этом лице больше не было, зато появился какой-то даже не блеск, а слабое сверкание в глазах. Сейчас – слабое; мощь пока не использовалась Ривелсеей и спокойно омывала вместе с силой всё тело, вызывая постоянное ощущение решимости и уверенности в своих способностях.

Когда солнце пошло к западу, Ривелсея успела уже пройти не одну тысячу шагов. И это не показалось ей теперь настолько изнурительным. По мере приближения к Нириону, источнику живительной влаги, питавшему собой всю местность вокруг, эта местность менялась, среди песков появлялись небольшие скопления зелени, а затем – низкорослые деревья. Ривелсея полной грудью вдохнула живительный влажный воздух, веющий ей в лицо, прошла ещё полсотни шагов и увидела вдали ярко блистающее пространство быстрых вод Нириона.

Река оживляла. Оживляла как пустыню, так и сердце Ривелсеи. Лодка из коричневого тёмного дерева, найденная Ривелсеей привязанной у берега, быстро неслась по воде, оставляя позади пенные разводы и длинный путь. Грести было незачем, Нирион сам работал за неё. Это, конечно же, радовало. Если только не думать о пути обратно, когда она будет бороться с рекой.

Сверкание вод убаюкивало, и Ривелсея, улегшись на дно лодки, разрешила себе уснуть. Только закрыв глаза, она вновь ощутила единение с водой, растворилась в её движении и мягко, незаметно погрузилась в сон.

Сгустились серовато-белёсые сумерки, и Нирион тут же покрылся густым клубящимся туманом. Ривелсея проснулась от мокрого холода и зябко поёжилась, достала из рюкзака ратлерский плащ и, закутавшись в него, стала вглядываться в плывущую рядом ночную мглу. Берегов за туманной пеленой было совсем не видно, и воды не видно, лишь звёзды сверкали в вышине, и казалось, что лодка плывёт не по реке, а по небу. Спать больше не хотелось, а делать было нечего. Ривелсея всю ночь сидела, глядя в темноту и сумрак, и думала. Обо всём и ни о чём. Просто о жизни.

Когда ещё только стало светать и прошли утренние туманы, Ривелсея стала напряженно вглядываться вдаль и вслушиваться в шум воды. Впрочем, зря она так волновалась. Около полудня она стала отчётливо слышать, как быстрое журчание Нириона начинает заглушаться мощным шумом вдали, который усиливался с каждой минутой. Там, как гигантский зверь, гулко и мощно грохотал и рокотал Великий Келирон. Ривелсея, чтобы не рисковать, заблаговременно пристала к берегу, оставила лодку в кустах, даже не заботясь о том, чтобы спрятать её – кто и зачем может здесь проходить? – и дальше пошла пешком.

Местность здесь совершенно изменилась по сравнению с окрестностями ратлерской Цитадели. Увлажнённая водой Нириона земля обильно поросла травой и кустарниками с буро-зелёной листвой. И даже цветами с блеклыми фиолетовыми и розовыми лепестками, совсем некрасивыми и с неприятным запахом. Ривелсея вновь сверилась по солнцу и карте и продолжила путь теперь уже юго-запад, в ту сторону, где на горизонте виднелась небольшая роща из мелких, редких деревьев.

Шум Келирона, поначалу очень отчётливый и громкий, понемногу смягчался и отдалялся, пока не угас совсем. Мысли же в голове Ривелсеи шумели всё сильнее и сильнее по мере того, как она приближалась к деревне Липенцы. Только сейчас она стала вполне осознавать суть и смысл задания Ордена. «Рыцари Разума не способны ни переживать, ни сомневаться, ни испытывать волнение». Так записано в кодексе ратлеров. Может быть. Однако Ривелсея в данный момент испытывала все эти не свойственные ратлерам чувства. Мысль о том, что ей придётся убить человека, даже нескольких, приходила в противоречие со всей сущностью Ривелсеи, с той её частью, которая просто не могла не думая выполнять ратлерские задания. Неожиданно взбунтовалась та самая девочка Ривелсея, которая, казалось, навсегда осталась там, за пеленой времени и дымкой памяти, в деревне Росолесной. Бунт её был очень силён, и сама Ривелсея даже остановилась, чувствуя, как через неё проходит какая-то дрожь и нервная судорога, парализующая тело. Мощь справилась, хотя и с трудом, с этим новым всплеском ненужных эмоций и излишних переживаний. Всё-таки как ратлер Ривелсея пока что была не слишком сильна. Поэтому сомнения остались. Ривелсея же продолжила путь. Она старалась просто ни о чём не думать, пока не доберётся до деревни, а там будет видно.

До деревни за этот день она не дошла. Когда стало совсем темно, расстелила на траве плащ, улеглась на него и стала смотреть на звёзды. Холодные ледяные кристаллы в небесной тиши светили ярко и спокойно, и такой же ледяной осколок белого месяца озарял блеклым светом рощу, обступавшую Ривелсею, и деревья отбрасывали на землю смутные и мутные тени.

Она не спала всю ночь. И даже не пыталась заснуть. Старалась отогнать от себя все мысли, но всё равно не могла успокоиться. Вспомнилась мать, всю себя посвятившая тому, чтобы продлить и облегчить жизнь людей, вспомнился отец, всегда помогавший тем, кто нуждался в его помощи. И его слова вспомнились, сказанные в тот день, когда разбился с лошади сосед-ростовщик. Уже вечером, когда поужинали и Ривелсея с отцом, как у них вошло в привычку и традицию, гуляли перед сном по ближней рощице. Долго тогда молчали, Ривелсея смотрела, как солнце своими последними лучами проникает сквозь ветви деревьев, и вдыхала пряный, терпкий до неимоверности воздух ранней осени, который на взрослого человека обрушивает потоки воспоминаний, на ребёнка – фантазий, на подростка – тоски. Ривелсее было тогда четырнадцать, она запомнила этот вечер: гуляли долго, наконец отец посмотрел на солнце, потом на дочь, остановился и сказал, даже не обозначая, о ком идёт речь – это и так было понятно. «Что вот сказать про него? Не был он ни хорошим, ни добрым, людей обирал, обманывал, богатство себе копил. А убился – и жалко его, не за дела, а просто, как человеку человека может быть жалко. Пусть и добра он мало делал, и не любил, быть может, никого, однако же он место на этом свете своё занимал, и никто его на этом месте заменить не сможет. Родился человек – место занял, умер – оно навеки пустым остаётся, никто на него уже не встанет. Жил человек так, как нужным считал, и не может же быть, чтобы жизнь свою он зря прожил. Каждый человек – не зря на этом свете живёт».

Молчали опять долго. Потом он добавил: «И лошадь его мне жалко. Ведь из-за неё он расшибся, а лошади – существа разумные. Поэтому жалко. Ведь нет страшнее муки, чем ощущать себя причиной смерти человека».

Совсем некстати, совсем невовремя вспомнились ей тихие слова отца, его чуть смуглое лицо, широкие плечи и ясные голубые глаза. Буря сомнений в душе переросла в смерч, и утишить его была не в состоянии даже ратлерская мощь. Но образ отца в её сознании сменился другим, сумрачным и властным, и слова вспомнились другие, холодные и до боли правильные, выверенные многими жизнями и многими смертями. «Жизнь каждого человека должна быть полезна и разумна. Живущий неразумно не живёт, а существует. В случае, когда он кому-то наносит вред, он недостоин существовать, если те, кому он его наносит, не являются такими же, как он». Железные слова. Железная ратлерская логика. Та логика, которую Ривелсея должна была осмыслить, понять и принять. Она очень старалась, но пока не могла.

Следующий день тоже лёг весь в путь от рассвета до заката. Липенцы оказались несколько дальше, чем предполагала Ривелсея. Этот день для неё был легче предыдущего. Всю ночь в её душе шла борьба, а утром на лице уже ничего не отображалось, само лицо стало выглядеть неестественно холодным и непроницаемым. Словно лёд на воде, и никто не знает, спокойна или нет вода под ним.

Уже когда солнце пошло к закату, Ривелсея, утомившись, устроила привал и легла на траву, чтобы немного отдохнуть. Ветер гнал по небу клочковатые облака, которые солнце окрасило в розовый цвет. Спокойно и тихо было на земле, а облака неслись быстро и легко, куда-то на юго-восток, в сторону города Невильна и Росолесной. Но мысли Ривелсеи сейчас не собирались следовать за ними. Не прошло и часа, как её фигурка поднялась с земли и поглотилась вскоре надвигающимися сумерками.

Лес вокруг уже спал, и над дорожкой среди него, освещаемой лишь редкими звёздами, висела полная тишина. Ривелсее не хотелось почему-то спать и она рассчитывала к утру добраться до деревни и выспаться уже там, и шла она очень быстрым шагом, по-ратлерски, без остановок и передышек.

Когда луна, поднявшаяся в полночь, стала уходить за горизонт, Ривелсея остановилась. С детства она привыкла доверять своим опущениям, и сейчас она почувствовала, что её видит не только спящий лес, но и кто-то ещё. Постояв несколько секунд, она сделала шаг по дороге и тут же услышала шорох и треск в кустах, а затем мелькнул свет и послышался сдержанный хриплый кашель.

На дорогу выскочили шестеро мужчин с огнём в руках, быстро обступив Ривелсею со всех сторон и лишая её возможности бежать, чего она делать, впрочем, совершенно не собиралась.

— Доброй ночи, – непонятно зачем и почему сказала она, почти уже уверенная в том, что эта ночь для кого-то, скорее всего, будет не совсем доброй.

Один, тот, что был помоложе, хохотнул и уставился на неё тупым недвусмысленным взглядом, буквально щупая им её и глупо хихикая. Это практически сразу взбесило Ривелсею. Да, она считала себя красивой, но не терпела, когда так пристально рассматривали её тело. Двое других нахмурились и сжали губы. Ещё двое стояли чуть поодаль и, видимо, ждали приказа или действий с чьей-либо стороны. Последний, видимо, старший, бородатый мужик, подойдя к ней, сказал грубым неприятным голосом:

— Не надо, детка, по лесам гулять ночью. Куда ты идёшь и зачем?

Ривелсея смолчала. Она была уверена, что идёт именно сюда. Нервное напряжение захлестнуло её тело, и опять прошла мелкая неприятная дрожь. Нет, не страх, конечно. Просто нервы.

— Хотя неважно, – закончил мужик. – Идёшь ты с нами, и давай без фокусов. Бежать некуда, помощь не придёт. А ну-ка иди сюда…

Он грубо схватил её за руку, и в тот миг, когда глаза их встретились, Ривелсея увидела в его взгляде ту же тупость и сладострастность, что и у молодого. Рукав затрещал, одна из пуговиц плаща отскочила и упала на землю. Вывернув ей карман, он извлёк оттуда золотые монеты и жадно сжал в своём кулаке; затем, нарочно сильно прижав её к себе, вывернул другой карман, в котором ничего не обнаружил, и плюнул на землю. Другие обступили Ривелсею плотным кругом, дыша ей в ухо, одновременно косясь на предводителя и явно думая о том, сколько денег он даст каждому из них.

— А теперь, девочка… – продолжил главарь, снова протягивая к ней руки, подходя к ней сзади и плотно прижимаясь к её задней части.

Ривелсея стояла и ничего не делала до этого момента. Это было не оцепенение, не испуг, она ждала гнева. И дождалась. Слово «девочка» было произнесено явно зря, оно напоминало Ривелсее исключительно о ратлерском клане и её Великом Мастере. Пусть это звучало пренебрежительно в его устах, но чтобы какой-то грязный карманник называл её так же, как Веттар Нарт!

Сначала она ударила кулаком по физиономии этого предводителя. Несильно, тот отлетел всего метра на полтора и с громкой руганью поднялся, а Ривелсея быстрым, оттренированным движением выхватила меч. Под плащом и в темноте его не заметили или просто не предполагали, что у такой хрупкой на вид девушки он может быть.

Дальше – проще. «Удар ратлера» по тому, кто стоял ближе всех. Меч «Ярость» с неприятным скрипом прошёл сквозь мясо, и хруст костей, разламываемых его нечеловеческой мощью, смешался с утробным предсмертным криком. Враг, словно мешок с песком, упал на землю, забрызгав чистый ратлерский плащ Ривелсеи своей силой, запах которой тут же тяжело повис в воздухе. Только тут нападавшие, поняв, что дело пошло гораздо дальше обычной потехи над молодой девушкой, достали ножи и топоры, а предводитель бросился на неё, размахивая огромной, длинной и тяжёлой железной цепью. Уклонившись от её удара, Ривелсея выставила вперёд лезвие меча и легко всадила его по рукоятку в области груди.

Сложнее было, когда оставшиеся трое, исключая молодого, разозлившиеся уже не на шутку, бросились на неё, не вынашивая больше никаких иных планов, как только размозжить ей череп. Тут нельзя медлить, нужно бить верно, быстро и наверняка.

И она ударила.

«Вихрем Победы».

Даже трудно описать, насколько этот приём красив и при этом ужасен. Ривелсея сосредоточилась на движениях меча, только на них – и забыла про всё на свете на несколько секунд. Это было словно сон или медитация – ни эмоций, ни жажды убийства, а только наслаждение красотой приёма. Тела врагов словно смазались как-то, ибо Ривелсея уже не могла видеть нормально, кружась в этом железном вихре, а потом упали на траву, иссечённые таким числом ран, как если бы их пропустили через мясорубку или бросили на несколько минут среди стаи голодных волков. Уже не люди. Даже не трупы и не тела. Просто куски мяса.

Оглянувшись, Ривелсея увидела, что молодой стоит шагах в десяти от неё, и ужас был в его взгляде очень глубокий и неподдельный. Животный, звериный ужас и страх за свою жизнь, такой же низкий и постыдный, как та страсть, которую она видела минуту назад в его тёмных выпуклых глазах. Потом он развернулся к ней спиной и бросился бежать. Секунду Ривелсея колебалась, не позволить ли ему это сделать, ибо выглядел он жалко, как кролик, бегущий от охотника. Но слова Повелителя «просто так не убивай, просто так не щади» тут же вспомнились ей, и тонкий свист железа пронзил уже вбирающий в себя утренний свет воздух. Бросок был сильнее необходимого и достаточно меток. Кинжал «Союзник» до упора вонзился в шею разбойника и тут же вылетел под углом, образовав огромную рану. Парень вскрикнул, захрипел и шлёпнулся на землю, после чего над лесом вновь повисла тишина.

Полная тишина, нарушаемая лишь свистом какой-то рано проснувшейся птицы и порывистым дыханием Ривелсеи, которая замерла на месте в оцепенении, глядя на лежащие на земле, распластанные, в силе, тела. Пыталась – и никак не могла согнать с себя оцепенение. Она вообще никогда не видела так много человеческой силы. Только у себя дома, в Росолесной, когда её матери приходилось перевязывать и лечить глубокие раны жителей деревни. Тогда она на всё это смотрела достаточно спокойно, но сейчас испытала абсолютный шок. Убивать ей ещё не приходилось, и то, что она сделала сейчас, было до неприятия жутким и до нестерпимости омерзительным. Однако это было необходимым, и в принципе, она мало в чём была виновата. Этих людей убил Орден ратлеров, и убил, как поняла Ривелсея, заслуженно. Она же имела вины не более, чем нож или топор, который убивает непосредственно.

Пришло уже утро, в воздухе поднялась промозглая сырость, и Ривелсею стало трясти, от холода и волнения одновременно. Но волнение она подавила мощью и сдвинулась наконец с места.

Некоторое время Ривелсея думала, что делать дальше. Убийство – вещь ужасная, из ряда вон выходящая для любого человека, если только он не привык к нему и не заглушил привычкой естественный природный страх. Так или иначе, дело было сделано, задание Ордена выполнено, люди, которые недостойны жить, мертвы. Смерть необратима, и это доставило Ривелсее облегчение, поскольку невозможность что-то изменить освобождает от любых раздумий.

Однако нужно было что-то делать с телами. Честно говоря, до самого последнего момента Ривелсея думала только о том, как добраться до деревни и найти убийц. Как их уничтожить и тем более как обойтись с телами, Ривелсея даже не раздумывала и теперь была в замешательстве. Первая мысль, чисто человеческая, была похоронить их, как хоронят всех людей, но, во-первых, они того не заслужили, а во-вторых, рыть могилу элементарно было нечем. Но оставлять так тоже не хотелось. Что подумает любой человек, увидев в лесу шесть трупов на дороге? Ривелсее больше всего хотелось просто как можно скорее отсюда уйти. Уйти – и не видеть ни испачканной и залитой силой одежды, ни зверского выражения на лицах убитых, ни остекленевших, мутных глаз с расширившимися зрачками. Но бежать она себе не позволила. Борясь с отвращением, Ривелсея по очереди, ухватив каждый труп за одежду, отволокла его с дороги и сбросила в овраг рядом с ней. Из одежды предводителя она достала деньги, свои деньги, и забрала их обратно. Больше она не стала никого обыскивать. Недостойно и нехорошо, хотя, быть может, и разумно. Чужого не надо. Ничего не надо, что могло напомнить о сделанном сегодня. И так было слишком тяжело.

Тело последнего, молодого, лежало в отдалении, и рядом с ним лежал кинжал, который Ривелсея подняла, вытерла об одежду убитого и вернула в ножны. Становилось омерзительно при мысли, что меч и кинжал ей ещё понадобятся, но сомневаться в этом не приходилось. Тащить тело до оврага было далеко, и Ривелсея просто бросила его среди кустов. На теле она заметила какой-то талисман и уже хотела, не обращая на него внимания, просто уйти, но тут в глаза ей бросилась эмблема на нём: двойной диагональный крест, вписанный в ромб – ратлерский симметричный знак. Да, такие значки она уже видела. Такой же висел на груди у того, кто прислуживал в корпусе для прибывающих – знак союзника ратлерского клана.

Понять, как этот значок попал к разбойнику, было слишком легко. Двух вариантов быть не могло. Ривелсея сорвала значок и положила в рюкзак. Отдать Совету. Это теперь их.

Ривелсея вновь вышла на дорогу, бросила в кусты топоры и цепь, засыпала пятна силы землёй и листьями. Всё. Дорога выглядела нормально, словно ничего не произошло, и можно было идти.

Солнце уже взошло. Ривелсея медленным шагом пошла на север, обратно в Цитадель. Липенцы ей были больше не нужны.

Пройдя шагов триста, она услышала сзади хриплое карканье нескольких ворон, а оглянувшись, увидела, что в светлеющем небе парит, снижаясь, какая-то птица. Больше она не оглядывалась и ускорила шаг.

Ключ, повернувшись в замке, отпер дверь комнаты, а его щелчки снова вызвали какой-то отклик в сердце. Вот она и дома. Нет, не дома, конечно, а в Цитадели. Но всё же – как дома. И теперь можно отдохнуть. Всё-таки она устала. Пять дней в пути, из них два – на лодке против Нириона. Не по воде, конечно, она бы с ним просто не справилась, а по берегу, таща лодку за собой. Потом, как всегда, по пустыне до Цитадели. Ривелсея быстро разделась и, занавесив окна, легла в постель. Больше недели не спала по-человечески. Но теперь можно. Первое испытание пройдено, одобрение Совета получено вместе с половиной анрелла денег, значок передан, дата получения следующего задания назначена. До этого момента Ривелсея могла спокойно отдыхать, без каких-либо потрясений, волнений и неожиданностей.

Впрочем, это она так думала. Она спокойно выспалась до вечера и, направившись затем вниз по лестнице, чтобы умыться, совершенно не озаботилась тем, чтобы запереть дверь, поскольку намеревалась вернуться не позднее чем минуты через три. Да и вообще незачем. В Цитадели, кроме ратлеров, почти никого нет, а рыцарей Разума можно не опасаться: они вряд ли зайдут без приглашения и уж тем более не возьмут чужого.

То есть это, опять же, она так думала. Чужое ратлеры действительно брать не склонны, но когда Ривелсея вернулась, то увидела, что на единственном стоящем в её комнате стуле сидит немолодой человек в фиолетовой накидке; в подобную сама Ривелсея уже облачалась, когда во второй раз являлась перед Советом Разума. Ривелсея почти мгновенно узнала этого ратлера – и сразу подумала, что дверь надо было всё же закрыть. Это был тот, кто вынес её из пустыни, произвёл совершенно отталкивающее впечатление своими манерами и, наконец, непонятно зачем пришёл к ней без приглашения теперь. Самым последним, что об этом человеке вспомнила Ривелсея, было то, что его, кажется, звали Генресом.

Генрес сидел и смотрел в окно. Услышав шаги, он медленно развернулся в сторону двери и не просто посмотрел на Ривелсею, а стал буквально измерять её взглядом. Примерно так садовник смотрит на дерево, которое не видел несколько месяцев, мысленно сравнивая имеющееся с тем, чем оно было в прошлый раз, и с тем, чем оно должно быть. Ривелсее, хотя она ничего другого и не ожидала, это сразу же не понравилось, но она ничем не выказала этого: во-первых, потому, что она теперь ратлер, а им выражать свои чувства вообще не подобает, а во-вторых, она стала понимать, что её злость, видимо, веселит Генреса, и решила не дать ему испытать эту радость.

Когда иссякла минута молчания, Генрес, окончив разглядывание, сказал:

— Да, повзрослела, повзрослела и даже поумнела, немного совсем, но всё же, всё же. Ещё бы надо, но это уж потом. Да, совсем ты другая, другая теперь, де…

— Рыцарь Разума, – твёрдо сказала Ривелсея, решительно не давая применять любимое им обращение, которое, быть может, было употребимо в тот раз, когда Генрес только что вынес её из пустыни, к прошедшему посвящение молодому ратлеру.

— Да, гордая такая же, это я заметил уже, заметил. Высоко себя ты ценишь. И слушать ничего не хочешь, и учиться не желаешь, не слушаешь совсем ты старого Генреса…

— Я прошла уже обучение, спасибо, – так же отчеканила Ривелсея. – Меня обучал Великий Мастер Веттар Нарт.

— Да, знаю уже, знаю. Выдержала ты, это тебе честь делает. И я тоже выдержал в своё время, поэтому не бойся, про Веттар Нарта плохого не скажу. Но ты не думаешь ведь, что учиться тебе больше нечему? Учиться всегда, всегда нужно, – Генрес хмыкнул, – рыцарь Разума.

Это обращение, хотя и выглядело более уважительным, но прозвучало, однако, с такой же интонацией, как «девочка». Но Ривелсее просто надоело уже обижаться.

— И про задание твоё первое я уже знаю, ­– продолжал между тем Генрес. – Да, тяжело, но ты ведь справилась. И ничего, ещё привыкнешь, привыкнешь и не к такому. Совет решил, что следующее задание тебе можно дать сложнее, однако силу проливать не придётся. Тебя, думаю, обрадует это, правда?

— Так ты от имени Совета пришёл? – спросила Ривелсея. – А сразу почему не сказал?

Генрес усмехнулся.

— И от Совета, чтобы вещь одну тебе предложить, и для того ещё, чтобы поучить тебя немножко, да вот не решу никак, с чего начать. Старшие всегда дело говорят, а ты не слушаешь, а зря, зря…

— Сначала скажи то, что Совет поручил, – ответила Ривелсея, не слишком желая слушать поучения.

Генрес расхохотался.

— А потом ты просто прогонишь меня, правильно? Что же, ладно, если ты желаешь. Дело в том, что в связи с, – Генрес две секунды помолчал, – с некоторыми обстоятельствами у Ордена ратлеров совсем нет свободных людей, однако различные дела никуда, совсем никуда не деваются; то, что стоило бы доверить опытному и умелому ратлеру, приходится давать новичкам.

— И что же должна сделать я? – спросила Ривелсея очень быстро, чтобы Генрес не успел уклониться от темы и начать рассуждать о том, как это плохо. При этом она чувствовала, что маразм Генреса не природный, а скорее притворный; возможно, у него просто была такая манера изъясняться, к чему, если сильно постараться, можно привыкнуть.

— Так вот что, – сказал Генрес. – Я к тебе хоть и от имени Совета, но всё же неофициально. Давать тебе задание будут, конечно, они, а не я. Я лишь должен предложить одну вещь. Откажешься – твоё право, тебе дадут обычное задание для новичков, несложное, но и не важное. С ним ты легко справишься, хотя вряд ли оно будет тебе приятно.

— А какой выбор мне может предложить Орден? – поинтересовалась Ривелсея.

Генрес вздохнул, некоторое время молчал, а потом сказал:

— Да вот, понимаешь, в чём дело – даже сказать нельзя кратко, что он может предложить. Есть одно очень запутанное дело, им нужно заняться, но это займёт, вероятно, много времени, а ратлеры сейчас заняты почти все, даже свободные. Тебя, кстати, – Генрес посмотрел на неё хитро, – тоже хотели направить вместе с другими, но я сказал, что ты способна на большее, что оружием истинного ратлера является не меч, а разум. Тем более что ты, как я полагаю, выбрала класс мудрейших и, как видно, вообще не любишь битвы и убийства.

Ривелсея кивнула.

— И ещё одна для тебя новость, – сказал Генрес. – Если ты не знаешь, то после окончания собственно обучения, то есть после того, как с ратлером закончит работать Великий Мастер, его обычно берёт на некоторое время под своё покровительство кто-либо из более опытных и мудрых. Такова традиция Ордена, и это правильно, конечно, правильно, потому что не всегда же может молодой ратлер…

— И что? – спросила Ривелсея с явным предчувствием чего-то нехорошего.

— Что, что, и я, конечно, добился у Совета разрешения взять опеку над тобой.

Ривелсея тихо застонала. Надежда на то, что её дурное предчувствие оправдает себя не полностью, была напрасной.

— Безусловно, я всегда мечтала иметь такого наставника, – сказала Ривелсея с таким сарказмом, чтобы даже Генрес не смог сделать вид, что его не заметил.

— Так вот, Ривелсея, – ответил Генрес. – В городе Анрельте происходит сейчас что-то странное и очень нехорошее.

— А что? – спросила Ривелсея.

— Ничего не могу сказать. Ты должна сама всё узнать и понять. Нужные инструкции тебе даст Совет, я только скажу, что там постоянно происходят убийства и их становится всё больше – намного больше, чем можно допустить. Если ты возьмёшь это на себя, я сегодня же заявлю в Совет и послезавтра тебя со спокойной совестью отправят в Анрельт. Если нет, то тебя, как и всех, отправят на большую битву с врагами Ордена.

— Хорошо, Генрес, – ответила Ривелсея после недолгого раздумья. – Я, конечно же, выберу первый вариант и отправлюсь в Анрельт.

Генрес устало и удовлетворённо откинулся на спинку стула.

— Задача Ордена ратлеров – устанавливать везде порядок, – сказал он. – Но только это сейчас не твоя задача. Анрельт – крупный, одна ты там не справишься. Ты должна узнать как можно больше, всё-всё узнать про то, какая там ситуация. Борьба со злом – также призвание ратлера, но в этот раз ты этим заниматься не обязана. От тебя не требуется никого истреблять, лишь собери все сведения да доложи Совету. Твоё задание, как видишь, чисто и благородно. Ты правильно решила, рыцарь Разума. Так лучше всего, Ривелсея. Да, вот так вот, девочка…

Дорога в Анрельт серой полоской убегала за горизонт. Утренний воздух наполнялся звоном и жизнью. Было прохладно, хотя весна уже кончилась и приближалась лето, тем быстрее, чем дальше Ривелсея продвигалась на юг. Тем больше зелёного тумана листвы становилось в рощицах, тем гуще и упоительней делался воздух, и розовых цветочков, которые росли повсюду, становилось всё больше и больше.

Возможно, от весны, возможно, от того, что в Совете на неё возлагали надежды и это не могло не радовать – настроение у Ривелсеи было хорошее. Сегодня утром она второй раз в своей жизни переправилась через Келирон. Теперь, в радостной дымке молодой листвы на берегах и с солнечными бликами на воде, он выглядел гораздо более приветливым, чем в тот промозглый осенний день шесть месяцев назад.

К вечеру погода начала решительно портиться. Сначала появился резкий и холодный ветер с запада, который за пару часов нагнал на небо столько серой колышущейся тёмной мути, что солнце полностью закрылось и исчезло за её плотной завесой. Потом, как и следовало ожидать, начался дождь. Так всегда бывает весной: небо просто прорвало, и широкая пелена дождя тут же накрыла весь мир.

Ривелсея всегда любила дождь. Ей нравились его тонкие шумные струи, и живительный влажный аромат воды, и её журчание и плеск в лужах, ручейках и небольшой речке Овражице, которая текла рядом с Росолесной. На всё это буйство природы Ривелсея смотрела раньше из окна их домика, пила компот из малины и разговаривала по душам с матерью и отцом. Но тогда, там, это действительно было хорошо и приятно. А сейчас, здесь, в окружении лугов, на широкой пустынной дороге – нет, сейчас это не вызывало ощущения романтики, а вызывало лишь ощущение холода и сырости. Ривелсея не вымокла сразу же только потому, что ратлерский серый плащ не пропускал воду. Она шла не останавливаясь, и серый плащ сливался с серой стеной дождя.

Дождь накрыл весь мир, серое марево заполонило небо, не оставив ни малейшего разрыва, и рваные серые тучи вскоре полностью слились с землёй в едином непрерывном водопаде. Небо затемнилось ночной мглой. Ривелсея шла по размытой дороге и думала попеременно о двух вещах: первая – что её ожидает в Анрельте, и вторая – когда же кончится дождь. Совет Разума инструктировал её по-ратлерски коротко: ей было приказано отправиться в Анрельт и встретиться там с человеком, который торгует посудой на Восточной улице и, как всем известно, знает гораздо больше, чем ему полагается по профессии. За несколько золотых, а лучше синих монет он охотно продавал свою посуду и так же охотно делился полезными сведениями с теми, кто в них нуждался, и тем охотнее, чем больше этих монет было. Звали его Де́йвис, но это мало кто знал, обычно его называли Хитрый Стекольщик – из-за профессии и большого ума. С Орденом ратлеров отношения у него были своеобразные: он знал про Орден и оказывал ему уже несколько мелких услуг, клятвенно уверял в своей верности, но не удостоился чести быть союзником, поскольку искренности в его уверениях было максимум анрелла на два.

Без сомнения, Стекольщик что-то знал и про убийства, но весь вопрос был в том, насколько охотно и за сколько он будет готов об этом рассказать.

А дождь всё не кончался, он смешался с ночной темнотой, и теперь зрение могло отдыхать в абсолютном отсутствии чего-нибудь. Шаги Ривелсеи шумно отдавались в камне дороги и только лишь поэтому она знала, что не сбилась с пути и не ушла куда-нибудь в сторону.

Ривелсея не сразу заметила, как сзади мелькнул какой-то свет, и обернулась только тогда, когда услышала стук и грохот повозки по камням. Не было видно ничего, кроме фонаря, который тускло освещал путь. Ривелсея отошла на обочину, чтобы её не сшибли в темноте, но тот, кто правил лошадью, тащившей повозку, успел её заметить и крикнул в пустоту:

— Кто там бродит ночью под дождём? Выходи на дорогу, я остановлюсь!

Лошадь и правда встала. Ривелсея неторопливо вышла на дорогу и встала в узкую полоску света, чтобы её было видно. Сама она в состоянии была разглядеть только лошадь, но никак не того, кто ею правил. Голос невидимого человека был мужской и по-молодому звонкий.

— Ты кто? – спросила Ривелсея темноту.

— Я? Я Рила́н, я везу зерно на склад в Анрельт. А вот ты кто такая и куда направляешься ночью, под дождём и одна?

— Я тоже в Анрельт, – ответила Ривелсея, – но вряд ли я доберусь туда быстрее, чем дня через два.

— Ну почему же, – сказал Рилан. – Может, и доберёшься. Дай-ка я на тебя вблизи взгляну.

Миг спустя тёмная фигура отделилась от общего контура повозки и спрыгнула на землю. Ривелсея увидела высокого парня в капюшоне. В свете фонаря были видны только его блестящие глаза и немного загнутый нос. Он оглядел Ривелсею довольно пристально и сказал с невидимой улыбкой:

— Ну, вроде не опасная. Только смелая чересчур. Я и то бы не рискнул пойти в Анрельт ночью пешком. А девушки вообще не должны в одиночку бродить. Ты знаешь, сколько разбойников развелось на дорогах?

— Слышала, слышала, – сказала Ривелсея. – Только разбойников, по-моему, везде можно встретить. Так что, вообще из дома не выходить? Не боюсь я никаких разбойников.

— Правильно, незачем нас бояться, – хохотнул парень. – Пошутил, пошутил. Ты вот что: скидывай давай свой плащ, он мокрый весь, и залезай наверх, на мешки с зерном. Только аккуратно, не разорви ничего, а то будешь сама зерно по всей дороге собирать, – он снова хохотнул. – Завтра утром будем, думаю, уже в Анрельте.

— Правда? Это было бы очень хорошо, – сказала Ривелсея. – Я уже весь день топаю от самого Келирона и, мягко говоря, устала.

— Ну вот видишь, как повезло, что ты меня встретила! – воскликнул Рилан. – Залезай, подвезу. Тебя ведь уже подвозили сегодня, ведь так?

— Нет, – сказала Ривелсея, залезая на мешки и стараясь не разорвать их. – Почему ты так решил?

— То есть как нет? От Келирона досюда десять часов на лошади, за день ты даже бегом не пробежишь. Ты что же, как лошадь бегаешь?

— А почему бы и нет? Быстрый бег трусцой, говорят, необычайно полезен для здоровья.

Парень рассмеялся и тронул лошадь.

— Ты интересная и своеобразная очень, – сказал он. – Как тебя зовут?

— Я Ривелсея.

— Приятное имя. Хорошее. Ну, я уже, кажется, представился.

— А твоя лошадка нет, – заметила Ривелсея.

— Ха-ха-ха-ха-ха! Хороша бы она была, если бы это сделала! Она умная, всё понимает, но вот говорю за неё я. Лошадку Рябинкой зовут, из-за цвета, конечно. Она очень сильная и выносливая. Я её давным-давно на семь мешков муки обменял. И не жалею нисколько.

Дождь ровно шумел по крыше повозки, Ривелсея лежала на мешках и вдыхала прелый и тёплый запах зерна. Рябинка шла мерной рысью, колёса не скрипели – видимо, были смазаны. И вообще здесь Ривелсее показалось очень уютно и хорошо.

— Мы с Рябинкой, – не замолкал Рилан, – уже четыре года вместе работаем, грузы развозим в Анрельт и в Невильн. Крупные города, красивые, Анрельт особенно, но люди там как бешеные, мечутся, бегают туда-сюда; такое ощущение, что они вообще никогда не останавливаются и не отдыхают. В Невильне не настолько это заметно, но всё равно есть. Говорят, Келдар самый спокойный город, но не знаю, не приходилось там бывать. Я целый год возил муку…

— Нет, в Келдаре то же самое, – сказала Ривелсея, отстёгивая меч и кладя ножны рядом, чтобы можно было нормально лечь. – Там меня на улице два раза с ног сшибли какие-то люди с корзинами. А на базаре – раз десять.

— Так ты что, в Келдаре живёшь? – спросил Рилан.

— Нет, не в Келдаре. Но я в тех краях родилась, в деревне неподалёку.

— А я тоже в деревне, деревня Песчанка, около Невильна. Там два больших озера и лес рядом, в нём орехов полно растёт. О, ты бы знала, какие там белки! А живёшь-то ты сейчас где, Ривелсея?

— В пустыне, – ответила она. Ратлеры не должны лгать. Да и зачем это, если правде так часто всё равно не верят?

Рилан, разумеется, и не поверил. Он сам любил шутить в этом стиле и поэтому сказал:

— А, понимаю. В норке, вроде суслика. Так?

— Ага, – ответила Ривелсея. Она развязала рюкзак и достала хлеб и несколько кусков жареного мяса. – Рилан, хочешь есть?

— Не, мы недавно ужинали, – сказал Рилан, указывая на лошадку. – Я могу ещё яблок дать, если хочешь. И сыра.

— Давай, если тебе не жалко, – настроение у Ривелсеи быстро улучшалось. Она с удовольствием ужинала и отдыхала от долгого пути. Поев, она достала кожаную фляжку с купленным ею в Цитадели напитком, который считался чисто ратлерским и состоял из трёх равных частей сока какой-то сладкой травы, воды и вина. Он быстро распространял тепло по всему телу и наполнял разум спокойствием и умиротворённостью.

— Живу я пусть без роскоши, – говорил Рилан, – но всё-таки нормально. Недавно домик себе новый купил, маленький, уютный. И дверь сам сколотил из досок и краской жёлтой покрасил. Только бываю я там раз в неделю, не чаще, и делать ничего не успеваю. Мне жениться бы пора, да всё никак не надумаю. Вот тебя встретил, снова мысли такие в голову полезли. И дядя мне всё говорит: женись да женись. Видимо, и вправду надо.

— Вполне возможно, – ответила Ривелсея.

Рилан хмыкнул.

— Надо, оно, может, и надо, – сказал он, – да никого себе приглядеть не могу. Вот, Ривелсея, скажи честно: ты бы за меня пошла?

Такого вопроса Ривелсея не ожидала и потому долго не могла найти, что ответить, а Рилан ждал.

— Не знаю, Рилан. Если бы собиралась замуж, то может быть. Но я совершенно пока не собираюсь. Сейчас меня занимают совсем другие вещи.

— Но какие? – удивлённо спросил Рилан. – Какие ещё вещи могут занимать такую красивую молодую девушку?

— Рилан, вот скажи, ты знаешь в Анрельте человека по имени Дейвис?

— Ни разу не слышал, – ответил тот.

— Да? Я почему-то думала, что его все знают. Он посуду на Восточной улице продаёт.

— Дейвис? Посуду? Это кто, Стекольщик, что ли? В жизни не думал, что его так зовут! Конечно, ты права: Хитрого Стекольщика в Анрельте знают абсолютно все. А тебе-то вот только он зачем? Некоторые находят его довольно обаятельным, но это уж я не знаю, не сказал бы. Втираться в доверие он умеет, это правда, но и обманывать умеет не хуже. И не такой уж он молодой, кстати, ему уже за тридцать. А мне через год только двадцать шесть будет.

Ривелсея засмеялась. Рилан явно посчитал, что к Дейвису у неё дело личного плана и, возможно, почувствовал себя обиженным.

— Нет, Рилан, – сказала она. – Ничего личного. Стекольщик мне вообще-то не особо нужен, и дела у меня в Анрельте совсем другие.

— А какие, если не секрет? – спросил Рилан.

— Секрет, и к сожалению, Рилан, не мой. Вообще в Анрельт я еду не по своему желанию.

Рилан помолчал некоторое время.

— Таинственна, как ночь, – сказал он, – отважна и смела, и убегает прочь – секретные дела…

Услышав такую характеристику в свой адрес, Ривелсея так зашлась от смеха, что едва не свалилась с мешков на дорогу.

— Ты что, часто такие стихи сочиняешь? – спросила она сквозь приступы хохота, который у неё больше всего вызывали слова «таинственна, как ночь».

— Нечасто, но бывает, – сказал Рилан. – Что ещё делать в пути целый день? Или с Рябинкой разговариваю, или сочиняю что-нибудь. Вот ещё и про Рябинку сочинил: она понятлива, сильна, умна и хороша, и очень добрая она – лошадкина душа…

— Красиво, – оценила Ривелсея. – И очень хорошо. – Моя мама когда-то любила читать мне стихи, но это было уже очень давно. Особенно одно всегда очень любила: про ласточек что-то и про колокольчики… Но я уже даже не помню.

Ривелсея замолчала. Вспоминать родителей ей до сих пор было тяжело. Это чувство было единственным, которое не вытеснил из её разума ратлерский закон и ратлерская мощь. Сейчас она снова загрустила, и грусть эта была тёплой и красивой, как лёгкий весенний дождь.

Рилан тоже замолк, и слышно теперь было только дождь и перестук по каменистой дороге. Это успокаивало и навевало сон. Сырая ночь поднималась и веяла вокруг. Но Ривелсее не хотелось почему-то спать. Поэтому она лежала и всматривалась в ночь. Конечно, ничего он там не видела. Темнота была полной и исчерпывающей, и всё тонуло в ней. Небеса сверкали белыми сполохами далёких зарниц. Рябинка фыркала, отряхивая с себя воду. Вода лилась по дороге, и капли высекали из камней однообразный шелестящий звук.

Рилан о чём-то думал молча, то ли вспоминал что-то, то ли, всего вероятнее, размышлял насчёт своей внезапной попутчицы.

— Скажи, Ривелсея, а то, что ты едешь к Стекольщику, никак, случайно, не связано с последним происшествием? Мне просто дурь всякая в голову лезет, а вдруг ты дочь, например, или там сестра. Ведь мало ли как бывает…

— Что? – спросила Ривелсея. – Ты о чём? Я, знаешь ли, первый раз в Анрельт еду, и я не понимаю.

— Хорошо, если не понимаешь, – ответил Рилан. – Значит, и правда я глупости думал.

— А что случилось-то? – Ривелсея с негодованием подумала, что Совет Разума даже не потрудился ввести её в курс дел и последних событий, имеющих к ним непосредственное отношение. И даже болтливый Генрес ничего ей не сказал. Лучше бы поучал поменьше.

— Ничего особо хорошего. Стекольщик, знаешь ли, самая (по крайней мере, одна из самых) тёмная личность во всём Анрельте. И кто только у него не бывает, и с кем только он не связывается и не сотрудничает! И – никаких пятен, словно добропорядочный гражданин. У него в лавке недавно один человек погиб, ножом закололся. Конечно, не сам он закололся, это и дураку понятно, а только что ж ты сделаешь – ни свидетелей, ни улик, а у Стекольщика, понятно, алиби, он в то время на склад за посудой ездил. А человек тот, кстати, он самому Стекольщику другом был, вместе они что-то там делали, да и в гости ходили друг к другу. Уж как он убивался, как плакал! Вот и пойми его, искренне или притворно! Слишком непростой он человек, знаешь ли.

— А как ты узнал об этом? – спросила Ривелсея.

— Да об этом все знают, вокруг только и говорят что об этом да о том, как в Келироне какой-то торговец потонул, а он краску в Келдар вёз, так вся вода потом розовая была… А всякие происшествия там я не собираюсь вовсе разбирать, это пусть другие, те, кто поумнее, занимаются. Чтобы тут что-то понять, такие ведь мозги нужны!

«Спасибо!» – подумала Ривелсея. Она не считала себя очень умной, а свой интеллект выдающимся. Но Совет ей доверял, ну не ей то есть, а Генресу, который доверял ей, и волей-неволей нужно было исхитриться, чтобы никого не подвести.

— Ривелсея, а всё-таки мне почему-то кажется, что тебе ужасно одиноко. Вот скажи, разве нет? – спросил Рилан, полуоборачиваясь в её сторону.

— Не знаю, Рилан. Вообще-то, может быть. Но мы обычно не придаём значения своим чувствам, и даже одиночество вряд ли может нас мучить.

— Что-что? «Мы» – это кто? – спросил Рилан, а Ривелсея уже за миг до этого поняла, что сказала лишнее: просто забыла, с кем говорит, ей показалось почему-то, что говорит она с Айледом, которого не видела уже очень давно и который, разумеется, без труда понял бы значение этой фразы.

— Мы, – сказала Ривелсея. – Непонятные, загадочные девушки, появляющиеся тёмными ночами на больших дорогах.

Проснулась Ривелсея уже утром и уже в Анрельте. Поняла она это сразу же, когда открыла глаза и увидела в сером полумареве восходной дымки высокие здания и башни самого, как считали многие, крупного и красивого города на свете. Чем-то он напоминал, конечно, и Келдар, и Невильн, но сильно и отличался. Улицы Анрельта пролегали прямо и мощно, поражая своей шириной, здания громоздились по их краям как-то неуклюже и неправильно, но тоже с размахом и глобальностью, почти все в несколько этажей, из серого тёмного камня, и дороги вымощены таким же камнем. Деревьев росло повсюду много, но в беспорядке и без всякого принципа, совсем не то что в Цитадели. Но в общем Анрельт был всё же красив и приятен для всех, особенно для путешественников, уставших от дороги, плохой погоды и дикой, незаселённой местности.

Всё это Ривелсея заметила и оценила, конечно, не сразу, а со временем, когда вылезла из повозки, которая стояла у какого-то большого деревянного строения, и огляделась по сторонам. Из двух ночных знакомых один куда-то исчез, а вторая была привязана тут же неподалёку к дереву и, опустошив, видимо, уже кормушку с зерном, щипала молодую травку вокруг себя. При свете дня Ривелсея смогла первый раз заметить, что окрас Рябинки очень пёстрый и неровный и представляет собой трудновообразимую смесь серого, рыжего и белого. Рилана не было ни видно, ни слышно. Совсем исчезнуть он без своей лошадки по-всякому не мог, и Ривелсея решила немного его подождать. Во-первых, не хотелось исчезать не попрощавшись (когда они в следующий раз встретятся, если это вообще случится, нельзя было даже предположить), во-вторых, Ривелсея до крайности плохо представляла себе тот город, в котором находилась, по поводу чего в голову ей неоднократно приходила мысль, что она должна была потребовать у Совета или у Генреса, в крайнем случае, карту Анрельта. Ей таковой никто не дал, зато Генрес подробно её инструктировал, что прежде всего ей следует направиться на Речную улицу и найти там Аде́ста, союзника ратлерского клана, который за почётное право таковым считаться периодически принимал в своём доме рыцарей Ордена и предоставлял им жилище бесплатно. У него и следовало на время обосноваться и приступить к поискам. К поискам чего, Генрес не уточнил. Зацепкой должен был стать Стекольщик, неприятную историю про которого только что рассказал ей Рилан. Хотя что касается этого Стекольщика, то в нём самом, по-видимому, предстояло ещё разобраться, что, возможно, будет очень нелегко.

Было рано. Ривелсея сидела и завтракала холодными хлебцами, мясом и фруктами, смотрела по сторонам с задумчивым видом. Ко всему прочему, Орден приказал ей не медлить, поскольку ситуация требовала решительных действий в ближайшее время. Ривелсея поэтому решила как можно быстрее найти Адеста, узнать у него всё по поводу того, что происходит в Анрельте – при условии, что что-нибудь он знает – и незамедлительно отправиться к Стекольщику.

Рилан вернулся неожиданно, несмотря на то, что Ривелсея ждала его целый час. Он нёс большую корзину и что-то весело насвистывал. Теперь наконец-то его можно стало разглядеть. Среднего роста парень с глазами большими и чёрными, с давно не стриженными волосами, чисто, видимо только что, выбритый и в общем довольно миловидный. Увидев Ривелсею, он несколько мгновений на неё смотрел и воскликнул:

— О, таинственная ночная странница уже проснулась! Приветствую тебя в Анрельте, Ривелсея! И с добрым утром!

— Привет, Рилан, – Ривелсея тоже смотрела на него и легко улыбалась. – Проснулась я уже давно, и мне нужно идти как можно быстрее, но я решила тебя дождаться и хотя бы сказать спасибо за то, что я сейчас не тащусь по дороге в сутках от Анрельта, мокрая и голодная.

— Да пожалуйста, я не сделал ничего особенного. Ведь нельзя же не подвезти девушку, если встречаешь её ночью на дороге, где могут напасть разбойники, особенно если она усталая и замёрзла, и особенно если она такая красивая и хорошая, – Рилан причмокнул губами, смахивая с них смущение. – Твой плащ успел высохнуть, дождь кончился рано утром, когда уже я перестал надеяться, что он когда-нибудь кончится. Всю дорогу размыло, я вообще не понимаю, как мы добрались. Кстати, как тебе Анрельт? Забыл совсем, что ты здесь впервые. Нравится?

— Ничего, – ответила Ривелсея. – На первый взгляд красиво. Но чтобы ещё что-то сказать, мне надо осмотреться и сначала пожить здесь немножко.

— А что, хорошая мысль, – обрадовался Рилан. – Я тоже, наверное, проведу здесь недельку-другую. У меня здесь друг есть, мы с ним вместе живём, когда я в Анрельт приезжаю. Могу и насчёт тебя договориться, у него места полным-полно. Если хочешь, конечно. А там, где мы сейчас стоим, вообще-то ничего особенно красивого нет. Это же не центр города, так, участок торговых районов. И склады тут, и конюшни, но ты же Золотую площадь ещё даже не видела! Это самый центр Анрельта, и вот уж там по-настоящему красиво. На площади Городской Совет находится, Монетный дом – знаешь, наверное, там анреллы чеканят – и центральное здание городской Стражи. Ну там ты обязательно побываешь, никуда не денешься. А сейчас куда – если, конечно, ты не скажешь, зачем – тебе надо?

— Я это тебе потом скажу, Рилан, перед тем, как покинуть Анрельт, – пообещала Ривелсея. – Ты не обижайся, мне и сказать сейчас даже нечего, я сама ничего ещё не знаю. Мне надо попасть на Речную улицу, а где она находится, я не представляю.

Рилан засмеялся. Он, похоже, вообще не слишком умел обижаться.

— Речная улица, – сказал он, – находится там, где река Авеир поворачивает к востоку, чтобы затем завернуть на север и слиться с Келироном. По-моему, это ясно следует из её названия. А Авеир вообще-то Анрельт напополам делит, сейчас мы в верхней части находимся, а Речная улица – прямо за мостом. Могу проводить, если хочешь.

— Пошли, – сказала Ривелсея. Она подошла к повозке, надела на себя почти высохший серый ратлерский плащ, быстрым и незаметным движением пристегнула к поясу меч, до сих пор лежавший на мешках, и спрятала ножны под плащом. Очень удобно. Традиционная одежда ратлеров позволяла носить оружие таким образом, чтобы никому и в голову не приходило, что оно есть. И она ничем сейчас не походила на воина. Просто девушка, носящая необычный фасон одежды.

Дом Адеста стоял на самом краю, у реки, недалеко от моста, через который она прошла вслед за Риланом. Домик не слишком приглядный: два этажа, чуть покосившийся, деревянный, с когда-то зелёной, но теперь уже грязно-серой, давно не крашенной крышей, маленькими квадратными окнами. Рядом с ним был разбит цветник, где цветы росли вперемешку с крапивой. Зато дверь этого дома была совсем недавно вымалевана в густо-оранжевый яркий цвет.

Ривелсея стояла и разглядывала дом. Рилан стоял и разглядывал Ривелсею, ожидая, что она скажет.

— Спасибо, Рилан, – сказала девушка. – Я одна долго бы искала этот дом. Да и вообще ты очень добрый. Спасибо.

Ривелсея сделала шаг в сторону дома Адеста.

— Ладно, я пойду, – сказал Рилан. – Всего тебе хорошего, Ривелсея. И ещё я хотел сказать…

— Хорошо, Рилан. Я поняла. Если соберусь замуж, обязательно тебе скажу. Но только ты особенно не надейся. Мне даже думать сейчас об этом некогда.

Рилан в очередной раз засмеялся.

— Я хотел вообще-то сказать, что если захочешь меня найти, то я в восьмом доме проживать буду, на той же улице, где сейчас моя повозка стоит. Но то, что ты сказала, тоже хорошо. Посмотрим. Удачи!

Ривелсея подошла к двери дома и громко, по-ратлерски, постучала. Раздалось шарканье и кашель по ту сторону, и дверь открыл мужчина лет за шестьдесят, с хмурым лицом, чёрной бородой, широкоплечий, в рыжей клетчатой рубашке и чёрных широких штанах.

— Ты кто? – спросил он низким голосом, подозрительно осматривая Ривелсею.

— Мне нужен Адест, – ответила она.

— Я Адест. Чего тебе надо?

— Я Ривелсея, рыцарь Разума, служу Ордену ратлеров. В этом доме мне было указано остановиться Советом Разума.

— Да что ты? – удивился Адест. – Ты рыцарь? Союзник, наверно, как я? Рыцари такими не бывают. У меня были уже четверо, и ты меня не обманешь. Рыцари – в доспехах, с оружием, и все – мужчины. Думаешь, ратлеров никогда не видел? Говори правду: кто ты?

Ривелсея отступила на пару шагов от двери, легко и резко выхватила меч и холодно продемонстрировала первые сорок движений приёма «вихрь Победы», на что ушло у неё около двенадцати секунд. Веттар Нарт показывал ей много раз этот приём: клинок превращался в звезду от быстроты движения, и выглядело это потрясающе эффектно и красиво, столь стремительно и невозможно быстро вращалось белое железо в его руках.

Адест приходил в себя после увиденного и даже оцепенел. Ривелсея его понимала. Всегда жутко было представить, что твоего тела хоть на миг коснётся эта полыхающая белая звезда. От этой мысли любого брала оторопь. Поэтому Ривелсея не торопилась и молча ждала.

— Прошу извинения, рыцарь Разума, – сказал Адест с новой ноткой уважения в голосе. – Проходите в мой дом и живите, сколько вам понадобится. Я не ожидал, что Орден ещё помнит про меня. Очень приятно быть полезным столь мощной и основательной организации, каковой является Орден ратлеров.

— Бесспорно, – ответила Ривелсея.

За дверью было небольшое помещение, где стояли два ведра, метла и большие сапоги, грязно-зелёные и грязные.

— Жить будешь налево, – сказал Адест, вновь, оправившись от удивления, переходя на «ты».

— Хорошо.

Комната за дверью налево была обставлена на удивление безыскусно. Чёрный стол из дуба, такой же стул, шкаф в углу и кровать. Вполне по-ратлерски, просто и непритязательно: ни ковра, ни вазочки с цветами, каковая всегда стояла на столе, где обедали дома у девочки Ривелсеи, и цветы всегда сменялись в ней новыми прежде, чем успевали завянуть. Голубенькая вазочка с ромашками, как солнце в облаках, и васильками, цвета небесного склона в воде, из хрупкого тонкого стекла. Такие вещи, незначительные, сильнее всего привязывают к прошлому, и именно потому от него не убежать.

Адест вышел и вернулся только через полчаса.

— Рыцарь Разума, – сказал он, – Ривелсея, вообще обеспечивать себя пищей, живя у меня, ты будешь сама, но сейчас я прошу тебя пообедать со мной, чтобы мы могли немного друг о друге узнать и обменяться новостями. Ты ведь первый раз в Анрельте?

— Да, первый. Да, Адест, мне тоже хотелось бы побеседовать. Спасибо за гостеприимство. Пойдём.

Столовая была на втором этаже, туда они поднялись по выметенной небольшой лесенке. За небольшим узким столом сидела женщина средних лет, в зелёном платье и белой, расшитой жёлтыми нитками, лёгкой кофте. На стене висело круглое зеркало, в котором на миг отразилась Ривелсея, снявшая уже внизу, в своей новой комнате, ратлерский плащ. Теперь она была в серых же походных брюках и разумеется, в традиционной фиолетовой накидке рыцаря-ратлера. Ривелсее уже сильно успела приесться дорожная еда, и даже то, чем потчевала её щедро супруга Адеста – самая простая похлёбка, состоящая из одного лука, мяса и воды – показалась ей небывало вкусной.

Адест не терял времени. Первый свой вопрос он задал раньше, чем Ривелсея успела отправить в рот первую ложку похлёбки.

— Мне хотелось бы очень знать, Ривелсея, – сказал он так, что становилось ясно: знать ему хотелось бы много, – какова цель прибытия твоего в Анрельт? Рыцари Разума навещают наш город нечасто, и никогда – без веских оснований, если, конечно, только ты не по торговым делам.

— Я далека от торговли, – ответила Ривелсея. – Если, конечно, не считать торговлю посудой. Мне нужный Хитрый Стекольщик. Вам он известен?

Адест усмехнулся.

— Да кто ж не знает этого отъявленного лжеца, хитреца и плута! Только ни к чему тебе с ним, девушка, связываться, разве что купить что пожелаете, стекло у него очень приличное, только потому мы его и терпим. Ведь даже курице понятно, что соперника своего он сам, мерзавец, в лавке у себя прикончил. И – как с гуся вода. Вот как надо жить уметь!

— Соперника? – удивлённо спросила Ривелсея (которой Рилан говорил совсем другое), отхлёбывая настоянный на свежих листьях чай и заедая его пряником, который по пластичности и мягкости не уступал куску металла. – А почему соперника? Разве тот ему соперником был?

— Да как же не был-то? Посуди сама: если б не был, то разве Стекольщик стал бы его ножом резать?

— Но его же там не было, – сказала Ривелсея. – Он, по-моему, на склад ездил, за посудой.

— Я и говорю, вот об этом я и говорю! – воскликнул Адест. – Вот это и называется – уметь! А Совет Разума ничего, не плошает. Только приехала – и уже всё знает досконально и в деталях. А ведь даже недели ещё не прошло. У них что, шпионы за каждым кустом? Ведь Цитадель ужасно далеко. В пути-то не утомилась? А со Стекольщиком осторожней, он ещё так обманет, что сама потом не рада будешь.

— Нет, не устала, спасибо, – сказала Ривелсея, ещё раз недозволительно плохо подумав о Совете и хорошо – о Рилане.

— А про Стекольщика, – вступила в разговор женщина, которая Ривелсее была представлена как Са́йя, – говорят вообще, что он раздвояться умеет и в двух местах разом быть. Бестия, хитрая бестия.

— Да кто говорит-то? – фыркнул Адест. – Как ни пойдёшь со своими подругами на базар, так и понаберёшься всякой дури! А летать он не умеет, случайно? Ты меня слушай, чего я сам не видел, о том никогда врать не буду.

— Эти слова человек из городской Стражи сказал, которому поручено было дело это до ума довести. Ничего сделать не смог, ничего не доказал, и с отчаяния, видимо, такие слова выдал, что эта хитрая тварь уж если раздвояться не умеет, то, значит, летает.

Адест захохотал, гулко и басовито, расплёскивая чай по столу и тряся бородой с застрявшими в ней крошками.

— Ну что я говорил? И летает! Ладно, Ривелсея, если тебе надо к нему, то сходи. Я уже предупредил, поосторожнее только.

Отодвинув от себя тарелку, Адест закончил обедать. Ривелсея, зайдя к себе в комнату, некоторое время смотрела в зеркало и думала, а затем скинула с себя всю одежду и снова оделась, уже не по-ратлерски: в синие недлинные брюки и персиковую кофточку, и снова, как когда-то, заколола волосы изумрудной заколкой, и припудрила пунцовое пятно на щеке. Оно слабо теперь виднелось, но если смотреть близко, то можно было опознать в нём росчерк дикого огня. Сейчас это стало невозможно. Как Стекольщик ни хитёр, изначальные женские хитрости намного сильнее. Цель у Ривелсеи была единственной: Стекольщик не должен понять, что она ратлер, иначе выпытать просто так у него уже ничего не удастся. Денег Ривелсее дали двадцать золотых монет личных и четыре анрелла дополнительных, за которые ей придётся потом отчитаться, как и на что они были потрачены. Но жадность Стекольщика, как предчувствовала Ривелсея, они бы далеко не насытили. Можно было запросить у Ордена ещё денег, но очень не хотелось. Купить за деньги что бы то ни было мог бы кто угодно, любой союзник клана, Совет же отправил, не пожалел, её, рыцаря. Она избрала путь мудрейших – почему и должна была теперь, где только возможно, вместо оружия и денег применять свои собственные интеллект и хитрость. Рыцарь-ратлер – это не меч в умелых руках, а в первую очередь вера в Разум и жёсткая воля к Победе, которая сметает всё, что встречает, и приводит к цели всегда. Вот именно из этого «всегда» и берёт своё неистовое начало ратлерская мощь.

Магазин посуды ей на Восточной улице указали сразу. Красивое одноэтажное здание из жёлтого кирпича. Вывеска «Стекло» была прибита прямо над дверью, большая и заметная, с яркими зелёными буквами. Не менее минуты Ривелсея стояла, глядя на неё, а затем, в последний раз взглянув на себя в зеркальце, тихо толкнула дверь и вошла. Звякнул колокольчик.

Нельзя не сказать, что лавка Дейвиса производила очень приятное впечатление своей благоустроенностью и красотой. Она была просторна, с высоким потолком, и стены в несколько рядов окаймляли узенькие полочки, на которых стояло всё что угодно – от длинных узких ваз и огромных блюд до миниатюрных чашечек, подставочек, ложечек и даже колечек из узорного и обыкновенного, разноцветного и простого, толстого и тончайшего стекла. Всё это отбрасывало блики, и казалось – в комнате радуга. Ривелсея загляделась на всю эту необузданную красоту. Да и невозможно для девушки пройти, не заметив, мимо прекрасного и утончённого. Особенно её сразу привлекла чашечка с синими цветами, осколками летнего леса на смутно-жёлтом стекле. И не могла не привлечь. Ведь её мама так любила васильки! И около дома всегда росли они вместе с ромашками и зимоцветами, тоже белыми, восьмилепестковыми пушистыми цветами, которые всегда зацветали в конце лета и которые отец часто вплетал ей в волосы во время прогулок под осенним лоснящимся от воды небом, и тогда она смотрелась до безумия очаровательно и хорошо.

Стекольщик, видимо, от нечего делать тоже прохаживался возле полочек, раскладывая и перекладывая лежащее на них. Управившись с маленькими тарелочками, которые он ухитрился переложить на верхнюю полку, держа в то же время в руках большой изумрудный поднос, который затем водрузил на их прежнее место, он тут же обернулся к звуку колокольчика и, увидев посетительницу, приятно улыбнулся.

— Добрый день! – сказал он и после непродолжительной паузы твёрдо добавил, – Нет. Нет, – добавил он снова и в знак отрицания сильно замотал головой.

— Добрый день, – кивнула Ривелсея. – А что «нет»?

— Нет, за последний месяц я не видел ни разу, чтобы зашла сюда столь очаровательная, приятная девушка! Я не мог не заметить – красоты, равной этой, не увидеть нельзя.

Ривелсея тяжело вздохнула.

— Что такое? – лицо Стекольщика, или Дейвиса, приняло выражение участливое, оттеняя улыбку радости от встречи на второй план, но не угашая её совсем.

— Как жаль, – сказала она. – Как жаль, что не все, далеко не все в этом прекрасном городе столь любезны и добры!

Стекольщик засиял. Ему было никак не больше тридцати двух, либо он просто умел очень хорошо себя держать. Глаза его были ярко-серыми, с прищуром, волосы и брови чёрные, а губы тонкие и розовые, как у женщины.

— Как мило, – воскликнул он. – Как мило это от вас услышать! У меня… у меня даже нет слов!

Стекольщик замолк, Ривелсея же стояла и улыбалась милой и очаровательной детской улыбкой, полной абсолютной искренности, в которой нереально усомниться, и нет никакого прощения тому, кто это сделает.

— Я так люблю синий цвет, – сказала она, осторожно беря с полки приглянувшуюся ей уже чашечку. ­– Он напоминает мне о детстве. Эта чашка такая красивая, кажется, что цветы на ней – живые и даже пахнут.

— Какая? – спросил Стекольщик, ловко выхватывая у неё чашку. – Вот эта? Отлично, это так называемое «тенистое стекло», его делают на юге, в посёлке Серые Тени. Это – самое лучшее, что у меня есть. Изящной работы, очень тонкая, прекрасная и приятная вещь.

— И хрупкая, – сказала Ривелсея, – как всё прекрасное, что только есть на этом свете.

Стекольщик всплеснул руками.

— Что делать, что делать. Но у вас несомненный и изысканный вкус, редко кто заходит сюда и сразу среди множества стоящих здесь предметов выбирает что-то столь совершенное.

— Неужели? – спросила Ривелсея. – Как я заметила, однако, мало кто вообще сюда заходит, а почему, я не понимаю. Ведь здесь так красиво и хорошо.

По всей видимости, это она сказала, вспомнив, зачем сюда пришла: ведение разговоров о прекрасном и о разных видах стекла не являлось её основной миссией.

Лицо Дейвиса подёрнулось холодной дымкой.

— Да, – ответил он. – Мало кто заходит, и я разоряюсь и беднею. Неприятно мне об этом говорить, путешественница, очень неприятно. И не лучше ли вам кого другого спросить об этом происшествии. Мне слишком тяжело об этом вспоминать.

— Других нет никакого толку спрашивать, – рассудительно сказала девушка. – Такого наплетут, что мне и фантазии не хватит в это поверить. Того, что мне говорили, просто не могло быть.

— Конечно! Конечно, ведь мало что я разоряюсь, так я знаю, какие вещи про меня говорят и что возводят, они из меня урода какого-то, чудовище сделали! Я в Анрельте вообще самый безобидный и законопослушный человек, только лгут на меня всегда очень много и неправду. С этим я ничего сделать не могу! Знаю, знаю я, что говорят и что рассказывают. Да и ты знаешь. Не успела приехать, а уже наслушалась всякого вздора и напраслины. Ведь так?

— Так, – кивнула Ривелсея, делая как можно более непосредственное и невинное лицо. – Несколько часов в вашем городе, мы недавно с одним моим знакомым зерно на склад привезли, а я уже всякого наслушалась – и про вас, и про то, как один торговец в Келироне краску утопил, так вся вода потом красная была… Ужас просто!

Стекольщик смотрел хмуро, и неизвестно, какие мысли копошились сейчас в его сознании. Однако через пару минут молчания он устремил на Ривелсею взгляд своих серых глаз, правдивых и чистых, как вода на дне заброшенного колодца в ненастную полночь, и сказал голосом, какой можно было принять за доверительный и искренний, если забыть про личность говорившего:

— Гостья, Рито́ла я не убивал и никогда и ни за что не смог бы его убить, это был человек, которому я доверял всё, мой ближайший друг. Мой единственный ближайший друг.

Ривелсея, сколь смогла скорбно, потупила глаза.

— Простите меня, Дейвис, – сказала она. – Мне не хотелось вас огорчать и добавлять меру к мерам вашей печали. Я понимаю и уверена, что вы не способны на такое. Человек хороший, я считаю, вообще не может, никак не может лишить жизни человека. Это немыслимо и нереально.

Дейвис посмотрел на Ривелсею как-то туманно, но уже дружелюбно.

— Спасибо за то, что утешаешь меня, прекрасная странница. Мне очень тяжело, однако ж никто не хочет меня теперь поддержать. И сейчас, – Стекольщик быстро обернулся по сторонам, убеждаясь, видимо, в том, что количество присутствующих в лавке исчерпывается двумя, и в словах его появился вдруг некий жар, развеявший холодность и сумрак его лица и речей, – я точно скажу тебе, девушка, и только тебе, что убийцы Ритола не останутся без наказания, в этом теперь заключена часть смысла моей жизни. Я покажу всем, что я не убийца и что своему другу я верен и сейчас. Мы ещё посмотрим, чем всё это закончится, будь уверена!

Шёпот Стекольщика на этом прервался, и Ривелсея воскликнула голосом взволнованным и очень громко:

— Но кто, кто мог это сделать? Вы знаете?

Стекольщик посмотрел на неё с прищуром и сверкнувшей на секунду в глазах искрой хитрости.

— Мне невозможно объяснить тебе это, девушка, – промолвил он. – Никак невозможно, хотя и хотелось бы мне это, быть может.

— Но почему же? Почему? – спросила Ривелсея.

— Потому что ты в Анрельте первый раз, – сказал Стекольщик, – и ты не можешь, я думаю, никак знать человека по имени Теро́н, который является главным в не очень любящем день посольстве.

— Посольстве? Каком Посольстве?

— Чашечку эту продам я тебе за полцены, за три золотых монеты всего, – сказал Стекольщик во много раз громче, чем говорил до этого. – Говорят, что любой напиток в изделиях из этого стекла дольше сохраняется горячим и приобретает слабый запах того цветка, который изображён на нём. Хотя, скорее, это всё-таки воображение, но чашка неплохая.

— Кто такой Терон? – спросила Ривелсея в лоб.

— А что, говорю же я: время такое, что никто не покупает у меня посуду, и я всё разоряюсь и беднею, – горько сказал Стекольщик. – Беднею и беднею, разоряюсь и разоряюсь, беднею, и совершенно уже вскоре буду я бедным и без денег совсем.

— Ладно, поможем вашей торговле, чем сможем, – сказала Ривелсея, кладя в руку Дейвиса три монеты и забирая чашку, уже завёрнутую в какую-то зелёную материю. – Спасибо вам большое за чашку и за приятное общение. Я ещё зайду, я думаю, перед тем, как уезжать из Анрельта.

— Я уверен, абсолютно уверен в этом, – сказал Стекольщик. И добавил, поясняя, – ведь как же можно без хорошей посуды-то жить?

Выйдя из лавки, Ривелсея быстрым шагом, вернув на лицо задумчивое выражение, за полчаса вернулась к Адесту и, поскольку того не было дома, стала ждать его возвращения.

Адест вернулся очень поздно. Он ходил к приятелю по каким-то делам, которые сложились, по всей вероятности, не весьма удачно, отчего и настроение его, явно запечатлённое на лице, было не вполне хорошим. Он громко и шумно поднялся по лестнице, скрипя по ступеням и хлопая дверью, и через минуту раздался его голос:

— Сайя, принеси поесть! И захвати вина с полки и хлеба!

— Что случилось-то? – спросила Сайя. Ривелсея полчаса сидела в своём помещении внизу и была вынуждена слушать, как Адест громко и раздражённо рассказывал, что кого-то обманули при покупке лошадей, кого-то заставили кому-то этих лошадей вернуть, и теперь он, Адест, будет должен договариваться насчёт поездки и продажи с другим человеком и платить ему деньги за овёс. Выслушав всю эту историю, Ривелсея, убедившись, что накал страстей уже стал спадать, тихо поднялась наверх и, загородив на полсекунды тусклую коптящую лампу своей тенью, возникла в комнате.

Адест хлебал что-то из тарелки и потягивал из кружки вино маленькими глотками. Узрев Ривелсею, он полуприветливо ей кивнул и продолжил ужинать. Она приблизилась и села на свободный стул, возможно ближе к нему. Тучи за окном собирались в дождь, и оттого было сумрачно и темно.

— Как дела? – спросил Адест, откусывая мясо и протягивая руку за хлебом. Было видно, что ответ на данный вопрос интересует его не в столь высокой степени, как те проблемы, о которых он рассказывал минуту назад, но уважение ратлеру выказать он хотел и по мере возможности пытался.

— Я успела приобрести чашку тенистого стекла и немного пообщаться с продавцом. Скрытности ему не занимать, да и хитрости, конечно, тоже. Сложная работа.

Адест шумно хлебнул из кружки.

— Но ратлерский клан, конечно, как всегда, не подкачал и перехитрил всё-таки старого хитреца, так? – спросил он.

— Стараемся, – ответила Ривелсея с мягкой улыбкой. – Но он всё равно не захотел открыться полностью. Вы знаете Терона? – спросила она тихо.

— Теро-он? – сказал он, пробуя это слово на вкус. – Что-то похожее слышал, кажется. Он яблоки продаёт каждую осень дёшево очень, но это только не Терон, а Тегон. Больше я ничего не припомню, извини.

— А что такое «не очень любящее день посольство»? Терон – его глава, как мне объяснил Дейвис.

— Что-что? Посольство? Хм, – Адест молчал больше минуты. – Да, я слышал об этом. Есть такая вещь – Ночное Посольство. Вот.

— И? – спросила Ривелсея.

— И это всё, что я слышал, – сильно разочаровывая её, ответил Адест. – В Анрельте я с рождения живу, но про это слышал пару раз, и то случайно. По всему видать, эта организация не выставляет себя напоказ и вообще предпочитает держаться в тени. Чем она занимается, я даже предполагать не возьмусь. Но я уверен, городская Стража имела бы много к ним вопросов.

— Вот-вот. И Орден тоже, – вставила Ривелсея, всё так же вопросительно и с ожиданием глядя на Адеста.

— Думаешь, я ещё что скажу? – спросил тот. – Сказал бы, с удовольствием бы сказал, но только что? Я тебе не Стекольщик, сомнительными делами не занимаюсь, с тёмными людьми не имею никаких общих дел. А Ночное твоё Посольство, из названия ясно, ничего благовидного не делало никогда. Вот есть, конечно, знакомый у меня один, он живёт неподалёку, от него я, кстати, и сам про Посольство узнал, у него не худо бы спросить. Мне, конечно, сейчас нету времени лишнего по городу болтаться, но для ратлерского клана постараюсь, ведь я же союзник!

— Орден не оставит без внимания вашего усердия, – пообещала Ривелсея таким тоном, словно всем кланом руководила она. Впрочем, в этом она не сомневалась. К тому же, Адест зря строил из себя такого бескорыстного. Веттар Нарт однажды во время одного из занятий отвлёкся ненадолго от основной темы и рассказал ей, немногословно, но зато по-ратлерски доходчиво, как устроен и функционирует Орден рыцарей разума. Союзники клана – все, кто верно и достойно служит Повелителю – каждый год в девятнадцатый день осени (день основания Ордена) получали по триста золотых монет от Совета Разума, что составляет семь с половиной анреллов. Любому из союзников сей подарок приходился очень кстати, поэтому все они старались как можно дольше удержаться в клане. За дополнительные же заслуги и старания, не входящие в число прямых обязанностей, Орден вознаграждал дополнительно, в зависимости от значительности оказанной помощи. Таким образом, сказать, что Адест совершал самопожертвование, было никак нельзя.

Следующим утром он действительно ушёл из дома раньше, чем Ривелсея проснулась, и вернулся только к полудню. Он сразу крикнул Сайе, что пора завтракать, и позвал Ривелсею.

— Вот что я смог узнать. Ночное Посольство – тайная, но очень широкая организация. Их дела мало кому известны, об этом я не смог ничего узнать. Но я знаю, что люди, которые встают на пути данной общины и каким-либо образом им мешают, очень часто погибают и сходят по непонятной причине с ума. Захочешь поговорить с кем-то из них – иди на улицу Славы, там в восьмом доме Зенрис живёт, вот к нему и обращайся. Он там, конечно, не главный, но доверенный, по крайней мере. Вот и всё, Ривелсея. Я думаю, про Терона он знает. Удачи тебе и процветания Ордену!

— Орден вас не забудет, – повторно сказала Ривелсея, готовясь переодеться вновь во вчерашний наряд. Ей опять предстояла прогулка по Анрельту.

Улицу Славы искать пришлось довольно долго, хотя и находилась та почти что в центре города и идти пришлось через Золотую площадь. Когда в своё время, давным-давно, шло строительство Анрельта, этой площади ещё не было, построили её всего сотню лет назад как венец всего города в то время, как происходило стремительное его возвышение и обогащение. Памятник Рейлингу Славному, градоправителю, при котором это происходило, находился в центре площади. Рейлинг, если верить его статуе, был очень высок, худощав и молод. В руке он держал копьё, увитое искусно выполненным из сапфира гербовым синим цветком, каковой изображался и на голубоватых монетах. Несколько метров вокруг памятника выложены были плитами чистого золота, и там постоянно стояли два Стража на специальных тумбах. Стражи сменялись каждые два часа, и что бы ни случилось в городе, они не имели права покидать своих постов, поскольку считалось, что они охраняют и оберегают самую честь, славу и достоинство города Анрельта.

Памятник и Стражей окружал замкнутый в кольцо водоём, глубокий настолько, что дна в нём не было видно, и в его прозрачной, как хрусталь, воде плавали красивые огромные рыбы. С четырёх сторон были переброшены невидимые почти стеклянные мосты, по которым только и можно было попасть в центр. Вокруг росли цветы и деревья, а с разных сторон к площади примыкали различные здания: нефритово-белый строгий Монетный дом, из оранжевого камня Городской Совет, украшенный многими флагами и скульптурами, и совсем бесхитростное и угловатое серое здание городской Стражи.

Улица Славы была перпендикулярна примыкавшей к Золотой площади улице Великих Строителей. Восьмой дом был из серого гранита, высокий и не особо дружелюбного вида.

Стоящий у дома человек выглядел случайным и, казалось, просто смотрел на плывущие облака, но при приближении Ривелсеи он сразу скользнул взглядом по ней. Было понятно: что-то он охраняет.

— Мне нужен Зенрис. Он сейчас здесь? – спросила Ривелсея голосом, абсолютно свободным от эмоций. Самым убедительным, как полагали ратлеры.

Тот посмотрел на неё хмуро и неприветливо. Пускать он явно никого не желал, а пробиваться по-ратлерски не было смысла. Это было то же самое, что добровольно и сознательно провалить всё задание и показать всем, что доверяли ей зря.

— Зенрис не любит гостей, исключая тех, кого он видит часто и кому доверяет. Случайным людям он не будет сильно рад, – хмуро сказал человек.

— Хорошо, я не случайный человек, и разговор к Зенрису у меня недолгий и очень важный, – сказала Ривелсея, решительно подходя к двери.

Охранник посмотрел на неё более неприветливо и уже с раздражением.

— Ты, случаем, не из Стражи городской будешь? – спросил он. – Они всегда так вламываются, без спросу и нагло.

— Из стражи, из стражи, – ответила Ривелсея. «Ратлеры – рыцари и стражи Разума. В этом их самая суть, мощь и смысл». Так говорил Веттар Нарт. – И потому – давай побыстрее. Зови Зенриса или я сама войду.

— Заходи, заходи, – сказал тот очень неприязненно. – Войти легко, выйти не всегда удаётся.

— Не пытайся рассмешить меня – не выйдет, – произнесла Ривелсея, заходя внутрь.

Меч она не взяла, но заменила его на свой кинжал, который легко прятался под любой одеждой и, как известно, был очень острым. Также захватила и удобный для метания симметричный «Союзник».

Зенрис находился в комнате на втором этаже, где стены были серого цвета, с тусклым орнаментом слабого оранжевого и чёрного. Сам Зенрис непонятным образом, казалось, сливался с этим фоном, с этими серыми стенами, несмотря на то, что одежда его имела цвет зелёно-синий. На Ривелсею он взглянул бесцветно и так же бесцветно спросил:

— Что опять от меня нужно? Если ты из Стражи, то должна знать, что не далее как позавчера меня посещала ваша организация и расспрашивала о делах, о которых слышал я впервые. С тех пор ничего нового я не узнал, а если что узнаю, то сам к вам приду и расскажу. Я думаю, разговор наш почти исчерпан?

Ривелсея посмотрела на него как-то пронзительно и быстро.

— Во-первых, я не из Стражи, – тихо сказала она. – И допрашивать вас я не буду и не собираюсь. Просто хотелось бы поговорить, если вы не против и не заняты.

Лицо Зенриса не дрогнуло, и голос не изменился.

— Я не против. Говори, – сказал он тихо.

Что говорить, нельзя не отметить, Ривелсея ещё не придумала. Думать она любила, уже действуя, и потому сказала:

— Я приношу извинения за своё неожиданное посещение, но поверьте: я преследую только благие цели.

— Я понимаю. Я слушаю, – проговорил Зенрис, не выказав даже тени сомнения на бледном уставшем лице.

— Я пришла издалека, – сказала Ривелсея. – Я много преодолела, дабы попасть в Анрельт, и провела в пути почти месяц.

Зенрис молчал и только смотрел. Отрешённо и сосредоточенно в одно и то же время. В углу щёлкали часы, за окном пела какая-то птица.

Ривелсея соображала и говорила, в то же время пристально, но незаметно следила за малейшими колебаниями в мимике Зенриса, каковых, впрочем, пока ещё ей не удалось зафиксировать. Ей хотелось и к тому же очень важно было знать, получается ли у неё выглядеть достаточно искренней и верит ли Зенрис хоть в часть того, что она говорит.

Ей удавалось быстро входить в роль, она словно бы и не лгала, хотя имела на это сейчас право, поскольку всё, что она делала, было напрямую и очень крепко связано с её целью, и ратлерская мораль это оправдывала.

— Откуда ты пришла в Анрельт? – спросил Зенрис, впервые взглянув на Ривелсею более внимательно и с затухшей в момент возникновения искоркой интереса, – и зачем?

— Дело в том, что я из Келдара, – сказала Ривелсея. – И в городе этом сейчас неспокойно. Кому, как не мне, знать об этом, я работала пару лет в Страже и только разочаровалась в этом.

— Вот как? Почему? – спросил Зенрис быстро и как-то резко, тоном, который шёл вразрез с его безразличием – показным или природным?

Ривелсея быстро вообразила себе отставного Стража города – и прониклась им, поскольку ей нетрудно было представить себя в этой роли. Стражей в Келдаре она знала сразу двух: первый был другом её отца, периодически посещавшим домик в Росолесной, и подолгу тогда он сидел у них в гостях и рассказывал про всякие сложные и запутанно-изощрённые происшествия, каковых в Келдаре (как, тем более, и в Анрельте) всегда хватало с избытком. Второй – практически ровесник самой Ривелсеи, старше года всего на два или три, с которым они виделись пару десятков раз в самом Келдаре, когда ездили с отцом туда по делам. Знакомый Страж был высокий, худощавый, смуглый парень с суровым и немного мрачным лицом, и Ривелсея всего несколько раз видела, как он улыбался. Самое же главное, что хотя он и отличался характером, так же как и внешностью, от первого знакомого, который был среднего роста, всегда выбрит, добродушен, смешлив и любитель поесть, оба они часто говорили одно и то же, и вот эту самую фразу сейчас Ривелсея, вспомнив, и произнесла.

— Городские Стражи, на мой взгляд, занимаются не тем, чем должны бы. Они усмиряют лишь самых мелких и незаметных нарушителей. Тех же, кто и вправду мешает жить, они не трогают – либо про них не знают, либо боятся. А с другой стороны, – это Ривелсея добавила уже лично от себя, – часто очень они покушаются на тех людей, которые ничего плохого не сделали, на тех, кто по-настоящему пытается установить справедливость и порядок. У вашей организации ведь, например, со Стражей тоже проблемы, не так ли?

Зенрис усмехнулся – в первый раз.

— Да что же тебе известно о нашей организации, девушка? Ты считаешь, правда всё то, что ты говоришь?

— Знаю я мало, – ответила Ривелсея. – Что всё это правда, я тоже не уверена. В наше время выявить правду становится всё сложнее, да и правда сама день ото дня делается всё неопределённее. Что касается меня, то я просто хочу быть полезной.

— Кому? – спросил Зенрис.

— Вообще, – сказала она. – И к тому же – Ночному Посольству. И Терону, как его руководителю.

Зенрис прерывисто закашлял.

— Ночному Посольству, говоришь? Что ж, интересно, конечно, тебя послушать, очень интересно и увлекательно. Служба в Страже, по всему видать, принесла свои плоды. Пойдём, – сказал Зенрис и посмотрел на неё по-особенному остро. – Я хочу показать тебе то, что показываю лишь избранным, самым лучшим из тех, кто бывает в моём доме. И тебе, в числе лучших, поскольку ты меня заинтересовала. Идём, – Зенрис поманил её пальцем за собой.

Ривелсея удивилась немного и даже, вспомнив мрачное предостережение мужчины у дверей, коснулась незаметно рукой кинжала «Союзник». Острый, как бритва. «Если Зенрис хочет причинить вред ученице Веттар Нарта, то шансов у него нет, и самое главное, он об этом не знает», – подумала Ривелсея. Ощущение опасности ещё возросло, когда Зенрис отпер ключом толстую дверь и стал спускаться по лестнице вниз, куда-то в подземелье. Впрочем, через два десятка ступеней лестница уже кончилась, и было это никакое не подземелье, а просто небольшой погреб, подобный которому был и дома у Ривелсеи, в Росолесной, где хранилось вино, компоты, варенье в глиняных чашках и большая бочка с засахаренными грушами, которую Ривелсея очень часто навещала в детстве. Но только в погребе у Зенриса не стояли ни кадки, ни бутыли, а стоял большой стол, на котором Зенрис зажёг две больших свечи, отчего сразу стало видно большое круглое зеркало в углу и тёмную неброскую мебель: несколько стульев и шкаф. Зенрис неторопливо приблизился к шкафу, распахнул его резные дверцы и зажёг ещё несколько свечей. В центре шкафа обозначилась статуэтка из какого-то белого металла. Она была отлита в виде сидящего мужчины, который зачем-то поднял одну руку, а голову наклонил низко, отчего лица совсем не было видно. Угадывался, но уже с трудом, драгоценный металл, покрытый весьма толстым и, видимо, многолетним слоем пыли, отчего цвет статуэтки приблизился к чёрному ровно насколько, насколько когда-то она была белой.

— Эта статуэтка, – сказал Зенрис, указывая пальцем, – досталась мне от моего отца, и в нашем роду она уже переходит шесть поколений. Скажи, ты знаешь, кто это?

Ривелсея приблизилась и подумала, посмотрев секунды две, что это может быть абсолютно кто угодно – лица-то ведь не видно, а фигура обыкновенная и сгорбленная.

— Нет, – сказала она. – Не знаю.

— И я не знаю, – со вздохом сказал Зенрис. – И отец не знал. И даже дед мой не знал, хотя он-то был самым умным человеком на свете. Сейчас, конечно, уже не то, а тогда у нас всё было просто замечательно, про Ночное Посольство никто не знал, а уж кто знал, те уважали. А сейчас мне хотелось бы знать: откуда тебе стало известно о Ночном Посольстве и что конкретно ты знаешь о Тероне. Для пришедшей издалека, а тем более недавно, ты осведомлена о слишком многом.

Ривелсея секунду подумала и не нашла ничего лучше, как мило улыбнуться.

— Мои небольшие секреты, уважаемый Зенрис, разрешите мне оставить при себе. Но пришла я не просто так; поверьте, кстати, что далось мне это очень нелегко. Я хочу помочь, ведь вам сейчас тяжело: так же, как и мне.

Зенрис посмотрел испытывающе и по-особому пронзительно. Но, кроме счастливой улыбки, озаряющей лицо девушки, высмотреть ему было нечего и просто невозможно.

— А имя твоё можно узнать? – спросил Зенрис.

— Ривелсея, – и она улыбнулась ещё прекраснее.

— Так вот, Ривелсея. Ты для меня представляешь собой странную личность и трудный случай, и чтобы решить, что же с тобой делать, придётся показать тебя одному из тех, кто имеет власти больше меня. Похвально, конечно, что ты рвёшься помогать нам, но доверять кому-то, в особенности сейчас – это начало всех бед и основа поражения.

Ривелсея кивнула.

— Вы собираетесь показать меня Терону? Я буду только рада такой чести, – сказала она.

Зенрис прошептал – или даже прошипел:

— Потише ты про Терона. Что про него ты знаешь? Кто-то тебе что-то сказал, это понятно, но кто-то и сам не особо осведомлённый. Вот скажи: ты знаешь вообще, чем он занимается, где проживает, как его найти?

Ривелсее, вопреки её желанию выглядеть осведомлённой, пришлось промолчать.

— Не знаешь, – констатировал Зенрис, – вот потому и помалкивай. Завтра ты должна прийти сюда же, только не утром, а вечером. Когда начнёт темнеть. Теперь, можешь не сомневаться, пропускать тебя будут более охотно. Ты придёшь?

— Приду, – сказала Ривелсея. – Можете рассчитывать наверняка.

— Вот и хорошо, – сказал Зенрис, вновь приближаясь к лестнице и начиная путь наверх. – Ведь согласись, – сказал он через полминуты, когда его голова была уже на уровне верхней двери, – что статуэтка сделана бесподобно, в лучших традициях древнего мастерства, не так, как делают сейчас. Нельзя не насладиться чудным сверканием серебра, а также властностью и мощью, запечатлёнными на его челе.

Ривелсея усмехнулась. Слово «мощь» она давно уже отвыкла употреблять без особого повода, а Зенрис даже не знал, что на самом деле означает это слово.

— Сверкание серебра, несомненно, чудное, – сказала она, – и оно было бы ещё чуднее, если бы вы, уважаемый Зенрис, удосужились стереть со статуэтки полметра пыли, а также протирали бы её влажной тряпкой хотя бы раз в год, и предпочтительнее всего – с уксусом, как всегда делала моя мать. Выражением властности на полностью невидимом лице также нельзя не восхититься. К тому же я сомневаюсь, что кто-то будет тратить своё время, чтобы подслушивать нас. В крайнем случае, это будет ваш недружелюбный охранник. Всего хорошего, – ответила Ривелсея, открывая дверь. – И до завтра.

— Однако же, – услышала она через дверь голос удивлённого Зенриса. Очевидно, в чём-то Ривелсея действительно была для него необыкновенной. Он к таким людям не привык.

На следующие сутки, точнее, почти уже в момент их завершения, девушка-ратлер по имени Ривелсея только ещё открыла дверь дома Адеста и уединилась в своей комнате. В доме Адеста все уже, видимо, спали, поэтому вряд ли она бы кого-нибудь могла увидеть, но просто ей нужны были тишина и одиночество, чтобы всё продумать, проанализировать и понять.

Она сидела час или даже два, понемногу пила из большой кружки ратлерский напиток и размышляла. Тем для размышления у неё было вполне достаточно. Согласно своему обещанию, она вновь навестила дом Зенриса, и там ей пришлось перенести ещё один разговор с его хозяином. На этом раз хозяин был в доме не один, около него находился какой-то тощий, короткий и, как показалось Ривелсее, очень пронырливый и юркий человечек такого телосложения, что его, казалось, при желании можно задушить одной рукой. Что Ривелсее и хотелось сделать уже с самого начала разговора, поскольку именно он с ходу обрушил на неё целую лавину вопросов, Зенрис же молчал: либо не мог высказываться в присутствии вышестоящего (притом что голова Зенриса находилась на четверть метра ближе к потолку, нежели голова его гостя), то ли предоставлял ему тягаться в хитрости с Ривелсеей в одиночку, то ли просто опять впал в своё обыкновенное или обыкновенно-притворное состояние апатии. Само собой разумеется, что весь разговор происходил опять в том же погребе, куда Зенрис сразу предложил спуститься, аргументируя тем, что он любит вести беседу при свете свечей. Про статуэтку он уже больше ничего не сказал – просто взглянул на Ривелсею и не сказал. И показывать её он уже не рвался.

Коротышка же, напротив, был очень активен и расспрашивал обо всём, что касалось и не касалось главной темы – желания Ривелсеи помогать Ночному Посольству: где она родилась, где провела детство и юность, живы ли и кто по профессии её родители, почему она не живёт с ними, что думает об Анрельте, замужем ли и почему нет. Насколько, по её мнению, различается жизнь в городе и в деревне; почему, наконец, она ушла из Стражи, сколько лет в ней служила, в каком городе и в каком отряде. На эти все вопросы Ривелсея ответила правдиво или почти правдиво, поскольку скрывать ей было нечего (в этой сфере). Конечно, о том, как и где она провела и чем занималась последний год, ей пришлось умолчать. Но потом вопросы пошли уже гораздо хуже: кто надоумил уйти из Стражи, откуда узнала про Посольство и Терона, как и когда попала в Анрельт и где сейчас проживает. Здесь уже пришлось ввернуть несколько ухищрений в общий, в принципе, по-прежнему правдивый ход истории и сказать, что про Терона ей сказал парень, с которым она приехала в Анрельт (его имени она называть не стала), про Посольство – знакомый из Келдара, из Стражи ушла сама, а сейчас живёт на Речной улице, где ей предоставляют комнату за плату. Адеста она решила лучше не называть, поскольку было неизвестно, насколько простирается знание Ночного Посольства. Казалось вполне вероятным, что оно может иметь представление и о рыцарях Разума, и потому разумнее было не рисковать.

Непросто сказать, насколько все её ответы удовлетворили этого человечка. Выслушав их, он что-то быстро написал на бумажке и убрал её в карман.

— Хорошо, Ривелсея, – сказал он своим писклявым и неприятным голосом. – Твои слова могли бы внушать доверие, но на слово мы не склонны верить никому, теперь тебе придётся всё доказать на деле.

«На деле» прозвучало как-то нехорошо. Или Ривелсее просто так показалось.

— На каком? – спросила она тихо и осторожно.

Зенрис, до этих пор молчавший, теперь вступил в разговор.

— Это нашей дорогой Ривелсее вы скажем завтра, вернее, я скажу, пусть она придёт в любое время ко мне домой. А сейчас, поскольку она уже, я думаю, устала, то может спокойно отправляться домой. Да, я полагаю, ведь за окном уже ночь.

Окно Зенрис явно имел в виду абстрактное, поскольку ни одного окна в подвальчике не было. На этом разговор и завершился. Ривелсея, когда все поднялись наверх, тепло попрощалась с обоими и, перешагнув через порог дома Зенриса, ступила в ночь. При этом уже спиной она уловила, что кто-то недобро посмотрел ей вслед.

Ривелсея долго сидела и не тушила свет. Думала о завтрашнем дне, а думалось совсем не о том, а точнее – обо всём на свете. О маленькой комнатке в Цитадели Порядка, которая сейчас пустовала – это ведь теперь был её дом. (Когда-то она снова там окажется? Пока неизвестно). Об Айледе, успевшем, похоже, привязаться к ней – товарище, которому она доверяла и которого не видела уже очень долгое время. Интересно, стал ли он уже ратлером или всё ещё учится у Келлнарта? И если стал, то каким стало его первое задание? Впрочем, о задании лучше даже не думать. Если помнить о классе сильнейших, к которому он собирался примкнуть.

О Веттар Нарте; даже ратлер, даже самая мощь не может и не в состоянии заглушить полностью и угасить до конца все абсолютно эмоции и всплески и волнения разума. Чувство к Веттар Нарту давно уже остыло, но была память, сильная и обжигающая память о тех днях, когда оно было горячим и не давало жить. Сейчас, конечно, оно уж не беспокоило её, но, по крайней мере, о нём можно было вспоминать тогда, когда ночь и не спится. Ведь именно память, и только память, приходит на помощь и разгоняет скуку – осколками прошлого. Но она же может незаметно подменить скуку на тоску и необычайно обострить бессонницу и отогнать сон, и это произошло и сейчас, в холодную, хотя уже и апрельскую ночь, наполненную мощными ароматами зацветающих во дворе кустов жасмина. Мысль Ривелсеи быстро унеслась к родной деревне, к матери и отцу, и лицо её резко отобразило печать, которая сильнее всех изменяет его и которую труднее всего не заметить – печать боли, неподвижной и острой, оттого что время отдалило её, но не способно было избыть.

Спать Ривелсея легла за три часа до рассвета, близко к тому часу, когда начинают гаснуть звёзды и ночной мрак перестаёт течь и клубиться и начинает светлеть и редеть. Анрельт спал уже давно, и спал довольно мирно, лишь изредка слышался стук прохожих по камням и периодический лязг доспехов городской Стражи, но это нисколько не мешало спать и только успокаивало – город ночью охранялся.

Ривелсея доспала до позднего утра и встала с неохотой. Позавтракала и напилась чаю из только что приобретённой у Стекольщика чашки. Позавтракала по-ратлерски плотно, чтобы энергии тела хватило на весь день: кусками нажаренного накануне мяса, сыром и хлебом. Перед этим, как всегда – час на ежедневные тренировки. Двадцать минут – на обычные приёмы, сорок – на «вихрь Победы». «Ничто, даже абсолютная мощь, не поможет тому ратлеру, который пренебрегает постоянными упражнениями с оружием и не шлифует и не оттачивает каждый день те приёмы, которые намерен когда-нибудь использовать в бою». В первую очередь, говоря это, Веттар Нарт имел в виду именно «вихрь Победы», поскольку он был необычайно сложен, необычайно быстр и очень эффективен в некоторых ситуациях. Ривелсея никогда не ленилась: Адест, пока она у него жила, подолгу иногда сидел на верху лестницы, глядя, как Ривелсея (поскольку в комнате места было мало, ей приходилось выходить в коридор) вертится внизу в бешеном по скорости и упоительном по красоте смерче металла и смерти – то ли не желая прерывать её занятия, то ли не решаясь спускаться вниз. Он успел переменить отношение к Ривелсее: если сначала считал её почти союзником, то теперь уже начинал думать, что она одна из высших ратлеров, ключевая фигура, расположенная близко к Повелителю. И то и другое было крайностями, весьма мало соответствующими действительности. Как раз где-то посредине между ними в данный момент времени Ривелсея и находилась на своём длинном, в жизнь протяжённостью, Пути ратлера.

К Зенрису Ривелсея явилась где-то в околообеденное время. Он встретил её приветливо. Его доверие Ривелсее, кажется, удалось уже завоевать.

— Здравствуй, Ривелсея, – сказал он. – Рад, что ты пришла. Ты знаешь, – произнёс он с радостной улыбкой, – Посольство принимает тебя в свои ряды. – как показалось Ривелсее, улыбка эта составляла большой контраст с обыкновенным отсутствующим выражением на его лице, она даже удивилась на секунду этому, но не придала значения. – Нам только хотелось бы, что ты оказала небольшую услугу. Впрочем, это незначительно, просто небольшая прогулка. Давно бы надо уже сходить, я и сам мог бы, но всё как-то недосуг.

— Всё что угодно, – ответила Ривелсея. – Почту за честь сделать нечто, полезное Ночному Посольству.

— Вот и славно, – ответил Зенрис, так же широко улыбаясь. – Тогда сходи, пожалуйста, вот по этому адресу, – Зенрис дал ей бумажку, – и отдай вот это послание человеку по имени Рейтон. И ответа дождись – тоже, наверное, что-нибудь нам напишут, а не напишут, так устно скажут, на словах. Вот с этим и вернёшься сюда, желательно – сегодня же.

— Будет сделано, – ответила Ривелсея зачем-то на военный лад и вышла из дома Зенриса. Улицу искала недолго и, уже идя по ней к указанному дому, взглянула на данный ей Зенрисом конверт. Конверт был обычный, из жёлтой дешёвой бумаги, даже не заклеенный. Она секунду думала, потом достала листок из него. Прочитать то, что она несёт, показалось ей нелишним. Она ведь не Посольству служить собралась, а Ордену ратлеров. Любая информация, любым путём полученная, будет или может быть полезна.

Послание, написанное на серой бумаге, было очень недлинным. Корявые, разлапистые буквы складывались во фразу:

«Тираил и Иртон выражают свою преданность Ночному Посольству и готовы оказать ему помощь в любой момент, когда это будет необходимо».

Снизу стояли две непонятных подписи. Ривелсея испытала разочарование. Она, конечно, понимала, что сразу, с первого дня, ничего ответственного ей доверить не могут, но то, что ей было поручено передать, по существу, было пустым местом, поскольку бумага эта не содержала ровным счётом никакой действительной информации. Ведь все эти уверения в верности, как уже поняла Ривелсея, практически всегда – пустой звук, и звук настолько тихий, что его легко заглушить звоном нескольких монет. Настоящая верность далеко не в словах, а в том, чтобы никогда не предать и всегда оказать помощь. Такова, к примеру, её верность Повелителю, которому она и присягала. И она постарается сделать и сделает всё, что Повелитель ей доверит

Раздумывая, каким образом теперь можно ухитриться ещё что-то разузнать, она подошла к двери нужного ей дома и постучала. Открыла женщина, молодая, лет тридцати или около того.

— Здравствуйте, – сказала она вежливо. – Вам кого?

— Добрый день, – ответила Ривелсея. – Мне хотелось бы поговорить с Рейтоном. Он дома?

— Рейтон, кажется, дома, – прозвучало в ответ. – Сейчас я его позову. А вы заходите, садитесь пока.

Ривелсея вошла, опустилась на скамью, стоявшую в углу. Женщина быстро заперла дверь на несколько хитроумных запоров и удалилась в соседнюю комнату.

Рейтон появился через пару минут. Ривелсея, держа в руке конверт, поздоровалась и хотела сообщить, что послание от Зенриса, но Рейтон посмотрел на неё голубыми глазами, взял конверт и коротко спросил:

— Это мне?

— Да, – сказала Ривелсея.

— Хорошо. Мне нужно ознакомиться, – ответил Рейтон и так же удалился в ту же дверь.

Ривелсея снова стала ждать. Ждать пришлось долго – наверное, больше часа. Всё это время Ривелсея расслабленно сидела и думала о чём придётся. Комната, где она находилась, была очень небольшой и узкой, почти без мебели, если не считать скамью, на которой она сидела, и шкаф напротив. На полу был постелен яркий розовый ковёр, а стены просто выбелены в один цвет. Из-за стены почти не раздавалось звуков, лишь изредка Ривелсея слышала то кашель, то шелест бумаги, иногда – обрывки слов. Судя по голосам, там находилось много людей. Голоса то начинали звучать громче, то стихали; как Ривелсея ни напрягала слух, уловить суть разговора она не смогла и под конец уже перестала даже вслушиваться. Её мысли снова стали летать повсюду, по всем областям, которых они могли достичь, и вообще, говоря честно, она близка была к тому, чтобы задремать, но неожиданно из-за стены донёсся громкий раздражённый голос, который был так сильно окрашен гневом и яростью, что сразу разметал обрывки сна: «Предатели!» Это, судя по всему, кричал Рейтон. И другой голос, высокий и дрожащий от испуга, отвечал ему, явно оправдываясь: «Я такого не предвидел!» Потом снова наступило молчание, а затем послышался неразборчивый громкий шёпот.

Ривелсея утомилась уже ждать, к тому же, судя по крикам за стеной, там обсуждали какие-то важные вопросы и даже скандалили, а про неё, с её пустой ненужной бумажкой, просто-напросто забыли, и никто не был озабочен тем, чтобы написать такой же учтиво-бессмысленный ответ или даже передать ей что-то устно. Наконец несколько раз хлопнула дверь, и Ривелсея услышала, как кто-то сказал: «А теперь…» И тут же голос стих почти до нуля, и опять Ривелсея ничего не смогла разобрать. В комнату, проходя в дверь одновременно по двое, вошли шестеро мужчин. Одеты все были по-разному: двое, стоящие впереди, во всём чёрном, один сзади – в зелёной истёртой рубахе, ещё трое – в красном: двое в тёмно-розовом, а последний – в накидке ярко-красного густого цвета, которую явно не одобрили бы в Цитадели Порядка. Ривелсея смотрела на них с ожиданием, надеясь, что хоть один из них ей что-нибудь скажет. Первые двое подошли поближе, затем ещё поближе (Ривелсея решила, что это уже ни к чему, поскольку, что бы они ни намеревались ей сказать, она бы услышала, даже если бы они стали говорить шёпотом), один из них стиснул ей руку за запястье, а затем очень неожиданно, резко рванул её вверх. Ривелсея взлетела со скамьи и тут же ощутила, что вторая её рука тоже стиснута железной хваткой. Пару секунд Ривелсея просто ничего не понимала, потом до неё стало доходить, что говорить с ней не намерены, а намерены сделать что-то другое, что, как было уже понятно, вряд ли будет для неё очень хорошо. Ещё две секунды она пыталась осмыслить ситуацию, которая была явно невыигрышной, и, опираясь на Разум, рассудила, что отдавать себя на волю людей, которые неизвестно что намерены дальше делать, неразумно – а потому нужно освободиться. Мощь послушно нахлынула сразу же, а вот больно ей в этот момент не было, ни телу, ни душе, гнев потому не приходил, и всё что ей удалось – это отбросить одного из них и на секунду освободить правую руку. На секунду, потому что её тут же поймал и так же обхватил третий, одновременно придерживая ей локоть.

Ривелсея снова рванулась, но уже бесполезно, поскольку секунда была упущена и достать оружие она не успела; это сильно изменило бы положение. Теперь же на неё навалились все шестеро и куда-то поволокли, кинжал «Союзник» вывалился по дороге, а второй кинжал она не брала. Идущий последним, появившийся откуда-то Рейтон поднял кинжал, осмотрел и убрал в карман.

Ривелсея успела заметить, как её протащили через несколько комнат и спустя пару минут бросили на пол в помещении без единого окна, освещаемом только просветом дверного проёма. Пол был деревянный и не весьма гладкий, отчего несколько острых щепок сразу впились Ривелсее в тело.

Все семеро, включая Рейтона, столпились над ней и смотрели на неё пристально и изучающе.

Ривелсея медленно, чтобы никто не решил, что она намерена далее оказывать сопротивление (бесполезно, поскольку их было слишком много, а она одна и безоружна. Здесь справился бы Великий Мастер, легко бы справился Повелитель, но не она, начинающий ратлер с только начавшей копиться мощью и вообще в целом несчастная, бедная и брошенная, в данный момент – как в прямом, так и в переносном смысле – девушка из далёкой, в месяце пути отсюда, деревни Росолесной), изменила положение своего тела из лежачего на сидячее и оглядела собравшихся. Лица суровые, но не зверские, убивать в ближайшее время эти люди, кажется, не собирались. По крайней мере, не сразу. Что давало шансы для дипломатии.

— Итак, – сказала Ривелсея голосом как можно более обаятельным, мягким и спокойным, – я так понимаю, что вы хотели бы меня о чём-то спросить?

Что и говорить, умения изображать наивность ей было не занимать. Все переглянулись, словно только сейчас разглядев, кто перед ними. Эта милая девушка никак не выглядела опасной или злоумышляющей. Несмотря на то, что тот, кого она откинула, неудачно налетел на скамью и до сих пор тихо охал и потирал бок.

Одновременно, начиная этот разговор, Ривелсея чутко вслушивалась в себя и незаметно оглядывала комнату, где находилась. Мощи она не потратила почти нисколько, мощь так же спокойно струилась в силе, и запоздало пришёл гнев – гнев от того, что её, ратлера, так унизили. Оружия у неё больше не было, но в углу комнаты, в двух от Ривелсеи метрах, был прислонён железный лом. Неизвестно, кто и зачем решил, что он должен находиться в этой комнате, но если это был один из стоящих здесь, то он допустил большую ошибку, и ошибка эта, при неблагоприятных обстоятельствах, могла весьма дорого стоить. В первый раз им удалось её одолеть, потому что она просто не ожидала. Второй же – это будет значительно, значительно труднее. Но, впрочем, это лишь перспектива, причём не самая благоприятная. Сейчас в первую очередь необходимо было правильно вести разговор, поскольку, как почуяла Ривелсея, ей предоставлялся хороший шанс что-нибудь узнать.

— Она издевается, – прошипел один из мужчин. – Но для неё это плохо кончится. Очень плохо.

— Что с ними? – холодно спросил Рейтон. – Что вы с ними сделали?

Ривелсея сообразила, что спросить «с кем» значит вызвать взрыв гнева у всех сразу, и сама сообразила, что речь идёт о тех, чьи имена значились в принесённой ею бумаге. До неё вдруг дошло, дошло в один момент и быстро, что её крупно подставили и что эти люди, к которым она пришла, не из Посольства и к Посольству относятся крайне плохо. Мелькнул в памяти до странности улыбчивый Зенрис, отдающий ей эту бумажку, и гнев взметнулся так, что теперь к Ривелсее с дурными намерениями лучше было, наверное, не подходить даже в том случае, если ломом завладеет не она. На миг она даже закрыла глаза, чтобы никто не видел, как в них вспыхнул бешеный адский огонь. Она не погасила, а лишь спрятала его, и ответила всё так же холодно:

— Я не могу ничего сказать об этих людях. В Посольстве мне не доверяют, поскольку работаю я у них совсем недавно, и завербовали меня не по моей воле.

Последнее она прибавила, чтобы посмотреть на реакцию. А также вызвать сострадание и дать понять, что её преданность Посольству близка к нулю.

Рейтон из заднего ряда прошёл вперёд, все послушно расступились. Сбить с толку и заинтересовать – это первое, что нужно сделать в трудной и неожиданной ситуации. Дальше можно всегда как-нибудь выкрутиться, это уже в зависимости от удачи. А пока на шее у Ривелсеи висел талисман, в удачу свою она верила.

— Ты – не из Посольства? – спросил Рейтон, глядя пронзительно, – правда? Вообще да, похоже. Своих они так обычно не подводят, а вот врагов и кому не доверяют – сколько угодно. И как же они тебя завербовали?

Рассказать об этом было несложно, пришлось только прибавить, что к Зенрису она пришла не сама, а её нашли и приказали явиться, сразу же почти, как прибыла она в Анрельт. Припомнила она и слова охранника, и то, что говорить ей разрешали только в глубоком и глухом погребе под домом, и тщательный допрос, каковой ей устраивали оба раза. В общем картина получилась очень даже ничего, сильно соответствующая как действительности, так и тому, что Ривелсее в данный момент хотелось изобразить.

Получилось даже жалостливо. К тому же, ей удалось уклониться от вопроса, зачем вообще она посетила Анрельт. Несколько раз она даже всхлипывала, рассказывая, и уловила в этот момент ужас в глазах Рейтона – похоже, он боялся женских истерик.

Во время этого завязавшегося уже разговора несколько человек из окружавших её подходили к Рейтону, шептали что-то ему на ухо, он махал рукой, и они уходили. Очевидно, он решил, что девушка мирная и не склонная к буйству, и для разговора с ней куча людей совершенно не обязательна.

— Да, интересно, – сказал Рейтон, не теряя, однако, мрачности на лице. – И как же тебя зовут?

— Ривелсея, – ответила она и на всякий случай снова всхлипнула.

— А откуда и зачем ты в Анрельте?

Ох, вот и этот вопрос…

— А можно, я уже встану, или у вас принято вести разговор именно так? – спросила она немного нагло для своего положения.

— Вставай, – ответил Рейтон и даже протянул ей руку, помогая, – пошли, – сказал он. – Мне с тобой надо ещё поговорить.

Остаток разговора проходил наедине, в соседней комнате, оба они сидели за столом, и опять Ривелсее пришлось перенести небольшой допрос. Рейтон, впрочем, спрашивал довольно спокойно и почти не напрягал. Она сама рассказала ему всё то же, что и вчера в доме Зенриса, не упомянув лишь про то, что было связано с городской Стражей, и вместо этого заметив, что в Анрельт она приехала по торговым делам. Рейтон слушал, слушал и кивал, а потом тихо сказал:

— Ты даже не представляешь, Ривелсея, как тебе повезло.

— Да? – сказала она. – Весьма возможно, но, к сожалению, я этого заметить не смогла. Хотя, конечно, смотря что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, – веско ответил Рейтон, – что ты чуть не вошла в Ночное Посольство, самую тёмную и чудовищную организацию, какая только есть на свете.

В дверь комнаты тихо протиснулся человек, которого Ривелсее ещё не доводилось видеть, с лицом очень озабоченным, и сказал:

— Господин, если будет мне позволено, то я считаю, что очень рискованно то, что вы приказали, и лучше этого не делать. Непонятно как и неизвестно почему, но мы теряем наших верных людей.

— Я не могу этого так оставить, – сказал Рейтон очень тихо. – Они должны поплатиться. Это – наш долг.

— Но если случится то же самое?

— Что случится? Это невозможно. Ты знаешь, кому я всё поручил. Он не предаст, он всегда больше всего не свете был верен величию Рейлинга.

— Больше, чем Иртон?

Рейтон вздрогнул и долго ничего не говорил.

— Будет так, как я решил. Чем бы всё ни окончилось, но это – наша судьба, – промолвил он твёрдо, глубоко в недра души пряча нерешительность, после чего вошедший скорбно кивнул и вновь оставил их с Ривелсеей вдвоём.

Последняя чуть напряглась; она не понимала уже, что вокруг происходит, и ей это не нравилось. Рейтон стал мрачным настолько, что задавать ему какие-либо вопросы казалось просто неуместным. Однако Ривелсея решилась.

— Не объяснит ли мне кто-нибудь, – тихо, чтобы не напрягать обстановку, и совсем без интонации произнесла она, – что вообще случилось?

Рейтон молчал и смотрел, не отрываясь, в одну точку, на дверь. Была тишина почти полная, и время, казалось, не шло.

Наконец он встал, резко и с шумом, и Ривелсея – так, как подобное чует подобное – ощутила в нём страшный, захлёстывающий гнев, который практически никак не проявлялся внешне. Очевидно, у Рейтона было хорошее самообладание.

— Что случилось? – сказал Рейтон. – Если бы я знал. Если бы МНЕ кто-нибудь объяснил, что случилось! Вот тогда бы я мог… тогда бы я знал… что нужно предпринять!

Ривелсея предусмотрительно молчала. Даже самый неразговорчивый человек, дойдя до определённого момента, просто уже не может остановиться и замолчать снова, прежде чем выложит всё, что накопилось у него на душе, всё, что его тревожит, включая свои догадки, намерения и предположения. Если же его спрашивать, то он может вспомнить, что говорит не сам с собой, и снова замкнуться. Терпение, конечно же, оправдалось.

— Это не поражение! – голос Рейтона наконец загремел, гнев вырвался наружу. – Это не поражение, это попрание величия Рейлинга, величия Анрельта, всего на свете! Это не просто предательство, это самое гнусное и отвратительное, что произошло за последние сто лет! Я не могу в это поверить! И я не верю, не верю! Мои люди разберутся, со всеми разберутся – с врагами и, если потребуется… с предателями.

Ривелсея пыталась быстро соображать. Рейлинга ей доводилось уже видеть, в центре Золотой площади. Она, собственно, и не узнала бы, кто это, но его имя было написано со всех четырёх сторон статуи крупными золотыми буквами. Но только причём он здесь, бывший и, надо полагать, давно уже покойный градоправитель Анрельта?

— Вы служите Рейлингу? – спросила она.

Рейтон сперва отмахнулся от её вопроса, не желая отвечать и отрываться от своих мыслей, но потом не удержался и произнёс так же громко, как говорил до этого, и с усиливающимся пафосом на каждом новом слове.

— Да, Ривелсея, мы служим Рейлингу Славному, мы защищаем славу Анрельта! Мы сплотились уже через год после его смерти, сплотились, видя, как враги и предатели расхищают богатство и честь Анрельта, ругаются над славой Рейлинга и ведут город к упадку, разорению и гибели! Мы не позволили им это сделать и не позволим никогда! Девяносто лет мы, и только мы, охраняем порядок и служим причиной процветания Анрельта! Мы, а не Стража, которая мало того что ничего не делает, а ещё и вмешивается, когда мы уничтожаем вредителей и отщепенцев, и вмешивается на их стороне! Хуже всего для нас – Ночное Посольство, и клянусь тебе, наступит, наступит такой счастливый день, когда я заставлю взлететь на воздух их поганые укрытия и лично, если мне позволят, изрублю на куски лживого выродка и предателя Терона!

Ривелсея снова заинтересовалась.

— О, – сказала она. – Так и вы тоже знаете Терона?

— Я? – уже откровенно заорал Рейтон. – Я-то знаю! Я его слишком хорошо знаю! А ты что, уже виделась с ним? Если да, то не ври, что тебе не доверяют в Посольстве! Их шпионов мы обыкновенно вешаем в первый день недели на большой берёзе в ближайшем лесу! Имей это в виду, если пытаешься здесь что-то разузнать!

— Хорошо, приму к сведению, – ответила девушка. – Но поверьте, что если бы я была близка Терону, про которого, к слову сказать, слышала всего дважды в своей жизни, то я никак не притащилась бы сюда сама с этой дурацкой бумажкой, а распорядилась бы, чтобы кто-то другой рисковал ради Посольства своей жизнью и здоровьем!

— Разумно. Да, это разумно, – в размышлении сказал Рейтон. – Я тебе верю. Верю, но не доверяю. Ты – очень скользкая личность, Посольству ты не служишь и не желаешь служить, но и в Анрельт не зерном торговать приехала. Меня, – это слово Рейтон особо выделил, – не так легко обмануть, девушка. Я двадцать пять лет состою в Венце Рейлинга и успел уже повстречаться со многими людьми. Всё, можешь идти. Говорить нам больше не о чем, к тому же мне некогда и не очень хочется говорить с тобой.

Ривелсея, не двигаясь, молча и задумчиво смотрела в окно. День весной длинный, и несмотря на то что до следующих суток оставалось не более семи часов, сумерки ещё и не думали сгущаться. Из-за облаков солнце было розовым и казалось похожим на большое спелое яблоко.

— Ты что, не слышишь? – спросил Рейтон. – Или ещё что-то хочешь сказать?

— Кинжал верните, – попросила Ривелсея. – Фамильная драгоценность, денег стоит.

Рейтон залез рукой в карман, достал, изучающе посмотрел на небольшие однотонные ножны.

— Хм, да, ничего вещица. Блестит так интересно… За неё можно тридцать золотом заплатить. Но анрелл она по-всякому не стоит. И носишь ведь как украшение, верно? Поручусь, что он тупой, как ножка от скамьи. – Лезвием Рейтон медленно провёл по пальцу. – Тьфу ты, – сказал он через секунду, глядя на расплывающуюся красную каплю и прижимая палец пальцем другой руки. – На, возьми свой кинжал. Не везёт мне с тобой, Ривелсея. Совсем не везёт.

— Да, я заметила: не самый лучший день сегодня в вашей жизни, – произнесла та очень вежливым голосом, отчего фраза стала язвительней втройне.

— Всё, хватит, – раздражённо сказал Рейтон. – Тебя никто не держит. Ты свободна.

— Разумеется. Я, конечно же, уже пойду. Но запомните, Рейтон: с Посольством я теперь в личной вражде. Возможно, вы мне ещё понадобитесь. Или я – понадоблюсь вам… Ещё увидимся, я думаю.

— Я сильно не желал бы этого, – хмуро сказал Рейтон.

— Я тоже. Но жизнь и обстоятельства решают многое за нас. До предполагаемой встречи, – Ривелсея встала, повесила на место кинжал, слегка поправила волосы (подстричь их она всё никак не могла собраться, и каштановые тёмные локоны уже не только вились гораздо ниже, чем это устраивало Ривелсею, но и спадали на глаза, что несколько мешало) и проскользнула через две двери, выйдя таким образом на улицу Анрельта.

Было тепло, светло и хорошо. На юге, где находился Анрельт, наступало понемногу и сильно уже было заметно солнечное и приятное, радостное и нежное в самом своём начале лето.

А вечером этого дня ей довелось снова ужинать с Адестом. Тот сам позвал её составить ему компанию, поскольку Сайя ушла в гости к подруге, и отведать свежей и очень вкусной, как утверждал Адест, варёной рыбы. Ривелсея была не прочь. Что касалось рыбы, то её она последний раз ела в Цитадели. Готовили там без изысков, зато кормили настолько обильно, что любой аппетит был бы более чем удовлетворён. Больше всего, конечно, мясом. Всё это обеспечивалось, как принято было говорить, за счёт Совета Разума. Ривелсее каждый раз становилось смешно, когда она воображала, как каждый из восьми ратлеров, входивших в Совет, отсчитывает бережно серебряные монетки, чтобы оплатить ей, Ривелсее, цыплёнка с луком и вермишелью, мягкую булочку и компот. Разумеется, конечно, что происходило это не так, а просто Совет каждый год выделял большую сумму на содержание каждого ратлера и обеспечение его двухразовым ежедневным питанием. Сначала Ривелсее показалось, что два раза – мало, но она быстро сообразила, в чём тут дело. Все абсолютно ратлеры, исключая, быть может, лишь Великих Мастеров, всё время находятся на заданиях вне Цитадели и, как следствие, не получают положенных порций на завтрак и обед. Во время их отсутствия эти порции не пропадают, а копятся, и ратлер, не бывший в Цитадели полгода, в любой момент имеет право потребовать причитающиеся ему триста шестьдесят шесть тарелок с едой. До таких крайностей, разумеется, Ривелсея не доходила, но заглянуть вечером в центр питания, то есть столовую, и как следует поужинать она позволяла себе почти каждый день.

Рыба у Адеста действительно была отменная. Он купил половину улова у своего знакомого, который с раннего утра до обеда сидел на мосту над Авеиром, и гордился так, словно сам не только выловил, но и вырастил всю эту рыбу, поскольку каждую минуту замечал девушке, каких огромных размеров лежащий у неё на тарелке карась, какое белое у него мясо и как мало в нём костей. Ривелсея ела молча, согласно мычала на все восторженные реплики Адеста, незаметно выплёвывала кости и складывала их за котелок, из которого эту рыбу Адест доставал.

Наконец Адесту захотелось послушать и её.

— А ты, Ривелсея? – спросил он. – Расскажи, как продвигается то, что тебе поручил Совет. И что такое, всё-таки, Ночное Посольство? Я уверен, ты знаешь уже гораздо больше меня.

Чтобы удовлетворить его любопытство, Ривелсея рассказала почти всё, что ей удалось узнать. Адест – во-первых, союзник клана, ему можно доверять, во-вторых, скрытен и не болтлив, и наконец, хоть с кем-то поговорить время от времени Ривелсее было просто необходимо. К тому же, после этого рассказа было очень уместно задать встречный вопрос Адесту: а что он знает про Венец Рейлинга?

Адест усмехнулся.

— Ну это понятно, что про Венец ты уже знаешь. Они не скрываются никогда, они, видите ли, гордые очень и считают, что они самые главные в Анрельте и что вообще всё держится в городе на них одних. Нормально жить эти люди не могут, во всё надо вмешаться. Ты бы знала, сколько проблем у них было и есть с городской Стражей! Или, даже можно сказать, что у Стражи – с ними. Так Стражу они совсем не признают и всячески всегда ругают, хотя наш Рейлинг большие деньги вкладывал в неё, чтобы в городе было кому поддерживать спокойствие и порядок. А те, из Венца, всех, кто не согласен с ними, считают врагами Рейлинга и города. На этом основании они всё время со Стражей ведут войну.

— А как же Стража всё это терпит? – спросила Ривелсея. – Это же беспорядки, наверно, вызывает.

— А Стражи командиры, конечно, тоже всех бы их хотели повыловить да утопить в Келироне за то, что они возмутителями спокойствия их считают и бунтовщиками против порядка, который, в принципе, нормальный вполне и никого сильно не напрягает.

— Интересно, – сказала девушка. – Анрельт живёт весёлой жизнью, как я заметила. В других городах такого нет.

— Конечно, нет, – согласился Адест. – А дурни эти из Венца, говоря честно, всех уже достали. Сами они мало что полезного делают, зато, что бы ни случилось, они сразу орут невесть что. Вот в прошлом году мост один над рекой обвалился, упали четыре лошади, два воза с дровами и извозчик. По умному-то, что делать надо? Мост чинить. А они начали кричать, что это всё заговор и измена, что в городе одни предатели, злодеи и разбойники. И схватили ведь кого-то, кого-то и повесили, кого-то и мечом закололи. И успокоились вроде, и Стража даже вмешаться не успела. Но потом, – Адест хмыкнул, – она в долгу не осталась: из тюрьмы трое убийц сбежали, так командир Стражи тоже во всём приверженцев Рейлинга обвинил, троих тоже по его приказу схватили да бросили в тюрьму, вроде как для равновесия. Да это ладно, не то что раньше было. Вроде сейчас-то всё же поспокойнее.

— А что было раньше? – поинтересовалась Ривелсея. Она никогда не разбиралась хорошо в истории Анрельта, поскольку город этот был очень далёкий от её родных краёв и Ривелсея вообще не думала, что когда-нибудь там окажется.

— Раньше было хуже, – проговорил Адест. – Раньше война ужасная разгорелась. Тридцать лет назад тоже что-то случилось, и Стража с Венцом сцепились насмерть. Я не помню, какой там был повод, но тогда и те, и другие стали выискивать, кто же виноват во всех несчастьях.

— И нашли?

— Нашли. Ещё как нашли. Вот поверь, столько взаправду виноватых точно не было, сколько они нашли. На улицу в то время не выходил даже никто, страшно было. Всё время оружие звенит, кто-то кого-то мечом зарубает. Я и сам тогда с матерью в погребе сидел, – Адест вздохнул и замолк ненадолго, видимо, вспомнил мать.

— А дальше, чем кончилось? – спросила Ривелсея.

— Градоправитель хотел вмешаться, утихомирить всех, но не смог, Стража ему тогда не подчинялась, они все бегали по улицам и искали везде бунтовщиков. А потом самые активные, кто из Венца Рейлинга, даже в Городской Совет нагрянули и Градоправителя хотели в тюрьму посадить. За измену.

— И посадили?

— И посадили. Только это они зря уже сделали. Градоправитель-то не дурак был, он про Орден ваш знал и с Повелителем дружбу водил. И провиант им посылал, и шерсть, и сукно, железом снабжал, хлебом, маслом. Самого-то его, Градоправителя, схватили, а помощник в окно выскочил второго этажа, прыгнул на коня и был таков. Ускакал, и схватить не успели.

— И куда ускакал?

— В Цитадель ускакал. Не знаю уж, как он добирался, но за неделю как-то он там вашу крепость нашёл. В городе у нас бои всё такие же шли, Стражи опомнились, они стали тюрьму штурмовать, чтобы вызволить Градоправителя, а люди из Венца её защищали. Жуткое было время, вспомнить даже страшно.

— А кончилось-то чем? – спросила Ривелсея. – Вы уж простите, историю города вашего я не знаю.

— Ты и историю Ордена не знаешь в таком случае, – усмехнулся Адест. – Градоправитель-то в тюрьме сидел, да он просидел недолго, две недели, эти болваны из Венца Рейлинга всё думали, что с ним сделать: то ли пыткам подвергнуть, то ли повесить на сосне. А пока они думали да судили, Повелитель тоже вспомнил старую дружбу, да и вообще решил порядок навести. Ведь порядок-то во всём должен быть. Вот и прислал почти шестьдесят человек с этой целью – навести в Анрельте порядок. И знаешь, хватило. Ведь не союзников он прислал, а самых настоящих рыцарей, в доспехах, с оружием. Их (я сам не видел, не довелось, но рассказывали) в бой вёл могучий ратлер, с длинным мечом в каждой руке, а махал он ими так, что в глазах рябило. В два дня тюрьму отвоевали, Градоправителя снова в кресло усадили, а потом по его приказам уже и остальное доделали. Наследники Рейлинга (вот, только вспомнил: они именно так себя называют) сопротивлялись, конечно, они же фанатики просто, глаза горят, слова там всякие громкие кричат они всё время, но вот как мечом махать – тут уж нет, ратлера ни один из них перемахать не смог. Двоих только или троих ратлеров убили, застрелили их из арбалетов. Тут уж, конечно, ни доспехи не спасут, ни даже мощь ратлерская. И со Стражами, кто сразу не смирился, тоже жестоко тогда поступили. Главаря Наследников чуть не прикончили, схватили, связали и Градоправителю доставили, а тот его в тюрьму тоже бросил, на один хлеб посадил. Через год выпустил – на ногах не стоит. Конечно, поправился впоследствии, но сильно присмирел, потом в Анрельте десять лет полная благодать была, даже ночных воров меньше стало. А когда порядок-то навели, помню, весь город собрали Градоправителю клясться в покорности и обещать никаких больше бунтов не затевать. Все, конечно, поклялись, кто пришёл, а кто и не пришёл, того насильно притащили. Дураков не было там гордость проявлять, хотя ратлеры уже и ушли. И Стража с тех пор Градоправителя слушается железно. Ратлеров надолго тут запомнили, хотя, конечно, никто, наверное, и не знал, что это ратлеры были. Порядок они навели, а то что же это было? Служишь Страже – тебя одни найдут и зарежут, служишь Венцу – другие найдут и зарежут точно так же.

— А если никому не служишь? – резонно спросила Ривелсея.

— А никому не служишь, – ответил Адест, – то просто так зарежут и деньги отберут. Думаешь, когда Наследники Рейлинга все тюрьмы открыли, оттуда что, праведники и тихони вышли? Весь Анрельт эти висельники и грабители заполонили, им бы лишь бы как денег достать. Кто помудрее из них был да поопытнее, те, конечно, из Анрельта-то смылись – понимали, что это ненадолго, так их и до сих пор не знает никто, где и искать. А дураки-то здесь безобразить и грабить стали, пользуясь, что Страже не до них. А потом-то их поймали, Градоправителю под горячую руку они попались, он сказал в тюрьму никого не сажать, чтобы больше когда-нибудь опять не сбежали, а всех перевешать. Вот с тех пор и считается, что Анрельт снова благоустроенный стал. Только это пока Ночное Посольство не появилось, сейчас опять неспокойно. Вот помяни моё слово, скоро точно что-то должно случиться.

Ривелсея вздохнула.

— Должно, – сказала она. – Но Орден постарается, чтобы этого не произошло.

— Ты думаешь, – спросил Адест, – что Орден что-то делает?

— Старается, – ответила девушка, – в моём лице.

В этот вечер и половину ночи Ривелсея опять долго сидела, пила ратлерский напиток, про который она не могла с неудовольствием не заметить, что он уже кончается, и думала, и не спала. А уже утром, по обыкновению час потанцевав с мечом в коридоре у лестницы и позавтракав, отправилась на Восточную улицу.

Несмотря на утро, было уже очень жарко, и на небе не было ничего такого, глядя на что можно было бы в ближайшее время спрогнозировать дождь. Проезжавшие повозки сильно пылили. Приходилось даже зажмуривать глаза, чтобы пыль не попала в них. Забытый, ставший уже смутным образ шевельнулся в памяти. Это ей очень, очень знакомо. Так уже было, было когда-то давно. Жара, солнце, жара… И песок.

Восточная улица в этом смысле ничем не отличалась от других. Лишь перед зданием с яркой вывеской старуха в грязной одежде поливала из ведра водой камни, ровно, без щелей, подогнанные друг к другу, и мела грязь и мусор. Ривелсея завернула направо, пройдя по мокрым камням, и поднялась на несколько ступеней, после чего тихо и мягко толкнула зелёного цвета дверь. Звякнул колокольчик. Она пришла.

Дейвис так же, как и в прошлый раз, гулял между рядами с посудой. Могло создаться впечатление, что он только этим и занимается всю жизнь: расставляет рюмочки по полочкам и протирает мягкой тряпочкой кувшины и блюдца. Это, несомненно, было прекрасное занятие, но если бы Стекольщик не делал больше ничего другого, то Ривелсея вряд ли была бы здесь.

Он, услышав колокольчик, аккуратно поставил на полку графинчик, положил тряпочку в карман своего синего, с чёрными узорами, халата, и только затем обернулся и посмотрел на неё.

Две секунды – и он расплылся в широчайшей и радостной улыбке. Видимо, узнал.

— Ну, я же говорил, – произнёс он. – Говорил же я и всё время надеялся, что ты посетишь ещё мою маленькую лавочку. Видишь, я оказался прав.

— Добрый день, – сказала Ривелсея. – Жара сегодня – просто ужасная, и гулять в это время совсем невозможно, поэтому я и решила укрыться от жары в этом приятном месте и полюбоваться прекрасными и удивительными вещами, равных которым нигде больше не встретишь.

— Как это хорошо, – сказал Стекольщик восхищённым тоном. – Ах, как это хорошо, Ривелсея, что хотя бы на короткое время я отдохну от одиночества и смогу насладиться обществом, столь приятным, как твоё!

Ривелсея улыбнулась столь же мило, сколь широка была улыбка Дейвиса, и стала медленно двигаться вдоль полок с посудой, уделяя каждому из лежащих на них предметов хотя бы один взгляд своих очаровательных серых глаз. Дейвис наблюдал, но молчание давалось ему плохо.

— Вот смотри, пожалуйста, сюда: хрустальные вазочки из чистейшего, тончайшего хрусталя, в деревне Брусничники такие делают и очень гордятся этим. Пять монет золотом. А здесь – синее стекло, да, настоящее синее стекло, келдарское, очень хорошее; две тарелочки с подносом – тридцать монет, а без подноса – восемнадцать. Горшочки глиняные, жёлтого цвета, по четыре монеты. А вот этот, большой, за семь. И кувшинчики, тоже глиняные, видишь? По две монеты продам любой, хочешь левый, с бабочкой, хочешь, с журавликом, в середине. И тенистое стекло, ты его уже знаешь, сама теперь понимаешь, что вещь изумительная. Кроме чашечек, ещё блюдечки есть. И ложечки маленькие, длинные – по две, короткие – по одной. И ещё тарелочки, маленькие рюмочки… и чашечки зелёные… и стаканчики… и графинчики…

Ривелсея слушала всю эту информацию – нельзя сказать, чтобы очень внимательно. Периодически то одну, то другую вещь она подносила к глазам и тут же клала на место. В принципе, тратить свои, а тем паче ратлерские деньги на приобретение дорогих предметов посуды ей совсем не хотелось. Раздумывая, как бы ей исхитриться и ничего здесь не купить (и при этом не расстроить Дейвиса), она едва не пропустила момент, когда он перестал превозносить свой товар и спросил наконец:

— А что, Ривелсея, с твоим прекрасным вкусом ты скажешь об Анрельте? Этот древний город все оценивают по-разному: ведь и правда, он очень отличается от других многими вещами. Великий Рейлинг столько сделал для нас, столько вложил стараний в то, чтобы возвысить и возвеличить Анрельт, и он всегда делал всё для этого. Ты Рейлинга-то знаешь? Про него ведь, думаю, везде должны знать, не только в Анрельте, такой человек был – прекрасный, прекрасный и очень замечательный человек!

— Не очень много я знаю о нём, – вздохнула Ривелсея. – Но я видела уже его памятник.

— О, памятник! Ты знаешь, его уже потом соорудили, много позже, как он умер. Ему ещё при жизни сказали, что он памятник заслужил, а он, Рейлинг-то, только плечами удивлённо пожал и спросил: «Второй памятник? Зачем?» Его не поняли, спросили: «А где же первый?» «А вот», – сказал он и показал вокруг. Это он город в виду имел, и прав, прав он здесь был: пока существует Анрельт, его не забудут.

— Да, – сказала Ривелсея со вздохом, сама не замечая, как непроизвольно подстраивается под манеру Стекольщика. – Великий, великий был человек и очень славный, вот только знал ли он, при всей его мудрости, какие беспорядки будут творить в его городе люди, постоянно произносящие его имя?

— Венец Рейлинга? – спросил Стекольщик. – Да, это неспокойная организация и сильная очень, но поверь, не в ней совсем, не в ней источник главных бед нашего города. Наследники Рейлинга – они, конечно, в средствах не умерены и делают часто то, чего лучше следовало бы вовсе не делать, но вот Анрельт-то как раз они в обиду не дадут. Если случится что, они сначала много силы лишней прольют, пока найдут, в чём действительно дело было, это многим очень не нравится.

— А что же тогда? – спросила Ривелсея тихо. – Ночное Посольство?

— Да, разумеется, – ответил Дейвис и громко добавил. – Разумеется, розовые блюдечки из Невильна дорогие, зато они красивые и почти совсем никогда не бьются.

— Насколько мне известно, оно появилось недавно? – спросила девушка. – Недавно? – спросила она погромче, – стали продаваться у вас эти прелестные, белого цвета, чашечки из тонкого стекла? Насколько я помню, в прошлый раз их не было.

— Не было, конечно, не было. Когда жив был и молод мой отец, такого тогда вообще не было в Анрельте, либо просто не знал в то время никто – не знал никто, что на свете такие чашечки есть!

Ривелсея кивнула. Она легко переключилась на такой стиль разговора и теперь двигалась дальше.

— Да, они очень, очень красивы! – воскликнула она. – Но при всём при этом мне очень хотелось бы знать, чем конкретно занимается Ночное Посольство.

— Конечно, конечно! – точно таким же тоном воскликнул Дейвис. – Я сам каждый день не устаю ими любоваться, но и мне, и мне хотелось бы очень и желательно было знать, чем конкретно занимается в Анрельте девушка по имени Ривелсея.

Ривелсея вздохнула.

— Дейвис, – спросила она, – скажите, сколько стоит эта чашечка?

— Какая? Эта? – Дейвис тут же переключился на торговлю. – Две монеты, две монеты.

— Пожалуйста, – сказала девушка, доставая вместо золотых две голубых монеты. – За эту прекрасную чашку, а также для того, чтобы вы не разорялись и не беднели.

— О, да, конечно! Как же это хорошо, что хоть один человек решил наконец позаботиться о том, чтобы лавочка с посудой не закрылась навсегда от безденежья! – произнеся это, Стекольщик резко сменил тон, перейдя на полушёпот с восторженных восклицаний и уже спрятав в карман две печально напоследок блеснувшие монетки с родиной в этом городе. – Я не знаю, Ривелсея, зачем тебе Посольство, и потому скажу только вот что: Посольство очень широко сейчас распространилось, Анрельт – его центр, но существует оно не только здесь. Всё, что есть преступного в Анрельте, имеет с ним пересечения, можно в этом не сомневаться. В настоящее время его предводителем является Терон, человек достаточно жестокий и твёрдый, который очень уверенно и жёстко управляет своей организацией и ведёт её к цели.

— А какие цели? – спросила Ривелсея.

— Целей у них много, в первую очередь, им нужна власть, поэтому проблем с властями всегда очень и очень много было.

— Власть в Анрельте?

— Вообще. Только в Анрельте вдвойне тяжело сделать что-то им будет. Градоправителя убить, если хочешь знать, несложно было бы, но если это случится, то придётся ведь и от Наследников отбиваться, они тоже бы очень хотели прорваться к управлению городом, но за сто лет всё никак сделать этого они не могут.

— Интересно, почему? – спросила Ривелсея.

— А что «почему»? Потому что люди им не доверяют нисколько и считают их просто сумасшедшими, а Градоправителя уважают всё же. Ну пусть не все, но уважают.

— А к Посольству как у вас относятся?

— Про Посольство мало кто знает, а кто знает – боятся. А вот ты, Ривелсея, какое к нему отношение имеешь?

— Понимаете, Дейвис, в мире нашем, – ответила девушка, – так всё запутано и связано, что порой совсем непросто понять и сказать, тем более, кто и каким образом может быть связан…

— Скажи одно, – прервал Стекольщик, – Ты собираешься ему помогать или нет?

— Я? Я имела уже честь помогать Ночному Посольству. Это доставило мне много новых ощущений, но среди них совсем не было приятных, – тихо проговорила она.

Стекольщик прищурился и хитро посмотрел на неё.

— Вот как? Не знаю даже почему, но я тебе верю. И вот что скажу. Ночное Посольство, едва только появилось, делами своими сразу себе врагов много приобрело. Те из них, кто были сами по себе и мудры не слишком, сразу почти погибли. Посольство особой щепетильностью в выборе методов борьбы совсем не отличается, даже меньше чем Венец. А вот те, кто помудрее, сплотились и ведут борьбу до сих пор. С переменным, правда, успехом, – Дейвис хмыкнул. – Они, знаешь, на Западной улице базируются, в доме четыре. Если у тебя с Посольством отношения хуже некуда, то тогда тебе к ним. А если хуже есть куда, тогда ещё рано, они тебя не поймут.

Стекольщик замолчал, Ривелсея ждала.

— Ох, – сказал он. – Разболтался я что-то с тобой, Ривелсея, с чего бы это, не пойму. По поводу одной чашки проданной так много обычно я не болтаю. И чашечка к тому же недорогая совсем, симпатична ты мне просто чем-то. Даже и не знаю, почему.

— Спасибо, большое вам спасибо, – сказала девушка. – Я, пожалуй, пойду.

— Удачи тебе, – ответил Дейвис. – И, кстати, запомни: соберёшься на Западную улицу – знай: двойная игра, которую ты так любишь вести, с ними вряд ли пройдёт. Поэтому, – он снова прищурился, – демонстрируй свою искренность почаще. А впрочем, ты не глупее меня. В чём-то определённом. Опыта только маловато. Всё таки двадцать лет надо посудой торговать, чтобы стекло хорошее от плохого и нестоящего отличить…

— Да, конечно же, – сказала Ривелсея. – Увидимся, – бросила она через дверь, хотя и не факт, что Хитрый Стекольщик это услышал.

Ривелсея, выйдя из магазина с посудой, некоторое время гуляла по городу и о чём-то думала. Она прошла Золотую площадь, а затем направилась к реке, по направлению к дому Адеста. Однако мост переходить она не стала, а завернула совсем в другую сторону. Память у Ривелсеи была хорошая, и она быстро нашла ту улицу, с которой началось не так давно её знакомство с прекрасным городом Анрельтом. Поиски дома номер восемь тоже заняли не слишком много времени. Этот район города построен был более просто, чем даже тот, где жил Адест, не говоря уже о центре: домики были поменьше и не из гранита, а деревянные, зато и выглядели они более весело, чем суровые и монументальные здания вблизи Золотой площади.

Ривелсея поднялась на две небольшие ступенечки и постучала в деревянную же дверь. Ей пришлось сделать это несколько раз, прежде чем послышались шаги и голос: «Сейчас, сейчас». Дверь открыл человек весьма молодых лет, примерно ровесник самой Ривелсеи. Его взгляд скользнул снизу вверх по ногам, по кофточке и остановился на лице.

— Приветствую, – сказал он. – Ты ко мне? Я буду очень рад, если это так.

— Доброе утро, – ответила Ривелсея. – Мне хотелось бы видеть Рилана. Он ведь здесь живёт?

— Рилан? Нет, здесь он не живёт, – сказал парень. – Он живёт в деревне неподалёку от Невильна. Ну, Невильн, знаешь, город такой есть?

Ривелсея засмеялась.

— Можешь не сомневаться, Невильн я знаю. И даже была там один раз. Но мне Рилан нужен, ты, я поняла, знаешь его, а мы с ним зерно вместе в прошлый раз везли, – сказала она, – в Анрельт. Знаешь, наверно, город такой есть?

Парень прыснул.

— Да, слышал пару раз. На язык ты остра, конечно. Так вот, Рилан здесь хоть и не живёт, но временно проживает, пока он в Анрельте. Я, конечно, не прочь, чтобы он жил у меня, с ним веселее намного. А ты сама здесь живёшь или нет? И как тебя зовут? И заходи, заходи! Рилана пока нет, он ушёл на время, на базар за продуктами и ещё зайти лошадку проведать.

Попутно ответив на комплекс ставших уже привычными вопросов, Ривелсея прошла вслед за парнем в дом. Домик был аккуратен внутри в той же степени, что и снаружи, и выглядел уютным, несмотря на то что на столе стояло большое количество немытой посуды, а кровать в комнате, мимо которой они проследовали, была до сих пор не убрана.

Хозяин оказался человеком весьма гостеприимным. То ли это являлось его природным качеством, то ли ему просто понравилась Ривелсея, но не прошло и двадцати минут, а она уже сидела за столом, грязная посуда с которого поспешно была унесена в другую комнату, и пила заваренный в большой кружке сладкий-сладкий чай с абсолютно таким же вареньем из клубники, которое парень щедро намазывал на куски белого пшеничного хлеба и клал их на тарелку своей гостье. Ривелсея ела и благодарила, он сидел напротив неё и рассказывал всякие истории. Как узнала девушка, в Анрельт он приехал жить четыре года назад, дом этот ему от дяди в наследство достался, работал он каменщиком, их отряд из шести человек постоянно кидали то в одну, то в другую часть Анрельта ремонтировать старые дома и изредка, если что обрушится, разбирать по камешку завалы, или строить новые дома. И наконец, то, что звали его Бе́лтон. К его несомненному достоинству Ривелсея отнесла и то, что он гораздо больше говорил сам, чем задавал вопросы, и это давало ей возможность расслабиться и отдохнуть.

Через некоторое время, измеряемое тридцатью минутами на висевших на стене часах или четырьмя кусками хлеба с вареньем для Ривелсеи, они услышали барабанный стук в дверь. «А вот и он, полагаю, подожди!» – воскликнул Белтон и отправился открывать.

Дверь Ривелсея наблюдать со своего стула не могла, но знакомый уже голос услышала сразу же после звука замка, возвещавшего, что дверь открыта.

— Ну вот я и вернулся! Я всё купил, что надо. Надеюсь, ты уже успел помыть всю посуду? Да ты, я вижу, даже не начинал, вообще ничего не сделал, кроме того, что перенёс её сюда! Мы, кажется, договорились: один из нас пойдёт на базар, а другой наведёт порядок в доме. И что я вижу? Вот скажи: что вообще ты делал всё это время, пока я за едой ходил? Просто на кровати наверняка валялся, знаю я тебя!

— Нет, Рилан, – ответил Белтон. – На кровати я совсем почти не валялся, я гостей принимаю всё это время. Твоих, между прочим, гостей. Так что проходи давай, тебя заждались уже.

— Да? И кто же, мне интересно? Наверное, старина Ниршел? Неужели он вернулся со своей работы так рано? – было слышно, как Рилан снимает башмаки и надевает другую обувь, чтобы ходить дома. Когда он возник в дверях, одетый в ярко-красную рубаху и в белых брюках, с встопорщенными волосами, на которых от жары блестели капельки пота, и увидел Ривелсею, которая как раз отправляла в рот кусок хлеба с вареньем, он даже замер от неожиданности и, возможно, от счастья.

— Не может быть! – закричал он. – Ривелсея! Ну вот честно, я даже и не надеялся уже, что ты когда-нибудь про меня вспомнишь. А я ведь про тебя вспоминал, каждый день почти вспоминал. Ну что, как у тебя дела? Как жизнь в Анрельте, нравится?

Ривелсея отпила чай, подняла на Рилана взгляд с мелькнувшей в нём вдруг какой-то новой искоркой и посмотрела как-то странно и очень хорошо.

— Привет, Рилан, – ответила она. – Ты садись, я полагаю, тебе Белтон тоже чаю нальёт. Ведь даже для незваных гостей он весьма и весьма гостеприимен.

— Сейчас, сейчас, – раздался голос Белтона, а Рилан присел рядом с ней.

— Как дела, Рилан? – спросила Ривелсея с улыбкой. – Как зерно, продал? Как Рябинка поживает?

— Дела хорошо, – жизнерадостно сказал Рилан. – Зерно-то я не продаю совсем, мне просто за перевозку платят. Если за двое суток успею, двадцать, если не успею, семнадцать. Ну, это когда из Невильна в Анрельт и из Анрельта в Невильн. А так-то время не очень важно, главное, чтобы привёз в сохранности и столько же, сколько погружено было, – Рилан хохотнул. – С Рябинкой всё хорошо, она в конюшне неподалёку, за эти дни отъелась немного, да и повеселела. Конечно, хорошо целый день ничего не делать и овёс поедать, но только чтобы он в кормушке-то был, ездить приходится. Мне кажется, это она не хуже моего понимает.

Солнце пробивалось сквозь неплотно закрытые занавески, и каждый его луч был просто немилосерден. Оранжевые полосы и светлые блики наполняли всю комнату и давали ясно понять, что от лета, пышно уже расцветшего во всей своей красе, невозможно никаким образом и ещё долго будет невозможно ни укрыться, ни спастись. Затылок Ривелсеи тоже обжигал яркий беспощадный луч, но она сидела и не шевелилась. То ли не чувствовала этого, то ли не придавала значения.

Белтон меж тем управлялся с чайником, разливал чай по чашкам и нарезал только что купленный Риланом большой пирог с яблочной начинкой. Рилан раскладывал сахар и размешивал его маленькой ложечкой.

— Несмотря на всё прекрасное и великое, что есть в вашем городе, – задумчиво сказала Ривелсея, – очень мало в нём домов, где принимают так же радушно и по-хорошему, как здесь.

— Ты, конечно, исходишь из слов тех людей, которые вечно твердят, что в Анрельте все люди злые и корыстные? – спросил Белтон. – Ну, так такие и не только в Анрельте есть. Вот дед мой, да не зарастёт никогда его могила, тоже всегда говорил, что у нас в деревне все жители подлецы, старики все, кроме него, конечно, глупые, молодёжь ленивая, а пиво всё и везде кислое. В общем, настроение всем он попортить умел. Но не значит же это, что так оно и есть, верно?

— Верно, конечно, – ответила девушка. – Но я не из всяких сплетен больше исхожу, а из собственного опыта.

— Из опыта? – поразился Рилан. – Ты хочешь сказать, что есть такие дома, где такую прекрасную девушку могут плохо встретить? Непостижимо! Но где живут такие злобные, чёрствые люди?

— Ну, это не так уж важно. Для меня важнее то, что сейчас я могу просто отдохнуть в такой приятной компании, – сказала Ривелсея. – По-моему, это главное, ведь правда, Рилан?

— Конечно! – ответил он, запивая пирог. Смена темы никогда не давалась ему слишком тяжело. – Кто бы что ни говорил, а хорошие люди везде есть, главное – их найти.

— Вот-вот, – сказала Ривелсея и опять мило улыбнулась. Чай она отхлёбывала редко и по глоточку, опасаясь, чтобы ей не налили ещё. Больше выпить или что-нибудь теперь съесть она была просто уже не способна. От пирога тоже осталось совсем немного, и она понемногу мусолила этот кусочек, на который постоянно поглядывал Белтон, планируя, не пора ли дать гостье ещё.

— А кстати, Ривелсея, – спросил Рилан. – Скажи, ты видела уже Золотую площадь? Ну не могла ты её не видеть, я же знаю! Куда ни пойдёшь, всегда через неё. Так уж, видимо, город построен.

— Видела, – ответила она, заметив про себя, что Золотая площадь – это, видимо, одна из любимых тем всех, кто живёт в Анрельте. – Впечатляет и очень красиво. Потрудились на славу те, кто это строил. В моей деревне вряд ли такое когда-нибудь соорудят.

— И в моей, и в моей, – засмеялся Рилан. – Строительство было грандиозное, издержали больше, чем казна за год получает. И Стражей содержат до сих пор, чтобы они, в смысле, охраняли. А то ведь там золото чистое, каждая плитка сто анреллов, а народ у нас… ну, как и везде, в общем.

— Да, это верно, – поддержал Белтон. – Как говорится, шесть запоров – слишком мало, чтобы запереть метлу. Так у меня ведро год назад ведро украли, помнишь, Рилан? Да и какое ведро! Ржавое, дырявое совсем, я на улицу поставил, чтобы выкинуть потом. А выхожу – и нет ведра. А я никогда даже и не думал…

— Помню, помню, – перебил Рилан. – Но это ещё что, я вот видел, как на Золотую площадь коза зашла. Серая такая коза, гуляла она, значит, по городу, сбежала, видимо, откуда-то, ну и зашла. И воду пить стала из водоёма, где рыбы плавают. А Стражам это не понравилось, они со своих тумб, значит, попрыгали и давай её ловить. Такое зрелище было, ну просто вообще! Они её ловят, она от них прыгает, лягается, бодается. С характером коза попалась. Но и стражи тоже ничего, славу Анрельта в обиду давать не собирались. А только, как ни крути, коза в выигрыше была, хоть их и двое. Бодалась она крепко, а потом за круг отбежит и посмотрит, а потом разбежится и снова бодать. Стражи её по спине колошматят, а толку нет, им за круг-то выходить нельзя, пока не сменят, что бы ни случилось, а ей-то закон не писан. Прогнать, значит, козу они не могут, она настырная, а мечи, данные для защиты чести и порядка в городе, доставать и ими козу рубить – тоже нехорошо получится, какое-то надругательство даже. Так вот и получалось, что сделать они ничего не могут. А ведь ещё народ столпился, стоят все, глазеют. А драка всё не кончается никак и не кончается.

— И что же дальше было? – спросила Ривелсея, делая очередной маленький глоток из чашки и стараясь, чтобы он не совпал с очередным приступом смеха.

— Так вот, – продолжил Рилан. – Зеваки-то глазеют, а дом-то Стражи рядом, командир в окно высовывается, смотрит. Ситуация очень неловкая по-любому выходит, для Стражи просто стыд. Он помочь-то хочет, но уж подмогу высылать – ещё хуже будет, совсем смешно. А кончилось, – Рилан засмеялся, – просто очень: когда я от смеха кататься перестал, то взял козу эту и с площади за рога прямо и увёл. Через мост мы с ней перешли, а потом она вырвалась-таки, да и убежала. Ну, смылась, значит, но главное, что конфуз был закончен. Найдут, кому надо. А как я обратно вернулся сказать, что всё нормально, то командир прямо из дома Стражи вышел и анрелл мне подарил. Я и взял, конечно, кто же от такого откажется. Да я и заслужил вроде, Анрельт спас, можно сказать. В каком-то смысле, конечно.

— Конечно-конечно, Рилан, ты герой, кто же спорит, – проговорил Белтон. – Этот человек, – сказал он, указывая на Рилана Ривелсее, – постоянно что-то такое делает, чего от него никто обычно не ожидает. Он ведь и работу себе нашёл неожиданную, вообще-то он легко плотником мог сделаться хорошим, но не захотел почему-то и стал грузы по городам развозить.

— Да ладно тебе, Белтон, что неожиданного ты тут видишь? – спросил Рилан. – Вот представь: сидишь ты целый день и палку строгаешь, ну скучно же! А так хоть мир посмотришь, и людей всегда новых и хороших встретить можно, – он сделал кивок в сторону Ривелсеи. – Ну не могу я в четырёх стенах всю жизнь сидеть, неинтересно как-то. Ты, Белтон, может, со мной и не согласишься, но вот Ривелсея, я просто уверен, поддержит. Ведь не на то даётся жизнь, чтобы посвятить её всю чему-то только одному. Я считаю, что надо всегда стараться так, чтобы многое попробовать и многое сделать. Идти известной дорогой как-то скучно, всегда хочется новых возможностей и новых дорог.

Рилан посмотрел на Ривелсею, и она поймала его взгляд – какой-то совсем непривычный, ясный настолько, что даже без обычного для него смеха.

– Верно, Ривелсея?

Ривелсея допила последний глоток чая и поставила чашку на стол. Возможно, он не знал об этом, но Рилан нашёл в этой девушке понимания больше, чем искал.

— Да, Рилан, – ответила она. – Я тоже однажды решила, что дома сидеть скучно. И тоже считаю, что одной лишь цели жизнь посвящать нельзя. А если и можно, то эта цель должна быть очень достойной и стоящей того. Хотя, возможно, найти достойную цель гораздо сложнее, чем убедить себя в том, что твоя цель достойна. Может, конечно, и не следует ничего искать, а просто должен каждый заниматься тем, что ему больше по душе.

— Может, и так, – согласился Рилан. – Я вот как раз таким делом и занимаюсь уже несколько лет. А вот чем ты занимаешься, Ривелсея, я до сих пор не знаю, хотя ты обещала мне рассказать.

Ривелсея задумалась и промолчала.

— «Таинственна, как ночь?» – спросил Рилан с пониманием.

Даже на этот раз данная фраза не могла не вызвать у Ривелсеи новый приступ смеха. Отсмеявшись, она произнесла:

— Да, Рилан, но на этот раз я всё же не так поспешно убегаю прочь. Впрочем, если ты не протестуешь, то можно пойти немного прогуляться по Анрельту, заодно ты познакомил бы меня с его особой архитектурой и с теми местами, которые этого достойны. Ведь я же его почти не знаю.

Как раз в этот момент Белтон, относивший посуду в другую комнату, вернулся и снова сел напротив Ривелсеи. Впрочем, на этом чаепитие уже закончилось, поэтому не прошло и нескольких минут, как Рилан поднялся и сказал:

— Белтон, большое тебе спасибо за гостеприимство, и не только в отношении Ривелсеи, но и в отношении меня самого. Но я надеюсь, что ты не будешь против, если я проведу для Ривелсеи небольшую экскурсию по городу и оставлю тебя одного на несколько часов?

— Конечно, конечно, Рилан, – отозвался тот. – Однако, я надеюсь, ты вернёшься незадолго перед ужином для того чтобы приготовить нам поесть, в то время как я перемою всю посуду.

— О, разумеется, Белтон, в этом ты вполне можешь на меня рассчитывать: можешь поверить, что я заинтересован в ужине ничуть не меньше тебя. Так что к вечеру я наверняка вернусь.

— Ну что ж, я буду ждать, Рилан. До свидания, Ривелсея. Я очень счастлив, что ты к нам зашла. Приходи, когда захочешь, – произнёс Белтон. И, проводив их с Риланом до двери, отправился мыть посуду.

За то время, которое Ривелсея провела в гостях, солнце, к счастью, успело не только достичь своей высшей точки, но и немного спуститься в сторону заката. Однако это очень слабо отразилось на жаре, которая по-прежнему наполняла весь город.

— Куда пойдём? – спросил Рилан.

— Не знаю, – улыбнулась Ривелсея. – Ты ведь лучше меня знаешь, наверное, куда можно направиться. Мне только не очень нравятся пыльные улицы и повозки, которые поднимают в воздух весь этот песок.

— Понятно, – сказал Рилан. – Тогда пойдём к реке. Там совсем не пыльно и очень хорошо. В такую погоду лучше места во всём Анрельте не сыщешь. Авеир вообще весь город освежает, я имею в виду влажный воздух. Не будь его, тут бы всё уже, наверно, высохло. Только и проблем бывает много, Авеир ведь неспокойный, он по осени, когда дожди, и затопить что-нибудь может. В прошлый год четыре дома целых водой снесло, да и вообще весь берег подмыло, если бы потом не мороз, то просто бы беда вышла. Мне это как раз Белтон и рассказывал, он ведь каменщик, так они с его бригадой просто тогда на работе сгорали, одновременно в воде по колено плавая. Тут такое, знаешь, было…

На тему, что ещё здесь было, Рилан распространялся всё то время, пока они приближались к берегу Авеира. Слушать его было очень весело и интересно, потому что он почти любое событие всегда мог показать в таком свете, в каком оно становилось занимательным и смешным. Ривелсея невольно переняла у него эту манеру и, когда стала рассказывать сама, то легко и быстро в этом же ключе описала свои похождения в Анрельте. Рилан выслушал с большим удивлением, поскольку действительно, рассказ был необычен, но, рассказанный легко и весело, он приобрёл совсем другой вид. Ривелсея, понятно, рассказала не всё, а только про Стекольщика, про которого Рилан вряд ли знал меньше неё, и про то, как она сходила в гости к Зенрису и к Рейтону, при этом на всякий случай не называя ни адресов, ни имён. Любопытство Рилана, конечно же, этим не исчерпалось и разгорелось ещё сильнее.

— Ривелсея, – сказал он. – Ты рассказала прекрасную захватывающую историю, которая, пожалуй, ничуть не менее увлекательна, чем мой рассказ про стражников, и в чём-то даже может её превосходить. Но ты ни словом не обмолвилась о том, зачем ты выпытывала у Стекольщика что-то там про какое-то Посольство и зачем, тем более, ходила к личностям, представленным тобой не в лучшем свете, которые, к тому же, не способны даже принять как следует столь очаровательную гостью. Я ведь понимаю, ты не просто от скуки это делала?

На что Ривелсея мягко ответила:

— Знаешь, Рилан, ты столько всего интересного мне рассказал, ничего при этом не скрывая, что и мне уже хочется сказать правду. Ту её часть, которая не повредит ни мне, ни тебе. Я веду очень тонкую работу и даже не уверена, что всерьёз смогу что-то сделать, однако на самом деле я очень стараюсь. Рилан, я тебе верю, как никому в Анрельте (и это было практически правдой). Ну а то, что я действительно делаю, лучше вообще никому не знать. Так просто безопаснее для меня самой.

— Ничего себе, – проговорил Рилан. – Как всё запутано! Твоя загадочность, Ривелсея, меня уже будоражит просто. Нет, правда – столько таинственности на одну-единственную девушку – это явный перебор. Ну всё-таки, дай мне ещё какой-нибудь намёк, и я больше спрашивать не буду, хотя так интересно!

— Я борюсь со злом, – ответила Ривелсея.

Рилан хмыкнул.

— Исчерпывающе, – сказал он. – Это, конечно, звучит, как в сказке, но почему-то мне кажется, что это близко к правде. Ну, Ривелсея, ты меня очень заинтересовала. Конечно, я не знаю, что ты там делаешь, но если нужна помощь, то я тебе с большим желанием помогу. Ты только скажи.

Сначала Ривелсея хотела отказаться, но потом, подумав, что хоть один союзник в этом не слишком доброжелательном городе на всякий случай может оказаться нужным и полезным, сказала:

— Хорошо, Рилан, спасибо, если что, я тебе скажу. Обязательно.

— Да? – спросил тот. – Это твоё обещание на прошлое очень похоже, которое ты мне давала в прошлый раз, когда мы только встретились, если помнишь, конечно.

— Помню, – с улыбкой сказала девушка. – Ты не беспокойся, оно всё ещё действует.

— Вот и хорошо, – ответил Рилан. – Тогда пойдём, я тебе мельницу водяную покажу, она тут не слишком далеко, заодно и по берегу прогуляемся. Ты, может, такого и не видела никогда. Это у нас один человек тут сконструировал, сам, по собственному своему плану. Он изобретатель, видимо, великий, потому что работает отлично его машина, за год он не только кучу денег выручил, но и известность огромную приобрёл, все к нему только теперь и приезжают с зерном со своим. А как он цену снизил за помол с сорока монет до двадцати пяти, то тут уж озолотился просто, потому что никакого соперничества ему не стало. Я и сам каждый раз езжу, когда мне надо.

Мельница, до которой они дошли с Риланом минут через двадцать, действительно была необычной, каких Ривелсея ещё не видела. На берегу стояло большое каменное здание из коричневого кирпича, квадратной формы, вода в Авеире у этого здания сильно клокотала, и среди брызг и пены было видно, как в ней быстро вращаются несколько каких-то колёс. У дверей здания стояло несколько повозок и толпились люди, человек, наверное, десять.

— О, – сказал Рилан, увидев их. – Старик и сегодня работает даже, хотя вообще-то сегодня нужно спать, отдыхать и гулять. Как мы, например. Хотя, конечно, останавливаться для него никакого смысла нет, он ведь сам на мельнице не работает, он только иногда приезжает проведать, как дела идут, и получить, что заработано.

Ривелсея смотрела на Авеир, на его течение, да и просто по сторонам. Они с Риланом находились в высокой точке Анрельта, и вид потому был очень широк и красив. Внизу, за рекой, тянулись прямыми и перпендикулярными друг другу линиями несколько улиц, но они занимали не слишком большую часть видимого отсюда мира, поскольку почти целиком Анрельт построен на доминирующем по высоте берегу. Дальше, уже за городскими стенами, практически всё пространство было занято зелёным цветом. При этом оно не было пустым, небольшие домики и целые их скопления громоздились повсюду вперемешку с маленькими рощицами и садами, которые отсюда почти друг от друга не отличались. Солнце освещало всё это многообразие и делало его радостным и счастливым. Несколько дорог, по одной из которых сюда когда-то прибыла и Ривелсея, уходили вдаль, а горизонт терялся в лесах. Леса всегда манят издали, Ривелсее и сейчас захотелось промчаться по всем этим долинам, нырнуть в зелёную тишину между деревьями, как давным-давно, далеко-далеко отсюда, про всё забыть и гулять там, ни о чём не думая, лазить по оврагам, поросшим папоротником и мохом, и искать лазурный лист – редкое и хорошо прячущееся растение, которое, однако, является очень ценным в смысле врачевания. Этого растения за всю жизнь Ривелсея нашла не более полусотни кустов, хотя и излазила все овраги и низины вблизи Росолесной. Зато она хорошо помнила, что именно оно лучше всех унимает силу и изгоняет яды. Вот только не надо пить настоя лазурного листа слишком много, поскольку от него просто неудержимо хочется спать.

Почувствовав мягкое прикосновение к своему плечу, она обернулась. Рилан с улыбкой смотрел на неё.

— О чём ты задумалась, Ривелсея?

— Любуюсь, – ответила она, указывая во все стороны.

— Вот и я тоже, – сказал Рилан, указывая в сторону Ривелсеи.

— Рилан, – сказала Ривелсея. – Ты ко мне чересчур хорошо относишься, – и улыбнулась. – Ну что такого во мне необычного? Ну, необычного, может, и много, на первый взгляд, но что ты находишь во мне прекрасного?

— Много чего, Ривелсея, ты сама ведь не знаешь, сколько в тебе прекрасного и интересного. Я вот даже удивляюсь, почему до сих пор тебя никто не оценил по достоинству.

— Кто меня может оценить? Обо мне же вообще мало кто знает!

Рилан на секунду задумался.

— Да, подобраться к тебе нелегко, это верно, – сказал он. – Но на самом деле ты к себе несправедлива и относишься очень строго и совсем не так, как должна бы к себе относиться такая хорошая и добрая девушка. Девушка-мечта…

— Мечта, скажешь тоже! Спасибо, ­– сказала Ривелсея. – Спасибо, Рилан, я очень уже давно не слышала ничего столь доброго в свой адрес.

— Ещё услышишь, – с живостью отозвался Рилан. – Ведь не последний раз видимся мы с тобой, я полагаю. Если, конечно, ты неожиданно снова не ускользнёшь в ночь.

— Нет, Рилан, пока ещё нет. Мне ещё столько всего надо сделать, прежде чем я покину Анрельт, ты даже не представляешь, сколько. Да я и сама ещё не представляю.

Ривелсея взглянула на солнце. Оно склонилось ещё немного, и весьма скоро какое-нибудь высокое здание должно было уже скрыть её от глаз. В резонанс её мыслям где-то недалеко восемь раз ударил колокол, оповещающий всех о времени каждый час.

— Рилан, – сказала Ривелсея. – Извини, но мне уже пора убегать прочь.

— Да? – спросил Рилан. – Как быстро! Хочешь, я до моста тебя провожу? От него ты уже там близко живёшь, ведь так?

— Ведь так, – ответила она. И они неторопливо направились обратно вдоль Авеира, в направлении, где находился мост. У реки было спокойно гулять и в смысле атмосферы, и в смысле малолюдья, поскольку самые беспокойные районы находились в высокой части, суету и оживлённость словно притягивали к себе Золотая площадь и ближайшие к ней улицы, оставляя тишину всему остальному городу.

На мосту какой-то человек сидел и ловил рыбу. Около моста Ривелсея остановилась. Рилан поднял на неё глаза.

— Ну что, Рилан? – спросила она. – Я пойду. Вижу, тебе не хочется совсем, чтобы это произошло. Я появлюсь ещё, я думаю. Ведь и мне порой хочется просто и по-дружески с кем-нибудь поболтать, а с тобой это получается лучше и веселее всего.

— Правда? – Рилан не просто обрадовался, он расцвёл. – Очень хорошо, если это так. И потом, знаешь, что?

— Что? – с улыбкой спросила Ривелсея.

Рилан стоял три секунды молча, затем сделал резкий шаг в её сторону, так же резко наклонился и совсем уже не резко, а очень горячо и прочувственно поцеловал её. Ривелсея не изменила выражения лица и только сказала:

— Ты, конечно, смелый. И ничуть не меньше меня.

— Есть с кого брать пример, – ответил Рилан.

— До встречи, – сказала девушка.

На этом они и расстались, и спустя совсем мало времени Ривелсея тихо вошла в дом Адеста. Адест, видимо, был у себя, наверху: оттуда периодически раздавался его кашель. Ривелсея проскользнула в почти уже ставшую для неё привычной комнатку, где всегда было распахнуто окно, через которое свободно проникал свежий (не в такое, конечно, время, а по утрам и поздно ночью) уличный воздух. Кусты прямо за окном сильно затеняли это помещение, и здесь всегда была какая-то серая полумгла, даже днём, и читать всегда приходилось со свечкой. Ривелсея приобрела книгу в Цитадели, чтобы было чем заняться во время отдыха. Она была в чёрной коже, не слишком толстая, но массивная. Называлась «Путь ратлера», предельно коротко и ясно. Ривелсея купила её как необходимость, ожидая при этом, что книга окажется скучной и будет полна правил и поучений, но она была совсем не о том. Не было ни слова назиданий и каких-либо предписаний для ратлера. Стоило ей в первый раз открыть эту книгу, как она мгновенно прочитала около полусотни страниц несмотря на сильно кособокий и не весьма понятный почерк. Книга повествовала о рыцарях Ордена – тех из них, кто это заслужил. Летопись была предельно точна, с описанием жизни каждого ратлера, и, несмотря на это, очень местами походила на легенду о древних героях, на сказание, подобное сказке. Хронология событий и славных дел была абсолютно правильной, начиналась же первая страница с рассказа про сильнейшего из всех, чей авторитет признавали ратлеры, легендарного, пожалуй, не менее, чем мифические полубоги, Великого Мастера-Основателя. Сей доблестный муж жил шесть столетий назад, и жизнь его, особенно поначалу, была очень нелёгкой. Это Ривелсея смогла понять по кратким и довольно сухим строкам, повествующим о его судьбе. Они следовали одна за другой, и сквозь призму восхвалений и легендарности молодая девушка-ратлер пыталась представить, воссоздать для себя этого человека таким, каким он был на самом деле.

«В год 37-ой перед основанием Ордена Мастер-Основатель родился на свет в поселении Громовые Скалы». Тут же указывалось расположение этого поселения: «в трёх часах пути к западу от Невильна, только Невильн ещё не был построен, а сейчас нет уже поселения. Но на его месте рыцарями Разума водружён огромный валун треугольной формы, и на нём на веки веков выбито имя Настена́рта».

Дальнейшие слова летописи Ривелсея истолковала таким образом, что Мастера-Основателя в его юные годы не слишком-то кто любил, из-за «твёрдого, непреломляемого духа, стремления организовать неразумную жизнь людей и неприятия их жалкого и неправильного образа мыслей», то есть таких качеств характера, какие у простых людей обыкновенно называются упрямство, гордость и нетерпимость. Из всех умственных наук он уделил внимание лишь тому, чтобы научиться писать, но с самого начала тратил много времени на «закалку тела, отработку боевых приёмов и развитие воли к победе», то есть попросту любил подраться. Хорошая и беззаботная его жизнь, впрочем, длилась недолго: не дожив ещё до двадцати лет, он влюбился и, надо полагать, влюбился серьёзно в девушку из соседней деревни. Её имя хроника замалчивала, да это было и неважно. А важно было то, что «отец её не смог увидеть в Мастере-Основателе великой личности и не пожелал связать себя и её с ним никаким образом, поскольку опирался не на Разум, а на традицию; традиция же была давать золотом сто монет и лошадь в семью будущей невесты, но Мастер-Основатель презирал деньги и никогда не имел их помногу, ибо не считал нужным, а просить их было и будет всегда недостойно. Но этим дело не кончилось, поскольку Мастер-Основатель был непреклонен в своём стремлении, а человек тот неумолим, и противостояние зашло далеко. Дошло до оскорблений, и Мастер-Основатель был оскорблён тем, что ему указали на бедность его родни, незначительное положение его самого в сравнении с более состоятельными и известными людьми и то, что в свои годы он ничем ещё не занят и не приносит никому ни малейшей пользы. Мастер-Основатель не посчитал нужным стерпеть унижение и вступил в схватку с человеком, произнёсшим такое в адрес первого из ратлеров. Противник его недооценил Мастера-Основателя, пренебрегая возрастом и кажущейся слабостью, но в этом была его ошибка, поскольку он не имел понятия о том, что такое мощь. После недолгого поединка Мастер-Основатель поразил насмерть своего врага, победив его пустыми руками».

Горделивая эта фраза была последней в описании спокойного в большей или меньшей степени отрезка жизни Настенарта. Дальше события развивались с большой интенсивностью. В тот же день его схватили озлобленные этим убийством жители Громовых Скал, очень много били, а потом выгнали в ближайший лес, сказав, что если когда-нибудь он вернётся, то расстанется с жизнью. Целый месяц он никак не давал о себе знать, а потом, как гром среди ясного неба, разнеслась весть, что девушка, так горячо любимая им, неожиданно пропала, и мать её не могла найти себе успокоения. Одновременно с этим незаметно ни для кого и в неизвестном направлении ушёл бывший (как считали все) друг Мастера-Основателя, Ви́гор. (Ратлерская летопись воспроизводила на своих страницах это имя всего один раз, в дальнейшем же она упорно называла его Вегрона́ртом). Поскольку тут уж двух мнений насчёт происшедшего никак быть не могло, то были приложены все силы и все окрестные районы, включая холмы и лес, были тщательно обысканы, поскольку уйти далеко и скрыться совсем нарушители спокойствия никак не могли. Действительно, их и нашли на четвёртый день в очень хлипком, построенном без инструментов, наспех и неумело домике в сердце леса, прикрытом колючими кустарниками почти со всех сторон, с крышей из тонких веточек, от дождя укрытой лишь лапником и протыканной мохом. Дверь выломали в два удара и попали внутрь, увидев то, что совсем не ждали увидеть. Вегронарт хмуро сидел на затащенном сюда пеньке в углу, на коленях его лежал грубый и ржавый длинный меч, края которого, однако, блестели от недавней заточки, и когда Вегронарт поднял глаза на вошедших, весьма многим захотелось уйти. В другом углу стоял чан с водой, в нём плавали какие-то листья, и он испускал пар и терпкий горький запах. Девушка лежала на лапнике у стены и, видимо, была больна, лицо её было неестественно румяным, а глаза закрыты. Мастер-Основатель стоял тут же на коленях, склонившись над ней и прикладывая к её лбу грязный кусок материи, смоченный в горячем отваре, на раздавшиеся громкие звуки он даже не обернулся. Во многих поутихла свирепость при виде этой сцены, но мирно эту ситуацию всё равно было не разрешить. Народу пришло очень много, и во что бы то ни стало они положили вернуть матери дочь. Однако Настенарт был против, и началась большая драка, когда он достал тоже меч. «Мастер-Основатель сразил двоих, и двоих, и двоих, но и сам был изранен до полусмерти. И Вегронарт здесь же показал, что такое ратлерская преданность другу. Он много пролил силы, и когда стало совсем тяжело, он стиснул зубы и сказал: «Умрём как подобает, победить здесь не нам». Но Мастер-Основатель сказал: «Нам победить не здесь. Нет. Не умрём, но вернёмся и воздадим за всё. А теперь уходим». Они легко смогли это сделать, их пропустили и даже не преследовали, потому что все до одного хотели их остановить и предать казни, но умирать никому лично не хотелось. Брели очень долго и изнемогали от ран. Когда солнце спустилось, они заночевали в том же бесконечном лесу, и Вегронарт, понимавший немного в медицине, травами залечил за ночь все их раны, но, несмотря на это, прошло двое суток, прежде чем слабость отпустила их и они смогли покинуть это место. (Прочитав эти строки, Ривелсея подумала, что Вегронарт либо сумел найти лазурный лист, либо, как и она, знал про связь с силой, поскольку иным путём страшные раны быстро не вылечить).

Следующие четыре года летопись почти пропускала, отмечая лишь, что «в год семнадцатый перед основанием Ордена Мастер-Основатель и Вегронарт прибыли в Анрельт, где работали как строители и кузнецы, совмещая два труда для принесения двух польз». За этим славным повествованием Ривелсея смогла увидеть, в первую очередь, острую нехватку денег и предположила, что именно она заставила их трудиться в двойном размере. «А в двенадцатый год перед основанием девять человек вслед за Мастером-Основателем ушли из Анрельта на север вместе со славным Вегронартом». Таким образом, пять с лишним лет были проведены в Анрельте. Однако это был едва ли не самый значительный период не только в жизни Настенарта, но и в истории Ордена ратлеров, поскольку за это время Мастер-Основатель не только высвободил свою мощь и нашёл приверженцев среди людей, не горячо любимых судьбой, но и создал всю или почти всю систему тренировки, управления и морали будущего Ордена.

Начиная с девятого года до основания Ордена уже можно было говорить о том, что в мире существуют одиннадцать рыцарей Разума, ратлеров. Настенарт лично обучил всех десятерых, особенно же велика была мощь Вегронарта, из-за того, скорее всего, что Мастер-Основатель больше всего уделял внимания именно его тренировке. Он и потом превосходил до самой своей смерти почти всех; когда появились новые ратлеры и Орден разросся, то можно было найти и тех, чья мощь была и более его, но к тому моменту Вегронарт уже далеко превосходил их опытом, и авторитет его был велик. Но это всё было ещё впереди, а тогда отряд достиг берегов Келирона и, переправившись через него, они возвели небольшую, но достаточно прочную крепость, горделиво названную ими Образ Мощи. Пока велась эта работа, община уже пополнилась новыми людьми, которых специально находили по желанию Мастера-Основателя во всех окрестных и даже далёких отсюда землях. Приходили и те, кто был в ссоре с законами городов, и те, кто искал независимости и свободы, а иные и просто приключений и богатства, по большей части – молодые, полные рвения парни или мужчины, крепкие и волевые. Были, кстати, и женщины, имён которых, правда, летопись не донесла. Настенарт тренировал по семнадцать часов, и, видя его неиссякаемый запас сил, все активно тянулись вслед за ним. Но даже он уже не справлялся, и тогда он прервал тренировки, потратил на это несколько дней и дополнительно обучил Вегронарта, ставшего вторым Великим Мастером, а через месяц и Ар-Нарта. Сохранилось три десятка листов грубой и дешёвой бумаги, исписанных крупным и крючковатым почерком Настенарта, на них он каждые два-три дня в течение почти полугода делал записи в тот период, когда только-только начал вести работу по тренировке рыцарей Разума. Он писал всё это, скорее всего, для себя самого, и потому писал путано, не владея ни красивым слогом, ни умением правильно и изящно облекать мысли в слова. Однако эти листы сохранили и впоследствии сделали из них программный и почти что культовый материал. Последующие Мастера переложили всё это на красивый язык, переписали строгим и ровным почерком, сшили книги и завели библиотеку. Однако основа, разумеется, была прежней, и даже величайшие ратлеры лишь комментировали обычно то, что писал Мастер-Основатель.

«В основе – Рассудок. Да, рассудок. Без него ничего совсем правильно и хорошо не сделать. Опираться на него, и вот это главное правило… Мощь – у каждого внутри, и её надо вынуть на поверхность. Что такое мощь? Это когда всегда человек больше обстоятельств и всегда сильнее врагов и идёт, куда ему надо, а если он лентяй и трус, тогда рассудок ему не поможет. И вообще ничего не поможет, и пусть он, если ничего менять не хочет, убирается и проваливает к псам и пусть копает уголь и пасёт свиней и не позорит меня и тех, кто старается и для самого себя себя и других побеждает».

Целый год Настенарт почти вообще не отдыхал и постоянно боролся с проблемами и трудностями. Сначала стало не хватать еды, и ему пришлось наложить на всех обязанности, такие как ловля рыбы, сбор орехов и грибов и стряпня. Но не хватало всё равно, и Настенарт провозгласил, что Порядок и Разум – основа жизни, а кто этого не понимает, тому надо объяснить, если же кто не поймёт всё равно, значит, он просто глуп. Но знание, а тем более столь великое и важное, заслуживает платы и уважения к тем, кто его несёт, а потому в ближние деревни и поселения были направлены ратлеры с целью объяснить жителям, как и на чём построен мир. Плату же за эти значительные слова Мастер-Основатель положил сто золотом с каждого, кто их услышит, а если денег нет или дать не желают (что одно и то же), то забирать надлежит часть утвари из дома, или продуктов, или скота, или лошадей, инструментов, оружия или одежды, но так, чтобы получилось в итоге не намного больше и никак не меньше.

Вот это было то, что действительно помогло всей общине, и ратлеры, поначалу вооружённые кое-как и полуголодные, мёрзнущие и спавшие на чём попало, возвращались в Образ Мощи в хорошей одежде, надёжной броне, с отточенным оружием, и обильно тащили и везли пищу и гнали коров и овец. Настенарт предвидел, конечно, что найдутся в каждом селении люди попросту тупые и жадные до добра, которым священные знания не дороже свиньи или куля с мукой. Таких Мастер-Основатель заранее велел на время, пока ратлеры не уйдут (а они редко задерживались в одном месте дольше полунедели), прогонять за границы селения, чтобы они не могли ни повредить, ни помешать учению других. Но настрого приказал он их никак не унижать и не обижать и не брать из их дома более чем трижды по сто монет. Насилия было приказано никакого не устраивать и убивать только в крайнем случае и лишь тех, кто выразит открыто неприязнь и покусится на жизнь ратлера. Были, конечно, и потери, и восемь рыцарей Разума вообще не вернулись, погибнув от руки людей злых и невежественных, не желающих открыть разум Знанию. Но зато пришло много новых, которых привлекла профессия наставника – по большей части жители тех же ближайших деревень, и даже те, кого вначале изгоняли за жадность, потом часто меняли свой образ мыслей и сами шли к Настенарту в ученики. Но тут он был твёрд и упрям и разрешал тренировать лишь тех, в ком он сам видел потенциал и некую суть, а остальные считались союзниками клана и работали здесь же за хорошую плату. В шестом году до Основания в Образе Мощи было несколько пекарен, мельница, ткач, три садовода, большая кухня на всех, плотник, целитель, конюшни, четыре загона для скота, курятник, две кузни и много-много складов. Ратлеры жили теперь в опрятных домиках, деревянных или из камня, союзники тоже не бедствовали, находились в отличных условиях и хорошо питались. Конфликты возникали редко, поскольку все были при своём деле. Но если что и случалось, то союзников судили ратлеры, а ратлеров Настенарт. Мелкие провинности он по большей части прощал и просто позволял искупить бо́льшим трудом, за все крупные была одна лишь мера наказания – изгнание, а за убийство смерть.

Но когда проблемы с благоустройством, можно сказать, были решены, то возникли другие, уже посерьёзней. Прозорливости Мастера-Основателя не хватило, чтобы предвидеть, насколько сильно вырастет людское недовольство и как далеко может зайти гнев тех, кто был резко против образа жизни и поведения ратлеров. Толпы тех, кто (по собственной глупости) посчитал себя обиженным самим фактом ратлерского обучения, подняли мятеж. Анрельт тогда ещё был слаб, ему хватало своих трудностей, Невильн вообще не построили, а вот Келдар – Келдар вмешался. Его правитель посчитал ратлеров явным злом, не понимая, что именно они способны сделать мир лучше. В недовольных недостатка не было, город их вооружал и по сотне человек отправлял вначале против Настенарта, пока все не поняли наконец и не усвоили очень хорошо, что каждый бандит из крепости за Келироном почему-то очень сильный, и его не одолеть ни в поединке, ни даже при тройном превосходстве числа. Вот тогда Келдар объявил уже открытую войну и решил покончить со всем этим во что бы то ни стало. Настенарт тоже был не дурак, он закупил в Анрельте сорок повозок железа, и в кузнях за Келироном сковали крепкие и тяжёлые доспехи для каждого из полусотни ратлеров, вместе с которыми каждый получил длинный острый меч и арбалет с тяжёлыми стрелами, тугой настолько, что ратлер с трудом мог пустить из него болт.

Приготовления были долгими, и обе стороны подготовились конкретно. Решающий день битвы настал в двадцать третий день весны пятого года до основания Ордена. Образ Мощи обложили со всех сторон и быстро выбили створки ворот, ведущих внутрь. Осаждающих было тысячи две, однако ратлеры без всякого страха вышли на бой и сократили это число почти на четверть, притом что вышли из крепости только двадцать пять человек. Но правитель Келдара, зная, что бой не из лёгких, прислал ещё конницу, и вот к этому ратлеры не были готовы. Однако подмога не замедлила, и в то время как союзники, внося свою лепту, стреляли по врагам из бойниц, вышел второй отряд ратлеров. Все они были в шлемах и на одно лицо, лишь у одного из них в руках был очень длинный клинок, которым он вращал столь стремительно и сражал врагов настолько быстро, что не выдержала и конница. Прошло много времени, пока его оглушили ужасным ударом булавы по голове, он упал на землю среди врагов и подняться уже не смог никогда. «Могила же его находится к востоку от начала Нириона, в роще из огромных могучих дубов. Редко бывают там люди, но ни один ратлер не уйдёт оттуда, пока не найдёт большой камень, не принесёт его и не положит к груде камней на могиле Вегронарта».

Ратлеры были все разбиты, а союзники уже покинули крепость через запасные ворота и ушли дальше на север. Изредка оглядываясь, они видели, как полыхает подожжённый Образ Мощи, и ускоряли шаг, боясь погони. Погоня была выслана, но почему-то не настигла их, уже только к вечеру они услышали вдалеке перестук, и их догнал всадник с обломанным мечом в руке и пробитых во многих местах доспехах, весь сочащийся силой и изнемогающий от усталости больше, чем конь, который спотыкался через шаг. Он крикнул всем, что дальнейший их путь – на север, что к нему надо подготовиться и отдохнуть, потому что дальше будет сложно, а возврата назад уже нет. Он сказал, что погони уже нет смысла опасаться, и разрешил остановиться и отдыхать. Всё ценное, что было в крепости, союзники захватили с собой, в первую очередь пищу, поэтому ужин был хороший, хотя и очень скорбный. На следующий день двинулись дальше, а через месяц построили уже новую крепость невдалеке от реки Нирион. Жили уже не так хорошо как прежде, питались в основном рыбой, однако суть их сообщества нисколько не изменилась, и спустя год девятнадцать союзников клана, бывшие пекари и пастухи, стали рыцарями Разума. Настенарт прекрасно видел, что они слабее прежних, и потому он, едва обучив, отправил их попутешествовать, приказав привести новых людей и купить провизии и всего необходимого в любом городе на любые деньги, однако с собой он им не дал ни монетки, а дал только оружие и немного еды. Ратлеры эти, однако же, порадовали своего Мастера, когда вернулись, поскольку привели с собой полсотни человек, каждый из которых хотел обучаться у Мастера-Основателя и жаждал стать ратлером. Победа над ратлерами, оказывается, была столь громким событием, что весть об этом разлетелась повсюду. Люди, конечно, как бывает обыкновенно, вдвое преувеличили число ратлеров в крепости и хвалились их поражением, однако сыграло это на руку в первую очередь именно приверженцам Настенарта, поскольку битва показала огромное превосходство ратлера над любым воином и многие, чуть услышав предложение стать ратлером, с радостью соглашались. Все принесли щедрые дары Мастеру и, конечно, в большинстве позаботились о самих себе, захватив с собой изрядное количество всего, необходимого для жизни. Снова появились лошади и куры, коровы и быки. Появились снова и дома, и кухни, и почти всё, что было у них раньше. Появились и новые ратлеры, впоследствии и новые Великие Мастера. Но Настенарт не успокаивался, он решил, что здесь оставаться ненадёжно и небезопасно, и решил построить новую крепость в пустыне, чтобы туда враги пробраться не могли. Сложности были невероятны, но велика была и изобретательность Мастера-Основателя, и вдвое велика была его решимость. Место для крепости он нашёл в девяти днях пути на север и сразу приказал копать колодцы для воды и между старой крепостью и местом, где будет новая, разбить пустыню на отрезки и повсюду поставить людей с огромными бочками воды. Такие посты были нужны, чтобы через пустыню могли без потерь пройти рабочие, и они были движущимися, то есть ближайшие к Нириону брали оттуда воду и несли её следующим по цепочке, а потратившие всю воду возвращались в самое начало и обеспечивали водой всех остальных. Когда крепость стала появляться, люди перебрались туда, и всем вдруг стало ясно, что идея Настенарта удалась и он сделал невозможное. Крепость у Нириона конечно, осталась, но только как база на юге, служащая для торговли с внешним миром, приёма принесённых союзниками даров и доставленной рыцарями добычи. Всё это затем переправлялось через пустыню, в крепость, которую вначале называли Центр Разума, затем Бастион Победы, а когда возвели стены, тогда переименовали в последний раз в Цитадель Порядка, где самой главной задачей была тренировка ратлеров. Тогда же Мастер-Основатель, не имея возможности охватить своим вниманием все бытовые и торговые дела, трудности и проблемы, создал Совет Разума, а себя впервые назвал Главным Мастером. Авторитет его стал уже невероятен, да и сам он сильно возмужал, и никто не узнал бы его из тех, кто общался с ним лет десять назад. Он, что ни говори, соответствовал уже не только образу могучего ратлера, но и вёл за собой множество народа.

В первом году до основания Ордена в Цитадели было уже абсолютно всё, что только может быть в развитом городе, и даже более того. Тогда же Мастер-Основатель почувствовал, что пришло время для того, чтобы осуществить все свои планы, и он создал систему управления. Совет Разума он сделал самой главной инстанцией для решения всех вопросов и дел, над ним он возвысил только Главного Мастера. «В этот день, в девятнадцатый день осени, был основан Орден ратлеров». Эта запись в летописи была крупно выделена, и на этом практически кончалась история великого и славного рыцаря Разума Настенарта, который до самой смерти руководил в Ордене всем. Могила же Настенарта священна, и лишь Великим Мастерам позволено знать, где она находится. Об этом летопись ничего не говорила.

Ривелсее потребовалось не более двадцати минут, чтобы подготовиться к очередному предприятию. Тихо открылась дверь дома Адеста, и она вышла на улицу. Серый ратлерский плащ лежал на плечах почти невесомо, он мягко обнимал всё тело и нисколько не стеснял движений.

На этот раз путь не занял много времени, потому что Ривелсея научилась уже ориентироваться в Анрельте, городе не столько большом, сколько громоздком.

Так бывало уже не раз: она подошла к незнакомой двери, постучала и стала ожидать. В это время она напряжённо размышляла, что она скажет тому, кто откроет. Несколько раз она уже думала над этим и теперь мучилась тем, что пыталась выбрать из придуманных ею вариантов наиболее подходящий и удачный.

Впрочем, дальше всё было немного не так, как ожидала Ривелсея. (Надо сказать, что исходя из имеющегося у неё опыта она заранее приготовилась к худшему). Послышались шаги и голоса, и Ривелсея тут же вслушалась и напряглась, поскольку много раз уже корила себя за легкомыслие, проявленное в прошлый раз в доме Рейтона – она должна была настроиться и подготовить себя к любым поворотам событий. Стекольщик пусть и не Зенрис, но тоже очень-очень скользкая личность, и то, что он её сюда направил, отнюдь не давало гарантии, что всё пройдёт хорошо. Поэтому при звуке шагов правая рука Ривелсеи как-то сама собой исчезла под плащом. Ей порядком уже надоели сомнительные личности, которые раз за разом направляли её в столь же сомнительные места, где часто базировались другие сомнительные личности, совсем не понимающие, что вот она-то, Ривелсея, никому не приносит зла, и не стоит к ней относиться жестоко. Однако дверь открылась, и оттуда выглянул молодой человек, одетый в зелёную рубаху и светлые штаны, с длинными русыми волосами.

— Заходи, – сказал он ей сразу. Ривелсея несколько секунд его рассматривала, а потом кивнула и вошла.

Внутри было тихо, спокойно и как-то по-особому хорошо, как ей показалось. Мужчина, впустивший её, закрыл дверь всего лишь на засов, после чего пригласил её мягким жестом следовать за ним и провёл в большую комнату, где стояли большой стол, покрытый зелёной материей, и несколько изящных чёрных стульев, в большом количестве тепло горели свечи. За столом сидели уже двое. Первый, как только Ривелсея вошла, тут же взглянул ей прямо в глаза, и даже когда она их отвела, смотрел ещё долго, задумчиво смотрел, спокойно и изучающе. Он был в тёмном синем балахоне и говорил и задавал вопросы – когда начали говорить и задавать вопросы – нечасто и размеренно, не спеша. Второй из сидящих, как заметила сразу же Ривелсея, имел лицо очень благожелательное, а глаза яркие, синие, пронзительные. Одет он был так, что жёлтый и коричневый цвета его одежды хорошо гармонировали. Первым говорить начал именно он.

— Доброго тебе вечера, гостья, – сказал он голосом мягким, хотя и несколько хрипловатым. – Садись с нами. Если только ты никуда не спешишь, то тебе, я полагаю, будет интересно нас послушать, так же, как нам будет интересно послушать тебя.

— Вам тоже всем доброго вечера и спасибо, – сказала она и села, пробравшись в угол, на самый крайний стул, для того чтобы никто не мог увидеть кинжал, который был скрыт под одеждой. Приведший её мужчина сел напротив её, после чего человек с доброжелательным лицом сказал:

— Тебя, как нам известно, зовут Ривелсея. Меня зовут Вале́ст, и я думаю, что ты сможешь подружиться и со мной, и вот с этими ещё более, конечно, чем я, достойными людьми.

Ривелсея кивнула и улыбнулась.

— Но позволь сказать тебе то, что сказать необходимо, Ривелсея, – продолжил Валест. Ты очень смелая, благородная и решительная девушка, не подлежит никакому сомнению, что ты многого добьёшься, поскольку немногие мужчины в наше время столь отважны, как ты. Но удача и успех будут сопутствовать тебе лишь в том случае, если ты выберешь правильную, верную дорогу. Ошибиться же здесь очень легко, Ривелсея, и тут-то и понадобится тебе верный, честный и добрый друг, который поможет разумным советом и хорошим примером. И вот по-дружески я хочу тебе сказать…

— Подожди, Валест, – сказал, прервав его, первый, в балахоне, и Валест тут же смолк. – Не спеши, даже из самых искренних побуждений, предлагать свою дружбу этой девушке. Ривелсея, – сказал он. – Ты, наверное, уже поняла, что выбор друзей – дело важное, в котором лучше вообще не ошибаться. Валест всегда себя проявлял в этом с самой безупречной стороны, поэтому прости ему его некоторую излишнюю напористость и не прими её за неискренность. Как бы то ни было, но он прав, прав в том, что тебе нужна помощь и поддержка. Я, однако, не тороплю тебя и не предлагаю пока сделаться нашим союзником, но я жду от тебя, что ты всё осознаешь и сама придёшь к выводу, что это будет лучшим для тебя выбором.

— Именно это я и хотел сказать, – произнёс Валест, когда человек в балахоне умолк.

— Валест, – сказала Ривелсея (она обратилась к нему, поскольку из всех он представился один, и как обратиться к другим, она просто не знала). – Я так понимаю, что вы противостоите организации, называющей себя Ночным Посольством, правильно?

— Да, – тут же откликнулся Валест. – Да, именно так. И это необходимо, по-настоящему необходимо. Мы одни сдерживаем то зло, которое до сей поры…

В этот момент человек в балахоне, видимо, прочитавший на лице Ривелсеи желание ещё что-то сказать, поднял руку, и Валест опять замолк, практически на полуслове.

— Тогда, – задала наконец Ривелсея давно уже волновавший её вопрос, – может быть, вы объясните мне, что конкретно из себя представляет Ночное Посольство и почему с ним следует бороться?

Заговорил третий, тот, кто встретил Ривелсею и пока что молчал.

— Да, Ривелсея. Это правильный, конечно, вопрос. Меня зовут Рента́ль. А что касается Ночного Посольства, – сказал он со вздохом, – это то, без чего жить было бы гораздо лучше. Без чего можно было бы не просыпаться ночью и не думать болезненно о судьбе Анрельта и всего мира. Зачатки его появились уже много лет назад, способствовал же этому человек, омерзительнейший на свете…

— Его звали Хафре́лос, – сказал человек в балахоне.

— Будь проклято имя и род его, да не найдёт он покоя ни в жизни, ни в смерти, и могила да станет ему местом мучения! – добавил громко Валест.

— А цель? – спросила Ривелсея. – Чего же он хотел, этот Хафрелос? И что хотят те, кто пошёл за ним? Власти над Анрельтом?

Человек в балахоне покачал головой отрицательно.

— Нет, Ривелсея. Сторонники Посольства – это те люди, что не признают ни власть, ни разумные порядки. Они несут и желают нести разрушение, находя в этом и удовольствие, и смысл. Они считают, что все законы и устои подлежат уничтожению и что без них станет жить свободнее и проще. Само собой разумеется, что это не так, и потому-то и нужно насмерть бороться с Посольством.

Наступило недолгое молчание. Ривелсея, однако, прекрасно чувствовала отличную возможность узнать здесь очень многое из того, что её интересовало, и притом абсолютно бесплатно.

— Мне очень хотелось бы узнать, как идёт у вас эта самая борьба, – сказала она.

При этих словах Валест вздохнул, человек в балахоне нахмурился, а Ренталь взглянул на неё по-доброму, но грустно.

— Дело, которым мы занимаемся, – проговорил он, – благородно и очень важно, но трудности, конечно, велики. Их питает собственная их злоба и коварство, нас же поддерживает уверенность в святости всех наших деяний и знание, что если мы сложим оружие, то отдадим целый мир на волю сил зла.

— Прошу меня простить в случае, если я неверно поняла эти слова, – сказала Ривелсея. – Но из сказанного, по-моему, следует, что дела идут совсем не блестяще, так?

Валест взглянул на неё крайне неодобрительно.

— Я не понимаю, – сказал он, – как можно говорить таким образом про нашу организацию, и неужели же это не возмутительно и не стыдно?

— Да что, Валест, – сказал человек в балахоне. – Что тут, по-твоему, стыдного, если это правда? Не стоит хитрить с Ривелсеей, она всё правильно понимает. Дела в самом деле не блестящи.

— Но это не из-за нашей слабости, – сказал Валест. – А только по причине тех странных и подлых методов, которыми не брезгует Ночное Посольство.

Эти слова вызвали сочувственный кивок Ренталя и сомнение у неё самой, которая, однако, сказала:

— Мне очень жаль, что всё идёт не так, как хотелось бы, у таких достойных и благородных людей с такими высокими и важными целями, как защита всех от сил разрушения и зла. Но мне хотелось бы услышать ясно, – тут её слова прозвучали как-то особенно твёрдо и серьёзно, – что конкретно делаете ВЫ в своей борьбе с Посольством и что делает ОНО против вас. И как вообще завязалась эта борьба?

И снова человек в балахоне посмотрел на неё пронзительно и остро.

— Не надо, Ривелсея, – сказал он. – Ты же сама не поддашься ни на какую лесть, ни на похвалу. Это лишнее, не нужно красивых слов. Ведь согласись, что это всё только мешает беседе и взаимному пониманию.

— Соглашусь, – ответила девушка. – И потому будем говорить честно. Вам в моём лице нужен новый союзник, а мне хотелось бы узнать как можно больше о Ночном Посольстве, а также вообще о том, что происходит сейчас в Анрельте – кто, почему и за что убивает и может убивать других людей, кроме, конечно, случаев, связанных с личной местью и с отбиранием денег.

— Вот как? А зачем тебе это нужно знать? – спросил тут же Валест, немного прищурив глаза и следя за Ривелсеей очень и очень внимательно.

— Это не так важно, гораздо нужнее было бы поговорить о насущных делах вашего объединения, а то, что я спрашиваю, имеет самое непосредственное к тому отношение, разве нет?

Валест ничего не ответил, лишь посмотрел на человека в балахоне. Ренталь тоже ничего не сказал, он смотрел на Ривелсею так пристально, что ей могло бы сделаться не по себе.

А человек в балахоне сказал:

— Ладно. В том, о чём спрашивает Ривелсея, ничего запретного нет, и потому, я думаю, никакой беды не случится, если ей рассказать.

Валест покорно кивнул.

— Я расскажу, – вызвался он. – Да только рассказывать тут особенно не о чем. Анрельт издавна был местом обитания и прибежищем для всевозможных объединений с самыми разными задачами и целями. Вначале их две, по сути, было: Альянс Процветания и Союз Победителей, и обе за власть боролись. Но потом Рейлинг первых поддержал, они до сих пор и процветают: все, кто туда входил, себе управление городом взяли. А вторым при Рейлинге только молчать можно было, они и молчали. А как его не стало, тут же прикрылись его именем и образовали Венец, крича, что законы и заветы Рейлинга все попираются. Те, кто тогда был, и сами, конечно, не верили тому, что говорили, но те, кто сейчас в Венце, совсем по-другому считают и уверены, что Рейлинг, будь он жив, их бы, конечно, поддержал.

— Венец – это одно, – сказал Ренталь, – а Ночное Посольство – совсем другое.

— Да, но и Венец ведь кучу неприятностей доставляет, – возразил Валест. – Каждый год они что-нибудь такое да устроят, чего никому из нас совсем не надо бы. Стража их почему-то никак усмирить не может.

— Усмиряли их уже, – сказал человек в балахоне, – но только очень ненадолго. Двадцать лет они и правда никак себя не выражали, но сейчас то же самое опять начинается, что и раньше было.

— Потому ненадолго, – встрял Ренталь, – что им существовать позволили дальше. Понятное дело, что зло не иссякло, а только поутихло и потом снова стало разрастаться. Если искоренять, то надо выдрать корни, а если их оставить, то незачем потом удивляться, почему всё опять так разрослось и снова жить мешает.

— Так вот и с Посольством то же самое, – сказал Валест. – И оно притихало несколько раз, да только когда оно притихает, тогда и нужно самого плохого ждать.

— Последнее верно, конечно, но с ним ситуация всё-таки другая. Венец постоянно встаёт на дороге Градоправителя и по большей части сам же от этого страдает. Наш враг гораздо хитрее, он умеет и выжидать, и действовать исподтишка, и скрываться.

— Эта особенность у них у всех заложена в сердце, – проговорил долго перед этим молчавший человек в балахоне. – Хафрелос, который уже упоминался здесь… Это только принято так говорить, что он один основал Посольство, на самом деле – не один. Он воспользовался трудами многих и собрал то, чего не сеял.

— То есть? – спросила Ривелсея.

— Он выдвинулся, поправ силу братьев, – сказал Валест. – И на этой основе построил организацию, на которую первое время никто не обращал внимания, пока семьдесят лет назад не случилось то, что случилось.

— Продолжай, Валест, – сказал человек в балахоне, – не заставляй Ривелсею спрашивать, что тогда случилось.

— Неужели об этой трагедии знаем только мы? – воскликнул Валест. – Неужели все другие уже забыли?

— Мне рассказать? – спросил он спустя несколько секунд.

— Я сам, – ответил человек в балахоне. – Когда это всё произошло, про Посольство ещё никто и не знал. Началось всё очень просто и не очень красиво: один человек, Мирве́с, похитил деньги из основной казны Анрельта и скрылся, спасаясь от гнева Градоправителя.

— Так просто? – спросила Ривелсея. – Казна Анрельта не охранялась?

Тот поморщился.

— Охранялась, конечно. Но только это не помогло. Ведь Мирвес был, естественно, не один, он был лишь предводителем, а для тех, кто охранял, лучше было бы, если бы они находились в другом месте. Так или иначе, но пять тысяч анреллов исчезли из города. Конечно, Мирвеса стали искать и искали очень долго, хотя он укрылся совсем недалеко отсюда. Ты слышала уже про замок Полуанрельт, Ривелсея?

Ривелсея покачала головой. Человек в балахоне кивнул.

— Это бывшая крепость около города, которая была построена почти одновременно с ним. Его ещё называют часто замком Рейлинга, хотя Рейлинг его не строил и там никогда не жил. Полуанрельт раньше был очень красив и населён, а сейчас уже совсем не так, сейчас он понемногу разваливается и приходит в упадок. Хотя некоторые в нём всё равно живут, но там больше конюшни и склады. Мирвес там остался, я так понимаю, только на время. Он, разумеется, хотел бы вывезти деньги подальше, но боялся, видимо, это сделать.

— Что-то я не понимаю… Он укрылся совсем близко от Анрельта, и его никто не мог разыскать? – поинтересовалась Ривелсея.

— Ну, это-то как раз не так и просто было сделать. Слава Мирвеса Неуловимого повсюду тогда гремела. Слава гремела, а вот самого его никто практически не видел. Он, как это говорится, прекрасно умел менять лица, то есть, в первую очередь, скрываться и подставлять наёмных людей таким образом, чтобы их принимали за него. Поэтому долгое время его и не могли найти, некоторые думали, что в пределах Анрельта денег, равно как и Мирвеса, давным-давно уже нет. Но тут даже несравненный Мирвес допустил ошибку, которая обошлась ему чересчур дорого: он послал одного из своих сообщников договориться с какими-то другими разбойниками, чтобы они помогли Мирвесу бежать и укрыли бы деньги на время где-то в глуши за Келироном.

— А какой смысл прятать анреллы за Келироном? – спросила Ривелсея. – Они даже и сейчас только в крупных городах имеют вес как деньги, а тогда, наверное, вообще за пределы Анрельта не выходили?

— Да, – согласился её собеседник. – Раньше так и было. Но Мирвес ещё раньше жил, когда и первый анрелл не отчеканили, и украл он всё это золотом. Анреллами я выразил, чтобы произнести было удобнее. А так считай, сколько это получится: два раза по сто тысяч золотых монет.

— Я редко вижу такие деньги, – сказала Ривелсея.

— Да и я не часто. Но дело в том, что посланник Мирвеса отправился прямиком в Анрельт и тут же сдался капитану Стражи, заплатив ему двести анреллов за свою жизнь и указав, где находится Мирвес и остальные деньги. Он надеялся спастись таким образом и отвести гнев Градоправителя от себя. В общем, не сильно ему хотелось на берёзе висеть.

— Ну и как, удалось ему это?

— Как сказать, конечно. В тот раз его отпустили, да только висеть всё равно пришлось, когда где-то через год он украл что-то на базаре. За Мирвесом в тот же час был послан отряд Стражи, да только тайно это сделать не удалось. Мирвес, эта хитрая крыса, сам себе доверял не всегда, не говоря про остальных. Он немного пораньше всё узнал, ну и задёргался, конечно. Деньги отдавать, понятное дело, не хочется, но и на берёзе, опять же… В общем, рассудил он как следует и уже решил, что только его здесь и видели, но тут произошла неожиданная и очень плохая вещь.

— Вмешалось Ночное Посольство? – спросила Ривелсея, давно уже ожидавшая, когда речь зайдёт про него.

— Да, – ответил человек в балахоне. – К Мирвесу просто пришли некие люди и предложили помочь. Конечно, за деньги, но их-то у Мирвеса было полно, и он, понятно, согласился. Все люди это были мрачные, суровые и совсем неразговорчивые. Но самое главное – их было мало, и Мирвес стал уже думать, что не только они окажутся не в состоянии помочь, но что вообще они могут быть наняты Градоправителем, и ему, как многим преступникам, придётся умереть от предательства. И лучше бы это было так.

— Так что же, они помогли ему? – спросила девушка.

Человек в балахоне вздохнул. Ренталь смотрел на Ривелсею, Валест же глядел на какой-то листок, лежавший на столе, и был, кажется, озабочен только им.

— Ты же понимаешь, Ривелсея – должна, по крайней мере, понимать – сказать однозначно, что произошло, нельзя. И не только в этом случае, но и вообще, вообще никогда. Всегда и всё решают свидетели: что они запомнят и как передадут, от этого и зависит, каким образом люди впоследствии то или иное событие будут воспринимать. А желание увидеть то, что заведомо желаешь, нередко затуманивает глаза.

— Да, – кивнула Ривелсея, в которой эта точка зрения уже успела утвердиться. Особенно ей в этом помогла купленная в Цитадели книга, в которой все абсолютно деяния Мастеров рассматривались как сугубо положительные и с героическим смыслом, хотя Ривелсея, например, не всегда была с этим согласна.

— Дело в том, что это происшествие нелегко воспринять, поскольку все, кто видел его, а таких весьма мало, говорят разное, и в сумме – ничего. Наша организация самая первая заинтересована во всём, что касается Посольства, и потому мы – точнее, не мы, а те, кто предшествовал нам – постарались узнать всё, что было узнать возможно.

— И что же вы узнали? – спросила Ривелсея довольно резко. Она постоянно ловила себя на мысли, что из всего, что было здесь уже сказано, сама она не узнала, можно сказать, ничего нового, и это её сильно раздражало.

— А вот что, – сказал этот человек. – Где-то через час после того, как сообщник Мирвеса совершил предательство, Градоправитель уже принял меры. Об этом сделана пара записей в тех архивах, до которых, кстати сказать, было очень непросто добраться. Надо понимать, что он, конечно же, отправил отряд Стражи. Уже вскоре ему донесли, что Мирвес пойман, а затем, часа через полтора – что в Полуанрельте массовые беспорядки.

Тут Валест вновь пожелал сделать замечание.

— Беспорядки – это слишком как-то мягко произнесено. По сути, самая настоящая война. Люди не просто не могли договориться друг с другом, но и дрались, и даже убивали. Нужно было принимать меры, и Градоправитель, конечно, принял, сделав то, после чего стало совсем плохо. Даже и до сих пор…

— Подожди, Валест, – мягко сказал человек в балахоне. – Не путай нашу гостью. Когда сказали ему, что Мирвеса схватили, он поверил, а зря, потому что Мирвес всё так же на свободе расхаживал, а стражника, который это сказал, на следующий день уже убитым нашли, и что с ним случилось, узнать никто так и не смог. Полуанрельт тогда уже просто весь кипел, однако разбираться, что там и почему случилось, Градоправитель не стал, а приказал окружить замок кольцом и всех, кто не подчинится приказу утихомириться с первого раза, утихомиривать с помощью меча. Ещё один отряд Стражи тут же отправился в путь, а вот то, что случилось потом…

— Подождите, – прервала его Ривелсея. – Вы меня уже запутали. Я что-то не пойму, что там произошло в этом замке. Вы не знаете этого сами или просто ведёте повествование таким образом специально, чтобы создать для меня интригу?

Ей ответил Ренталь.

— Здесь дело исключительно в Ночном Посольстве, и больше ни в чём. Они как-то смогли переубедить людей, и люди встали на сторону Мирвеса. Возможно, и золото его тут сыграло не последнюю роль, да только и не первую тоже, потому что Стражу Анрельта в случае, если он пощадит врагов города, не говоря уже – будет заодно с ними, когда дойдёт это до Градоправителя – никакое совсем золото будет ему не нужно.

— Но как же тогда? – спросила Ривелсея с непониманием. Это действительно было для неё непонятно, что-то запутывалось, что-то требовало разгадки. И она пыталась понять, но пока безуспешно.

— А вот здесь уже начинаются тайны Ночного Посольства. Тайны ужасные, скорее всего, и я предпочёл бы их никогда не знать, если бы этого не требовало наше священное дело.

— Да, есть такая легенда, – вновь вступил в разговор человек в балахоне. – И не легенда даже, но просто, скорее всего, слухи. Проверить их вряд ли можно, я в это и не верю. Но говорят (говорят, конечно, те, кто симпатизирует Ночному Посольству, а никак не наши друзья и не разумные люди), что люди Ночного Посольства могут предложить каждому человеку что-то такое, что больше любых денег и несоизмеримо ни с чем, и от чего нельзя отказаться. Нечто, что каждый человек ищет всю жизнь и не может найти. Получается, что стоит ему услышать всего несколько слов, исходящих от кого-то из Ночного Посольства, и он способен тут же переосмыслить свою жизнь и устремиться к чему-то иному, совсем для него новому.

— Судя по тому, к чему устремились люди в тот раз и что они сделали, это вряд ли то, чего человек ищет всю жизнь, – сказал Валест. – Когда второй отряд Стражи добрался до Полуанрельта, ему пришлось сразиться с первым – с тем, который был на стороне Мирвеса. Надо сказать, что этот бой дался им нелегко, поскольку, несмотря на большое превосходство числа, соблазнённые Ночным Посольством защищали себя и Мирвеса с ожесточением и странным упорством. А закончилось это… – тут Валест запнулся. – То есть, когда Мирвес понял, что у него теперь есть подмога, то, значит, он и решил, что если теперь…

— И вот, когда Мирвес всё это понял, он решил, что нужно воспользоваться этим, – сказал человек в балахоне. – Самое-то страшное то, что и второй отряд Стражи – все, кто выжил – тоже перешёл к Мирвесу. Вот только тогда Градоправитель понял, что меры нужны какие-то необыкновенные и экстренные. Но только ничего оригинального он придумать не смог, а попросту решил отсидеться. Он приказал запереть все городские ворота и блокировать все входы в город, а Страже – тем, кто остался – собраться около Городского Совета, никуда не отлучаться и никого никуда не пропускать. Меры, как видишь, недостаточно действенные.

— И довольно эгоистичные, – заметила Ривелсея.

Человек в балахоне кивнул.

— Да. Но о ком же, ты думаешь, заботиться Градоправителю в первую очередь, как не о себе? Вообще мало было таких, которые в этой ситуации иначе бы поступили; да что и говорить, по большому счёту, всего один был у нас такой Градоправитель, который ценил в первую очередь людей и сам город, а не себя в нём. Как бы то ни было, он собрал Городской Совет (который и сам очень охотно собрался там, где Стража и если что будет кому их защитить) и уединился в одном из залов Совета. Наблюдателей он, конечно, по стенам поставил, и они ему обо всём сообщали. Через час уже донесли о том, что из Полуанрельта вышла огромная толпа. Но в город им было не прорваться, да я и не думаю, чтобы Мирвес этого сильно желал. Они двинулись на север.

— Чтобы успеть преодолеть Келирон и скрыться, – встрял Валест. – Потому что, как ни крути, Мирвес не ушёл бы от расплаты, если бы остался там, где его можно найти. Поэтому он и спешил так сильно. Хотя никто его и не преследовал.

— Он хотел засветло переправиться через Келирон, – сказал Ренталь. – Около Анрельта Келирон широк, но ещё мелок и очень быстр, и любому дураку понятно, что ночью в нём утонешь: либо сядешь на мель, либо тебя просто перевернёт, если ты будешь плыть в темноте. Я уверен, что именно это побудило Мирвеса так спешить. Остаться на том берегу он не рискнул, как и зажечь огни для переправы. Потому что факелы, горящие в полной темноте…

— Слишком хорошая цель для скрывающихся стрелков? – спросила Ривелсея. Чтение книг из истории Ордена всё-таки кое-что ей дало и частью заменило личный опыт.

Ренталь посмотрел на неё с интересом.

— Соображаешь в этом? Ну я и не удивлён, ты ведь очень умна, хоть и девушка и имеешь право ничего не знать о таких ненужных для тебя вещах, как оружие и война. В вознаграждение за твой ум я постараюсь очень коротко и быстро досказать историю, касающуюся Мирвеса, которую, я вижу, тебе уже наскучило слушать.

— В первую очередь потому, – сказала Ривелсея, – что я не могу понять, в чём заключена трагедия? Именно это слово употребил Валест в самом начале, а в сущности: казна Анрельта осталась без денег? Или Стража снова передралась с какими-то бандитами? Такое ведь и до этого случалось, а уж после – вообще не говорю, сколько раз. Случалось и ещё похуже, три десятилетия назад, например, когда Стража с Венцом воевала…

— Да, – кивнул её собеседник. – Но только дело не в этом. Когда подошли к реке, было ещё светло, единственная сложность была в том, что не было лодок.

— Я так и подозревала, что это будет слабым местом их плана, – сказала девушка.

— И тогда они направились в Ближние Воды, – продолжил он. – Это такая деревня была в получасе ходьбы от Анрельта. Однако впускать их никто не хотел, ворота были закрыты, а жители сидели по домам. Смелых там не нашлось никого, так что Мирвесу даже не к кому было обратиться с вопросом насчёт лодок. И тогда, как я понимаю, сторонники Ночного Посольства, а их было человек шесть или восемь, стали подстрекать Мирвеса и других его воров (которые, конечно, не замедлили присоединиться к главарю и которые, кстати, тащили всё богатство Мирвеса – возможно, даже жалели, что денег так много, поскольку, когда ты тащишь тяжёлый мешок, который, к тому же, не твой, то тебе будет ведь всё равно, что там лежит) и, вероятно, имели в этом успех. Ворота были снесены, и вся шайка Мирвеса вломилась в деревню, а Ночное Посольство осталось стоять у ворот вместе с частью Стражи. Разбойники стали врываться в дома; первоначально – чтобы выпросить или отобрать у кого-нибудь лодку, а потом настолько увлеклись грабежом и мародёрством, что про всё забыли. А зря. Мирвес, как ни крути, погиб всё-таки от предательства, а вина его в том, что он не подумал, кому он доверился. Когда всё это происходило, то вдруг оказалось, что ворота завалены с другой стороны и перебиты все те, кто остался снаружи, чтобы сторожить золото. Мирвес, как опытный уже в своём деле, тут же понял – не знаю, что конкретно он понял, но он понял, что дело плохо – и бросился к воротам, но те из Стражей, которые недавно его защищали, вдруг напали на него с оружием, и он был принуждён отступить. Бандиты, конечно, кинулись ему на помощь, но только было уже слишком поздно.

— Что, неужели они убили Мирвеса? – спросила Ривелсея, которая, в принципе, давно уже ожидала такого исхода и не настолько симпатизировала этому человеку, чтобы его пожалеть.

— Ну нет, Мирвес всегда любил сражаться в задних рядах, он-то уцелел. Пока шла эта драка, никто не обращал внимания на тех нескольких человек, которых Ночное Посольство отправило за ворота, прежде чем закрыть их, поставив перед ними цель поджечь деревню и снабдив всем необходимым для этого – факелами и горючей смолой.

— И что, они подожгли? – спросила Ривелсея в изумлении.

Её собеседник молча кивнул,

— И даже не догадались, что они сами погибнут в огне?

— Они сделали то, что приказали люди Ночного Посольства, и я не знаю, догадались они о чём-нибудь или нет. Факт тот, что спустя пять минут деревня уже полыхала, а спустя час всё уже сгорело дотла – и здания, и Мирвес, и воры, и сами поджигатели.

— И жители деревни? – спросила Ривелсея.

— Да, – последовал ответ. – Все, кроме тех извергов, которые стояли за воротами и наблюдали. Впрочем, есть версия, что они после добили тех, кому чудом удалось спастись, а потом собрали все деньги и просто исчезли. Похоже, им удалось переправиться через Келирон. Именно после этого Посольство стало процветать, оно использовало все эти деньги на свои нужды и смогло многого добиться.

Нависло недолгое молчание, прерванное Ривелсеей.

— Ладно, – сказала она. – Действительно, я чувствую, что вашей организации приходится нелегко, и постараюсь вам помочь. Я теперь понимаю так, что Ночное Посольство – и вправду опасная вещь, и в нём, как мне кажется, может таиться ещё большее зло. И если я могу быть чем-то полезна, хотя, конечно, могу я не так-то много…

— Ну-ну, – улыбнулся Ренталь. – Не преуменьшай своих достоинств, Ривелсея. Мы, возможно, тоже, в свою очередь, поможем тебе, хотя ты достаточно таинственна и не посвящаешь нас в свои тайны.

— Какие тайны? – спросила Ривелсея с такой же улыбкой. – Порой кажется, что вы знаете про меня больше, чем я сама.

— Ну нет, вряд ли больше, – сказал человек в балахоне, – а по правде говоря, и вообще чуть-чуть. Но мы, несомненно, познакомимся поближе, если ты будешь в нашей организации.

— Я уже в ней, – сказала Ривелсея, подчёркивая ещё раз своё согласие.

— Пока нет, – сказала человек в балахоне, и сказал уже без улыбки. – В нашем положении и при теперешней ситуации мы никому не верим на слово и опасаемся всегда шпионов, а потому, – проговорил он твёрдо, – верность квайзам, как мы называем себя, нужно выказать как подобает.

— А как именно? – спросила она, на лицо которой тут же вернулось строгое выражение. Возможно, она уже задумывалась, стоит ли её вообще это делать. – Выполнить какое-то поручение я согласна. Но только прошу, не наваливайте на бедную девушку слишком много и непосильного.

— Надо тебе сказать, – ответил человек в балахоне, – что мы – да ты ведь и сама понимаешь почему – мы очень мало кому верим вот так сразу. Старый наш закон дозволяет вообще принимать лишь тех, кто доказал свою преданность делом и пролил силу наших врагов. Лишь их, по нашему обычаю, можно считать верными. Однако это соблюдается, конечно, не всегда. Тебе мы, разумеется, тоже сделаем исключение, хотя доверие, конечно, всё равно придётся заслужить. Ведь дело тут не только во мне, нет – пойми, тебе должны верить все мы, если ты хочешь стать нашим другом. Да, Ривелсея, ты можешь от этого отказаться, но пойми: только мы можем тебе помочь. Конечно, если – а я в этом уверен – ты расскажешь нам, что ты всё-таки хочешь. Конечно, мы понимаем, что настоящее испытание тебе не по силам, мы дадим тебе проще…

— Мы увидим, что мне по силам, а что нет.

Ривелсея встала при этих словах, и лицо её вспыхнуло.

— Подожди, – вскочил Валест. – Ты же выслушала нас ещё не до конца…

— Я вернусь, – сказала она веско. – А пока прощайте, и успехов вам в вашем нелёгком деле!

Валесту оставалось лишь запереть за гостьей дверь, поскольку её фигура лишь на миг мелькнула в темноте – и тут же пропала.

Ночь на Анрельт наплывает долго и плавно, но потом словно срывается откуда-то и мгновенно накрывает темнотой. Все предметы и здания тут же пропадают из виду. Огонь загорается только в домах – там жгут свечи, на сторожевых башенках по всему городу, где стоят на посту дозорные и горят костры, а ещё – на Золотой площади, где по ночам сияют два золотых цветка, лепестки которых состоят из пылающего газа, поступающего по сложным устройствам из-под земли. Это, конечно же, дорого обходилось Анрельту, но Градоправитель не жалел денег на показную пышность города – это сильно поднимало его вес, а также улучшало торговлю. В общем же ночью Анрельт лежал во мраке. Для одних это создавало помехи, другим же было на руку. Преступникам, конечно, в первую очередь. А может быть, и не только им.

Работа охранника в целом имеет много достоинств, но есть и минусы. Это риск, про который легко забыть, если долгое время ничего не происходит. Но он всегда есть и остаётся. Однако человек, который охранял дверь дома на улице Славы, никогда об этом не забывал и был очень осторожен. Охранял он не склад с фруктами, и потому, поскольку основная опасность исходила не от мелких воров, а действительно хитрых и сильных врагов, нужно было быть очень бдительным. Однако даже это не всегда может спасти, и именно в одну из ночей он в этом убедился, когда сзади вдруг раздался шорох, и раньше, чем успел обернуться, он оказался на земле. Лежать на земле, когда она набивается в рот и к тому же холодна от ночи, всегда неприятно, но особенно – когда тебя к ней прижимают и ты не знаешь кто. Она поглотила и резкий вскрик неожиданности и боли, а в следующую секунду охранник получил сильный удар по затылку и крепкую зуботычину. Тогда же из темноты первый раз раздался голос, тихий, совсем не грубый, но достаточно решительный.

— Тише.

Спорить не хотелось, кричать – тем более. Поэтому он спросил:

— Ты кто?

— Это не так уж важно, – ответили сверху. – Ты хочешь жить?

Раздался тихий звон, металла об металл. Пугающий звон, и он тут же ответил:

— Да, хочу. Что тебе надо?

— Тогда слушай. Во-первых, тихо. Во-вторых, мне надо, чтобы ты открыл дверь в этот дом. Без шума. Затем ты можешь сбежать из Анрельта. Если не найдут – будешь жить дальше.

— Найдут, – прохрипел он.

— Постарайся, чтобы не нашли. Ты должен быть в этом заинтересован. Или ты хочешь… чтобы это случилось с тобой прямо сейчас?

— Нет, – сказал он. – Но ключа у меня нет. Мне не доверяют, дверь запирается изнутри. Я должен только поднять тревогу, если что-то случится.

Ещё один удар в подбородок, а по шее скользнуло что-то холодно-металлическое.

— Никакой тревоги, – мягко сказала тьма. – Ты тихо постучишь и попросишь открыть. Скажешь, что ты болен и замёрз, и попросишь, чтобы тебя пустили погреться. Если скажешь что-то другое, то не увидишь, кто откроет дверь.

— А что потом? – спросил охранник хриплым от боли голосом.

— Много вопросов. Вставай и действуй.

Он поднялся. Его руку крепко сжали.

— И помни, – голос был тихим и пугающим. – Тишина!

Четыре частых и коротких удара в дверь. Неуверенных, но громких. Тишина – не меньше пяти минут. И потом – тихие шаги и сдавленный, немного знакомый голос.

— Что случилось?

— Я замёрз, – сказал охранник. Очень нерешительно, неверным голосом, сдавленным от страха. – Я болен, мне нужно погреться.

— Чего? – недоверчиво спросили за дверью. Тот, кто был там, похоже, почувствовал страх и сам заразился им. Он не хотел открывать.

— Погреться, – тупо повторил охранник. Фигура во мраке покачала головой. Слишком плохо, слишком непохоже на правду. У этого человека сейчас, несомненно, бегали глаза и дрожали ноги. Никакой убедительности. При разговоре лицом к лицу любой бы остерёгся ему верить. Но тот, кто был в доме, не мог видеть лицо, а дверь скрадывала интонации и голос.

— Ты не должен меня будить из-за этого, – ответили из дома. – Ты на службе. Взойдёт солнце, тогда и погреешься. Ночь тёплая, потерпишь.

Охранник запаниковал. Тот, внутри, явно собрался вновь отправиться спать. У охранника был план: когда откроют, немедленно пуститься бежать. А оставаться вдвоём с тем, кто во мраке, ему совсем не хотелось.

— Нет, не уходи, только не уходи, – закричал он. Теперь страх в его голосе услышал бы даже глухой. – Подожди, пожалуйста…

— Воды, – услужливо подсказала шёпотом тьма.

— Воды, прошу, принеси мне воды! – выговорил он. – Я болен…

Послышалась ругань, потом шаги внутрь дома, потом шаги обратно, потом в центре двери осветилась яркая щёлочка и в неё стал виден глаз, изучающий окрестности. Однако ничего лишнего он не увидел. Медленно и неохотно лязгнул замок, но дверь не распахнулась, появилась только небольшая, яркая в ночи светлая щель, и рука, высунувшаяся оттуда, грубо затащила охранника внутрь.

— Зачем ты поднимаешь меня среди ночи? По-твоему, я такой же бездельник, как и ты, и мне нечем будет заняться днём? По-твоему, ты должен именно так поступать, тревожить меня из-за любого пустяка?

— Нет… Не должен…

— Знаешь, сколько в Анрельте охранников без работы? – громко прошептал гневный голос.

Охранник не отвечал. Его била дрожь.

— Я… только… у меня…

— Да что с тобой? – злобный крик. – Всё, завтра утром мы с тобой поговорим. На, пей свою воду!

Но ему был не до воды. Дверь, которая была захлопнута, но не заперта, и к которой он прислонился спиной, стала подаваться вперёд. Нажим был мощным. Чтобы не упасть и к тому же избегнуть худшей участи, охранник отпрянул от неё и, как только она открылась, кинулся в проём. Тёмная фигура стояла за дверью, но стоило ему выбежать, как она тут же проникла внутрь. Щёлкнул замок.

— Доброй ночи, Зенрис, – послышался мягкий голос. Явно не мужской.

— Ривелсея! – Крик был полон страха. – Что ты здесь делаешь?

— Я собираюсь с тобой побеседовать, Зенрис. Не стоило тебе отправлять меня с той запиской. Постарайся не волноваться и отвечать внятно. Не скрою, эта наша встреча будет для тебя несколько утомительной, но, право же, последней.

Больше охранник ничего не услышал. Он бросился бежать.

Когда наступило утро, в комнате медленно стало светать. Ривелсея сидела за столом, глядя в только что протёртое ею, а до этого очень пыльное и грязное, зеркало. Ела мягкий хлеб со свежим и ароматным маслом, запивая всё тем же ратлерским напитком (который, конечно же, понемногу кончался). Поглядывала в окно. Деревья закрывали от неё свет солнца. И старалась ни о чём не думать. Мягкое масло таяло на губах, напиток бодрил, нежный ветерок залетал в окно, скользил по её щеке, волновал её волосы.

Просто. Приятно. Хорошо.

Однако совсем расслабиться не удавалось всё равно. Лицо в зеркале казалось строгим, слишком строгим, и почему-то печальным. Глубоко в глазах, в самой глубине блестела не заметная никому искорка вины. Совершенно недостойная, конечно, стоящего ратлера. Но – всё равно.

Вздохнув, она вновь потянулась рукой к стопке бумажек, что лежали перед ней на столе. Разные по размеру и по цвету, разные, видимо, и по важности. Одни были исписаны быстрым и крючковатым почерком – по большей части, хозяйственные распоряжения и отчёты; она пробежала их быстро, но практически ничего из них не поняла. Речь шла о многочисленных займах, в которых было упомянуто огромное множество совершенно незнакомых имён, и суммы шли самые разные, однако не меньше шести анреллов, а самая большая, которую сумела отыскать Ривелсея, была триста десять. Она не стала подавлять слабый вздох. Кто-то может распоряжаться такими деньгами, а кто-то вынужден жить на пятнадцать золотых монет в месяц. Тоже, наверное, не так уж плохо, но всё же, всё же… Ривелсея, конечно, уже была ратлером, а значит, её первичная женская сущность наполовину, если не больше, утонула в мощи, но порой ей становилось грустно, когда она видела в какой-нибудь лавке (а по лавкам она несколько раз гуляла – и чтобы присмотреться получше к жителям Анрельта, и просто от безделья, чтобы скрасить и занять чем-то свободное время) какое-нибудь красивое колечко, или новые сандалии, или хорошее платье. На это Орден был не слишком-то щедр, пока Ривелсея просто не позволяла себе таких необязательных затрат. Ведь в любой момент могли понадобиться дополнительные деньги, а, говоря честно, она из четырёх с половиной анреллов, данных ей Орденом, потратила уже почти два. К тому же, все красивые вещи, которые хотела бы она приобрести, стоили совсем не так уж мало, обыкновенно по двадцать пять золотых монет, а то и по анреллу. Питание бесплатным было только в Цитадели, и Ривелсея решила, что откажется пока от дорогих и приятных покупок, чтобы потом не пришлось ограничивать себя хотя бы в этом.

Вскоре, правда, Ривелсея перестала завидовать тем, чьи имена были написаны рядом с крупными суммами денег. На многих бумажках сбоку были приписки чёрными чернилами, всё тем же корявым почерком: «взыскать», «немедленно взыскать» или «строго взыскать». Лишь на некоторых стояла пометка «возврат», причём только там, где суммы были самые маленькие.

Эти листки Ривелсея собрала и сложила отдельно. Осталось, однако, ещё очень много. План Анрельта – подробный – Ривелсея сразу отложила для себя. Там, конечно, тоже было полно пометок, но все они были просто крестиками, ни единого слова написано рядом с ними не было, поэтому определить, что именно каждый из них означает, было невозможно. Ещё несколько бумаг Ривелсея изучила более тщательно. Они, по-видимому, были частью какой-то переписки, посвящённой одной теме, но (по почерку было видно) с разными людьми. Было очень непросто – и Ривелсея долго читала, перечитывала и морщилась – связать значимые части этих писем в какую-нибудь более-менее правильную цепочку. Нет, цепочка выстраивалась, но только была пока ещё совсем непонятной. «Предстоящие нам всем события… большую ответственность… не допустить лишних ошибок… готовить людей… 800 анреллов только кажутся большой суммой… применить разумно… Правитель недоволен перерасходом средств… изыскать будет очень непросто, поступлений недостаточно… мы увидим в будущем тех, кто не способен работать эффективно, тех, чья преданность недостаточна, тех, кто не готов приложить свои усилия для всех нас… должны быть избавлены от таких…»

Дальше шла ещё одна приписка, буквы казались более строгими и уверенными:

«От Старэла, Хранителя – Зенрису, Казначею. Твоя преданность ценится, твои заслуги велики. Мы ждём от тебя большего: что ты не только сможешь поддержать и обеспечить всех, кто находится в твоём прямом ведомстве, но и что ты, хотя это и не является прямой твоей обязанностью, но что ты покажешь себя с лучшей стороны и вышлешь нам несколько денег. Ты знаешь, что сам Правитель обеспокоен: слишком много денег было потеряно в прошлом нашем предприятии. Теперь наше дело – организовать всё более разумно. Ты понимаешь, Зенрис, что труднее всех приходится именно нам. Да, мы не будем драться (к сожалению или к счастью), но мы будем рассчитывать и оплачивать каждый удар, нанесённый кем-либо, а в этом, несомненно, больше ответственности – каждый из них ответит за себя, а с нас спросят за всех. Поэтому, друг мой – а мне хочется считать тебя своим другом – постараемся сплотиться и выдержать всё. Не стесняйся обращаться со всеми вопросами, я всегда постараюсь тебя поддержать. Я также хочу, чтобы ты расплатился с Тионом: он может обидеться на нас, а это ни к чему. С отчётом в конце месяца можешь повременить, я вполне тебе верю и без него. На этом, Зенрис, пока что попрощаемся. Я напишу тебе ещё недели через три, если только я не буду слишком занят. И если ничего не случится раньше».

Ривелсея задумчиво кивнула. Что это – случайное предложение, простое беспокойство или предчувствие? Многие, однако же, люди могут быть прозорливыми и предчувствовать, сами того не осознавая, беды, но только в тех случаях, когда это не касается их самих. Вряд ли это может быть полезным, ведь этим своим предчувствиям они обычно не верят и редко с кем ими делятся.

Много новой информации, но не так, однако, много, как она надеялась. Тем более что это всё ещё предстояло обдумать и как-то понять, предстояло разобраться, предстояло навести справки: кто такой Правитель, кто такой Тион и, самое главное, что они там затевают и на что планируют потратить много денег. К Дейвису, или Стекольщику, снова идти не хотелось. Знает он, конечно, много, но вот говорит очень мало, к тому же общение с ним обычно не окупало тех денег, которыми достигалось.

Ривелсея сидела и думала, как ей быть. В который уже раз она ощутила, как ей остро необходима помощь. Одна во всём Анрельте она представляет интересы Ордена ратлеров, а у Ордена по этому поводу, видимо, даже и душа не болит. Вполне возможно, что она ошибалась – возможно, Совет про неё и думал хотя бы иногда, но кто и как, кроме Повелителя, может узнать, о чём и когда на самом деле думает Совет ратлеров? Трудно было, в первую очередь, оттого, что ей не с кем было посоветоваться. Да и недоброжелателей в этом городе у неё было слишком много, а из друзей – только один Рилан, который, по всей видимости, влюбился, и влюбился очень неудачно, но ему можно было довериться. Адест, у которого она пока что жила, конечно, должен бы был ей помогать, но вряд ли он пожелает, дойди дело до чего-то решительного. К тому же, Ривелсея всё-таки была рыцарем клана, а Адест – всего лишь союзником. Он не имел ни статуса, ни способностей, чтобы быть действительно полезным (примерно в таком роде он и сам говорил очень часто, то ли льстя Ривелсее, то ли как раз таки ограждая себя от возможных её поручений и просьб). Да и действительно, помочь он ничем практически и не мог.

Ривелсея давно уже привыкла: когда бы и в чём бы ей ни нужна была помощь, во всех случаях надо выпутываться самой. Мечты о неожиданной помощи, конечно, очень сладки, но почти всегда безосновательны. Она не только успела в этом неоднократно убедиться, но и возвести это для себя в некий жизненный закон. Именно поэтому она сильно удивилась, когда вдруг услышала шаги, а затем открылась дверь и вместо предполагаемого Адеста на пороге вдруг появилась девушка. Одета она была неброско – в серо-коричневую куртку, накинутую на плечи, не застёгнутую, а волосы были решительно связаны и заколоты сзади, на уровне плеч. Но в первую очередь внимание привлекали её глаза. Они были голубого цвета, причём яркого и какого-то глубокого голубого, какой встретишь не часто. Ривелсея встала, девушка посмотрела на неё очень внимательно, настороженно, со смесью удивления и недоверия во взгляде.

— Ты – Ривелсея? – спросила она. Ривелсея кивнула, так же, не менее внимательно, глядя на свою новую знакомую.

— Я – Нирсе́ла, – сказала девушка. – И мне нужно поговорить с тобой, и поговорить как можно быстрее, пока… – она быстро оглянулась во все стороны и бросила взгляд в окно, – пока ещё что-нибудь не случилось.

— А что, что-то уже случилось? – спросила Ривелсея.

— Случилось, – ответила девушка. – С твоей помощью. И я боюсь, что много ещё может случиться в ближайшее время, в том числе со мной и с тобой, если только ты быстро не соберёшься и мы с тобой так же быстро не уйдём отсюда в более безопасное место.

Темп, который принесла с собой Нирсела, был слишком высоким, Ривелсея попыталась что-то быстро сообразить, но не смогла. И несколько растерялась.

— Что случилось-то? Куда мы должны идти? Я, может, чего-то не знаю. Так объясни мне. Пожалуйста. Ты, вообще-то, меня разве знаешь? Прости, конечно, – Ривелсея постаралась сделать выражение лица подобрее. – Приятно очень познакомиться. Но только всё же скажи хоть немного о себе, а заодно объясни, я прошу тебя, что происходит.

Нирсела на секунду замешкалась. Очевидно, для неё самой смена темпа и необходимость перехода к обстоятельному рассказу тоже была делом непростым.

— Ты что, разве не понимаешь? Ну да, наверно… Мы, точнее те, кто меня сюда послал, должны бы были извиниться перед тобой. Да, извиниться – они так и просили тебе сказать. Тебе не дали нужных указаний. Ты только взбаламутила Ночное Посольство, и теперь оно наверняка активируется. Ты поторопилась, Ривелсея. И теперь тебя надо спасать. Меня очень просили тебя привести, нужно разобраться. Я из квайзов, если что, – прибавила Нирсела, поняв, что она так ещё толком и не представилась.

— Нет, подожди, Нирсела. Что нам конкретно угрожает? Я должна это знать. Ты же понимаешь, не слишком-то разумно мне вот так вот бежать с тобой, ничего не зная. И ты бы, наверно, не поступила так на моём месте. Разве не так?

— Так, наверно, – сказала Нирсела. – Однако бежать сейчас будет очень-очень разумно, поверь мне. Ривелсея, ведь ты не знаешь даже, что такое Ночное Посольство. Оно ищет уже тебя, но твоя известность, к счастью, ещё невелика, и на это потребуется время. А нам это самое время лучше употребить на то, чтобы скрыться отсюда подальше. Скорее, Ривелсея, – прибавила она, снова взглянув в окно, за которым, впрочем, ничего особого ещё не было видно, но слова её звучали с явным беспокойством.

Ривелсея вновь, приложив волевое усилие, попыталась что-то сообразить. На этот раз в голове что-то стало складываться и склеиваться, хотя, конечно, ещё не пришло в систему. Несмотря на это, сознание подсказало ей, что для выяснений и допросов время действительно не самое лучшее. Много раз она замечала в себе, ещё с самого детства, какую-то любовь к безрассудным поступкам, это острое греющее чувство, которое поднимается внутри и толкает на самые неожиданные вещи. Вот и сейчас. Прекрасно понимая ратлерским разумом, что безрассудство – это вещь неправильная и явное зло, она поймала себя на том, что уже готова согласиться.

— И куда же мы должны отправиться? – спросила Ривелсея, подходя к окну. Там стоял стул, на котором висел её плащ.

— Туда, где наши, – сказала Нирсела. – Ты не только взбаламутила Посольство, ты и нам тоже встряску хорошую устроила. Конечно, ты враг Посольства, и поэтому, если надо, мы тебя защитим. Извини, конечно, но одно дело – зарезать кинжалом одного из проклятых негодяев, полагаясь на хитрость и неожиданность, и совсем другое – отбиться от грамотно составленной вражеской группировки. А они ведь много чего умеют такого, что даже я немного не уверена…

— В чём? – спросила Ривелсея.

— В себе, – призналась та. – Пойдём, Ривелсея. Объяснения – когда придём. Вопросы – по дороге.

На этот раз Ривелсея кивнула. Быстро, почти мгновенно, накинула на себя плащ и так же быстро, достав меч «Ярость», прислонённый к стулу таким образом, что до этого был скрыт плащом, пристегнула его на законное место. Нирсела, как можно было судить по её лицу, сильно изумилась тому, что увидела. Ривелсея не обратила на это внимания.

— Пойдём, – сказала она.

Конечно, задавать вопросы самой для Нирселы было теперь просто неуместно. По маленькой лесенке, ведущей к двери дома Адеста, тут же застучали её шаги, а через несколько секунд, необходимых, чтобы запереть замок на ключ, шаги простучали ещё раз.

— Куда теперь? – спросила вторая девушка у первой, когда они вышли на улицу.

— За мной, – сказала та. – И быстрее.

Было ещё рано, меньше восьми часов. В деревне в это время жизнь уже всегда кипит, но Анрельт ещё не проснулся. Народу на улицах почти не было, хотя из домов уже раздавался стук и шелест, лязг и голоса. Две девушки шли по городу одинаково быстрым шагом, но всё же – очень по-разному. Ривелсея смотрела по сторонам прямо и довольно спокойно. Нирсела же напрягалась перед каждым поворотом и каждый раз, заворачивая за угол дома, быстро озиралась по сторонам.

— Нам надо на улицу Спокойствия, – сказала Нирсела на ходу. – Но мы пойдём через центр. Там много Стражи всегда, там безопасно.

— Они не посмеют напасть? – спросила Ривелсея.

— Пока – не посмеют.

— Неужели всё так серьёзно?

— Я думаю. Увидим.

Ривелсея уже стала чувствовать это. По поведению Нирселы. По её напряжённости и по тому, что ей, конечно же, очень должно хотеться поговорить и поспрашивать. Но она молчала; молчала, видимо, потому, что была всецело занята обдумыванием и рассматриванием, просматриванием местности и оцениванием обстановки. Эта предельная концентрация была в каждом жесте и просто никак не могла подсознательно не напрягать и Ривелсею.

Прошли мост, Золотую площадь миновали быстро и, свернув затем на одну из главных улиц, в скором времени вышли на другой мост через Авеир. Снова начинался заречный район, где было не так чисто и красиво и где жило не так много состоятельных и влиятельных людей. Хотя, конечно, кому, как не Ривелсее, было знать, что влияние в Анрельте – вещь очень своеобразная и что влиятельными на практике могут оказаться люди очень интересных типов.

На улицах стали появляться люди, и от этого становилось как-то спокойнее.

— Нам ещё долго идти? – спросила Ривелсея.

— Не знаю. Недалеко, – был ответ.

Когда впереди с одной стороны улицы показался красный каменный дом, а с другой – высокий деревянный забор, Нирсела ещё раз нервно оглянулась перед тем как продолжить путь. Однако Ривелсея не чувствовала никакой опасности, больше она думала о том, куда они направляются и как её там встретят. Этот вопрос, разумеется, тоже был очень важен. Ривелсея верила Нирселе, но ведь всегда нужно учитывать и продумывать все возможности и вероятности, чтобы потом чувствовать себя уверенно и не допускать ошибок. Раздумья об этом, несомненно, были очень полезными, однако они привели к тому, что она несколько опешила от неожиданности, когда Нирсела, шедшая немного впереди неё, внезапно дёрнулась всем телом и вскрикнула, делая предупреждающий жест. Из-за угла резко появились четыре человека, закутанные в плащи и, видимо, преднамеренно скрывшие лица в капюшоны. По каким-то признакам Нирсела опознала в них врагов и была права. Зазвенело железо – эти люди вытащили мечи. Слишком маленькие и тонкие, как показалось Ривелсее. Но тут же она услышала крик:

— Берегись! Они их мажут ядом!

Это становилось опасно. Нирсела отпрыгнула на пару шагов и тоже достала свой меч. Ривелсея ещё не видела, как сражается её новая подруга, но было понятно, что она проиграет. Проиграла бы наверняка, будь она здесь одна. Один из нападавших с яростью бросился на неё, неистово размахивая мечом. Нирсела отбивалась хорошо и аккуратно, делая правильные выпады и вовремя ставя блоки, но без того напора и натиска, который может принести Победу. Второй враг пытался обойти её сбоку, поэтому Нирселе приходилось отступать вдоль по улице, на которой, как нарочно, не было никого, кто мог бы помочь. Ей приходилось тяжело. Спустя короткое время тот, второй, смог-таки подобраться к ней достаточно близко, чтобы тоже вступить в бой. Несколько мгновений было вообще непонятно, как одна девушка успевает сражаться сразу с двоими. Первый бил по её мечу сильно и со злостью, но довольно однообразно – видимо, не владел хорошей техникой. А вот второй был хитрее, он старался наносить удары одновременно с первым и немного сбоку. Нирсела вертела мечом отчаянно, но уже было видно, что она теряется, что сейчас он ударит ещё раз-другой, и она допустит ошибку. Это было неотвратимо, поскольку хитрый враг это рассчитал. И не его вина, что он немного не успел.

Внезапно его меч принял на себя такой выпад, что просто не удержался в руке и, вылетев из пальцев, упал на землю. Секунду спустя на землю повалился и он сам, получивший удар по голове, от которого уже никогда не очнулся.

Ривелсея на одну секунду остановилась, вновь оценивая обстановку, которая сильно изменилась. Но она не смогла всё предусмотреть. Её вмешательство было неожиданным не только для противника, но и для Нирселы, и от этого последняя на секунду растерялась. Одна секунда – но её хватило, поскольку именно секунды всё и решают. Оставшийся противник Нирселы поднял свой меч и ударил с плеча наискосок, «на угол», как сказал бы идеально знающий все существующие и теоретические приёмы Великий Мастер. Конечно, он метил в грудь, но, конечно, Нирсела сделала отвод, вот только недостаточно быстрый и энергичный. Клинок скользнул по руке и ранил плечо. Можно было бы даже сказать «оцарапал», если бы он был обычным. Не оставаясь надолго в долгу, Нирсела сделала резкий выкрут, ухватив по-другому рукоять, и, минуя вражеский клинок, ударила по держащей его руке. Заструилась и закапала сила. И не успела Нирсела сама отплатить своему врагу, как на него обрушился ратлерский гнев. «Мощь гнева» – Ривелсея сильно размахнулась и ударила рукоятью меча врага по затылку. Тот выронил оружие из раненной руки и распластался на земле. Было видно, что он был слишком слаб, чтобы сражаться по-настоящему. Ривелсея опустила оружие. Гнев, который каждый ратлер вызывает в себе во время драки, всегда приносит желание убийства, но Ривелсея находила в себе силы, чтобы справляться с ним. «Успокаивай свой гнев после битвы», – так сказал ей Повелитель. Нирсела подошла к ней.

— Ты молодец, – сказала она. – Я училась четыре года, но, сама видишь, я не настолько хорошо умею. Спасибо тебе, я бы не справилась.

— Разумеется, – кивнула Ривелсея. Она смотрела на последнего, кто остался из четвёрки нападавших – с первыми двумя она справилась ещё до того, как броситься помогать Нирселе – и раздумывала, что с ним делать. Он был жив и даже вроде бы в сознании, что было большой удачей. Несомненно, попытаться что-нибудь от него узнать было бы очень неглупо. Заметив, как этот человек дёрнулся, она мягко упёрла клинок своего меча ему в грудь и спросила:

-Побеседовать не желаешь?

Она находилась в каком-то сильном возбуждении, которое было вызвано тем, что произошло только что, её победой и превосходством, и в то же время странным и грустным ощущением того, что она уже сделала что-то не так. Это ощущение было тихим, но очень неприятным, отчего в Ривелсее появлялась и невольно росла злость на саму себя, и это только ещё сильнее увеличивало её общее возбуждение. И теперь она была озабочена тем, чтобы сейчас сделать всё как надо и по-ратлерски правильно.

— Ааа… Хорошо, – простонал тот.

— Зачем вы на нас напали? – сразу перешла она к делу.

— Вы сами начали открытую войну. Вам будут мстить. Вы должны знать, что такое Посольство. Твоё руководство ошиблось в плане действий, и наши отплатят за то, что случилось, – сказал он осторожно, видимо, опасаясь в своём положении переходить на личности.

— Моё руководство не совершает ошибок, – строго сказала Ривелсея. – А вот твоё – совершает значительно больше, посылая таких, как ты, сражаться с нами. И лучше скажи нам, что сейчас замышляет твоё Посольство.

— Зачем? – спросил тот. – С какой стати я должен что-то говорить?

— Ты хочешь жить? – спросила Ривелсея.

— Каждый хочет жить. Но я же вижу, что ты не собираешься оставлять меня в живых. Я не настолько глуп!

— Вот и очисти свою совесть, сейчас самое время, – сказала Ривелсея с напором. – Никому не известно, и ты не знаешь, где ты будешь через час. Тем более что, – она на секунду задумалась, проверяя свои слова на правдивость, – я могла бы тебя отпустить, если ты очень постараешься, это раз, и если я буду уверена, что ты больше не встанешь на моём пути, как в прямом, так и в переносном смысле.

— Да что я могу сказать? – закричал тот. Всё-таки желание жить – очень чувствительная струна, и играть на ней совсем несложно. – Тебя найдут и убьют, вот и всё. Раньше, позже – неважно. Ты стала опасна для Ночного Посольства, и тебе это не простят.

— Но что же они узнали? – спросила Ривелсея. И тут же сообразила, что её, наверно, выдал сбежавший охранник. «Не следовало отпускать», – подумала она. Тут же вновь ощутила себя в тот миг, вновь остро почувствовала возбуждение этой ночи, чувство страха, риска и азарта, воспоминание о котором является удовольствием, и то чистое желание совершить добро, которое она испытала в отношении человека, в принципе невиновного. Ей не захотелось причинять ему зло. Другое дело – Зенрис. Тот заслужил, и заслужил несомненно. Ривелсея осознавала, что она – личность милосердная, и она чувствовала бы сейчас угрызения совести, если бы убила тогда этого охранника. «Не убивай» – «не щади» – вот весы, которые дал ей сам Повелитель. В тот раз перевесило «не убивай», хотя, видимо, это была ошибка. Да, спустя полчаса уже перевесило «не щади» и, если говорить о весах, равновесие было соблюдено. Однако теперь за ней охотились, по всей видимости, десятки людей. Вот она, цена ошибки. И тут же в сознании у неё появилась знакомая сумрачная фигура. Словно наяву Ривелсея увидела привычные неторопливые движения, услышала знакомый хриплый и тяжёлый голос. «Сострадание и любовь к слабым сгубили уже сотни воинов Разума. И тебя, если не переборешь их, они приведут к гибели». Сколько раз говорил ей это её Великий Мастер? «Жалость пропагандируется как добро стадом безмозглых слабаков. На самом деле это лицемерное зло. Добро – это то, что укрепляет и закаляет, это есть следование к своей цели». Слова, неприемлемые для обычного человека, но ратлер должен быть разумным.

— Посольство – это страшная вещь, – прошептал всё ещё лежащий на земле враг. – Могучая и страшная. Про тебя знают всё, совершенно всё. Опасайся.

— Как? – спросила девушка.

— Не скажу, – он закашлял, задыхаясь. – Ты не знаешь, что могут те… те… те, кто всё могут. И я не предам… И ничего не скажу, или мне отомстят…

— Думаешь, успеют?

— Успеют. Они всегда успеют. Даже если там… – он снова зашёлся в приступе кашля.

— Итак, – подвела она итог. – Ты больше, видимо, ничего не скажешь? Меня преследуют – ну, это я и сама вижу. То, что меня убьют – возможно, посмотрим. По-твоему, это страшная организация, но есть и пострашнее. Скажи мне главное: что вы планируете? Я ведь тоже многое знаю: вы объединяете и прельщаете людей, хотите устроить какую-то новую бессмысленную резню, но денег у вас мало.

— Не бессмысленную, – проговорил тот. – Далеко не бессмысленную, мы откроем глаза людям.

— Да, только вам их закроют, – парировала Ривелсея. – И тебе раньше всех. Мне не нужен пафос. Цель?

— Ничего не скажу, не надейся, – был ответ.

— Это – цена жизни, – предупредила Ривелсея. – Цель?

Она не надеялась слишком сильно, но – опять подействовало.

— Ты что, не видишь? – зашептал он. – Мир погряз в несправедливости. Всё, что можно, уже прогнило. Люди. Законы. Мораль. Власть. С власти и нужно начинать, к власти должны прийти достойные, те, кто всё умеют и покажут людям, что им нужно. Тогда всё будет иначе, все поймут, всё поймут.

— То есть – опять захват власти? – уточнила Ривелсея.

— Не захват, но для спасения всех, чтобы мир существовал нормально, чтобы…

— Подожди, – прервала она. – Что-нибудь ещё скажешь по делу?

— Я сказал уже всё, что тебе можно знать. Больше тебе никто не скажет.

— Это – цена жизни, – повторила девушка, – а ты скупишься, как будто я тебе яблоки продаю. Того, что ты сказал, очень мало.

— Ты пойми, – сказал её собеседник. – Я не могу, никак не могу сказать больше.

— Понимаю, – ответила Ривелсея. – Прекрасно понимаю.

Она смотрела на него сверху вниз, и его глаза были совсем не злыми, серыми и печальными. Сквозь разорванный плащ были видны синие брюки, чёрная тонкая рубашка. Нос, немного вздёрнутый кверху, и коричневые волосы, коротко постриженные. И страх в глазах, страх вместе с печалью, которая была для Ривелсеи непонятна.

Он тоже смотрел на неё, соответственно, снизу вверх. Ратлерский плащ был расстёгнут, и её традиционная персиковая кофточка рельефно отражала тело. Рукава (и это вполне понятно с практической точки зрения) не доходили даже до локтя, что давало свободу движениям. Он смотрел на неё, и она, несмотря ни на что, казалась ему интересной и симпатичной. Ему тут же захотелось отправиться куда-нибудь с такой красивой девушкой, и мысль, что ситуация исключает эту возможность, казалась ему какой-то дикой и нелепой. В глазах Ривелсеи тоже не было гнева, ничего такого, что вызывает страх. Была лишь задумчивость и тоже какая-то печаль. И он засмотрелся на эти глаза и на её лицо, и целых несколько секунд – а ему показалось это ужасно много – смотрел словно со стороны, словно не своими глазами, а взглядом вообще. Если бы он мог заглянуть ей в душу, то почувствовал бы тоску и грусть и желание доброты. А если бы мог прочитать мысли, то увидел бы всё те же колеблющиеся весы, готовые склониться к тому или другому решению, от которого зависело для него всё. Он взглянул на меч, всё так же легко касающийся рубашки на его груди, и почему-то он в сочетании с той, которая его держала, показался ему страшным, но сам образ, вместе с Ривелсеей, был непривычно будоражащим и странным, и вообще это всё было непонятно, как во сне. Поэтому он даже не испытал никакого чувства, когда клинок отодвинулся от его тела. Девушка с каштановыми локонами, и серые манящие глаза, и тень от здания, в которой она стояла – эта картинка вспыхнула с поразительной чёткостью, а потом – почти ничего, только боль с восторгом и его шумный вздох, когда клинок легко скользнул вниз, разрезал одежду, и дальше – сквозь тело, сквозь центр пульсирующей силы – прошёл до самой земли, разъединяя связи плоти и отправляя душу – далеко, далеко, далеко, туда, откуда уже не вернуться.

Ривелсея обернулась к Нирселе. На всё это время она совсем про неё забыла. Нирсела стояла позади неё, прислушиваясь к разговору, и одновременно она отсасывала и сплёвывала на землю силу. Рана была поверхностной и небольшой, и она успела бы даже, наверное, затянуться, если бы её никто не трогал. Ривелсея быстрым движением подняла с земли один из вражеских мечей. Он был весь в пыли, из серого и неприятного на ощупь металла. Ривелсея очень осторожно провела пальцем по одной из его сторон. Палец покрылся пылью, и вместе с тем девушка заметила тонкую плёнку чего-то масляного, частично стёртую с клинка этим движением. Она поднесла палец к лицу. Пахло сладким и дурманящим, терпким и неприятным одновременно. Она задумалась.

— Пойдём, Ривелсея, – сказала Нирсела. – Я уже проверила клинок. Полагаю, это плохо кончится – для меня. Но тебя я должна в любом случае… привести, – было похоже, что она хотела сказать «спасти», но как-то не смогла.

— Пойдём. Не переживай, тебе помогут.

Нирсела без уверенности кивнула.

— Ещё немного. Минут десять, и мы на месте.

Ривелсея думала на ходу. Она несколько раз подносила палец к носу и вновь вдыхала этот запах. Он был знакомым, но только она никак не могла его вспомнить. Снова и снова она вдыхала и пыталась уловить все его тончайшие оттенки

Озарение пришло неожиданно. Память Ривелсеи показала ей один из дней, ушедших уже давно. Солнечный день, лес, поваленная ель около оврага. В руках – корзинка с лесной земляникой, которую она шесть часов собирала, ползая по безграничной земляничной поляне. Очень хочется пить, однако ягоды она твёрдо решила сохранить до дома и терпела, терпела уже целый час. Мать идёт чуть позади, тоже уставшая, с большой корзиной. Земляники в ней полно, но её не видно. Каждую минуту сверху, на ягоды, ложится то одна, то другая сорванная травка, и понемногу ягоды скрываются из виду. Если знать ценность и применение каждого растения, то лес становится как сокровищница, и всегда хочется сорвать и вынести побольше. Ривелсея рано ощутила это, но сейчас её мучает нетерпение.

— Мама, пойдём! – кричит она.

— Сейчас. Подожди, дочка, – отвечает та и скрывается с дороги. Через три минуты появляется обратно с десятком маленьких листиков в руках.

— Это – для коровы, – поясняет она. – Чтобы не болела. Вечером в воду ей покрошу.

Ривелсея нетерпеливо трогается с места. Ей уже надоел этот лес, она хочет домой, однако дорога к дому с матерью-травницей, конечно, не отличается быстротой. То и дело – «Подожди!», то и дело – поиски в кустах около дороги, и Ривелсея начинает изнемогать. Наконец мать тоже устала – двинулись быстрым шагом, стремясь скорее добраться. И неожиданно, когда проходили через маленький ельничек, мать крикнула:

-Ривелсея!

Та подошла. Женщина склонилась над чем-то, и когда Ривелсея подошла поближе, то увидела – над тонким стебельком с двумя листьями, сочным, но еле видным от земли. Листья шершавые, тёмные, мясистые.

— Подойди, доченька, – попросила мать. – Смотри: это – древомуть. Ты, наверное, её ещё не знаешь.

Ривелсея мотнула головой.

— А зачем она нужна?

— Она не нужна, – услышала девочка в ответ. – Совсем не нужна, потому что – очень опасна. Никогда не трогай её и не вздумай ни с чем спутать. Съев древомуть, ты очень сильно отравишься. Настолько сильно, что можешь умереть.

— Хорошо, мама, – ответила Ривелсея. Она была уверена, что всё запомнить нельзя, а это ей не пригодится.

— Нет, подожди. Древомуть встретишь не часто, но её можно принять за золотильник. Но посмотри, – мать вырвала стебелёк и показала Ривелсее, – вот здесь у золотильника должны быть жёлтые прожилки. Видишь? – их нет. А главное – понюхай и запомни.

Ривелсея покорно поднесла стебелёк к носу.

— Это очень опасная вещь, – говорила ей мать. – Но если всё-таки отравишься, то, пожалуйста, не забудь: возьми стакан коровьего молока, насыпь муки, потом масла полыни…

А Ривелсея стояла и нюхала этот стебелёк. Запах сладкий и приторный, гнилой и неприятный. Запах – тот самый…

… — Нам сюда, – сказала Нирсела, указывая на чёрную деревянную дверь на фоне двухэтажного, недавно построенного, судя по яркости досок, дома. Девушка выглядела вполне нормально, но Ривелсее не понравилась неверность её голоса. Так же, как и взгляд – он был по-прежнему сосредоточенным, но направленным куда-то в пространство, словно она рассматривала не то, что было перед глазами, а нечто иное.

— Ты как? – спросила её Ривелсея.

— Хорошо. Наверное, – проговорила она и постучала. – Мы дошли. Мы молодцы.

— Да-да, – сказала Ривелсея. Было понятно, что медлить не стоит. Чем дольше тянешь, тем больше яд уходит в силу. А чем больше он уходит в силу, тем ближе конец. Поэтому первые слова, прозвучавшие, когда они вошли в дом, и обращённые к открывшему дверь человеку, который был одет в кожаные чёрные брюки и синюю куртку, с чёрными ножнами на поясе и тёмными глазами, были слова Ривелсеи, и слова эти были:

— Есть полынное масло?

Тот посмотрел на неё ошарашенно, совсем не понимая. Однако, получив краткие объяснения, понял и засуетился. Ривелсея сама даже удивилась тому, как быстро и легко она здесь стала командовать, ни с кем не познакомившись и никому не рассказав о себе. Впрочем, она представилась. Смотрели все на неё как-то странно, знакомых ей не было никого. В частности, никого из той троицы, с которой она имела дело несколько часов назад. Женщина лет тридцати в грубых зелёных брюках. Она выглядела очень настороженной. Упоминавшийся уже мужчина в синей куртке, который казался сильно растерянным. Ещё одна женщина в синей холщовой юбке, косившаяся как-то подозрительно. И человек, который сидел в углу комнаты и молчал, взирая на всю ту суету, которая вертелась вокруг него. Суета же и в самом деле была значительная. Нирсела сидела в кресле и почти не двигалась, взгляд у неё замер в одной точке. Глаза были полуприкрыты. Женщина в зелёном сидела с ней рядом, глядя на неё с большим беспокойством и периодически окликая по имени, на что Нирсела изредка кивала. Окно было распахнуто для свежего воздуха, и солнце пробивалось вместе с ним. Полынного масла в доме не оказалось, но за ним послали к кому-то в соседнем доме, и пока оттуда не принесли склянку, Ривелсея уже приготовила тестообразную кашицу из молока с мукой и лимонным соком. Когда принесли-таки полынное масло, Ривелсея аккуратно отмерила восемь ложек и вновь перемешала. На неё все смотрели с ожиданием. Да, её никто не знал; да, верить ей, возможно, было легкомысленно, но больше никто ничего предложить не мог. Девушку нужно было спасать, а как это сделать, знала только она. И то – нельзя сказать чтобы наверняка. Но она что-то делала, и это как-то подсознательно подчиняло ей всех остальных. Женщина в зелёном смотрела теперь почти что умоляюще. Видимо, Нирсела ей была дорога. Она первой встрепенулась, когда Ривелсея сказала:

— Всё готово, но нужен ещё янтарь. Один или два камня.

Женщина вскочила, но янтаря у неё не было. Мужчина в углу хмыкнул, встал и заскрипел по лестнице на второй этаж. Вернулся он минуты через две и протянул Ривелсее большой круглый оранжевый камень. Слишком красивый, чтобы он лежал просто так. Скорее, извлечённый из какого-то ценного украшения. Но сейчас это не было важно. Ривелсея приняла камень и тут же вернула его назад мужчине.

— В виде порошка.

Минуту спустя янтарь был растолчён. Ривелсея высыпала его в отдельный стаканчик, залила и размешала вновь с лимонным соком и вылила в общую массу. Затем потребовала вновь много молока и долила им своё лекарство до большого кувшина. Затем нацедила оттуда первый стакан и подошла к Нирселе.

— Пей.

Нирсела уже, видимо, плохо соображала. Однако она самостоятельно взяла стакан и осушила его – через видимое, отразившееся на лице сопротивление, поскольку жидкость эта, скорее всего, была не очень вкусной. Ривелсея за это время уже налила ей второй стакан.

— Пей ещё.

Жидкость была густой и комковатой от муки и от сока. Нирсела выпила второй стакан. Ривелсея молча подвинула третий. На третьем она закашлялась, на пятом её стало тошнить. Ривелсея подала ей шестой.

— Последний.

Нирсела героически выпила, изменившись при этом в лице.

— Теперь – на свежий воздух, – скомандовала Ривелсея. – Пока не полегчает. Должно полегчать.

— На улицу нельзя, – первый раз подал голос мужчина, принесший янтарь. – Слишком опасно. На втором этаже есть балкончик, вот там можно гулять.

— Хорошо, – откликнулась Ривелсея. И сразу внутренне перестроилась – она перестала чувствовать себя врачевательницей и снова стала рыцарем-ратлером.

Нирсела ушла вместе с женщиной. Как только это случилось, мужчина тут же придвинулся к Ривелсее.

— Итак, Ривелсея, – проговорил он, особенно тщательно выделяя её имя. – Добраться сюда тебе, к счастью, удалось. Но учти – теперь жить безопасно ты не сможешь. Итак, что ты собираешься делать?

Ривелсея задумалась, уже не в первый раз за сегодняшнее утро. Ситуация действительно выглядела критической. Самое бы время исчезнуть из Анрельта. Но поскольку она, по сути, ничего ещё не узнала, это было бы преждевременно. С другой стороны, у ситуации были и плюсы: что ни говори, события стали понемногу подвигать её к ключевым фигурам в этом городе. Вот этот человек, например – кто? Ривелсее почему-то казалось, что он тоже не из последних.

— Итак, Ривелсея, – обратился он к ней вновь. – Будем говорить серьёзно. Ты совершила необдуманный шаг – ну да что там, дело не в тебе! Тебя не снабдили инструкциями, как это часто бывает, и ты просто немного не поняла. А дело всё в том, что теперь начинается противостояние, противостояние открытое, и вообще, коротко говоря, война. Тебя надо было спасти, потому что мы не бросаем своих. Но дело, повторяю, совсем не в тебе! Сейчас начнётся борьба, она уже началась! И я боюсь, как бы мы не оказались неготовыми.

— А они? – тут же спросила Ривелсея. – По-моему, они тоже не готовы.

— Да, – кивнул мужчина. – Не готовы. Но ситуация опасная, я сразу тебе скажу. Полагаю, нам сейчас понадобятся все силы и все люди, способные сражаться за порядок и за добро. Скажи мне однозначно, Ривелсея: ты с нами?

— Да, – ответила девушка. Она много раз уже, конечно, раздумывала над этим и пришла в конечном итоге к выводу, что Анрельт и в самом деле надо бы очистить от Посольства. Потому что – это нарушает порядок всей жизни. Потому что – это опасно и непонятно. И ещё – потому, что если ей удастся (не одной, разумеется, а хотя бы и в числе квайзов) очистить город от Ночного Посольства, то она сможет с чистой совестью заявить – хоть Генресу, хоть Совету, хоть Повелителю – что она сделала всё, и даже больше, что только было возможно, и что доделывать за ней ничего не нужно. Это было то, чего особенно ей хотелось добиться. Чтобы Совет понял, что этой девушке можно доверять, чтобы Повелитель и Веттар Нарт (а она была уверена, что он узнаёт и будет узнавать о её достижениях) не разочаровались в ней. И чтобы Генрес – при мысли об этом в ней поднималось чувство, близкое к ярости – не насмехался, не поучал и не называл её «девочкой». Это больно било по её самолюбию с тех пор, как она стала ратлером.

— Хорошо, – ответил ей мужчина. – Не знаю, откуда ты взялась, Ривелсея, но сделала ты это очень вовремя. Если мы добьёмся победы в этот раз, то поверь, что и про тебя не забудут. Если нет – мы будем бороться дальше, а ты – как считаешь нужным.

— Посражаемся, – кивнула Ривелсея. – Надо сказать, что воины Посольства не особенно сильны. Если бы не их подлость…

— Вот-вот, – согласился собеседник. – И не только в случае с ядом, но и вообще всегда все их методы такие. Но ты молодец, Нирсела мне уже сказала – дерёшься как тигр. Нам такие очень нужны, и побольше бы таких. Спрашивать я тебя ни о чём не буду, наверно, тебе этого и не хочется. Если ты с нами – значит, этого должно хватить. Собственно, ты с нами уже даже потому, что уничтожила врагов нашей организации, и не одного, а целых пять. Каждый, кто окроплён силой Посольства, наш друг. Отдыхай пока, – мужчина поднялся, – в этом доме пока безопасно. Ты молодец, одним словом, вот только советуйся лучше хоть с кем-то в будущем. А впрочем, – он махнул рукой, – всё равно бы это случилось. Отдыхай, а я пойду посмотрю, как там Нирсела.

— Подожди, – крикнула Ривелсея. – Скажи, как тебя зовут?

— Неважно, – ответил он. – Здесь скоро будет много народу, соберутся все, кого можно собрать – здесь и в ближайших домах. Здесь будет наш предводитель, с ним ты познакомишься. Он, кстати, тоже тобой заинтересовался. Отдыхай, – и он понемногу скрылся в проёме лестницы, а Ривелсея осталась одна.

Она долго – хотя не так и долго, но ей так показалось – сидела одна и раздумывала. Но мысли были какие-то неправильные, она никак не могла ничего решить, а только плавала среди навязчивых образов и слов – то переживания последней схватки и Нирсела (стойкая девушка, как много раз уже подумала Ривелсея). То последний взгляд этого последнего убийцы… В конце концов, нечего жалеть таких людей, они сами заслужили то, на что нарвались. А то, что кто-то нарвался именно на её меч, ни о чём не говорит. Множество людей сражаются со злом и с множеством опасностей, которые исходят от других людей, ставящих свои интересы выше справедливости и порядка. Это придало ей новой энергии, она вдруг ощутила не только всю мощь, но и всю важность гигантского и величественного здания Настенарта, здания, частичкой которого была она сама – Ордена ратлеров. Сколько зла истребляет эта великая организация каждый год? И сколько она уже истребила, если считать с самого Мастера-Основателя? Немыслимо. Одновременно с этим: ведь со злом борется не только Орден, но – не в таких, конечно, масштабах, но всё же – и многие другие. И ещё – было очень хорошо чувствовать себя чем-то нужным и сознавать, что можешь принести пользу.

Прошло не так много времени, Ривелсея успела только совсем немного отдохнуть, и события закружились вновь. В доме неожиданно все засуетились, и несколько минут спустя вошли ещё несколько человек. Один из них, как ей показалось, был главный – Ривелсея по отношению окружающих давно уже научилась видеть, кто выше, а кто ниже. Правда, на саму Ривелсею никто внимания не обратил, все сразу поднялись наверх. Ещё через некоторое время к ней спустился тот самый мужчина, с которым она беседовала перед этим. Он был сильно возбуждён и, кажется, доволен.

— Нирселе лучше, – сказал он. – То есть она, конечно, пару дней ещё вне игры. Но жить, похоже, будет. Прими благодарность и от неё, и от всех нас. А ещё – тебя хочет видеть сам Хе́йлер. Так что пойдём. Времени у нас нет совсем, похоже, будет жарко. Но с тобой он решил переговорить. Идём.

Ривелсея привстала.

— Хорошо, – сказала она. – А Хейлер – это кто?

Мужчина усмехнулся.

— Да, это забавно. Ни один из квайзов не задаст такой вопрос. Но ты у нас во всех отношениях необычная, да, Ривелсея?

Она механически кивнула, поняв, что сморозила что-то типа «Кто такой Повелитель?»

— Не знаю, как он тебе покажется, – сказал между тем мужчина, – Хейлер, Искоренитель зла (это, конечно, очень лестное прозвище, хотя и слишком надутое, ты согласишься) – он, в общем-то, молодой ещё очень. Сначала он долго неполноценностью страдал, когда к нам пришёл, и всё считал, что другие больше него пользы приносят. Но как десятка два выродков из Посольства зарубил он собственноручно, то вес уже приобрёл значительный. А когда потом по его плану мы нападение отбили, где наших было убито девять, а их сорок четыре, да так, что слухи никакие не пошли и Стража на нас не ополчилась, – вот с тех пор он, получается, всех нас под себя подмял и стал первым. Интересная личность очень, хоть и странноватый немного.

— Не опасаешься так про начальство говорить? – спросила Ривелсея с улыбкой, уже поднимаясь по лестнице.

— Да нет, он не амбициозный, – ответил тот. – И что там, одно ведь дело делаем, а в характере у каждого свои непонятности есть.

Ривелсея кивнула, мужчина толкнул дверь в конце лестницы.

Честно говоря, она ожидала, что там окажется человек пять-шесть. Но она никак не могла подумать, что в одной небольшой комнате соберётся столько народу. Девять человек сидели за столом в центре, ближе к окну. Ещё шестеро сидели на скамейках по периметру комнаты, восемь (кому места не хватило) теснились как попало, стояли по углам и почтительно молчали. Понятно было, что Хейлера искать следует среди сидящих за столом, однако определить его точно она не смогла. Из девяти молодых (сравнительно молодых: сравнительно с тем, кто назвал его молодым – судя по его бороде – молодыми были практически все) Ривелсея обратила внимание на четверых. Один из них (на кого Ривелсея сразу подумала) был лет двадцати пяти, без усов, с золотистыми волосами, чёрными глазами и каким-то героическим блеском в них, одет в вишнёвого цвета, с золотыми нитками, рубаху. Второй – в плотной кожаной куртке, которая, возможно, даже защищала бы в сражении, с длинными по мужским меркам волосами и щетиной на подбородке, какая возникает, когда мужчина не то чтобы не бреется, но явно не брился последние несколько дней. Взгляд был строгий и суровый, на Ривелсею он посмотрел очень пристально. Третий – из молодых – был в чёрной короткой куртке, тоже безбородый, а глаза его были яркие и синие. Он смотрел задумчиво и о чём-то размышлял. Был, наконец, и четвёртый (и на него она не подумала бы ни за что): тощий, с кудрявыми нерасчёсанными волосами, с хитрым прищуром глаз, совершенно не представительный. Свет проникал в комнату через окно слева, а в дальнем конце была ещё одна дверь. Тишина нарушалась лишь тихими разговорами, которые присутствовавшие вели друг с другом. Лица казались серьёзными, но обстановка не была нервозной. И прекрасно. Ривелсея уже устала от эмоций, внезапностей и нервов.

Она невольно слушала чужие разговоры. «Ты слишком горячишься», – услышала она обрывок фразы. – «Не мешает всё предусмотреть». «Да», – был ответ, – «но сам посуди, что с нами станет, если мы будем мешкать». «У нас две задачи: разгромить врага и не привлекать Стражу, иначе будет как в тот раз». «Разумеется. Кто-нибудь видел, что наши люди ходят с оружием?» «Нет, пока нет. Но если будет стычка, то этого тоже не миновать».

«Разгромить врага и не быть разгромленными», – подумала Ривелсея. И улыбнулась этой мысли. Гениальная и идеальная стратегия, вот только слишком идеальная, чтобы хоть кто-то взял на себя труд её изречь.

— Ривелсея, – донеслось до неё её собственное имя. Мужчина, который поднялся вместе с ней, указал на неё рукой. Один из сидящих за столом, третий из выдвинутых Ривелсеей кандидатов на роль главного, в чёрной куртке и задумчивый, посмотрел на неё в упор.

— Подойди, подойди, – сказал он негромко, чтобы не сбивать своим голосом прочие разговоры. Некоторые всё равно затихли. Ривелсея подошла, осторожно пройдя комнату наискосок, и встала рядом с ним. Он смотрел не поймёшь как: то ли строго, то ли приветливо, то ли равнодушно, больше даже именно что задумчиво.

— Приятно познакомиться, – сказал он тихо. – Хейлер, борец за порядок. Много слышал о тебе в последнее время. Подаёшь надежды, только надо быть рассудительнее. Ничего, всё идёт своим ходом, я этого ждал. Нам нужно выпутываться теперь. Надеюсь, ты нам поможешь. Так? – в первый раз он позволил себе чуть заметно улыбнуться.

— Да, – сказала девушка. – Постараюсь. Хорошо, если смогу оказаться полезной.

— Сможешь, я думаю, – ответил Хейлер. – Ничего о тебе не знаю, извини, навёл справки, но без толку. В принципе, неважно, что тебя сподвигло прийти к нам, этот шаг вполне понятен для обычного разумного человека. Однако первое твоё посещение нашей организации очень необычно.

— Почему? – спросила Ривелсея. Тут же она вспомнила о том, как это было, как неожиданно ей открыли дверь, и вообще в тот раз всё случилось так, как будто её ждали, что, в общем-то, было необычно и несколько странно.

— Дело в том, что о тебе мы узнали раньше, чем ты о нас. Ещё до твоего прихода мы получили записку, в которой было сказано, что к нам направляется девушка (так и сказано было – «направляется»), которая может оказаться нам полезной, поскольку настроена решительно и не обделена умом. И было написано твоё имя. Имя того, кто её послал, написано не было. То есть, вообще-то, было, но это имя оказалось не настоящим. Мы так и не смогли найти, от кого это.

— Интересно, – сказала Ривелсея.

— Несомненно, интересно, – согласился Хейлер. – Но скажи нам честно: откуда ты про нас узнала?

— От одного очень неразговорчивого человека, который, однако же, ничего мне почти и не рассказал.

— Кто он? И что конкретно про нас сказал?

Ривелсея секунду подумала.

— Ну вот сказал, что у вас плохие отношения с Ночным Посольством.

Хейлер смог только улыбнуться.

— Действительно, действительно, – сказал он. – Даже не поспорю. Предпочитаешь, значит, говорить загадками – ладно. Этот же, кстати говоря, неизвестный автор рекомендовал относиться к тебе «осторожно». Друг он нам или не друг, но, пожалуй, я буду следовать до поры до времени этому совету. Всё, Ривелсея. Я надеюсь, что ты, раз дала обещание, то посражаешься за нас честно и преданно, так, как полагается любому порядочному человеку. Если нам удастся разгромить Посольство, то все получат по десять анреллов, и ты получишь десять анреллов. Если же нет, но тебе просто удастся остаться в живых (а вероятность, судя по рассказу Нирселы, велика) – ну что же, получишь обычные тридцать золотых монет за то, что рисковала жизнью. Я думаю, ты не станешь теперь отказываться – да, по правде говоря, уже и поздно. Ещё раз говорю: лично я (а значит, и все квайзы) не виню тебя за то, что сейчас происходит. Убить главаря Посольства (хотя и не особо-то крупного размера, не обольщайся) – это, несомненно, благое дело и заслуга, за это тебе одна лишь благодарность, тем более что ты сделала это сама и не привлекала, не отвлекала других наших людей для этой же работы. Однако то, что тебя послали одну это делать – вот это неправильно, и я уже сказал тем, знакомым тебе людям, что я по этому поводу думаю. Возможно, это вышло даже несколько строго. А вообще, в конечном итоге, – Хейлер откинулся на спинку стула, – всё идёт в соответствии с моими планами, так что, хотя обстановка и горяченькая, а в целом нормально.

Человек, сидевший слева, сосед Хейлера, повернулся к нему.

— Хейлер, – сказал он, – мне очень нужно спросить тебя…

Хейлер кивнул и сделал рукой отстраняющий жест в его сторону.

— Всё, Ривелсея. Можешь пойти вниз, можешь побыть здесь, особых тайн от тебя тут нет. Можешь поговорить с ним, вы уже, кажется, знакомы.

Он кивнул ей на мужчину, с которым вместе они сюда пришли.

— А где Нирсела? – спросила Ривелсея.

— Она там, – Хейлер указал на противоположную от входа дверь. – Если хочешь, пройди. Не знаю, сколько ей времени надо, чтобы восстановиться, не время сейчас, девушка она храбрая и стойкая, пригодилась бы. Обещать не могу, конечно – за её спасение тебе награду надо бы выдать; выдам, если средства останутся, ну а нет, то просто прими мою благодарность.

Ривелсея, стараясь всё-таки поменьше обращать на себя внимание, тихо прошла в указанную дверь.

В этой комнате оказалось тихо (если не считать гула голосов за дверью) и светло. Окно было открыто, открыт был и балкон, и на балконе стоял человек. Как поняла Ривелсея, он наблюдал за происходящим на улице. Что там происходит, сама она не видела, однако по тому, что тот ничего не делал, решила, что пока всё спокойно.

Нирсела полулежала на обложенной подушками деревянной скамье, лицо у неё было очень бледным, но не таким уже дурным, как несколько часов назад. Глаза у неё были закрыты, но когда Ривелсея вошла, она их открыла и очень слабо улыбнулась.

— Ну что у тебя, Нирсела?

— Да что, сейчас уже намного лучше, – ответила та. – Когда мы с тобой поднимались, я, честно сказать, только камни знакомые различала на дороге, а выше них у меня только огненный круг вертелся, и я вообще ничего не видела. И ощущение во всём теле было такое, поганое-поганое, такое, что хотелось вот просто лечь и умереть.

— А сейчас как? – спросила Ривелсея.

— Сейчас ничего, – ответила Нирсела. – По правде сказать, после твоего снадобья меня сначала просто наизнанку вывернуло, но зато и круги перед глазами исчезли. Сейчас ничего, только слабость большая, боюсь, даже встать не смогу. Прямо обидно – именно когда я больше всего нужна.

— Ничего, – сказала Ривелсея. – Ты сегодня уже насражалась, меня спасла, например.

— Да уж, спасла, – фыркнула Нирсела. – Если бы не ты, я не только бы не вылечилась, но и досюда не дошла бы. Я, когда вижу, что мужчина сильный и сильнее меня, то вообще стараюсь чистого поединка избежать, по возможности. Ну, если никак, конечно, то приходится драться, только всё равно надо с умом, а не лезть на рожон, по моему мнению. А вот ты – ну, ты вообще ненормальная какая-то, кидаешься, как пантера, и как тебе удаётся уворачиваться и избегать ударов, я вообще не понимаю. И кипит в тебе что-то такое, ярость, что ли, не знаю, я даже и сама тебя испугалась. Но врагов не щадить – это правильно, ты молодец. Они того не стоят. Хотя, если честно, – Нирсела поморщилась, – всё равно каждый раз чувствуешь какое-то дурацкое раскаяние, когда убиваешь человека.

— Это пройдёт, – сказала Ривелсея.

— Ты думаешь? Да, наверно. А у тебя, что ли, уже прошло?

— Почти, – ответила Ривелсея откровенно.

— Ну, что ты думаешь о сегодняшнем предприятии? – спросила она же после недолгого молчания.

— О том, что будет? – спросила Нирсела. – Думаю, что это очень важно и ответственно. Если бы я смогла, я бы, конечно, не стала уклоняться, но вот, сама видишь.

— Вижу, – согласилась Ривелсея. – Но ты не переживай. Сама же говоришь: драться не любишь. А что сегодня будет-то?

— Ну, драться я теоретически не люблю, – улыбнулась Нирсела. – А так – от этого никуда не деться, сама видишь, в какой ситуации всё находится. А что будет? – да как обычно. Ты же была на совещании, наверное; слышала всё.

— На совещании… – начала Ривелсея.

— Да что за совещание, – прервала её Нирсела. – Они долго болтать не будут, поверь, не такой день сегодня. А вообще-то Хейлер ещё вчера всё уже решил, можешь не сомневаться. Он не особо любит всякие формальности и церемонии, сейчас он просто скажет всё по делу, и всё. Ещё час, наверно, даже меньше, и что-то произойдёт, будь уверена.

— Уверена, – сказала Ривелсея. – Ничего, я ещё не слишком устала.

Они смогли наслаждаться беседой ещё минут двадцать, а потом и правда началось. Незнакомый мужчина, которого, впрочем, Ривелсея уже видела на совещании, открыл дверь, просунул голову и громко, чётко отчеканил:

— Сиртен, можешь оставить свой пост. Дверь на балкон закрой. Нирсела, оставайся здесь. Ты, – он ткнул в Ривелсею, – тоже пойдём, Хейлер сейчас быстро объяснит всем план, а потом поделимся на отряды.

И тут же снова исчез. Человек вышел с балкона в комнату и быстро прошёл мимо Ривелсеи. Она медленно проследовала за ним, в последний раз оглянувшись на Нирселу. Та сидела, поджав губы, с выражением крайней озабоченности.

— Что? – спросила Ривелсея.

— Жарко будет, – ответила Нирсела. – Удачи!

— Не волнуйся, – ответила Ривелсея. – Справимся, я думаю.

— А ты сама-то не волнуешься?

— Не привыкать, – твёрдо отрезала Ривелсея. – Я вернусь ещё, поговорим, – на этой фразе она вышла.

Там было теперь тихо и напряжённо, разговоров не было слышно. Людей стало ещё больше и слышно было, что внизу тоже не безлюдно. Хейлер, которого Ривелсея отыскала взглядом в первую очередь, сидел в центре, в смысловом центре, поскольку все остальные обступили стол именно так, чтобы лучше видеть и слышать его.

Он говорил, и говорил, по-видимому, уже продолжительное время.

— … и тогда мы сможем победить, – услышала Ривелсея осколок какой-то фразы, как только вошла в эту комнату. – Но, я ещё раз повторяю: порядок. Порядок и дисциплина. В то же время – да, нам приходится действовать скрытно. Дело вот в чём: наш патруль доносит, что их люди охраняют и следят за всеми улицами – а их четыре – которые идут параллельно мосту через Авеир. Вывод: их нужно убрать. Дальше: дом на Серебряной улице, тот дом, который стоил нам столько усилий и силы и где мы провалили операцию в прошлый раз. Теперь такого быть не должно, время, по моим подсчётам, самое подходящее. Согласованность, согласованность и согласованность, чтобы не было ни одного случая своеволия и непослушания. Любое дурак знает, что Ночное Посольство всегда играет на беспорядок и хаос, в этом – их основа и их мощь. Победить их можно именно порядком и организованностью. Всё, разглагольствовать хватит, пока я говорю, они не сидят на месте. Объясняю в последний раз, в одном слове: четыре отряда – на улицы, один отряд – на дом. Оружие прятать, пока не понадобится, драки со Стражей я запрещаю. Многие их них, которые нас поддержали бы, получили от меня письма, поэтому в большинстве случаев конфликтов и не возникнет. Дополнительные указания я дал командирам. Отряд Дивайтена – по Серебряной, отряд Лейсара – по Южной, отряд Тирала – по Фруктовой; по улице Каменщиков – отряд Рисета, по улице Торговли – Интрата…

— А я? – осмелилась спросить Ривелсея.

Хейлер поднял на неё взгляд и смотрел одну секунду.

— С Дивайтеном, – сказал он. – Завершив свои операции, все командиры со своими отрядами собираются в точке, о которой я уже говорил. Возможно, там буду я сам, возможно, пришлю новые приказы. Если нет, то экстренное командование на Лейсаре.

Хейлер вынул из кармана на длинной цепочке серебряные часы.

— Всё, – сказал он. – Восемь минут всем на сборы. Через восемь минут выходит первый отряд, через двенадцать – второй, и так далее. Разговоры окончены. Всем занять своё место.

Все, кроме него, поднялись и сразу же засуетились. Кто-то стал сбегать по лестнице вниз, кто-то, напротив, медленно и молча ходил по комнате, ожидая, пока внизу всё успокоится, а один мужчина, в чёрных штанах и тёмно-коричневой кожаной куртке, с большими тёмными глазами и чёрными короткими усами, подошёл к Ривелсее.

— Я Дивайтен, – сказал он. – А ты в моём отряде. Очень рад, – он сдержанно улыбнулся. – Надеюсь, всё будет хорошо. Знакомить тебя со всеми уже некогда, запомни, главное, меня. Познакомишься вечером. Мой отряд считается самым эффективным, нас кидают на сложные задания. Хотелось бы проверить, как ты умеешь драться. Если ты не против.

Ривелсея кивнула, Дивайтен тут же достал из ножен свой меч. Обычный, в общем-то, из серого металла, много раз исцарапанный и зашлифованный. Меч самой Ривелсеи вышел с холодным лязгом. Сверкающий, острый. Ратлеры умеют делать оружие.

— Такой длинный? – Дивайтен посмотрел удивлённо. – Не советую, им сложно драться. Лучше возьми себе из запаса, вот у того человека спроси…

Он указал в сторону, но Ривелсея даже туда не посмотрела и качнула головой.

— Нет? – спросил Дивайтен. – Ну, давай посмотрим.

Простой угловой выпад. Ривелсея легко отбила. Завод снизу. Отвод. Прямой выпад. Отвод. Слева на угол. Резкий выверт и отвод. Гнева в ней не было, и она сосредоточилась на одной только тактике. Ещё десяток ударов – и Дивайтен успокоился.

— Ну, неплохо, – сказал он. – Если бы все новички так сражались. Себя, если что, защитишь, в этом я не сомневаюсь. Постарайся и другим тоже помогать, если выйдет.

— Постараюсь, – кивнула Ривелсея.

Несколько минут спустя события закружились так стремительно, что окончательно уже закружили и Ривелсею. Дивайтен спустился вперёд неё, встал около двери и пересчитал весь свой отряд, который выходил мимо него – тринадцать человек. Ривелсея была восьмой. Спустя ещё несколько минут все они быстро и молча вышли за ворота этого дома и направились вслед за командиром. Шли не строем, а врассыпную, чтобы не слишком привлекать внимание. Ни на ком не было доспехов, поскольку, как поняла Ривелсея, Градоправитель запрещал носить мечи или вообще какое-либо вооружение в черте города. Именно поэтому и в руках у всех были свёртки или мешки. Весьма подозрительного вида, но деваться было некуда, поскольку Ривелсея уже утром видела, как ведут себя представители Ночного Посольства.

Шли быстро и молча, ото всех исходило то же самое напряжение, что и утром от Нирселы. Ривелсея пыталась представить себе то, что произойдёт. Видимо, будет грандиозная схватка. Ведь не факт, что и она сама выживет. Ратлер – ведь это не бессмертие. Да, в честном поединке она мало чего боялась, но Ночное Посольство вряд ли собиралось предложить ей что-либо честное, и она всерьёз задумалась: а что будет, если прямо сейчас и прямо здесь ей в горло, например, вонзится стрела, пущенная из маленького окошечка ближайшего к ней дома? Наверное, ничего уже не будет – для неё. Такая мысль заставила её очень нервно посмотреть на это окошечко, а когда дом скрылся из вида, она продолжала так же смотреть и на все последующие. Люди попадались по дороге часто и сразу же сторонились с опасливым видом, а потом косились вслед. Было понятно, что их боялись, но вот за кого принимали – это был вопрос. Вряд ли жители, нормальные жители города, делали большое различие между изуверами Ночного Посольства и теми, кто истребляет их, рискуя собственной жизнью. Поскольку же ни те, ни другие не носили ни формы, ни каких-либо знаков, то горожане наверняка вообще не понимали, кто перед ними, и просто не желали связываться с группами подозрительных субъектов – наверное, так же, как и поодиночке с каждым из них.

Дойдя до поворота, они свернули, потом свернули ещё и ещё. Ривелсея не очень хорошо представляла, где находится эта Серебряная улица, она полушёпотом спросила об этом у парня, который шёл впереди её. Он был какой-то хмурый, неразговорчивый: сказал, что остался последний поворот, и тут же замолчал. Настороженное внимание Ривелсеи достигло максимума, и она поймала себя на том, что нервно озирается по сторонам. «Вот он – вкус войны», – подумала Ривелсея. – «Страх и ежеминутное ожидание, что меня убьют, а я даже не успею узнать, кто это сделал». Вкус этот был достаточно тошнотворным. А идти пришлось ещё долго, либо это просто так растягивалось время. В голове же у Ривелсеи навязчиво копошилась только одна не очень приятная мысль. Противовес той радости от осознания своей полезности и того, что она не одинока, которую она испытала всего несколько минут назад. Ей почему-то очень ясно представлялось её собственное, совсем ещё молодое тело, лежащее на земле без движения, на такой вот точно глинистой коричневой дороге, по которой она шла; и кто-то из этих людей, возможно, вот этот ближайший к ней парень, глядящий на это самое тело. Наверняка, подумала Ривелсея, в его голове родится только две мысли: страсть к красоте этого тела, уже ненужной и бесполезной, и ещё, понятно, нежелание возиться с лопатой и где-то что-то для него копать. Нет, закопать, конечно же, придётся, но даже имени на могиле, скорее всего, не напишут: а кто его вообще тут помнит? И кто вспомнит потом, да и какая уже будет разница? Только обидно: ведь, получается, никто-никто никогда не узнает, ни Веттар Нарт, ни оставленные ею родители, ни Айлед, ни даже Рилан, который совсем здесь близко… Разве что Рилан, может быть, и побеспокоится, побегает, поспрашивает, но потом всё равно забудет, а как же иначе? Для родителей – навсегда пропавшая, для Генреса – сгинувшая непонятно где (если вообще не сбежавшая), а Совет Разума в конечном итоге только и сделает, что спишет все её порции питания другому какому-нибудь ратлеру…

Ну, это уже слишком, наверное. Она мысленно оценила колоритность получившейся картины. Чересчур мрачно. Надо взять себя в руки. Или просто, хотя бы, отвлечься и не думать.

Отвлечься получилось практически сразу. Как раз в этот момент отряд поравнялся с очередным каменным строением, около которого происходило что-то очень необычное. У самой двери лежал на спине человек, а ещё двое стояли над ним, и было сразу видно, что с недружелюбными намерениями. Хотя бы по тому, что один из них наступил на его руку, а также по тому, что по лицу лежавшего бежали ручейки силы, из-за которых оно было почти совсем не видно.

А ещё – эти двое были одеты в точно такие же капюшоны, какие Ривелсея уже видела с утра.

Увидев приближающийся отряд, двое сразу задёргались, стали озираться, а потом пустились бежать. Дивайтен быстро (он не сомневался, что это враги) вытащил из своего мешка арбалет и выстрелил в убегавшего, но промахнулся, тот скрылся за углом, а медный болт улетел дальше по улице. Около лежавшего все остановились.

— Что они сделали с тобой? Кто ты? – спросили Дивайтен. – Расскажи!

Тот зашевелился, застонал. И медленно поднялся на ноги.

— Ох… Мне руку, кажется, вывихнули. Но ничего, уже легче. А вот лицо… Я ничего не вижу.

Он стал вытираться рукавом, удаляя следы недавнего насилия. Голос был мягким и приятным, и журчал просто как ручеёк. Вот только в жестах была некоторая жеманность, совсем несвойственная для мужчины.

— Кто были эти двое? – вновь спросил командир.

— Эти двое – были убийцы. Но за что – я не знаю. Я всегда живу в мире и никому не желаю войны…

— Никто не желает войны, – сказал Дивайтен. – Но она приходит сама.

— Да? – спросил тот с доверчивостью в голосе. – Но нет же, нет! Вот вы – вы желаете всем войны! Войны городу, войны себе, войны людям…

— Мы никому ничего не желаем, – отрезал Дивайтен. – А ты так ничего и не скажешь? Правда ничего не знаешь?

— Я… как же… я скажу, – человек этот явно был немного не в себе, видимо, после боли не совсем отошёл. – Я скажу… Вот вы – несёте войну и считаете, что это ваш долг. Да, так и есть, долг, долг и ведёт её за собой. Но зачем, зачем он нужен, этот самый долг?

— Ты что вообще сказать-то хочешь? – спросил тот самый парень рядом с Ривелсеей. – Или так, просто бормочешь лишь бы о чём? Но только нам ведь некогда!

— Конечно! – по мере течения разговора данный субъект оживлялся всё больше и больше. – Ты идёшь, ты спешишь убивать! Даже не знаешь, зачем тебе это нужно. И всё-таки идёшь! Несмотря на то, что именно тебя, возможно, сегодня и убьют! И несмотря на то, что никто, никто-никто, не тянет тебя на верёвке и не мешает пойти и заняться любым делом, какое тебе нравится!

— Но-но, – оборвал Дивайтен. – Хватит тут болтать, мы все знаем, зачем идём. Пойдём, ребята!

Отряд двинулся, медленно двинулся за командиром.

— Вот подумай, – этот странный человек никак не успокаивался, он резво забежал в голову отряда. – Что будет тебе за выгода, если тебя убьют? – Он снова ткнул пальцем в того же бедного парня. И тот, это было видно, растерялся.

— По крайней мере, – пробормотал он, – я буду знать…

— Нет, – оборвал его незнакомец, — Ничего ты не будешь знать, а будешь валяться в кустах с разбитой головой. И никто даже не вспомнит про тебя, потому что мёртвые никому не нужны!

«Как это всё похоже на мои собственные мысли», – подумала Ривелсея. – «Он выглядит немного ненормальным, но ведь в чём-то он прав. Так и будет. И, возможно, что и со многими из нас. И со мной…»

— Вы все должны подумать, – сказал он тихо и миролюбиво. – Ты! – Он вновь указал на парня. – И ты! – На того, что шагал рядом. – И ты! – Прямо на Ривелсею. – И ты! И ты!

Почему-то многие сразу же нерешительно затоптались на месте, словно было сказано что-то новое и принципиально важное. «Безобразие!» – подумала Ривелсея. Ей не доводилось ещё, к сожалению, видеть ратлерских отрядов, но она была уверена: вот так вот бессмысленно топтаться на месте и слушать слова какого-то проходимца вместо того, чтобы выполнять данное им задание, ратлеры не могут.

— Дивайтен, мы ведь на задании? – спросила она.

— Да, конечно, – немедленно отозвался тот. Он открыл уже рот, чтобы отдать решительную команду, но незнакомец уловил психологический момент и опять опередил.

— Тихо! Я скажу! – он смешно воздел руки, собираясь словно держать речь. И тут же голос его потерял резкость и смягчился, становясь плавным и убедительным. Полилось сладкоголосие; сколько Ривелсея ни вспоминала потом, ей не удавалось вспомнить дословно то, что говорил этот человек. Она лишь хорошо помнила, что вся его речь была полным бредом. Он бормотал что-то о том, что долг – это рабство, что он навязан извне, что внутри у каждого есть свобода, которая выше. И о том, что люди навязывают друг другу вещи, не имеющие ценности, и делаются от этого несчастными. Внушаемые с детства принципы делают из человека раба. Скинуть с себя внутреннее рабство труднее, чем внешнее. Ни одного устоя, внутренняя свобода – и не надо борьбы! А люди свободные не станут убивать. Основой должны стать не чужие мнения, а собственный разум.

«Что ты знаешь о Разуме, пустомеля!» – подумала, но почему-то не сказала Ривелсея. Больше всего её удивляло то, что все слушали, между тем как её эта болтовня начинала раздражать.

— Каждый, кто не желает умереть как дурак, – вещал тем временем взбесившийся проповедник, – конечно, бросит сейчас это безумное мероприятие и отправится домой. Туда, где находятся люди, ожидающие его живым. А потом, конечно же…

— Дивайтен, – раздражение Ривелсеи стало расти в гнев, тем более что у неё начинала болеть голова, – ты командир, или мне взять командование на себя?

— Что? – спросил тот. – Ты забыла, что Хейлер говорил о дисциплине? Не доросла ещё быть командиром, понятно?

— Мы так и будем стоять тут, как ослы на базаре?

— А вот скажу, и будем стоять! – огрызнулся тот. – И право руководить я никому отдавать не собираюсь! А и послушать не грех: он дело говорит! Ты что думала, война – это флаги и подвиги? Нет, девочка, война – это смерть, грязь и много-много силы!

«Опять «девочка», – подумала Ривелсея. – «Меня что теперь, все так называть будут?»

— Ладно, вообще говоря, конечно, – проговорил Дивайтен. – В чём-то ты права: отряд! Двигаемся дальше!

Никто особо-то не пошевелился.

— Отряд! – повторно возгласил Дивайтен.

— А ты не торопись, – вновь полилось сладкоголосие. – Одумайся и ты тоже и не веди на смерть тех, кто желает жить. Каждый сам выбирает. И если ты хочешь, то отправляйся драться один! Те, кто с тобой, намного более разумны, чем ты!

— Дивайтен, – опять обратилась Ривелсея. Её вдруг озарила одна мысль. – Тебе не кажется, что это – вражеский элемент? Что он тут зубы нам заговаривает?

Но Дивайтен даже не ответил.

— Отряд! – рявкнул он изо всей мочи. – Построиться! Я приказываю!

— Он зовёт вас на смерть, – тихо и печально произнёс проповедник. – Ну что ж, идите, те кто хочет. Я не могу же вас привязать, даже желая вам добра. Однако, – он как будто призадумался, – не будет ли стоить спасение всех ваших жизней – жизни одного ополоумевшего и утонувшего в превратных понятиях о долге, глупого человека?

Он замолчал.

— Да! – тут же раздался голос одного из мужчин. Взглянув на него, Ривелсея сильно удивилась: вначале он показался ей довольно разумным и надёжным. – Да, правильно! Ему наплевать, он всех угробит ради своих амбиций! Так может, убить его самого?

— Что? – спросила Ривелсея. – Ты что, ополоумел, что ли?

— Нет, нет, девушка, – это сладкоголосие. – Не ополоумел, а напротив, уразумел очень важное. И ты ведь тоже, наверное, умереть не хочешь. Тебя дома, наверно, родители ждут, так неужели весть о твоей смерти…

«В самую точку, ведь и правда ждут», – подумала Ривелсея. То ли от напряжения – момент и правда был очень напряжённый – то ли ещё от чего, головная боль стала сильнее, словно в виски вонзились сотни маленьких иголочек. Но, собственно, ничего такого в этом не было.

А вот Дивайтен, кажется, собой уже не владел.

— Что? Меня? – на его лице возникло крайнее удивление. – И притом – ты? Мы же с тобой уже восемь лет в одном отряде! Да помнишь ли ты, как я тебя на своей спине полумёртвого тащил? Я же жизнь тебе подарил, а ты, как тварь неблагодарная! Но если так – то я заберу назад мой подарок!

Он обнажил меч.

— Дивайтен, – твёрдо сказала Ривелсея. – Глупостей не делай. Предлагаю уничтожить этот враждебный элемент и двигаться дальше.

— Ну уж нет, – зарычал тот, – сначала я разберусь с предателем!

— Он не предатель! Я его защищу! Он ведь правду говорит! – раздалось несколько голосов.

Взвились два клинка. Раздался первый лязг. Брызнула первая сила – Дивайтена рубанули по бедру. И первый крик, соответственно, тоже раздался.

— Ну что же, пора вмешаться, – сказала Ривелсея. Холодно и тихо лязгнул ратлерский меч. «Великий Мастер Веттар Нарт». Его появление здесь, конечно, всё бы решило. Но он ведь и был здесь – пусть не сам. Но здесь была его ученица.

Сладкоголосие стало нервничать. Целеустремлённость Ривелсеи, видимо, напрягала.

— Она безумна, она несёт зло, она всем желает войны!! – прозвучал голос, уже далеко не настолько ровный и спокойный.

Никто на это не отреагировал, продолжалась только нелепая схватка Дивайтена с бойцами собственного отряда, и они были слишком ею увлечены.

— Девушка! Опомнись! Убийством не принесёшь добра, рассуди разумно, и ты это поймёшь! Отринь своё зло, и тоже станешь свободной!

Ривелсея сделала шаг вперёд. Снова заныло у виска.

— Остановись! Остановись! Остановите! – взметнулось сладкоголосие. К удивлению Ривелсеи, уже знакомый ей парень резко развернулся и встал на её пути. Глаза у него были какие-то странные, его, пожалуй, следовало даже остерегаться. Он рывком, порывисто, достал свой меч из маскировочной тряпицы. Порывисто и совершенно нелепо им замахнулся – на неё, Ривелсею! Очень-очень неправильно и нелепо замахнулся: она отбила, даже не задумываясь. И спросила:

— Ты что, обалдел?

Он – вообще было непонятно, слышал ли он вопрос – всё порывался ударить снова.

— Она безумна, она – это ненависть, она – это зло, – занудно бурчало сладкоголосие. – Её сила очистит её, её сила очистит и вас, любого, кто даст ход её силе… Ваша свобода… Ощутите свободу… Устраните, устраните это зло, зло не бывает непобедимым!

Парень всё так же махал своим мечом. Казалось, он сошёл с ума. И тут Ривелсею кто-то рубанул по руке. Нет, несильно, рука не перестала работать, но это был, опять же, свой! Она даже не заметила, как он обошёл сзади. Кажется, и он тоже был не в себе, иначе – с чего бы? Но неужели всех смутили речи этого проповедника? Да ведь ничего он особого не сказал. Так, несёт просто какую-то невообразимую чушь. И даже странно, что кто-то его слушает.

Боль всё-таки была. А боль придаёт гнева. И Ривелсея ему немного поддалась. Меч закрутился, раздавая всем хорошо знакомые подарки. «Мощь гнева» сшибла с ног парня. «Удар ратлера», яркий и горячий, сбил с ног ближайшего мужчину. Она только помнила о том, что сейчас нельзя, по крайней мере, нежелательно, убивать. Никого – ведь это же свои. Хотя они её предали. Но неужели же всё это организовано заодно, и всё – только чтобы уничтожить её, Ривелсею?

— Уничтожьте, уничтожьте! Истребляйте зло, уничтожайте зло! Свобода от зла даст вам чистоту выбора, а чистота выбора даст вам счастье и мир…

Снова удар, в этот раз он скользнул по груди, однако даже не разорвал одежду. Но дело своё сделал. Как огонёк взметается в пламя, так гнев взметнулся в ярость. Ложные друзья, настоящие враги – да какая разница?! Всех обуяло безумие, но она чувствовала, как по её жилам струится сила и мощь, и она чувствовала себя вполне свободной уже сейчас. Она сосредоточилась на проповеднике.

Свобода, говоришь?

«Мощь проходит сквозь меня».

Это вспомнилось как-то само собой. Подбодрило, придало сил.

— Остановите! Остановите!

Удар. Удар. Целая серия стремительных ударов, отбрасывающих, тяжёлых. Она приближалась к нему, она сфокусировала на нём внимание. Остальные – потом, а сейчас нужно устранить именно его, того, кто стал причиной всего этого безумия. По-видимому, это безумие жжёт всех, как огонь…

«Я не чувствую огня».

— Нет! Нет! Стой, я тебе приказываю! Послушай же великую тайну: единственная истина…

Опять взметнулось и укололо виски. Сильно, непривычно. Острая, тянущая боль.

«Боль – ничто».

Боковым зрением она видела: её обступают со всех сторон. Те, кто полчаса назад были ещё сплочённой командой, выслушивали приказы Хейлера. Интересно, что он сказал бы сейчас? Близко к ней подобраться пока никому не удавалось – знаменитые ратлерские раскидывающие удары эффективны, после них – это она поняла очень хорошо на себе самой во время сражений с Веттар Нартом – не всегда можно скоро подняться. Лишь Дивайтен до сих пор дрался со своим бывшим другом. Другие же, кто атаковал Ривелсею, почти все лежали на земле. И, как всегда, никто не хотел ей помочь.

«И лишь одна».

Сладкоголосие стало запинаться. В приближающихся глазах этого человека (глаза были тускло-синие, цвета небесного, но без яркости) появился страх.

— Свобода… Остановись, ты должна понять. Да нет же! Свобода…

Он, наверно, теперь уже и не понимал, что говорил.

«Воля разума сильна!»

Проповедник зашипел, потом сбился на хрип. Сладкий голос всё рвался наружу – убеждать, объяснять, уговаривать, он рвался из горла, но на пути он встречал железо и умирал, задыхался, таял. Сладкоголосие кончилось навсегда.

Ривелсея почему-то очень надеялась, что эта смерть должна изменить ситуацию. Почему, она не знала наверняка, но получилось, что была права. Впрочем, улучшение всё равно наступило не сразу.

Ситуация же улучшения требовала. В первую очередь потому, что командир и его противник до сих пор ожесточённо взмахивали мечами. Видимо, технику боя они оба знали одинаково – и это было хорошо. Потому что они не успели угробить друг друга за то время, пока некому было вмешаться. Вмешаться, вообще-то, и сейчас никто не спешил. Ратлерские подарки оказались очень памятными: никто из тех, кто пытался убить Ривелсею, ещё не поднялся. Как оказалось, таких было пятеро, и Ривелсея поразилась сама себе. Год назад она нипочём бы не поверила, что будет так драться, что сможет вот так вот легко сбить с ног и раскидать во все стороны несколько сильных мужчин, профессиональных воинов. Веттар Нарт хорошо обучил её, но только ей порой становилось страшно своего собственного дара.

Ярость боя уже угасла, но раздражение не проходило. И это неудивительно. Ещё час назад ей было радостно оттого, что у неё наконец-то появились союзники, что её берут в такое дело, в каком она реально может принести пользу. Теперь же и польза выходила сомнительной, да и союзники тоже. И терпение у Ривелсеи кончилось.

— Дивайтен! – она заорала так громко, что на неё оглянулись все. – Прекрати немедленно, если ты не совсем выжил из ума! Ты понимаешь, что ты делаешь вообще?

Ответа не последовало: он был всецело сосредоточен на схватке. «Как дурак», – подумала Ривелсея. И добавила:

— Вместо того чтобы исполнять приказ, ты занят тем, что пытаешься убить бойца, жизнь которого вверена тебе командиром!

Повлиял ли её уверенный голос, формальный тон, который порой непонятно почему оказывается таким убедительным, или что-то ещё – нельзя сказать наверняка. Но – подействовало. Дивайтен опустил оружие. Его противник, на счастье, тоже уже утратил боевой пыл. «На счастье» как для себя, так и для всех других. В частности, потому, что Ривелсея, несмотря на всю свою стойкость и выдержку, почти уже пришла в отчаяние, поскольку была поражена и напугана всем тем непонятным кошмаром, что происходил сейчас. Потому что мрачные мысли, которые её только что одолевали, вылились в резкое желание жить. Столь острое и сильное в обстановке близкой смерти, что Ривелсея, в принципе, была готова почти на всё. Поэтому её рука, совершенно неосознанно, ухватила меч по-особенному – нежно, но крепко и надёжно, немного выставив вперёд, самую малость прижимая его плашмя к левому боку. Лишь опытный ратлер понял бы глубокий смысл этого жеста. Жест означал, что девушку больше не нужно нервировать. Совсем-совсем не нужно. Иначе может случиться так, что она потеряет контроль. И тогда на её месте закружится серо-свинцовый вихрь, соприкосновение с которым обычно не кончается добром – «вихрь Победы». Конечно, она не была настолько глупа, чтобы быть вполне уверенной в собственном успехе, если безумие накатит вновь и на неё накинутся разом все тринадцать. Но попробовать, безусловно, стоило.

Однако до такого, к счастью, не дошло. Дивайтен оглянулся по сторонам, нахмурился.

— Вот какой день у меня сегодня неудачный, – сказал он. – Опять ведь ты права, а я выхожу дурак дураком. Хорошо, что тут Хейлера нет, а то бы он мне такого сказал… Да ведь узнает, конечно же. Сегодня, чувствую, последний день моего командирства. У всех прошу прощения, я вёл себя не так, как подобает. Не знаю, что на меня нашло.

— И на меня тоже, – ответил его недавний соперник. – Прости, Дивайтен, мне стыдно, что я поднял на тебя руку.

— Все мы хороши, – пробурчал тот. – Кроме вот неё, – он указал на Ривелсею. – Самый молодой и неопытный, по сути, боец показал всем нам, что мы ничего не стоим. Надеюсь, вам так же стыдно, как и мне.

— Ничего себе неопытный, – раздался голос одного из мужчин. – До сих пор разогнуться не могу, как она меня угостила. Но я действительно был неправ. Мне так вдруг горько стало, так горько, до злости даже… Простишь меня, девушка? – он посмотрел на неё по-доброму и с неимоверным смущением, от которого даже дрожал его голос. – Не знаю, что на меня так повлияло. Всегда считал, что меня непросто провести или обмануть, а тут – так вот сдуреть от каких-то глупых слов. Но дерёшься ты страшно, даже я так не умею. Да вот и Брисат тоже… Эй, Брисат!

На земле до сих пор лежал человек, последний, кто ещё не поднялся. Он, впрочем, и не пытался даже подняться, вообще не шевелился.

— Брисат! – Над ним склонились двоё и принялись тормошить. Эффекта не была, и их лица стали каменеть. А Ривелсея вспоминала, запоздало вспоминала… Да, он, кажется, тоже пытался – неудачно – рубануть её мечом. А она? Она, похоже, ответила, отбила. И, выходит, слишком сильно. Она прокрутила в воображении картинку. Он бросается спереди, а другой, которому повезло больше – сбоку. Ей пришлось резко крутануться, чтобы сбить с ног второго. А потом… Да, видимо, «Мощь гнева» оказалась на этот раз чрезмерно велика. Этот удар, хотя и может наноситься плашмя, но, во-первых, с прыжка, а во-вторых, по голове… Для Брисата этого хватило. Она вспомнила и слабый крик, и слабый какой-то хруст… Похоже, даже более чем…

— Сделать уже ничего нельзя, слишком поздно. Он не дышит. Даже и раньше бы ничего не вышло, я думаю. Он умер мгновенно. – Это провозгласил один из тех, что возился с телом. Ривелсея закрыла лицо руками. Ну почему всегда так выходит, когда желаешь, как лучше? Ей очень захотелось дотронуться до своего талисмана на шее – и пожаловаться на несправедливость и на то, что всё получается вот так вот. Нет, не талисману, конечно. Она не знала, кому. Но очень хотелось. И даже, возможно, заплакать. Вот только было не место и не время. И с этим было ничего не поделать.

— Ну-ну, Ривелсея, – это был Дивайтен. – Я всё понимаю, твоё поведение, в любом случае, безупречно. Безупречнее, чем у всех нас. Жалко Брисата, ну да что теперь говорить. Если бы он убил тебя, то мы бы, пожалуй, все тут друг друга на куски порубили. Этот – тот, который теперь молчит, к счастью – ну, я узнаю методы Посольства. Да и ты теперь познакомилась с ними уже. Эти проповеди…

— Кажутся безобидными, а на самом деле – страшнее яда, – кивнула Ривелсея. Она посмотрела на Дивайтена почти с доверием. Однако глаза были не совсем сухие. – Ладно, что делать… Не будем расслабляться, верно? Хватит эмоций, мы ведь так и не сделали то, о чём просил Хейлер.

— Опять – права, – слабо улыбнулся командир. – Всё, идём! Тела – убрать на обочину, заберём после. Оружие спрятать обратно, построиться в две шеренги…

— Вот только – мне платок бы нужен, – вставила Ривелсея. На землю сила хоть и не капала, рана была не настолько серьёзной, но рука выглядела ужасно, вся в размазанной и засохшей красной жидкости.

Платок нашёлся у девушки, которая была в отряде – вторая, если считать с Ривелсеей. Конечно, перевязывать было особо-то некогда. Всё, что она смогла сделать – это вытереть себе руку. Всё-таки хорошо, что ударил её свой, а не враг. Нет, это, конечно, намного более досадно, спору нет. Но, по крайней мере, таких проблем, как у Нирселы, не возникло. Они были бы сейчас совсем-совсем не вовремя. Ведь день ещё далеко не кончился.

Две женщины, проходя мимо их отряда, резко шарахнулись в сторону, увидев, как оттаскивают на обочину дороги труп проповедника. Разумеется, шарахнулись: даже в весёлом городе Анрельте такое, пожалуй, увидишь не каждый день. Но им ещё повезло, что они не прошли здесь раньше. Дивайтен хмуро посмотрел им вслед.

— Вот ещё некстати, – проворчал он. – Надеюсь, не кинутся тревожить Стражу. Хейлер велел ведь нам не связываться, а то ещё проблемы будут. А нам бы с этими разгрестись. Заканчивайте там скорее, не стоит он того, просто травы набросайте, – нетерпеливо крикнул он. – Всё, отправились! Остальные отряды наверняка уже всё сделали, пока мы тут прохлаждаемся!

— Надеюсь, – задумчиво сказала Ривелсея.

Вот и дошли наконец до того последнего поворота, до которого должны были добраться, наверно, ещё двадцать минут назад. Очень немного времени занял весь эпизод, хотя в сознании он отпечатался сильно, и вообще новых ощущений Ривелсее за этот день уже хватило.

Двухэтажный дом, который полагалось штурмовать, уныло стоял у края дороги и ничем не отличался от других. Окна были закрыты, так же как и дверь. То, что их не ждали, было очевидно.

— Так, – секунду подумал Дивайтен. – Окно выбить! Проникнем в дом и всё обыщем. Не может быть, чтобы здесь никого не было. В тот раз нас тут хорошо угостили. Осторожно.

— Да. Какое окно?

— Вот это, – он указал на ближайшее окно, закрытое деревянными ставнями.

Двое мужчин стали бить по дереву, пытаться что-то подцепить и расшатать. Безрезультатно. Похоже, всё здесь было крепким и новым, не поддающимся так просто разрушению. Смешно же, наверно, выглядело это со стороны – двое у каждого из четырёх окон что-то там ковыряли, а остальные, стоя у двери, пытались разбить дверную петлю рукоятью меча. По счастью, мимо никто не проходил. Пока.

— Стамеску бы, – обратился кто-то к Дивайтену. – Я бы вот здесь за этот крючок подцепил. Сразу, конечно, не поддастся, но если поднажать…

— Или топор, – тут же раздался голос. – Топора-то мы не взяли…

— Мечом попробуй. Только лезвием, а не остриём.

— Соскальзывает, пробовал.

«Тьфу», – подумала Ривелсея. – «Чем мы занимаемся вообще? Столярную мастерскую только открыть осталось».

Она обвела глазами местность. Нет, ничего подходящего нету. Мечом, конечно, не взломаешь, он не для того нужен. Вот молоток бы побольше… Но он нигде поблизости не валялся. Ривелсея, однако, нашла у соседней изгороди увесистое полено. Ну, на худой конец…

Она подошла к группе у окна.

— О, этим? – заинтересовался мужчина. – Можно попробовать, конечно. Позволь…

— Сама, – сказала Ривелсея.

От удара, конечно, ничего не разбилось. Всё-таки бревно – это не профессиональный крушащий молот. Даже и с четвёртого раза – не поддалось.

— Девушка, дай я попробую. Может, всё-таки…

Ривелсея словно не слышала. Она ждала. Неудачные попытки усиливали раздражение и досаду. Наконец, где-то на двенадцатый удар, взметнулась ярость. В следующий раз вышло намного сильнее. Рама хрустнула, стекло радостно зазвенело.

— Ривелсея? – Это Дивайтен подошёл. – Волшебница, – констатировал он. – Ну почему тебе только так везёт? Секрет, наверно, какой знаешь? Что бы мы без тебя делали? Теперь быстренько забираемся в дом и всё обыскиваем, – скомандовал он тут же. – Дверь откройте изнутри.

— Разрешите, я первая, – вызвалась Ривелсея. Ей хотелось быть первой и не упустить ничего важного. А дом, в котором находится один из центров Ночного Посольства, пожалуй, мог оказаться полезным. Опасным тоже, разумеется. И поэтому тоже она не хотела пропускать никого вперёд. Уж лучше натолкнуться на врага первой, чем снова оказаться в ситуации, когда не можешь сказать наверняка, кто поможет, а кто нападёт. Поэтому она, не очень-то дожидаясь разрешения, толкнула раму и пролезла в окно. По ту сторону никого не было. В помещении, куда проникла Ривелсея, находился только большой чёрный шкаф для книг со стеклянными дверцами. Дверцы были закрыты, но сквозь стёкла было прекрасно видно, что внутри пусто. В углу стоял стул, осматривать было нечего. Пахло только не пылью и затхлостью, а чем-то тонко-ароматическим, что исключало версию, что здесь давно никого не было. Эту версию, впрочем, исключало и само задание Хейлера – не просто же так он их отправил в пустой дом прогуляться! Ну, на прогулку это и не было, впрочем, похоже.

Вслед за ней в окно уже влезал кто-то другой, поэтому Ривелсея не стала задерживаться и перешла в соседнюю комнату. Тоже ничего необычного нету. Занавески красные, ещё один книжный шкаф большой, с большим количеством книг. Большая книга по географии и истории в рыжем переплёте. Эту книгу её заставлял штудировать отец. «Кошель торговца». Ну, это неинтересно. Ривелсее никогда не нравились все эти бесконечные цифры. Две книги про растения и про садоводство. Две – знахарские, где что растёт и как лечить болезни. «Меч и копьё». Видимо, техника и теория сражений. Ривелсея взяла её в руки. Так и есть, на обложке – двое мужчин, с упоением потрясающих предметами из названия. В свободное время Ривелсея бы, конечно, полистала: всё-таки бой – это её профессия. «И полистаю», – решила она, засовывая книгу в широкий внутренний карман плаща. Взять что-то в этом доме совесть ей совсем не запрещала. Убрав эту книгу, она быстро взглянула на самую нижнюю полку, где стояли всего три книги. «Ключ жизни». Несмотря на громкое название, книга, в общем-то, для дураков. Которым делать нечего. В ней содержалось много страниц различных поверий, примет и добрых советов, с ними связанных. Например: чтобы хлеб вырос хорошим, нужно вместе с зерном кидать в землю мелкие монеты. Если же увидишь, как на ворота сел филин или ворон, то крайне необходимо сжевать осиновый лист. А вот если ненароком убьёшь бабочку синесвета, то целый месяц надо носить в кармане камень гранит и шерсть козы, иначе – быть беде. В общем, ерунда, как считала Ривелсея. По её наблюдениям, все эти приметы никогда не сбывались; возможно, автор это всё просто так и придумал, только чтобы было что написать.

Вторая книга… Ривелсея почему-то считала, что на сегодня сюрпризов достаточно. Видимо, ошибалась. Вторая книга была такая, что на третью она даже не взглянула. Чёрный тиснёный переплёт из кожи. Строгие ровные оранжевые буквы. «Молот Настенарта».

Ривелсея эту книгу уже видела. Правда, не читала, потому что было некогда, но планировала прочесть. «Молот Настенарта» – это его учение, его наследие, его оружие, которое до сих пор сокрушает легионы врагов. «Молот Настенарта» – основные принципы ратлеров. И вообще, всё, что так или иначе касается Ордена, изложено в этой книге. Конечно, книга эта большой редкостью не является, и её, по идее, должен бы прочесть каждый себя уважающий ратлер. Вот только… Откуда она здесь? Ратлерское знание редко просачивается за границы Цитадели. Настолько редко, что и про ратлеров-то слышал далеко не каждый! Нет, слухи, конечно, разные ходили, ведь ратлеры часто довольно вмешивались в ход событий, а в истории Анрельта они вообще сыграли решающую роль. Но сказать про них что-то конкретное и определённое – всё равно задачка не для каждого. А найти сакральную книгу Ордена в таком вот доме… Между прочим, доме Ночного Посольства! В этом явно было что-то нехорошее, непонятное.

— Что ты тут смотришь? – Один из соратников Ривелсеи тоже подошёл к шкафу и заглянул через её плечо.

— Книгу смотрю, – ответила она.

— А… Про то, как ковать… Да что тут интересного? – он посмотрел на книгу, повернулся и прошёл в узкий коридорчик, где Ривелсея ещё не была. Она, недолго подумав, эту книгу тоже положила к первой, причём с таким чувством, словно взяла что-то своё. Вот и будет возможность ознакомиться. Но всё же, всё же…

Напоследок оглядевшись, Ривелсея вдруг поняла, что первый осмотр комнаты был не слишком внимательным. На полу, в дальнем углу от окна, стоял ещё совсем-совсем небольшой столик. На столике этом вверх дном лежала чашка. Интересно… Ривелсея почти даже не удивилась, когда, подняв чашку, обнаружила под ней маленький серебряный ключик – ей определённо казалось, что там должно что-то лежать.

Все остальные (конечно, в дом проник не весь отряд, а человек шесть) уже поднялись на второй этаж и чем-то там стучали и гремели. Ривелсея решила тоже посмотреть, как там дела. Второй этаж сильно отличался от первого. Было больше пышности и торжественности во всём. Обтянутый красной тканью стол и кресла, несколько комодов и буфетов. Да и сама комната была тоже немаленькая. Однако – ничего примечательного. К тому моменту, когда она поднялась, всё, что было в ящиках, уже валялось грудой на столе, и члены организации квайзов перебирали бумаги, рылись в каких-то бутылочках, ворошили тряпьё. Ривелсея походила туда-сюда, но здесь было неинтересно. Сами, и без неё разберутся. Тем более… Ну не этим она должна заниматься! Ведь очень даже понятно – по крайней мере, было понятно ей – что те, из Посольства, решили не драться, а отступить. Вполне возможно, чтобы ударить как-нибудь исподтишка. Но всё-таки – отступить. А всё ценное они, вне всякого сомнения, тоже прихватили с собой. Поэтому выходило, что, копаясь сейчас во всём этом барахле, квайзы просто тратили время.

Единственное, что волновало Ривелсею изо всех вещей – это книга. Неспроста, неспроста она попалась ей на глаза! Каким образом это с чем-то связано, она, к сожалению, не понимала. И потому внутри рождалось чувство страха. Она не понимала чего-то важного. А это могло плохо кончиться. Коварство Посольства усложняло борьбу, поскольку оно не скупилось применять те методы и делать такие ходы, которые в большинстве случаев являются неожиданными.

Ривелсея вновь спустилась вниз. С улицы слышался тихий гомон – те, кто не вошли, несли караул и о чём-то переговаривались. А Ривелсея ощущала почему-то беспокойство. Не только обычный страх, тяжёлый и мутный, но ещё и то чувство досады и напряжения, которое появляется при попытке разгадать какую-нибудь хитрую загадку. Когда чувствуешь, что вот уже почти-почти, но всё же – никак. Именно такое чувство и овладело сейчас Ривелсеей. Ей казалось, что нужно сделать что-то, что-то такое, после чего многое сразу прояснится. Но вот что именно, она никак не могла догадаться. Она вновь дошла до комнаты с окном, через которое залезла, и остановилась около закрытого стеклянного шкафа. Шкаф был высокий, в человеческий рост, но залазить туда никто не захотел, потому что там ничего не было – это было видно сквозь стекло. А вот ключ, который нашла Ривелсея, мог и подойти. Если попробовать…

Она уверенно щёлкнула два раза. Ключ, и правда, родной. Дверца открылась, она была очень тяжёлой. Причём открылась очень интересно, забирая с собой не только стёкла, но и пустые полки, которые были видны сквозь неё. А внутри была… Нет, не груда тряпья, не книги и даже не пузырьки с ядом. Внутри была – лестница. Если влезть в шкаф, можно было без труда по ней спуститься. Вот только куда? Таких интересных конструкций Ривелсея ещё никогда в жизни не видела. Она прислушалась, втянула воздух носом. Тихо, ничего не слышно. И запах не такой, как из глубокого подземелья. Не земля и сырость, а, скорее доски, смола. Значит, скорее всего, просто погреб.

Она взглянула по сторонам. Рядом никого не было, и никто не видел открытия, сделанного ею только что. Звать всех или сначала взглянуть самой? Она секунду подумала и остановилась на втором. Конечно, в одиночку всегда небезопасно. Но её соратники не внушали ей большого доверия, и открывать им все свои планы и намерения она совсем даже не собиралась. Если бы ей предложили в напарники Генреса (хитрый старый ратлер умел отыскать к ней подход: несмотря на нелюбовь, она близка была к тому, чтобы ему доверять) или хотя бы Айледа, она, конечно, согласилась бы. Но квайзы были не очень-то надёжными: драться не умели, а кроме того, могли ни с того ни с сего напасть. Взвесив всё это, Ривелсея влезла в шкаф и шагнула вниз, машинально захлопнув за собой дверцу. Темнота была неполной; ещё до того, как закрыть дверцу, Ривелсея заметила свет впереди, такой, как будто там, внизу, горела свеча. Она и точно горела, девушка обнаружила её за углом в небольшом погнутом подсвечнике, прикреплённом к стене, и взяла в руку, чтобы можно было свободно двигаться дальше. Лестница была обшарпанной и неровной, и несколько раз Ривелсея чуть не полетела с неё кувырком. Погреб это был или нет, но спуск был продолжительный: почти восемьдесят ступеней. Многовато для погреба. Больше свечей не встречалось – та, которую держала в руке Ривелсея, была единственной на всём пути. Как будто специально рассчитанной на то, что спустится только один человек. Когда лестница наконец кончилась, Ривелсея ступила на ровный деревянный пол. Посветив во все стороны, она выяснила, что площадь этого подземного помещения не слишком велика: шагов десять во все стороны. Никакой обстановки тут не было, потому что никто здесь, вероятнее всего, и не жил. Как погреб это помещение тоже явно не использовалось: никаких бочонков, ни бутылей, ни кадок нигде не было, только гладкий пол и гладкие дощатые стены. И именно поэтому, скорее всего, листок бумаги, прикреплённый каким-то образом к стене, был хорошо заметен. На нём было что-то написано, а пламя свечи, прыгая, под разным углом отбрасывало на него тень Ривелсеи. Она подошла, чтобы прочитать, что же там было написано. Сердце у неё как-то запрыгало: ей казалось почему-то, что то, что было там написано, окажется очень важным. Возможно, этому способствовала и сама таинственность обстановки: помещение под землёй, тени от свечей, и она совсем одна здесь. Сверху порой слышался какой-то стук или удары – это, по всей видимости, люди Дивайтена что-то там двигали или ломали. Но эти звуки доносились словно издалека, тогда как здесь была тишина.

Как она и надеялась, записка, приколотая к доске длинным гвоздём, и в самом деле оказалась для неё очень интересной. Причём поняла она это с самого первого слова:

«Ривелсея!»

Имя было выведено аккуратно и старательно. Дальше почерк сразу начинал сбиваться. То ли писалось второпях, то ли стол был не очень ровным. Хотя, конечно же, бывают и такие почерки, которые не умеют быть ровными сами по себе.

«Ты плохо понимаешь, что такое Ночное Посольство. Поверь, что мы – не просто шайка убийц и мародёров, которые борются за власть.

Ты повела себя изначально, как наш враг. Согласись, что и мы тоже не могли отнестись к тебе более дружелюбно. Жаль, что сложилось именно так. Но ситуацию ещё не поздно исправить.

Приказ о твоём уничтожении был вещью необходимой, у меня не было выбора, кроме как отдать его, после того что произошло с Зенрисом.

Уму непостижимо, сколько ты уже положила наших людей. Как тебе это удалось, я до сих пор не понимаю. Нет, я могу, конечно, понять, что ты хорошо умеешь обходиться с оружием. Только дело даже не в этом. Однако, признаюсь, ты вызываешь у меня невольное восхищение: слишком хорошо у тебя получается действовать. Конечно, ты сочтёшь это за лесть. Но здесь я говорю искренне.

Ты примкнула к квайзам, и это очень нехорошо. Они фанатики, и притом довольно тупые. Их цель, и мотив, и средство – только резать и убивать.

Соглашусь – мы тоже вынуждены это делать. Не любим, но вынуждены. Только у нас это метод, и притом самый крайний. Цель же Ночного Посольства никогда не состояла в насилии. Насилия и так достаточно, умножать его просто глупо.

Убитые тобой наши люди – это, конечно, очень для нас неприятно. Для тебя они – враги, и всё. Для меня же – люди, которые имеют (имели) свой характер, родственников, судьбу, жизненные цели. Это грустно, но тут ничего не поделаешь, побеждать – право каждого. Ты же им предложила то, чего практически никогда не предлагаем мы – честный поединок. Согласись сама: если сражаться всегда по-честному, то возрастают шансы проиграть. Впрочем, на это у тебя может быть и своё мнение, и я его уважаю. Всегда нужно уважать мнение победителя.

Честно скажу: встретиться с тобой как враг у меня желания нет. Но я хочу встретиться по-дружески. Твои цели шире, чем цели квайзов. В любом случае, ты, как мне кажется, слишком умна для того, чтобы всерьёз примкнуть к ним. Они выглядят красиво и благородно, борцы со злом – и всё такое. Но за всем этим, ещё раз повторюсь, нет ничего, кроме глупого и безрассудного убийства. Мы выглядим намного хуже, если смотреть со стороны, я это прекрасно понимаю. Слишком похоже на подлых ночных грабителей, которые пробираются тихо и режут горло спящим. Но – у нас мало людей, крепкую армию из них не сколотить, мне тоже это понятно и от этого грустно. Да и не тем мы должны заниматься…

Жду тебя – и конечно, желательно одну – здесь же сегодня ночью. Разумеется, если ты приведёшь с собой всю эту толпу, то свидание не состоится. Не беспокойся о безопасности, прошу тебя. Конечно, тебе покажется это ловушкой – но постарайся мне поверить! Охотиться на тебя пока не будут, по крайней мере, до тех пор, пока мы с тобой не встретимся. Дальше – посмотрим. Возможно – и я очень на это надеюсь – мы всё же придём с тобой к пониманию».

На этом письмо завершалось. Прочитав его, Ривелсея долгое время раздумывала, глядя на подпись под ним.

Подпись гласила: «Стрела-в-тени».

На закате того же дня она снова сидела в большом зале (скорее всего, это была столовая) того дома, который она уже посещала утром. На этот раз народу было почему-то не так много, даже Ривелсее нашлось место за столом. Но напряжение так же тяжело витало в воздухе и многократно усиливалось тем, что у всех были очень мрачные лица, а Хейлер сидел злой. Казалось, что ему очень хочется орать и метать молнии, но он этого не делал и не кричал, а шипел от гнева.

Повод для гнева у него был, и довольно глобальный. Утром он давал всем задания, теперь почти все они оказались проваленными. И не просто проваленными – всё обстояло намного хуже. Отряд Лейсара, который был направлен по Южной улице, потерпел поражение. Разгромное поражение, настолько разгромное, что назад вернулась лишь половина воинов, а Лейсар сидел чернее тучи: мало того что он сам чувствовал себя уничтоженным, ещё и Хейлер совсем его не пожалел и устроил такой разнос, что тут же назвал его слабоумной свиньёй и тупоголовым тупицей. Вопрос о его дальнейшем командирстве сразу же повис в воздухе. Из обрывков нескольких фраз Ривелсея смогла уяснить, что отряду Лейсара тоже посчастливилось нарваться на подобного проповедника, который встретился и им. Вот только в их отряде, видимо, не нашлось почему-то никого, кто мог бы противостоять его безумию.

Но дело было не только в Лейсаре. И у Рисета, и у Интрата дела обстояли не лучше. Отряд Дивайтена, потерявший всего одного бойца и к тому же выполнивший задание – обыскать дом – очень мало был способен развеять общую обстановку или вызвать радость у Хейлера. Да ничего существенного этот отряд и не сделал. Несмотря на то, что сражённый Ривелсеей человек, по всей видимости, был очень значимым субъектом в Ночном Посольстве, но отчёт Дивайтена выглядел всё равно печально: убили врага, потеряли своего и ни черта не нашли. Ну, Ривелсея-то, конечно, нашла: и шкаф, и письмо на своё имя, а кроме того – там же, в подвале, она обнаружила толстую дверь, не то плиту, из холодного серого камня. Она была вделана глубоко в стену и держалась просто мёртво, на этот раз никакой ратлерский гнев не помог. Но Хейлер-то всего этого вообще не знал, поэтому его взору была доступна лишь общая безрадостная картина всеобщего разгрома.

— Ночное Посольство, – голос Хейлера был металлически напряжённым, – в этот раз опять смогло показать своё превосходство над нами. Несмотря на все наши приготовления, мы опять повержены. Больше всего меня бесит то, – вот здесь его голос просто зазвенел от гнева, – что они никогда! Никогда не относились к нам серьёзно! Несмотря на то, что мы не жалеем усилий, не жалеем своих людей, нам не удаётся не только усмирить Посольство, но даже достичь какой-нибудь временной победы! Чем вы можете это объяснить? Я вас спрашиваю! – Он обвёл сверкающим взглядом всех, несколько раз. Никто не хотел отвечать, пока не зазвучал наконец голос Дивайтена. Несмотря на всё, Ривелсея не могла его не зауважать. Дивайтен был человек решительный, смелый и верный, верный в самой глубине души и с принципами, не позволяющими предать.

— Дело в том, – сказал Дивайтен, – что те, из Посольства, делают с нами что-то такое, что заставляет наших людей сдвигаться. Их слова, хотя и кажутся полным бредом, но воздействуют так, что зажигают ненавистью и безумием. Я, я сам испытал это на себе, и я предлагаю перестать замалчивать этот факт.

— Я не верю! – резко оборвал Хейлер. – Я не верю, что вы все такие слабовольные и можете поддаться на какие-то идиотские слова. А если так, – кажется, Хейлер уже вышел из себя, – то я вообще распущу всю эту бесполезную организацию! Идите домой, можете ничего не делать – пусть всё погибает из-за Посольства! Но я, я – всё равно выполню свой долг!!! – заорал Хейлер. – Я слишком долго просидел здесь, в этом доме, с глупыми планами и приказами, но пусть всякие трусы и пораженцы не думают – я не забыл, как выглядит меч! Надо – я пойду вообще один, и пусть меня убьют, но по крайней мере я не сдамся, не перейду во вражеский лагерь и докажу всем, что никакие слова и никакие уловки не сдвинут с пути воина, который знает, к чему он стремится, и верит в это!

— Можешь орать сколько хочешь, Хейлер, – хмуро проговорил Дивайтен. – Твой вечный пафос и твоя горячность – это, конечно, хорошо, но ты сам видишь, чем это всё кончается. Я всё понимаю, что ты командир и что всё будет по твоим блестящим планам, но я тоже служу квайзам не первый день и имею все права говорить любую правду. Нет, твою смелость я сомнению не подвергаю, да только и я много раз ходил в атаку, и бился насмерть, и проливал силу – свою и чужую. Это замечательно, но, чтобы командовать, надо не только шлем на голове таскать, но и внутри ещё что-то иметь. Ничего не изменится, пока мы не изменим своих принципов. Я понимаю, что слышать всё это тебе не слишком-то приятно, но я хочу, чтобы ты не злился, а крепко подумал обо всём, что сейчас происходит.

— Ты не знаешь, сколько уже раз я обо всём этом думал, – огрызнулся Хейлер. – А тебя если послушать, то получается, что у нас у всех вообще нет никаких шансов. Мало ли кто там и что говорит; надо нормально воевать и сконцентрироваться на том, чтобы не поддаваться на всякие глупые уловки. Да, именно так вот, Дивайтен!

— Возможно, ты в этот раз и прав, – ответил Дивайтен. – Просто надо хорошо стараться. Вот эта девушка, – он указал на Ривелсею, сидевшую как раз напротив, – ну, про неё вообще нужно сказать отдельно: она не только не поддалась на все их дьявольские хитрости, но и вытащила нас всех из этой опасной ситуации. Я, не стыдясь, скажу честно: если бы не Ривелсея, всё закончилось бы намного-намного хуже.

— Ты? – удивился Хейлер, обернувшись к ней. Ривелсея подняла на него глаза, он смерил её долгим испытующим взглядом. – Нет, я всё, конечно, понимаю, Дивайтен, но эта девушка пришла к нам сегодня утром, а ты утверждаешь, что она спасла – СПАСЛА! – целый отряд! Твой отряд, которым я, хоть и ругаю тебя часто последними словами, но которым я всё-таки горжусь. И мне очень интересно, как же…

— Не знаю, как же, – прервал Дивайтен, – но только она не отреагировала ни на какие ухищрения Ночного Посольства, и она же положила конец всем безумным речам и безумным поступкам. Сегодня, хотя мой отряд и отличился в лучшую сторону, но я не буду лгать и хвастаться и выставлять напоказ свою собственную доблесть – это её, и только её, победа.

— Ненормально, – Хейлер обхватил голову руками. – Совсем уже ненормально всё, что происходит сейчас вокруг меня. Не знаю, насколько меня хватит, чтобы не сойти с ума. Все мои бойцы вдруг делаются пораженцами, опытные и разумные (по крайней мере, мне всегда хотелось так думать) командиры проваливают простейшие задания, а победы приносят упавшие с неба новобранцы, про которых мы даже и не знаем ничего!

— Новобранцы? – хмыкнул Дивайтен. – Возможно, эти новобранцы и не такие уж и…

— Так вот это лишний раз доказывает только, – вновь воодушевился и заговорил с жаром Хейлер, – что победу над Посольством одержать можно, и что нужны для этого не мудрствования различные, а хороший меч и отважный дух!

— Опять ты… – устало сказал Дивайтен.

— Да, опять, опять и опять! – яростно начал глава квайзов. Но тут же снова сник.

— Всё, хватит, – сказал он. – Дайте мне отдохнуть. Ривелсея, – он посмотрел на неё многозначительно и со слабым интересом, – приходи, если тебя не затруднит, завтра за час перед обедом, мне хочется с тобой пообщаться наедине. Собрание командиров проведу завтра с утра. А теперь, – он медленно поднялся и отодвинул свой стул, – все свободны.

Ривелсея, никем более не задерживаемая, во второй раз спустилась по лестнице и вышла из дома. Несмотря на то, что она была здесь героем дня, никто её близко не знал, поэтому и не подходил ни с какими вопросами. Однако, уже выйдя на улицу, она услышала, как сзади её догоняет некто, громко сопя при ходьбе. Она, уже привычная и готовая, в общем-то, почти ко всему, резко обернулась. Но нет, ничего особенно неприятного. Она узнала того мужчину, который сегодня утром (Сегодня? И бывают же такие длинные дни!) принёс ей янтарь и познакомил с Хейлером.

— Ты уходишь уже, да? – спросил он, хотя это было довольно очевидно. Ривелсея кивнула.

— А я вот хотел тебя спросить, – он приближался медленными шагами и, видимо, подбирал слова.

— Про что? – спросила Ривелсея. Вечер был тёплый, и ей было очень жарко в плаще, но снимать его тоже было нельзя, потому что ходить по улицам Анрельта с оружием вообще-то не полагалось. Ей очень хотелось как можно быстрее попасть домой к Адесту, умыться, напиться холодной воды и как следует поесть. Когда она вернулась после сегодняшнего похода, ей, конечно, выдали что-то наподобие обеда: большую холодную овсяную лепёшку, яблоко и кружку кипятка, но после такого тяжёлого дня на обед это никак не тянуло.

— Про Ночное Посольство, как там всё на самом деле было… И вообще… про тебя…

— Вроде как Дивайтен уже всё официально доложил, – отозвалась Ривелсея. – А про меня-то что?

— Да хоть что-нибудь, – сказал мужчина. – Тому, что сказал Дивайтен, я вообще не очень-то верю. Но ты не думай, что я от Хейлера в восторге, тоже ведь повезло нам с главой: говорит-говорит, говорит-говорит, а толку от всего этого – чуть. Про тебя вот хочется побольше узнать, ты ведь наш новый соратник и, судя по всему, стоящий. Я вот хочу твои взгляды узнать, что ты вообще думаешь о происходящем. Ты в такое удачное время просто попала, что никто тебя ни о чём поспрашивать не успел, а вообще-то мы, конечно, расспрашиваем. Верность ты уже неплохо доказала, доверие у меня лично к тебе хорошее. Просто… ну, как бы тебе сказать – ты ведь, наверное, пришла к нам не с таким настроением, какое у тебя сейчас. Скажи честно – да что там, я по глазам твоим вижу, что ты разочаровалась во всём этом. Так?

— Не знаю, – сказала Ривелсея. – Цель наша, конечно, благородная и хорошая, но…

— Но! – прервал собеседник. – Вот точно: с этого «но» всё и начинается! Или, точнее сказать, заканчивается: все наши великие цели, громкие и красивые слова. Они, знаешь, всё время как-то о реальность разбиваются, и вот, смотри сама, что мы имеем…

— Вижу, – кивнула Ривелсея. – Но Хейлера, по-моему, вообще во всём обвинять не стоит.

— Да? – удивился собеседник. – Да, – кивнул он в ответ. – Разумеется, не стоит. Я это понимаю, да и все это понимают. Просто, когда всё вот так вот разваливается, то всегда почему-то кажется, что кто-то виноват.

— Да, наверное, – сказала Ривелсея. – Мне кажется, надо более спокойно реагировать на такие неудачи. Всегда можно отыграться, это во-первых. И потом, – она выдержала секундную паузу, – если вдуматься, что представляют собой квайзы, то, возможно, и не стоит так однозначно…

— Ооо, куда тебя потянуло, – с удивлением заметил мужчина. – Ты хочешь сказать, что мы вообще не на той стороне, возможно, воюем? Может, и не на той, конечно, – вздохнул он, – особенно если учитывать, кто побеждает. Но тут всё не так просто: ты на Хейлера, наверное, слишком много насмотрелась, он – да, он точно фанатик, и только из-за фанатизма своего к нам и пришёл. Но мы далеко не все такие. Вот я, например, сюда вообще примкнул только потому, что данная организация предлагает шесть анреллов в год всем, кто в ней состоит, а по нашему времени это деньги немаленькие. До этого я в городской Страже состоял… Ну, ничего такого не скажу, а вот поживи на пятнадцать золотых монет в месяц, когда и живёшь не один, и налоги городу платить надо, да ещё и за владение домом плати-ка чуть не девяносто серебром каждые четыре недели – вот тогда ты наверняка поймёшь, почему я ушёл из Стражи.

— Так что, только из-за денег? – спросила Ривелсея.

— Ну, как тебе сказать… Может, и не только, конечно, я рад, что хорошее дело делаю, но если бы… ну, в общем, сама ведь понимаешь, без денег никто не служит. Хотя в Ночное Посольство я бы служить не пошёл, не по нутру оно нам всем, что ни говори, тем более за двадцать пять золотых монет в месяц.

— А за пятьдесят? – быстро спросила Ривелсея.

Он расхохотался.

— Сложные вопросы очень задаёшь! За пятьдесят ты бы и сама ведь пошла, не так, что ли? Такое жалованье разве что Верховный казначей получает, да Градоправитель. Ну, они-то не нам чета, они сами себе всегда добавят, сколько им захочется. Мы – другое дело. А всё-таки странно… – начал и не закончил он.

— Что странно? – спросила Ривелсея.

— Да вот, на тебя глядя, странно как-то становится, что ты служить отправилась в организацию воинского типа, ведь тебе – извини, конечно – но больше бы подобало замуж определиться, чем нарываться в этом возрасте на опасности разные. Или что, ни одного парня нормального в Анрельте не сыскалось? Это ему бы служить, а не тебе, если уж на то пошло! Разве нет?

Ривелсея ответила не сразу.

— Мне пока не до этого, – сказала она. – Парни-то всегда, наверное, найдутся.

— Верно. Но до чего же тебе тогда – не понимаю. Неужели на пару с Хейлером ты решила истреблением зла заняться? По мне, так на твоём месте – выбирай кого-нибудь, кто не очень противный да с деньгами тоже, да и выходи, пока другая его не оттянула. Не так, что ли?

— Нет, – ответила она. – В моём случае, по крайней мере, всё не так просто.

— Не так просто? Понимаю, – ответил мужчина. – Печальный опыт прошлых лет нам заслоняет белый свет. Ты не думай, у меня такое тоже ведь было. Ты не раскисай, главное, добиться всегда можно чего угодно, что бы там ни было в твоём прошлом. Я, вообще, к тому это говорю, что, может, зря ты к нам записалась. Нет, командир тебя, конечно, хвалил, что и говорить, ты вообще молодец, но только ситуация сейчас такая, что лучше бы и не связываться, особенно тебе.

— Особенно?

— Да, – кивнул он. – Никогда ведь не знаешь, чем всё это кончится. Умирать-то ведь наверняка не хочется тебе, а тут с этим ведь очень просто. Ты не обижайся на меня – напротив, я очень ценю твою доблесть, но просто, по-человечески – не понимаю я совсем, зачем тебе всё это нужно. Дело-то в том, – он взглянул на неё быстро и отрывисто, – что Хейлер тебя наверняка высоко оценил, а это-то и есть плохо. Он завтра тебя пригласил «поговорить», можешь наверняка быть уверена – значит, он тебе собирается что-то предложить, скорее всего, необычное. Вот я и хочу тебе потому сказать: ты поаккуратнее, на деньги сильно не зарься. Он, может, и много тебе предложит, но ведь ты головой подумай: получишь ты их, только если выберешься из всего этого. А может, не ввязываться здесь будет самым даже умным. Думай сама, конечно, но только Хейлер, он одержимый слишком, и в своей одержимости погубить может только так. Конечно, я не в интересах квайзов сейчас говорю, но ты мне просто нравишься чем-то, поэтому я и решил тебя предупредить немного. А дальше, конечно, ты уж сама, как тебе больше нравится.

Ривелсея долго не отвечала. Лицо её стало несколько задумчивым.

— Спасибо, – сказала она наконец. – Я должна подумать.

— Так ты склонна всё-таки согласиться с тем, что он тебе предложит, или как? – спросил мужчина, глядя ей в глаза так проницательно, что ей было неуютно.

— Не знаю, – ответила она откровенно. – Я часто сама не знаю, что со мной будет завтра и какое решение я вообще приму. У меня происходит это как-то… – она опять задумалась, – само, и, бывает, неожиданно. Как будто, – она улыбнулась, – искорка мелькает какая-то внутри, раз – и всё. Но деньги мне не так уж нужны, я не очень жадная вообще-то.

— Что, больше за идею?

— Да, – кивнула девушка. – Да, наверное.

— Что ж. Интересно с тобой, весьма интересно. Ты с утра, кстати, интересовалась, как меня зовут, так вот будем знакомы – Рише́т. Не желаешь, кстати говоря, со мной прогуляться? Мне просто кажется, что тебе нужны, как минимум, друзья. А я тебя могу напоить чаем, а захочешь, так у меня и вино найдётся. Выпьем за твой сегодняшний успех и пошлём в бездну всё начальство, всю эту глупую войну, стратегии и планы. Как, согласна?

Ривелсея подумала. Вообще-то она была не против и хотела бы согласиться, но усталость, тяжёлая усталость этого дня взяла верх.

— Извини, Ришет, – сказала она. – Возможно, в другой раз, ведь мы же с тобой, я думаю, ещё будем вместе работать. Но сегодня и сейчас я вряд ли могу быть хорошей компанией. Целый день на ногах, целый день с мечом в руке, в напряжении, и ничего хорошего за весь день. Мне надо отдохнуть.

— Понятно, – кивнул Ришет. – Что ж, тогда я пойду. Или тебя, может, проводить? Я могу, я не особо сейчас тороплюсь.

— В этот раз, я думаю, не надо, – сказала Ривелсея и улыбнулась слабой улыбкой – ей не хотелось обижать своим отказом этого человека.

— Ну ладно, – кивнул от. – Пойду тогда, до встречи!

— Пока, – сказала Ривелсея.

Она ещё пару мгновений стояла там же, глядя, как он удаляется, одновременно радуясь и жалея, что отказала. Потом вздохнула и зашагала в сторону по улице, туда, где из десятков факельных огоньков вытягивалась длинная светящаяся лента – анрельтский мост.

Когда Ривелсея уже почти подошла к дому Адеста, то поняла, что, отправившись сюда одна, она поступила правильно. Из сгущающихся вечерних теней совершенно неожиданно выплыл какой-то силуэт. Ривелсея (а сегодняшний день превратил её в сплошной комок нервов) резко дёрнулась от неожиданности и сделала даже рефлекторное движение, чтобы отпрыгнуть в сторону, но через миг уже сама засмущалась этому, а спустя ещё секунду уже рассмеялась, и довольно весело – перед ней, одетый в новую, синего цвета рубаху, поверх которой был накинут плащ, стоял Рилан.

— Ты чего? – спросил он.

Она снова рассмеялась.

— Идёшь вот по улице, и вдруг на тебя из-за угла напрыгивает кто-то – страшно ведь! – сказала она.

— Да уж тебе-то страшно, – улыбнулся Рилан. – Ты же отважная, ты же ничего не боишься, а не то чтобы по улицам ходить. Даже и если вечером поздно.

— Всё равно – страшно, – упрямо сказала Ривелсея, и они оба рассмеялись.

— А я вот… решил к тебе тоже в гости зайти. Если ты только не против, – Рилан, кажется, немного смущался. – Я вот каждый день всё думал: вот сегодня, наверное, придёт – а ты всё не приходишь. Понимаю, конечно, что без приглашения – это плохо, но вот я решился всё-таки. Ты впустишь?

Ривелсея с сожалением подумала, что немедленно отдохнуть ей сейчас, по всей видимости, так и не удастся. Но, впрочем, она всё равно была почему-то не очень разочарована. Хотя она сама даже осознала это не сразу, встреча с Риланом её радовала.

— Конечно, – сказала она, – пожалуйста. Ты, наверное, устал уже здесь меня ждать, да и замёрз тоже.

— Ну что ты, – ответил Рилан. – Вечер-то тёплый.

— Всё равно прости. Я, к сожалению, не могла никак знать, что ты здесь. Возможно, я и смогла бы прийти несколько пораньше.

-Пораньше? Да что ты, я даже на такое и не рассчитываю. Ведь у тебя же всегда дела, наверное, есть, я и так тебя отвлекаю. Ты ведь оттуда сейчас, да?

— Откуда – оттуда?

— Ну… С борьбы со злом. Ты же мне рассказывала в тот раз. Я всё помню!

Она снова засмеялась.

— Ну, ты скажешь! «С борьбы со злом» – это прямо звучит, как «с рыбалки» или «с рынка».

— Но я ведь прав? – спросил Рилан

— Прав, – вздохнула Ривелсея.

— И, конечно, ничего не расскажешь?

— Позже, – она мило и загадочно улыбнулась. – Пойдём.

Она достала ключ (Адест выдал ей на время один экземпляр, это было в его же собственных интересах, поскольку давало возможность не спускаться к двери каждый раз, когда приходила его постоялица, и не просыпаться от стука в дверь в том случае, если она приходила чрезмерно поздно) и, отперев дверь, пригласила зайти Рилана, а затем аккуратно заперла и замок, и засов.

В прихожей, опять-таки, было не очень-то чисто: нет, Сайя, скорее всего, проходила здесь с метлой, но Адест, как всегда, наследил своими огромными сапогами, поэтому Ривелсее было неудобно оставлять здесь Рилана. Несмотря на это, она сказала:

— Подожди здесь, пожалуйста, несколько минут, мне надо привести себя в порядок немного. Ничего?

— Ничего, – ответил Рилан.

Она вошла в свою комнатку, плотно притворив дверь. Здесь было довольно уютно: всё-таки чувствовалась женская рука, да и Адест здесь не ходил. Ривелсея спешно скинула с себя плащ и ножны, быстро убрала их в шкаф. Потратив на это ещё несколько минут, она умылась из деревянного тазика с водой, который стоял в углу. Переодеваться не стала: серые брюки и персиковая кофточка смотрелись на ней значительно лучше, нежели ставший уже для неё привычным серый комбинезон, который был ценен, в основном, тем, что не стеснял движений – и зря она его не надела с утра, но и времени тогда тоже не было! Выпив стакан холодной воды, о котором она мечтала уже несколько часов, и наскоро расчесав волосы, Ривелсея открыла дверь и сказала:

— Можешь заходить.

— Здесь уютно, – констатировал Рилан, пройдя в узкую дверь и едва не ударившись о косяк.

Поскольку кресел Адест тоже не имел (да если и имел бы, то, конечно, оставил бы себе), пришлось садиться на стулья.

— Ривелсея, – сказал Рилан, и было видно, что он немного смущается. – Ты, конечно, девушка героическая, так что я даже не знаю…

— Да ладно тебе, – возразила, смеясь, Ривелсея. – Девушка как девушка.

— Ну, тогда – вот! – Рилан ловко расстегнул застёжки плаща, извлёк оттуда большой букет фиалок и протянул Ривелсее. – Специально для тебя!

— Рилан! – сказала она укоризненно-трогательным голосом, принимая этот букет. Вазочки, разумеется, не было, в своё время её можно было бы купить у Хитрого Стекольщика, но Ривелсея этого не сделала, о чём сейчас сильно жалела. За отсутствием какой-либо подходящей посуды Ривелсея не нашла ничего лучше, как поставить цветы в тазик для умывания. Идти наверх и просить посуду у Адеста ей не хотелось, он наверняка бы спросил, зачем молодому рыцарю-ратлеру нужна вазочка.

— Ничего, – сказала Ривелсея с улыбкой. – Зато так простоят они долго. А пахнут очень хорошо!

За десять минут она всё организовала: согрела чаю, разлила его в новенькие чашечки (хоть это догадалась приобрести у Стекольщика!) и достала из своих скромных запасов сахар и печенье. Рилан не остался в долгу: он вынул из кармана мешочек с засахаренными грушами и щедро высыпал их на стол.

Чай был чрезвычайно горячим, поэтому пили обжигаясь, и пили очень медленно, и некоторое время молчали. Ривелсея думала о том, что для неё очень непривычно сидеть вот так вот с человеком, который появился в её жизни неожиданно и при этом никак не связан со службой кому бы то ни было. И ей это почему-то нравилось. О чём думал Рилан, неизвестно: он пил чай маленькими глотками, дул на него, то и дело поглядывал в окно и наконец сказал:

— Ну что, я думаю, теперь можно бы послушать о твоих похождениях?

Слово «похождениях» он произнёс с особой торжественностью и загадочно, при этом состроив таинственную гримасу, так что получилось очень смешно. Ривелсея фыркнула.

— Да можно, если тебе интересно, – сказала она, после чего, к большому удовольствию Рилана, который, наверное, уже измучился от всей её таинственности, рассказала ему большую часть того, что касалось её участия в славном деле квайзов. Рилан, как этого и можно было ожидать, слушал её с огромным интересом. В процессе своего рассказа она очень много раз заимствовала отрывки речей Хейлера, а потому рассказ получился весьма горячим, даже несколько пылким. «Разобьём», «очистим», «избавим от зла» – эти слова так часто встречались в её речи, что она и сама даже воодушевилась: несмотря на сегодняшний разгром квайзов Посольством, ей снова стало казаться, что она служит благородному делу.

— Ни-чего себе, – произнёс Рилан, когда она замолчала, рассказав практически всё. – Нет, я, конечно, думал и знал, что ты – девушка героическая, но я думал, что ты, возможно, чем-то вроде разведки занимаешься, может, поручения какие передаёшь. Даже думал – не обижайся только – что ты вообще прикидываешься, чтобы таинственность себе создать, ведь тайна-то всегда жутко притягивает. А ты, оказывается… даже поверить не могу!

— Не разочаровала? – с улыбкой спросила Ривелсея. – Ведь я теперь уже не так таинственна, правильно?

— Всё равно таинственная, – ответил Рилан. – Что-то мне кажется, что этим твоя таинственность не исчерпывается. Я, конечно, много раз уже слышал: в Анрельте неспокойно, в Анрельте неспокойно, но что тут всё так серьёзно… Посольство, значит… А почему – Посольство? Кто и куда их посылает вообще, ты должна быть в курсе?

— Не знаю, – ответила девушка. – Действительно, странно. Да и вещь эта странная. Очень странная.

— Ага, – кивнул Рилан. – Ну, если уж доходит до того, что друг друга мечом режут, то это, конечно, неприятно. Получается, в Анрельте – вообще как на большой дороге обстановочка. Да-а, – Рилан задумался. – Только… знаешь что, – он поднял на неё глаза. – Это интересно, конечно, и вообще замечательно, что кто-то такой работой, как ты, занимается, но то, что там опасно всё, – он снова запнулся. – Ведь там действительно опасно?

— Случается, – ответила Ривелсея уклончиво. Сегодняшний день она описала просто как патрулирование улицы, про стычки и встречи она не упоминала, и тем более не сказала про то, сколько силы сегодня днём при её содействии впитала земля. Ей не хотелось говорить об этом Рилану, ведь он явно представлял её совсем другой, да люди и вообще склонны воспринимать убийство как мерзость, а не как необходимость, хотя очень часто оно таковым является. Она не рассказала ни о чём таком, но Рилан оказался проницательным.

— Ривелсея, – сказал он. – Ты… я не знаю, конечно, может, это и нужно… Но только если ты в опасности в такой постоянно, я спать спокойно не смогу.

В конце этой фразы он опустил глаза на свою чашку с почти допитым чаем. Ривелсея удивилась этим словам.

— Ну что ты, Рилан, – сказала она. – Не стоит так за меня переживать. Я же там не одна, меня тоже защищают, – она улыбнулась. – А ночью всегда надо спать обязательно, к тому же ты тоже рискуешь, когда ходишь ко мне в гости по вечерам по такому ужасному, неспокойному Анрельту, нет?

Рилан не отозвался на эти слова, он сидел так же, склонив голову, и Ривелсее стало его жаль. Она наклонилась через стол и обняла его за шею, ведь он вполне уже мог считаться её другом. На это он сразу отреагировал: вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Она по-прежнему мило улыбалась. Рилан высвободил руки из-под стола и тоже, по-видимому, хотел её обнять, однако он чуть не задел кувшин с водой и, чтобы этого не случилось, Ривелсее пришлось предостерегающе вскрикнуть и отдёрнуться назад. Рилан со смущённой улыбкой посмотрел по сторонам и на неё.

— Прости, – ответил он.

— Ничего, – сказала Ривелсея. Решив, что пора бы сменить уже тему, она спросила:

— Давай, и про себя расскажи тоже. Как лошадка твоя поживает, как ты сейчас работаешь, как дела у Белтона?

Рилан, хотя и видно, что был он сейчас несколько не в себе, начал рассказывать, обычным своим живописно-смешным тоном. Рябинка – хорошо, стоит в конюшне и ест зерно, а что, спрашивается, ещё ей надо? Сам он по-прежнему живёт у Белтона и на жизнь особо не жалуется, деньги пока есть, можно и не работать, но недели через две они, несомненно, кончатся, и тогда, конечно, придётся сгонять на пару с Рябинкой в Невильн или в Келдар, но лучше в Невильн, потому что до Келдара слишком далеко. Но ничего, он всегда умеет быстро обернуться, так что неделю спустя он, скорее всего, опять сможет быть здесь. Ривелсея вдруг прекрасно поняла, в связи с чем он так рассказывает, словно извиняясь, что ему придётся уехать, и почему он так стремится вернуться как можно быстрее. И ей опять стало неловко: неужели она заинтересовала Рилана в такой мере? Ведь она же ничего для этого не делала, разве что в гости к нему она в прошлый раз, возможно, зря зашла, но тогда ей просто стало до тошноты одиноко, и надо же хоть иногда хоть куда-то пойти. Одновременно Ривелсея с большим неудовольствием вспомнила, что как раз сегодня ей есть куда пойти, что её ждёт этой ночью очень сомнительное свидание, вместо которого она с удовольствием пообщалась бы лучше с Риланом. Она несколько раз уже думала в течение дня, и даже сидя за одним столом с Хейлером, стоит ли ей соглашаться на эту очередную авантюру и не будет ли это стоить ей слишком дорого. Разум, к которому должен бы, конечно, обращаться в первую очередь каждый прошедший обучение у Великого Мастера, настойчиво говорил ей, что как раз это не очень-то разумно. В то же время, тот же самый Разум сурово упрекал её в том, чем она занимается: если бы Повелитель приказал ей уничтожить Ночное Посольство, то было бы очень правильно найти себе союзников в лице тех же квайзов, впутаться в самую невообразимую резню и гордо умереть за Орден. Но поскольку её задача – всё разведать, то и действовать, наверно, желательнее всего в этом русле. Она уже успела подумать и решить, в каком случае ей можно будет отправиться обратно, домой, в Цитадель: разведывать можно бесконечно, но должен быть и какой-то предел, не может же она всю свою жизнь провести здесь? Узнать как можно больше обо всём (а пока она узнала не так уж и много: ведь даже Рилан что-то слышал о проблемах в Анрельте, а она, надо сказать, не так уж и далеко от него ушла), понять, где правда, пролить вражескую силу (это неприятно, но какой же без этого может быть ратлер?), и после этого, в принципе, можно вернуться и доложить обо всём Совету или, если её удостоят такой чести, то Повелителю. Подобные доклады ей делать, конечно же, ещё не приходилось, но она об этом не волновалась так сильно, как не волновалась и об обратной дороге – тоже, разумеется, весьма тяжёлой. В первую очередь она думала о том, как и в каком случае она сможет покинуть Анрельт, чтобы уйти отсюда с чувством Победы, а не поражения, столь гибельного для ратлера. Конечно, было бы очень неплохо совершить какой-нибудь подвиг, но на это она особенно не рассчитывала, ведь подвиги редко подворачиваются под руку, вполне удовлетворительным она считала достаточное количество информации для Совета и отчёт о личном вкладе в эту борьбу.

— Ривелсея? – Рилан подвинулся в её сторону и посмотрел проникновенно. – Ты опять о чём-то глубоко задумалась?

— Да… Вот задумалась немного, – ответила она. – Ты чай-то пей, а если хочешь, могу тебе ещё заварить.

— Ещё не очень поздно, как это по-твоему? Я-то обычно долго не сплю, хотя скоро, наверное, уже полночь, недавно, кажется, на сторожевом посту одиннадцать раз ударили.

Он задумчиво вгляделся в плотную ночную тьму.

— Или давно?

Ривелсея с досадой вновь подумала об Адесте: ну мог бы, наверное, часы какие-нибудь у неё в комнате повесить! Не карманные же ей покупать? Карманные она если где и видела, то только в магазине, не дешевле трёх анреллов – вещь всё-таки уникальная, и почти все они с драгоценностями. А так, чтобы узнать, не наступила ли ещё полночь – этой возможности у неё вообще не было.

— Да, наверное, уже полночь, – сказала Ривелсея. – Жалко. Я бы с тобой и ещё посидела.

— Так давай. Лично я не тороплюсь.

— Я бы с радостью. Но только понимаешь, именно сегодня и практически уже сейчас мне надо идти.

Глаза Рилана округлились.

— Идти? Ночью? И куда же? – в его голосе прорезалось что-то новое, какая-то эмоция, которой не было перед этим. Пока Ривелсея соображала, как ему это сказать, он добавил:

— Вот только не говори, что это по службе!

Рилан выглядел обиженным. Ривелсея себя обругала. Как не везёт ей сегодня! И пусть даже это «сегодня» теперь уже «вчера», но не везёт, кажется, по-прежнему. Она сказала не подумав, а Рилан наверняка подумал что-то не то. Это, наверное, можно считать закономерным.

— Ты не обижайся, – сказала она. Рилан действительно выглядел несчастным, и она вообще пожалела, что открыла рот. Нужно было всего лишь распрощаться, сославшись на позднее время, а потом спокойно отправиться обратно на Серебряную улицу. Но сейчас, впрочем, было уже поздно так сделать.

— Рилан, – сказала Ривелсея как можно более мягким голосом. – Ничего личного здесь и правда нет.

— Да?

— Не веришь?

— Ты меня прости. Я вообще ведь слишком обнаглел, что интересуюсь, когда ты и куда идёшь. Но просто как-то…

— Я понимаю. Подожди, – на её лице отразилась работа мысли. – Да, наверное, я бы тоже не поверила… Тогда… Я даже не знаю…

— Нет, ты что, – Рилан, похоже, сам забеспокоился. – Я не обижаюсь, ну просто, ну ты сама подумай: поздно вечером, практически ночью, только-только пришла, и вдруг опять? Возможно, я и не…

— Я знаешь что подумала? – спросила Ривелсея, как-то неожиданно просветлев лицом.

— Что?

— Пойдёшь со мной?

От этого он даже как-то опешил. Глаза округлились ещё больше, и посмотрел он на неё как-то странно.

— С тобой?

— Ну да, – Ривелсея улыбнулась. – Мне и самой уже надоело везде в одиночку. Только, – она несколько посерьёзнела, – должна предупредить: это опасно. Не хочу подвергать тебя риску, а сама я уже привыкла.

— Опасно? А насколько опасно? Я не к тому спрашиваю, чтобы струсить и убежать. Может, просто вообще это того не стоит, а?

— Просто опасно. Не то чтобы очень, конечно. Есть вероятность, что меня (и тебя тоже, если ты со мной) убьют, а потом закопают где-нибудь в таком месте, в котором раньше чем через сто лет нас никто не найдёт. А может, просто сходим, побеседуем и вернёмся. Так что – опасность небольшая. Никогда ведь не знаешь заранее, как это будет.

Она храбрилась, и говорила, быть может, нарочно беззаботно, хотя глубокое сомнение в правильности того, что она делает, несомненно, было. Но, опять же, та «искорка», про которую она несколько часов назад говорила Ришету, сыграла свою роль: она приняла решение, а приняв, решила идти до конца.

— Однако, – сказал Рилан. – И это у тебя называется «опасность небольшая»? Нет, тебе составить компанию я, конечно, не откажусь, но можно хотя бы узнать, куда мы направляемся? Снова к твоим «истребителям зла»? Но они же, как я понял, хорошо к тебе относятся, зачем они нас будут убивать? Или, – он вновь посмотрел в окно, а потом ей в лицо, – будет стычка? Я не воин, сразу говорю. Нет, я меч, конечно, могу взять в руку, но боюсь, меня зарубят, пока я соображать буду, которая сторона у него острая.

— Нет, – сказала Ривелсея. Ей почему-то сильно захотелось поцеловать его: всё-таки он был молодец. – Я надеюсь, этого не будет. Просто идём мы не к квайзам. Сегодня у меня – в первый раз в моей жизни – ночная встреча с Ночным Посольством.

— С Посольством? – Рилан опять, кажется, удивился. – Сколько можно удивлять? Ты же только что сказала, что с ним вы боретесь?! И потом, оно ведь очень страшное какое-то, если я тебя правильно понял. Я, конечно, невежда, но после того, что ты про него говорила, я нисколько не сомневаюсь, что нас убьют, освежуют и скормят собакам, и не лучше ли вместо этого другим чем-нибудь заняться? Нет, я не трус, – добавил Рилан. – Но надо же взвешивать шансы?

— Надо, – кивнула Ривелсея. – Но шансы у меня такие, что идти волей-неволей тоже надо.

— Почему?

— Потому, – ответила она, – что мне не доставляет удовольствия, когда на меня охотится весь город. Посольство – шутить не любит, меня сегодня дважды чуть не убили.

Наступило недолгое молчание.

— Кошмар, – медленно произнёс Рилан. – Кто мне пять минут назад говорил, что работа не опасная?

— Ты, конечно, захочешь спросить, за что на меня охотятся. Так вот: не надо, хорошо? Я тебя очень прошу.

— Ладно, не буду. Только, по-моему, ты что-то важное недоговариваешь, А это важное наверняка такое, что убавляет наши с тобой шансы живыми вернуться.

— Возможно. Ты очень рассудительный, Рилан, и это – хорошо.

Рилан с трудом рассмеялся.

— Ладно, – сказал он. – Что ж, пойду с тобой и постараюсь помочь своей рассудительностью, если тебе своей вдруг не хватит. Я полагаю, давай собираться – ведь чем скорее уйдём, тем скорее вернёмся, так?

— Так, – сказала Ривелсея. – Спасибо тебе, – добавила она, положив руки ему на плечи. – Ты просто молодец.

Ей было неудобно вновь выгонять Рилана, чтобы переодеться, поэтому она просто накинула уже порядком надоевший ей плащ. Брать ли оружие – такого вопроса она себе, естественно, не задавала, а потому и меч тоже пришлось достать из шкафа.

— Это что у тебя? – тут же заинтересовался Рилан. – Оружие такое необычное? – Он мотнул головой. – Что-то я не верю уже в твои «переговоры».

— Переговоры тоже разными бывают. Бывают и такие переговоры, что верх одерживает тот, у кого меч добротнее.

— И часто они бывают? А можно взглянуть? – попросил Рилан. – Ух, тяжёлый, да неужели же ты его таскаешь? – Рилан вынул клинок из ножен. – Интересно-то как! Никогда такого не видел! А что за металл, ты в курсе? И где ты его купила?

— Нет, не в курсе, – честно сказала она. – Ну, железо, наверное.

— Нет, – со знанием дела ответил Рилан. – Железо… похоже, конечно, на железо, только оно чёрное и так не блестит. А твой блестит, всё равно как серебро просто. Не знаю, что это такое, но вещь, кажется, превосходная. Похоже, что это и не из Анрельта. Так или не так?

— Так, – ответила Ривелсея.

— Понятно. Не буду сейчас спрашивать, попытаю потом, когда придём обратно. Но уж тогда-то ты никуда не денешься и всё-всё мне расскажешь, так и знай!

— В виде награды за почётный эскорт?

— Нет. Просто так, – сказал Рилан, смутившись. – Эскорт из меня неважный: у тебя оружие самое что ни на есть настоящее, а я – ну, разве что в зубы двинуть могу.

— А что, приходилось?

— А то! Парень-то я мирный, но бывает, прицепится кто-нибудь: или деньги давай, или рубаху давай, или всё вместе давай. А бывает, они и сами не знают что, но давай. В таких случаях самое первое дело – дать в зубы, а потом уже обычно всё решается: либо они сбегут, либо я, если их очень уж много. В Анрельте-то редко это бывает, несмотря ни на что: тут Стража повсюду, ну а в таких районах, где её мало, я обычно не бываю. На Стражу лучше не нарываться, и это все понимают: за простую драку, если попадёшься, они выбор обычно предоставляют: либо десять монет штрафа, либо четыре месяца в тюрьме. Ну, а за убийство-то лет семь, не меньше, либо сразу повесят, если так Градоправитель решит.

Ривелсея усмехнулась. Идиллия просто! Но, несмотря на эту идиллию, всё равно спокойствия в Анрельте сильно не хватало: она сама сегодня видела, как люди на них косились. Крупный город есть крупный город: всё что угодно случись – никто не удивится, все уже привыкли.

— Да, я понимаю, – сказал Рилан, – нам с тобой Стража не поможет. И вообще ей лучше не попадаться: по ночному времени обыскать могут, а ношение оружия – два часа допроса плюс пятнадцать монет штрафа, опять же. Пойдём уже, а то, пока мы тут обсуждаем, светать скоро будет!

— Пойдём. Держи, герой, – она протянула ему свой кинжал из Невильна. – Отобьёшься, если что. Или припугнёшь хотя бы. Лучше, наверное, чем в зубы-то давать?

— Наверное, лучше, – рассмеялся Рилан. Посмотрел на кинжал, затем на меч Ривелсеи, и задумчиво констатировал:

— Тридцать монет…

Тридцать монет – это почти анрелл, отдавать столько в пользу Градоправителя не хотелось, поэтому вышли тихо и передвигались так, чтобы не очень-то привлекать внимание.

— Если встретим патруль, то главное – спокойно, – поучал Рилан. – Не дёргаться, иначе точно остановят. И поменьше серьёзности: надо делать вид, что мы просто с прогулки припозднились, а вот когда выглядишь слишком сосредоточенным, то это Стражу нервировать начинает. Я один раз шёл вечером, думал о чём-то, и вот лицо им моё не понравилось. Меня двадцать минут пытали, куда мне надо и почему я такой странный хожу.

— Кошмар, – посочувствовала Ривелсея. – Ладно, будем действовать смелее.

Два раза они натыкались-таки на патруль, но их пропускали: очевидно, думали, что парочка возвращается домой. Для пущей наглядности Рилан приобнимал Ривелсею за плечи, а пару раз даже опустил руки ей на спину и ещё ниже. Вскоре они были на Серебряной. Минут десять искали этот дом, в ночном чёрно-фонарном мраке она далеко не сразу смогла его опознать по своим дневным воспоминаниям. Они спокойно шли вдоль дороги, как вдруг Ривелсея вздрогнула всем телом и повернула голову назад. Да, точно, именно здесь несколько часов назад было побоище. На дороге валялись листья и трава, но она знала: это для того, чтобы не видно было пятен силы, и от этого, да ещё от осознания, что где-то здесь могут лежать два человека, убитых ею (ведь могли же их ещё не убрать? А если и убрали, то наверняка не стали через весь город тащить, а где-нибудь поблизости зарыли), становилось как-то мерзостно-неприятно на душе.

Дом был чёрной и мрачной громадой и выглядел как-то устрашающе, Ривелсее стало не по себе от его вида. Заходить туда совсем-совсем не хотелось, однако дверь на этот раз была открыта, а на столе, который был подвинут прямо к двери, лежала свеча и огниво.

— Ого, так нас ждут, видимо, – произнёс Рилан. Он заметно нервничал, и Ривелсея его прекрасно понимала. Чтобы рисковать всё время и спокойно, нужна некая привычка.

Она высекла огонь, комната осветилась. Ничего, кажется, не изменилось с прошлого раза, и стоит всё там же. Однако, кроме предметов, свеча ничего не высветила: дом был пуст.

— А почему никого нет? – спросил Рилан.

Ривелсея догадывалась почему. Она молча подошла к знакомому ей уже шкафчику и открыла его коварные дверцы. Внутри была пустота и тьма, впрочем, неполная. Откуда-то снизу распространялось слабое пятно света, из чего можно было сделать вывод, что там, наверно, кто-нибудь есть.

Она чего-то такого и ожидала: вряд ли члены Ночного Посольства будут сидеть в комнате и громко веселиться. А вот бедняга Рилан был ошарашен. Ривелсея, потратив на это лишние десять секунд, притянула его к себе и прижалась губами к его щеке.

— Не бойся. Давай за мной, – сказала она, улыбнувшись в пламени свечи.

Она шла впереди, он сзади. Но на половине спуска он, на миг прижав её к стене, протиснулся вперёд. Лицо у него было серьёзным, совсем не таким, каким обычно. Свечка чадила и много раз чуть не гасла, однако кое-как удалось спуститься до конца так, чтобы не навернуться с лестницы. В момент, когда она кончилась, в смутном блеске нескольких свечей впереди что-то обозначилось, но что именно, Ривелсея никак не могла видеть за спиной Рилана. Когда же он отодвинулся немного в сторону, то увидела и она. Штук двадцать свечей освещали помещение, у правой стены стоял длинный стол, а рядом с ним, по ту его сторону – небольшой диванчик, покрытый чем-то мягким, и на нём кто-то сидел.

Ривелсея снова выдвинулась вперёд и первой сделала несколько шагов в ту сторону. Кроме них двоих, здесь находилось ещё трое. На диване полулежала женщина. Увидев их, она привстала и села прямо. Мужчина с капюшоном на голове, из-под которого виднелся шлем, сидел, внимательно глядя на них, рядом с женщиной. Наконец, в стороне находилась девушка, которая смотрела как-то настороженно, чтобы не сказать испуганно.

— Приветствую, – сказала женщина. – Приветствую тебя, Ривелсея. И твоего спутника тоже, конечно же. Рада, что ты пришла, ты поступила самым правильным образом, иначе это всё могло бы кончиться, – она махнула рукой, – совсем нехорошо. Прекрасно, что ты откликнулась на моё предложение. Давай, прошу тебя: садитесь, располагайтесь и, главное, не нервничайте, здесь и сейчас против вас ничего не злоумышляют.

Она кивнула на два стула с высокими спинками, стоявшими по ту сторону стола. Стулья были мягкие, обитые какой-то хорошей материей. Они сели.

Окон не было. Хотя, конечно, и на улице было не светло, но какая-то оторванность от мира здесь ощущалась. Пламя свечей колебалось, свечи были жёлтые, а свет от них – тёплым.

— Как же я рада, – повторила женщина. – Надо познакомиться, я полагаю: я – И́рса, та, кого и называют ещё Стрелой-в-Тени. Сразу говорю: я сделала совершенно нелогичный шаг, придя сюда на встречу с вами, и Терон, если бы он узнал об этом, жестоко бы меня отругал. Да, Ривелсея, я рискую, придя на встречу с тобой практически одна. Вот, – она указала на мужчину, – вот сидит мой Мститель, а больше я никого с собой не взяла. Мститель день и ночь ходит за своим господином, он оберегает мою жизнь, и отказаться от его услуг у меня даже нет права. Вы его не бойтесь: да, драться он, конечно, умеет замечательно, но совсем не агрессивный, пока мне ничего не грозит. Обращаюсь к тебе, Ривелсея: ты готова говорить мирно и по-хорошему?

— Да, готова. Я сейчас тоже не агрессивна, день выдался такой, что хотелось бы расслабиться. Рада приятному знакомству.

— Замечательно. Слово ратлера внушает мне доверие, а то я уж совсем заволновалась, когда увидела, как входят двое рыцарей Разума. Итак, будем вести себя, как добрые приятели, и постараемся понять и помочь друг другу, насколько это возможно!

Ривелсея сидела, и глаза её медленно расширялись, а мысль судорожно металась, ничего не находя. Как?! Каким образом, откуда? Кому, где и когда она могла проговориться, и как вообще могло случиться так, что её раскусили? Никому, кроме Адеста, она не сказала, что она ратлер, вообще никому в Анрельте! Стекольщик – не знал, догадаться не смог бы точно. Хейлер или кто другой из квайзов тоже не знал. Догадаться… Возможно, что её победы заставили задуматься, но – тоже вряд ли, и потом, квайзы не могли ничего выдать Ночному Посольству. Оставался один Адест. Но – неужели? Неужели предательство даже в рядах союзников? Либо запугали, либо обманули, он не настолько ведь, наверное, морально стоек, чтобы…

Внезапно, ещё раньше, чем Ривелсея успела додумать эту мысль, до неё дошло, и она даже тихо застонала от досады и от злости на саму себя. Зачем она такая глупая и как можно было вообще попасться в эту ловушку? Она всё вспомнила: днём, в этом же доме, наверху. Шкафчик с несколькими книгами, которыми не заинтересовался никто, кроме неё. Ну хорошо, можно было полистать и посмотреть, но кто, спрашивается, толкал её на то, чтобы забирать книгу с собой? Книга-то и сейчас лежала дома у Адеста, в шкафу, но только поправить что-либо было уже поздно. Конечно, из всех книг она взяла именно «Молот Настенарта», не считая обычной книги по военному искусству, а остальные так и остались стоять там же. По факту пропажи именно этой книги вполне естественно можно было догадаться, кто мог её взять, ведь имя Настенарта знает далеко не каждый. Это же надо так сесть в лужу. «Не лги никогда и не бери чужого», – так учил её Повелитель, и учил хорошему, только вот ей не хватило ума последовать его совету.

— Что же? – спросила с улыбкой Ирса. – Не ожидала? У тебя очень показательная мимика, ну хотя я понимаю, что это, наверное, тебя должно ошарашить. Ничего, сама понимаешь, вечно таиться не получится ни у кого. Виновата не только книга, хотя, конечно, взять её было большой оплошностью, но и весь твой стиль поведения. Квайзов мы разгромили, и разгромим с лёгкостью ещё пару раз, если потребуется, но вот ты сегодня стала проблемой. Зенрис, Готед, Шанир, Кунисан, Ратес, Иварон – мы, на самом деле, небольшая организация, нас всего не больше трёхсот человек, и потерять шестерых в один день – это много. Очень много. Мы к такому не привыкли, а особенно не привыкли к тому, чтобы столько жизней уносил один человек и оставался безнаказанным. Несмотря на все действия квайзов, никто, кроме этих шестерых, больше не пострадал. Только вот ещё защитник дома Зенриса, он тоже меня волнует: скажи честно, его есть смысл разыскивать на земле, или его душа отлетела в бездну? Всё-таки он тоже наш, и его подобает найти, если это возможно. Нам это не удаётся, потому я и спрашиваю, чтобы поиски не были бессмысленными.

— Не стоит искать, – сказала Ривелсея, подумав о том, как неприятно, когда тебя находят бывшие свои.

— Понятно, – вздохнула Ирса. – Не переживай, тебя никто не обвиняет. Покойный Зенрис, надо сказать, был не очень-то умён. Нет, он знал, как обращаться с деньгами, но плохо умел обращаться с людьми. Он расположил тебя плохо к Ночному Посольству, навредил себе, всем нам, и сам же поплатился. Я хочу только сказать, что именно из-за тебя возникли основные проблемы. И дело не в том, чтобы тебя нельзя было победить. Нам приходилось убивать арбалетами не только тех, кто не носит доспехов, но и тех, кто их носит, да и другими способами тоже… Однако (и заметь, это была моя идея) мы решили выяснить, кто ты и чего тебе нужно. Как видишь, первое мне уже удалось. Ну, а что со вторым? Я, честно сказать, про Орден ратлеров знаю так себе, не очень-то много, ведь вы о себе не трубите, хотя и не скрываетесь особо. Но я знаю вполне достаточно, чтобы понять: с одной стороны – квайзы с их жаждой истребить нас всех, с другой – Венец Рейлинга с бесконечными безумствами, городская Стража, внутренние предатели – с меня лично и так достаточно, конфликт с вашим Повелителем нам совсем не нужен. Опять же – я лично мало что знаю, однако, хотя он находится далеко и явно себя не проявляет, я имею представление о том, что он – серьёзная личность. Мы знаем про ратлеров всё-таки чуть-чуть, вы немного ненормальные там все, – Ирса улыбнулась, – но в бою ужасные, это уже в поговорки вошло. Так вот, исходя из всего этого, я и думаю, что нехорошо нам ссориться, и если можно как-то решить вообще эту проблему, то я готова сделать шаги к взаимопониманию. Извини, если пытаю слишком бесцеремонно, но ты не скрытничай, говори лучше сразу, что Повелителю нужно от этого города и от Ночного Посольства в частности? Надеюсь, он не намеревается истребить нас под корень; если же нет, то, я думаю, можно обговорить детали. Его руки длинны и сильны – но и наши, и наши тоже. Говори не стесняясь, Ривелсея, ты никого не предаёшь, а напротив, выступаешь сейчас как посланник Ордена; мы готовы, возможно, даже пойти на уступки – разумеется, обоснованные, ведь пойми: убить тебя – это значит… Ну не то чтобы бросить вызов, но, по крайней мере, усилить внимание с вашей стороны к нашему городу. А вот этого нам как раз и не надо. Итак, давай говори прямо. Чего желает Повелитель?

Ривелсея задумалась, перебирая в уме все возможные варианты ответа, и наконец сказала просто:

— Ничего особенного. Порядка. Всего лишь – порядка, его у вас тут сильно не хватает.

Ирса буквально зашлась от смеха. Её смех был захлёбывающимся, низким и очень задорным.

— Вот это я называю – фанат одной идеи! Конечно же – порядок, порядок и порядок! Его мы всегда и во всём наведём, а где его нету – всё силой зальём! Ведь это и есть ваш девиз, нет разве? Но дело в том, – сказала Ирса, посерьёзнев, – что мы ведь тоже хотим порядка. Наши цели совпадают. Ночное Посольство как раз и выступает за порядок, за настоящий порядок. Если бы я теперь сказала «но нам мешают всякие тупые болваны» – это, конечно, выглядело бы слишком примитивно и смешно. Но нет: нам они не мешают. Да и никто не мешает, нам просто нужно подготовиться.

— К чему? Захват города, свержение правителя, установление безвластия в целях уничтожения законов?

— Ох, – только и смогла сказать Ирса сдавленным голосом. – Нет, я, конечно, понимаю, что идеи всегда изменяются, когда их передают люди, но не до такой же степени! Это же надо, до чего пошло звучит то, что ты сейчас сказала! Неужели можно и правда думать, что это – наша цель? Неужели мы похожи на полных отморозков и дураков? «Свержение правителя»! «Захват власти»! «Над миром» ещё надо прибавить, чтобы ещё тупее звучала наша цель! Безвластие – ну что может быть лучше? Ни законов, ни правил нет, а правило только одно: если у меня топор есть, а у тебя нету, то отдавай-ка ты мне свои деньги! На улицу выходишь и не знаешь точно: просто тебя ограбят, или ещё и убьют. Это преступление против порядка, да и против людей вообще! Нет, мы хотим – поверь мне, Ривелсея! – вовсе не этого! Я понимаю: наверное, кто-то из наших, или из квайзов, ещё лучше, объяснил тебе, как умел, то, что узнал понаслышке – а уж хуже этого вообще ничего быть не может! Объяснил так, как воспринял на своём уровне, ведь для многих «изменения в жизни» связываются только со свержением власти. Тупость большинства людей – это страшная беда. Начни говорить о свободе – «это значит, можно налоги не платить», начни говорить про долг – «опять, значит, хотят налоги увеличить!» Всё, большего они воспринять не способны, хоть умри тут перед ними! Ты не согласна?

— Да, в этом истина есть, – кивнула Ривелсея.

— Ты разумная девушка. Ты умный человек, ты должна это понимать. Всё, что мы говорим и делаем, потом всегда истолковывают против нас. Тебе ли не понять, что такое – идея, и что такое – её донести? Не будем разбирать, как я отношусь к вашим принципам, но ведь тот, ваш, про которого книга-то написана, он ведь тоже (я книгу читала немного, знаю) с непониманием всю жизнь боролся, разве нет? Да потому что сильные идеи с трудом входят в стандартные мозги, тут квайзам проще: «Истребим Ночное Посольство!» Все поняли? Да, все поняли! Даже старый пенёк, и тот всё понял, слишком уж просто и понятно!

— Что-то мы всё вокруг да около, – сказала Ривелсея. – Про квайзов я знаю уже. Вы-то чего хотите?

— И правда, заболталась, – согласилась Ирса. Её глаза блестели от свечей, и у Рилана тоже блестели, да и у неё самой, наверно. Сколько прошло времени? Может, тридцать минут, а может, почти час. – Но хочу всё равно отложить разговор о главном: надеюсь, вы не возражаете против позднего ужина? Мы же не враги всё-таки, позвольте проявить гостеприимство. Вы пришли сюда, устали, наверное, за день, да и я тоже. Достань нам всё, – обратилась она к девушке, которая, видимо, за этим здесь и находилась.

Та быстро и ловко достала из-под стола корзину, покрытую крышкой, и с большой скоростью расставила всё на столе. Трапеза была не слишком шикарная, но, впрочем, неплохая: белое мясо, белый мягкий хлеб и молоко, густое и холодное.

— Я предложила бы вина, – извиняясь, сказала Ирса, – но ведь совершенно невозможно, чтобы вы выпили моего вина, не задумавшись об отраве. Такая уж это вещь – вино: его наливают за здоровье, им поминают умерших, им же подносят последний кубок тому, кто ещё не знает, что он – последний. Поэтому будем пить молоко и не думать ни о чём дурном.

Делать нечего, отказаться было неудобно, и они стали есть. Ривелсея незаметно подносила каждый кусок к носу и вдыхала, и осторожно пригубила в первый раз молоко. Она знала немного в этом толк и боялась почувствовать – есть, есть такая особая горечь в еде, тонкая и малозаметная, но почувствовав которую даже кончиком языка или носа, есть и пить никак нельзя. Но этого вкуса не было, и через пять минут она почти уже окончательно успокоилась. Улучив время, когда Ирса стала что-то говорить девушке, она наклонилась к Рилану.

— Ну как ты? – спросила она в самое ухо. – Тяжело, как видишь, на такой работе. Но кормят хотя бы…

— Да я ничего вообще не понимаю! – честно признался Рилан, также ей на ухо. – О чём вообще вы говорите, я же вообще не в курсе! Какие-то погромы, войны, убийства – кошмар один, одним словом, неужели же всё это на самом деле происходит? И про тебя что-то всё, а я, опять же, не понимаю: что за повелитель-то вообще? А орден – это что? И вообще, Ривелсея – я себя полным дураком чувствую, ты ведь мне ничего не рассказала. А почему хотя бы нас с тобой за рыцарей приняли? Может, хоть это объяснишь?

Он придвинулся плотно ухом к её губам, ожидая ответа.

— Ничего, – шепнула Ривелсея, – рыцарь – это формальность. И это хорошо, что она о тебе так подумала. Ты, если она что спросит, просто скажи: «Я служу Повелителю», или «Главное – действовать разумно», и всё будет нормально.

Ривелсея как в воду глядела. Только она успела это договорить, как Ирса снова вступила в разговор.

— Всё-таки предлагаю немного расслабиться, поговорить о жизни. Я вот, например, в Ночном Посольстве уже двадцать лет работаю, ну у меня и выбора особого не было, меня отец привлёк сюда чуть ли не с детства. Помню, ещё в десять лет я бегала где-то, за кем-то подсматривала и бумажки разные передавала. Забавно только то, что отец-то был простым счетоводом, а я-то вот смогла продвинуться до Хранителя, а это всё-таки…

— А, так же, как Старэл? – спросила Ривелсея, с трудом вспомнив это имя, прочитанное ею в переписке Зенриса.

— Старэл? А откуда ты знаешь Старэла? – насторожилась Ирса.

— Я много чего знаю, – ответила Ривелсея: ей очень хотелось, чтобы всякие, пусть даже случайные, сведения подняли ей хоть немного престиж, ведь как-никак ей приходилось сейчас говорить за весь Орден, и ей очень хотелось не уронить марку.

— Вижу, – серьёзно сказала Ирса. – Но не понимаю. Надеюсь, он ещё жив? – она прямо-таки напряглась, и Ривелсея, чтобы не мучить её, поспешно кивнула.

— Страшно с тобой. Сидишь-сидишь, и вдруг – как будто молотом по голове получишь.

— Ратлерский стиль, – улыбнулась Ривелсея.

— Именно так. Только стиль у вас, на мой взгляд, чересчур тяжеловесный. У нас всего-то четыре Хранителя вместе со мной, так что, пожалуйста, не надо, и так – семь человек за день; или ратлерская жажда силы всё ещё не удовлетворена до сих пор?

— Ну, не надо так, – Ривелсея вздохнула. – Ратлеры не звери, а карикатура на нас, между прочим, такая же почти, как и на вас. Я понимаю, кто мы в широком восприятии: страшный, здоровый и тупой мужик с секирой зверски зарубит любого, кто встанет на пути, не разбираясь и не очень-то задумываясь. Однако – что касается порядка, то это у нас хорошо устроено, и нечего всё время говорить про методы, потому что методы у всех одинаковы. Если кто-то мутит воду слишком сильно и не признаёт разумных доводов, то, конечно, что же тут поделаешь! Но в Анрельте-то, между прочим, именно мы навели порядок в тот раз, когда…

— О да, – ответила Ирса. – Что касается того раза, то здесь вам спасибо и поклон, потому что тогда это было очень уместно. Весь город был в развале целый месяц, без вас было бы дольше, ну а то, что лишние полтысячи могил после ухода ратлеров пришлось вырыть – это, конечно, мелочи.

— Хватит критики. Давайте поговорим про Ночное Посольство.

— Извини. Конечно же, я увлеклась. Но дело в том, что все вы – и ратлеры, и квайзы – вы все живёте войной. Уничтожить, разгромить, утихомирить – убить, убить, убить! Но это – не тот путь, он ведёт в тупик!

Чем дальше, тем меньше Ривелсея стеснялась, и появлялось в ней какой-то мощное противоборствующее чувство, и оно рвалось наружу.

— Проповедь? «Мы не хотим войны»? Но я уже слышала такое, и не так-то давно.

— Да. Готед… Ну, он был мастером своего дела, но я всегда говорила ему: не будь таким поспешным. Он, я понимаю, не очень хорошо, наверное, объяснил, потому что торопился.

— Куда? К обеду не опоздать? Из-за него меня сегодня чуть не убили квайзы.

— Теперь ты нас обвиняешь. Мы, может, перед тобой немного и виноваты – это в части того, что касается Зенриса, но никак не в части того, что касается войны. Ты всё ещё не понимаешь нас, – вздохнула она. – Мы готовы были бы много раз перед тобой извиниться и даже молить тебя о прощении, если бы на тебя напали безвинно, если бы ты была чиста от войны, – она помедлила, – и от силы. Честь тебе и хвала, если только здесь есть за что: знаменитый ваш молот Настенарта прекрасно обработал твой разум, теперь он недоступен ни для чего, ни для какой истины, которая исходит…

— От неразумных, которые, сколько бы ни кричали, что не хотят войны, сами всё равно только и делают, что воюют и убивают? Великий Орден ратлеров мог бы легко навести порядок в вашем обширном городе, а если пока этого и нет, то не потому, что у нас чего-то не хватает, а только потому, что это сейчас, видимо, не самая приоритетная задача. Однако, как видишь, Орден уже заинтересовался Анрельтом, а поэтому можно надеяться, что в ближайшее время всё это будет…

— Но только тогда, конечно, – попыталась прервать её Ирса.

— Не стоит думать, – добавила Ривелсея, – что рука, день и ночь подписывающая приказы об убийстве, совсем-совсем чистая от силы: нет, это ещё хуже, поскольку воин, рискуя жизнью, искупает часть своей… – она сделала паузу. – Нет, я не скажу «вины», вина в том, чтобы сбивать людей с ясной дороги, а избавлять общество от таких вот личностей – это виной считаться не может!

Произнеся эту громкую фразу, Ривелсея оглядела своих собеседников. Мужчина рядом с Ирсой сидел, подняв несколько голову над столом и сосредоточенно на неё глядя. Сама Ирса смотрела как-то печально.

— Не горячись, пожалуйста. Поспешность часто бывает роковой, поэтому – не надо. Мы спорим как представители разных кланов, вместо того чтобы просто подумать. Это неправильно.

— Подумать – над чем?

— Подумать… – Ирса снова вздохнула. – Над тем, что происходит сейчас. Люди, в своём абсолютном большинстве, потеряли свою свободу. Люди перестали, давно уже перестали думать заново.

— Думать заново?

— Да, именно так. Слишком много вокруг расплодилось различных правил, и худшие из них – те, что учат мыслить.

— Попонятнее? – попросила Ривелсея.

— Когда человек начинает мыслить, то всё обычно заканчивается сразу же, как только он наталкивается на первое из таких правил. Иногда человек, целыми днями танцуя в бешеном однообразном круговороте, всё-таки задумывается, например: зачем он должен утром бежать из дома, чтобы весь день ворочать камни на стройке, или почему он должен отдавать чуть ли не все деньги в городскую казну, или жить с теми людьми, которые ему совсем никак не близки.

— То есть, это значит, что ничего этого он делать не должен?

— Стоп, – Ирса предостерегающе подняла палец. – Вот здесь-то и начинаются ошибки и трудности с пониманием. Я постараюсь всё-таки объяснить тебе не так, как объясняют другие, а так, как мы действительно это понимаем. Дело не в том, должен он или не должен – если я ставлю вообще такой вопрос, я не настаиваю на решении, решать-то он должен сам. Я лишь говорю о том, что нет ничего хуже, чем если в таких своих размышлениях он натыкается сразу на скорбно-тупое «я должен», и на этом всё заканчивается. Ведь даже если он решится и задаст себе вопрос, зачем он вообще здесь живёт, то и здесь обычно всё довольно-таки печально: его ум мечется и чувствует себя неспокойно до тех пор, пока он, опять-таки, не наткнётся на подобную идею, плавающую в воздухе и общедоступную, ту грязную идею, которая, несмотря на всё, нужна ему всё-таки, как подстилка для лошадки.

— Да, но идея существует не одна, – ответила Ривелсея. – При всём их множестве он может выбрать то, что его больше всего привлекает и что наиболее разумно.

— Разумно, – вздохнула Ирса. Она, похоже, стала осознавать нереальность всех своих попыток сбить Ривелсею с крепкой позиции. Практически отчаявшись в этом, она вдруг обратилась к Рилану.

— Вот ты, – сказала она, – скажи, пожалуйста, что ты насчёт всего этого думаешь?

Рилан не подвёл и ответил точь-в-точь то, что посоветовала ему несколько минут назад Ривелсея:

— Я служу повелителю, и главное – это действовать разумно.

Ривелсее даже стало жалко Ирсу. Она, похоже, решила, что имеет дело с такими тупицами, с которыми даже незачем и говорить. Лицо у неё сделалось почти что скорбным, и Ривелсея из этого решила, что для Ирсы этот разговор действительно очень важен. К тому же, нельзя было забывать о том, на что она шла ради разговора с ней, Ривелсеей. Конечно, с одной стороны, всегда следовало ратовать за Орден и за его крепкую, жизнью выстроенную мораль, но с другой – найти компромисс было важно: это могло дать ей новые сведения, и к тому же ещё ей очень не хотелось, чтобы за ней продолжали охотиться. Все честные способы Посольство уже исчерпало, теперь, похоже, остались только эффективные. Легко, очень легко: пара дротиков с каплей древомути – и нет никакой девушки Ривелсеи…

— Мне хотелось бы – пусть я даже хочу слишком много, но это необходимо – услышать немного про ваши действия, замыслы и планы. Потому что, сравнивая наши взгляды на жизнь, мы начинаем философствовать, а в этом мы всегда разойдёмся…

— Да, – Ирса провела ладонью по столу, – я тоже так думаю. Хорошо, я возьмусь за это и расскажу тебе то самое главное, что заключает в себе Ночное Посольство.

И здесь её голос изменился, перешёл в громкий и страстный шёпот.

— Я говорила тебе уже: люди становятся всё более неразумны, и никого это почему-то не заботит. Вот что страшно. А неразумность быстрее всего ведёт к страданиям.

Ривелсея кивнула.

— И вот поэтому мы решили: всему этому вскоре должен прийти конец, – веско сказала Ирса. – Человек глуп, человек слаб, но он пойдёт за нами, потому что у него нет выбора, а мы приведём его к той свободе, которая пока доступна лишь нам.

Глаза Ирсы зажглись; очевидно, она говорила сейчас то, что действительно думала, и Ривелсее было интересно.

— Мы сейчас все живём, – Ирса вздохнула, – в мире слёз, мире судорог, мире огня. Внутренний огонь воспламеняет всех, и поэтому, не имея никакого ума и никакого понимания, люди бьются все вместе в страшной агонии, и потому всё так печально.

— Так было всегда и идёт давно, – сказала Ривелсея. – Очень-очень давно, сотни и тысячи лет. Я не верю, что это может измениться. Тем более, что не так уж всё и плохо, если вдуматься. Жизнь – это сложная вещь, всё зависит от того, как к ней подойти, а неразумие большинства требует лишь того, чтобы им дали знания.

Ирса, похоже, не слушала: её собственная речь увлекла её.

— Мы дадим это людям! – провозгласила Ирса. – Мир слёз отомрёт, и отомрёт очень скоро. – Её шёпот стал тихим. – Всё закончится тогда, когда наступит День дня-и-не-дня. В этот день закончится мир слёз и придёт мир заката, вечного заката и тишины, которая никогда не кончится. Это будет мир тихий и спокойный, где все будут жить не по этим безумным законам, а по самым естественным принципам.

— Все? – спросила Ривелсея. – Что-то я не понимаю вашей идеи. Поверьте, люди не такие, чтобы резко измениться. И к тому же, – секунду подумав, она сформулировала главный вопрос, – зачем вам это надо?

— Мы живём в осквернённом мире. И потому хотим изменений. Этот мир слишком горяч, и он будет постоянно кипеть и страдать, пока не погибнет всё. Гармонии не может быть в огне, мы предлагаем тишину.

— Ну вот что, – сказала Ривелсея, и голос её прямо-таки налился решимостью и мощью рассудка, – из всего этого я не понимаю, к сожалению, ничего, кроме одной вещи: Ночное Посольство пытается странными непривлекательными сказками заморочить головы людям. В данный момент – мне. Ирса, мы с самого начала условились говорить дружелюбно, чтобы прийти к согласию. Что ж, дружелюбно говорить – это приятно, но что касается согласия, то ты не говоришь ничего конкретного, с чем лично я – и Орден – могли бы согласиться. Ночное Посольство может сколько угодно радовать себя радужными перспективами и мечтами, но Орден ратлеров этим не склонен заниматься! Если бы всё дело было только в мечтах, разумеется, никого бы это не волновало, но Орден сейчас встревожен тем, что вы убиваете людей!

— Никогда, – Ирса неожиданно нахмурилась. – Практически никогда мы не убиваем тех, кто не пролил бы силы наших братьев. Убийцы – квайзы, а не мы.

— Как бы то ни было, – лицо Ривелсеи тоже стало резким, – в беспорядках в этом городе, в любом случае, виноваты вы!

— Беспорядках! Да ваш порядок давно уже прогнил, неужели до сих пор не понятно? Постой, – она подняла руку в примиряющем жесте, чтобы не было возражений. – Ты просто ещё не понимаешь, зачем я тебя позвала, Ривелсея – поверь мне, я не настолько глупа, чтобы практически одной прийти на встречу с двумя ратлерами только для того, чтобы самой проповедать тебе догматы Ночного Посольства.

— Да? – в мозгу Ривелсеи тут же взметнулась мысль об угрозе и опасности, ведь мало ли чего можно ждать от этой женщины? Темна и, наверное, очень опасна – так же, как и Ночное Посольство.

— Да. Нужно сказать – я только совершенно не знаю, почему это так, – но ваш Повелитель совсем не глуп, он каким-то образом предугадывает самое главное и важное. Я тоже кое-что знаю, и знаю, что ратлеры в Анрельте тринадцать лет практически не появлялись. Теперь же он решил послать тебя – именно тебя, и тебе, я скажу честно, скорее сильно не повезло, чем повезло. Не знаю даже, сколь велики твои полномочия и как у тебя с поддержкой, но, однако, осмелюсь предположить, что поддержки у тебя не очень много, скорее всего. Надеюсь, что ты не собираешься одна бороться со всеми, это бесполезно и, – она усмехнулась, – и неразумно. Ночное Посольство – да, мы очень долгое время переживали сложные времена, но сейчас нас уже не остановить! – она взглянула на Ривелсею резко и почти что гневно. – Близится День дня-и-не-дня. После этого всё изменится, Ривелсея, и в этом нет ничего плохого – ты должна понять. День дня-и-не-дня – к этому мы готовились, о да, мы готовились очень долго. Хафрелос, создавший Посольство, очень хотел дожить до него, но не дотянул с небольшим три столетия. День-и-не-день – это начало того нового, о чём я уже говорила, и конец всякого безумия.

— Я не понимаю. Ты говоришь – уже скоро. Что скоро?

— Я почему-то надеюсь, что ты нам поможешь. Почему-то надеюсь и думаю, что ты разумнее и квайзов, и многих ратлеров.

— Я – должна помочь? – удивилась Ривелсея.

— Да, очень бы хотелось, – кивнула Ирса. – Я очень хочу, чтобы ты нам помогла. Ты, к сожалению, не можешь понять, что такое День-и-не-день, но поверь, это дело великое и благое. Однако – возможно, я и зря раскрываю тебе это, но мне почему-то хочется это сказать – мы хорошо уже подготовились, и День-и-не-день придёт раньше, чем кончится этот месяц, и этот месяц станет знаменательным.

Ривелсее стало интересно, и одновременно ей стало не по себе. Было здесь что-то странное, загадочное и страшное, в этом надо было разобраться. И страх тоже откуда-то наползал, он был связан с тем, что её, кажется, тянуло куда-то в грязный и чёрный круговорот, куда ей совсем не хотелось. Квайзы, Хитрый Стекольщик, ратлеры; Ночное Посольство, Адест, Венец Рейлинга; «Молот Настенарта», Хейлер и загадочная Ирса, – всё это бешено крутилось перед её глазами, и требовалось как-то из этого выбраться, потому что Ривелсея чувствовала: всё это становится слишком опасно. Совет Разума, что ни говори, предложил ей больше, чем ей самой хотелось. Защищать Орден и помогать в установлении порядка – несомненно; но, кроме того, носить оружие не снимая, рисковать жизнью каждый день и перестать считать, сколько людей с её помощью уже ушло с земли – это было для неё чрезмерно много. Однако деваться ей было уже некуда, и сконцентрироваться надо было, в первую очередь, на том, чтобы как-то в этом разобраться, чтобы было, что рассказать Совету, и, главное, вернуться туда самой.

— День-и-не-день сметёт всё, – продолжала между тем Ирса. – Но я не скажу «рассвет» – нет, это закат, это спокойствие и тишина, которой ещё не бывало здесь. Мы все сейчас ждём, когда подготовятся наиболее достойные из нас, а потом, – и в глазах у неё появился алчный яркий блеск, — потом всё это кончится, и не будет Ночного Посольства, и даже я смогу тогда отдохнуть. А ведь я, если сказать честно, устала, – и она задумалась.

— Почему – Ночное Посольство? – спросила Ривелсея.

— О-о, потому что – да, мы посланы Ночью. Разум – прости меня, конечно – людям успокоения и радости не даёт, а даёт – ты сама посмотри вокруг как следует! – даёт только мучения и страх. Все живут искажёнными правилами, а настоящие желания, желания своей души, скрывают даже от себя. Вот в этом мы и можем помочь. В мире заката, который принесём мы, этого не будет…

Ривелсея слушала быструю и горячую речь Ирсы, и лицо её было и жёстким и задумчивым одновременно. Нет, нельзя, конечно, сказать, чтобы речь Ирсы её поразила или что она хотя бы поверила чему-то из того, что она проповедала, однако было, было в этих словах что-то такое, тонко-неуловимое… Свобода – да есть ли она? Прямо перед ней сидит женщина и обещает свободу всем и каждому, причём совершенно даром. Мир, где все смогут следовать желаниям… Но вот только вопрос – какими будут эти желания? Утренние события, конечно же, не исчезли из её памяти: несомненно, Ночное Посольство может влиять на души людей, но оборачивается это обычно… Ривелсея заглянула в глубь себя, несколько раз спросив у себя самой: что сделать, чтобы наверняка не ошибиться? Что и говорить, ратлерская мораль, учение Настенарта – велики, чрезвычайно велики, но несовершенны, по-видимому, как и всё в этом мире. В мир, про который говорила Ирса, Ривелсея, конечно же, почти не верила, а величественный День дня-и-не-дня представлялся ей какой-то опасной авантюрой, которая, скорее всего, неизбежно приведёт к обычной пошлой резне. И к тому же, её интересовал ещё один вопрос.

— Знаешь, Ирса, мне очень хотелось бы знать: что руководит всеми вами? Ни за что не поверю, что вы заботитесь для людей, а не о себе. Такое в жизни практически не встречается.

— Встречается, – возразила Ирса. – Вот именно: о людях. Мы дадим им радость, бесконечную тихую радость, и ничего не попросим взамен. Когда придёт мир заката, мы будем затем руководить, подсказывать, направлять, с тем, чтобы люди не сбились снова, и эта задача вполне нам по плечу…

Задумчивость с лица Ривелсеи ушла полностью. Теперь всё становилось довольно-таки понятно. Управление и власть – вещи очень обычные, и стремиться к ним – дело не новое. Вот, значит, как: дать свободу, а себе забрать власть… Нет, так, наверное, не пойдёт. Выпустить тёмные и тайные желания человека – Ривелсея не сомневалась, что на это Посольство способно; заставив всех рубить и убивать друг друга, они наверняка кричали бы потом, что у них у всех руки чище горного снега. Ей вполне, вполне хватило убийств вчерашнего дня, нечаянной вины за смерть Брисата, безумия Дивайтена!

И она спросила, совсем не в тон Ирсе, холодно, спокойно и резко:

— Так что же угодно Ночному Посольству от меня?

По тому, как нарочито любезно прозвучал этот вопрос, Ирса, скорее всего, поняла, что искоренить презрение в Ривелсее ей так и не удалось.

— Нам бы очень хотелось, чтобы ты помогла нам в двух вещах: во-первых, помогла бы нам в отношении квайзов, а во-вторых, с Орденом. И заметь, я не прошу тебя совсем что-то делать, тем более – рисковать жизнью, как тебя заставляет этот ненормальный, из квайзов. Я, Ривелсея, как раз прошу тебя послужить делу спокойствия, а не войны. Несмотря на то, что ратлеры, конечно, всегда хотят войны и живут войной…

— Мы не хотим войны.

— Хорошо, если так. И в таком случае я как раз и хочу тебя попросить, Ривелсея – так сложилось, что сейчас ты единственное доступное мне звено Ордена ратлеров, и поэтому я обращаюсь к тебе.

— Ко мне? – она на секунду даже замешкалась, засомневавшись, насколько велики её права говорить за весь Орден, как если бы на её месте был сам Повелитель.

— Да, я хочу только одного: чтобы ты объяснила своему… – Ирса кашлянула, – великому Ордену, что Ночное Посольство не опасно и достаточно дружественно – ведь и мы, и мы тоже горой стоим за разумный подход, за то, чтобы жизнь текла не просто, как ей придётся, а по плану, в соразмерности с тем, что сами люди желали бы от неё получить…

— Тебя так волнует то, что Орден думает о Посольстве? – удивилась Ривелсея. – Боитесь?

— Опасаемся, – полусогласилась-полувозразила Ирса. – Я так понимаю, что (несмотря на твои действия – но это тебе, вне всякого сомнения, простят) тебя сюда не убивать прислали, а скорее, просто оценить ситуацию. Вот потому я и думаю: ты, что могла, уже сделала, узнала вполне достаточно, чтобы перед Повелителем твоим отчитаться. Не сомневаюсь нисколько: если ты вернёшься прямо сейчас, тебя уже похвалят и наградят. Только, я тебя прошу: про День-и-не-день рассказывать не стоит, я тебе и сама это случайно сказала.

— Правда думаешь, что я буду лгать или таить что-то от Повелителя?

— Да нет, не подумай, что это очень важно. Просто, я полагаю, лишним будет совсем. Ещё раз тебя уверяю: ничего дурного мы не планируем. Разумеется, я понимаю: решить такой важный для тебя вопрос одномоментно, разом, ты вряд ли готова. Но ты только скажи: ты склонна согласиться?

Ривелсея не ответила.

— Быть может, – продолжала Ирса, – ты считаешь, что всё-таки маловато собрала различных ценных сведений. Я этого не знаю, отследить не могу, но помочь могу, конечно. И рассказать могу много всего интересного, и даже снабдить кое-какими документами – не переживай, никакой фальшивки. Но, – она сделала значительную паузу, подняв палец – только в том случае, если, во-первых, ты пообещаешь, что не станешь задерживаться в Анрельте – дня три-четыре, полагаю, тебе хватит, чтобы собраться? – и затем, конечно, порвёшь с квайзами. Хлопот от них всё-таки столько, что не стану лгать и говорить, что их нет. И никаких больше убийств – поверь, нам и так уже хватило!

Ривелсея молчала.

— Что, не можешь решить или не можешь решиться? Понимаю, что вопрос непростой.

— А что ты говорила про помощь в отношении квайзов?

— А, – махнула Ирса рукой, – пустое. Несмотря и на твою помощь, они всё равно проиграли. Если ты покинешь город и оставишь побеждать сильнейшим, то всё само встанет на места. Ривелсея, я прекрасно понимаю: ратлеры служат идее, а не выгоде. Но просто, если ты пойдёшь нам навстречу, то и мы будем тоже благодарны. Не знаю, как лично у тебя с финансами, у нас сейчас тоже неважно, однако выделить тебе на дорогу немного средств… Полагаю, двадцать пять анреллов должно хватить?

«Немного средств». Рилан едва сдержался, чтобы не присвистнуть и не охнуть, да и Ривелсея так изменилась в лице, что Ирса наверняка решила, что переборщила, ведь швырнуть такой кусок – значит неминуемо показать значимость того, кому швыряешь. Учитывая, что даже Великий Орден пожертвовал ей на неопределённое время всего-то четыре с половиной, да и то с обязанностью впоследствии отчитаться, как они были использованы, то вот так вот бросить лично ей и безвозмездно целых двадцать пять… Да и Рилан сидел с расширенными глазами – ведь для него, как помнила Ривелсея, двадцать золотых монет – это недельный заработок. А Ирсе было уже просто нечего делать, таков закон торгов: назначив низкую цену, можно её повысить и тем сгладить нежелательный эффект; назначив же чрезмерно высокую, делать нечего, как только расхлёбывать последствия своей оплошности.

Неизвестно точно, насколько сильно было чувство Рилана по поводу таких денег, но можно сказать с уверенностью, что он, должно быть, сильно обрадовался, когда Ривелсея медленно и, очевидно, специально металлическим голосом произнесла:

— Согласна.

Ирса подняла на неё взгляд, посмотрела глаза в глаза со значительной степенью недоверия. Та смотрела так же – прямо и уверенно, и Ирса на секунду замешкалась, волнуясь, как бы ей в совершении этой сделки не ошибиться, а ошибка, пожалуй, могла оказаться весьма недешёвой. Она сделала ещё глоток молока, огляделась по сторонам, вновь взглянула на Ривелсею и произнесла:

— Хорошо, я рада, что ты приняла наше предложение. Не волнуйся, Ривелсея: в том, что касается честности с моей стороны, я за это ручаюсь. Мы, в отличие от некоторых, пусть и не кричим днём и ночью о своём благородстве, но и для нас понятие честности существует. Даю тебе своё обещание. Разумеется, это для тебя вряд ли будет значимо – понимаю, что ты, скорее всего, давно разочаровалась в подобных честных обещаниях. Но твоя смерть для Ночного Посольства была бы очень неприятна; о том, что это могло бы вызвать, мне даже и думать не хочется. Надеюсь, – она сделала паузу, – что моя честность найдёт в тебе отклик. Что и говорить, ты играешь намного более хитро, чем можно было бы от тебя ожидать, и то, что ты сейчас здесь – уже тому доказательство. Давай договоримся сразу и обо всём.

— Я не против, – сказала девушка, стараясь сделать выражение лица помягче.

— Хорошо, – Ирса начала излучать тихую радость от того, что всё идёт так хорошо, – Небольшой ритуал торговли, – сказала она. – Прошу минутку подождать.

Она достала несколько листков и карандаш и стала что-то чертить. Пользуясь моментом, Ривелсея снова наклонилась к Рилану.

— Ты молодец, – это было первое, что он горячо шепнул ей в ухо.

— Из-за денег?

— Не только. Вообще молодец. Тебя, похоже, опасаются, тобой прямо гордиться можно. Только я…

— Да расскажу, расскажу, – улыбнулась Ривелсея, с одного слова верно уловив его мысль. – Теперь, наверное, всё расскажу.

— Только – ты что, теперь и правда отсюда уйдёшь?

— Не уверена.

В этот момент Ирса закончила что-то там рисовать и обратилась снова к ней.

— Вот, посмотри, пожалуйста – она придвинула к Ривелсее несколько нарисованных ею наспех картинок. – Это – твоё, а вот это – моё. Сейчас поменяемся, это и будет нашим договором.

Ривелсея посмотрела на свои картинки.

— Сейчас объясню, – улыбнулась Ирса. – Я, конечно, не слишком хорошо рисовать умею, но вот, – она указала на верхнюю картинку, где был схематично, но всё-таки достаточно умело изображён сюжет с участием двух человек, из которых один сидит на высоком кресле, а второй стоит рядом и на него смотрит, – здесь имеется в виду, что ты расскажешь про нас Повелителю ратлеров, и расскажешь, разумеется, как можно лучше. Это, – она ткнула пальцем в следующий рисунок, – достаточно понятно, и это то, что ты обязуешься в первую очередь. – На этой картине всего-навсего был изображён перечёркнутый крестом меч, и здесь действительно всё было понятно. На третьей была дорога и городские ворота.

— Вот моя кучка, – сказала Ирса. – Ну что, меняемся?

Ривелсея просмотрела, а потом, кивнув, придвинула эти картинки и отдала ей свои. Что ж, выгоды тоже были хорошие. Картинка с монеткой, картинка с книгой и шепчущим ртом и третья, на которой был изображён человек, убегающий от людей с оружием – перечёркнутая.

— Итак, – сказала Ирса. – Совершено. Что же, мне осталось лишь отдать тебе обещанное; полагаю, попрощаемся мы по-хорошему и больше не будем вставать друг у друга на пути. Как видишь, Ночное Посольство – это совсем не злодейская организация, и с нами тоже можно договориться.

Прошёл ещё почти целый час до того времени, когда они с Риланом наконец выбрались на волю. Ривелсея была довольна, их похождение оказалось очень удачным, без жертв. Рилан, естественно, тоже был доволен. Полученные анреллы некуда было сложить и пришлось просто рассовать их по карманам. Пять из них Ривелсея, не задумываясь, отдала ему: как для того, чтобы облегчить ношу самой себе, так и просто потому, что ей хотелось его порадовать, к тому же, забирать всё себе, наверное, нехорошо. Хотя, возможно, и это является предрассудком…

Когда они шли обратно, рассвет ещё далеко не настал, хотя, если взглянуть вдоль по улице, то по небу можно было понять, что он собирался – воздух, по сравнению с ночным, стал более прозрачным. И у Ривелсеи, непонятно даже почему, было очень радостно на сердце. Это не определялось только полученными анреллами; радость была и от того, что всё прошло удачно, что не пришлось драться, а к тому же, скоро она наверняка сможет вернуться в Цитадель Порядка. Нет, даже и не только от этого, был и ещё какой-то компонент, который она не могла распознать. Да и вообще, день начинался вполне-вполне неплохо. За время, пока они, утратив осторожность, шли к дому Ривелсеи, Рилан несколько раз её с большим чувством поцеловал. Противиться ей совершенно почему-то не хотелось. То ли хотелось простого разнообразия, то ли в глубине души она сама желала чего-то совсем не ратлерского, но она и сама несколько раз поцеловала его раньше, чем они перешли мост. Было видно, что Рилан тоже счастлив.

— Ну что, я имею право теперь что-нибудь ещё узнать? – спросил он. – После такой ночной прогулочки…

— Да я же всё тебе почти уже объяснила! – ответила Ривелсея. Она и в самом деле только что перед этим рассказала ему про Орден ратлеров – особой тайны в этом не было, ведь знали же про ратлеров очень многие. И про себя рассказала всё очень правдиво, не уменьшая и не увеличивая свою роль. Рассказала и про Цитадель, и про Повелителя, и про Веттар Нарта, немножко и про обучение. Конечно, Рилан после этого её ещё больше зауважал, а симпатии его, похоже, нисколько не снизились. Несмотря даже на тот факт, что Ривелсея оказалась не только воительницей, но и проливательницей людской силы, а это вызывает особенно много предрассудков у большинства. Но у Рилана, похоже, нет – либо он просто ещё не всё до конца осознал. Определённо, в это утро им было хорошо и весело оттого, что они вместе. Никакие стражники им по пути не встречались, и в ту минуту, когда солнце выставило из-за горизонта самый-самый свой краешек, они тихо вошли опять в её временный дом и закрылись в её комнате на первом этаже. Адест, конечно же, ещё спал, поскольку было едва-едва пять часов утра. Ривелсея вновь согрела чаю, достала плошку с вареньем, хлеб и твёрдый, несколько уже подсохший сыр. Это была их утренняя закуска, которая прошла намного более непринуждённо, чем предыдущая необычная ночная трапеза. Рилан, однако, сидел с неким новым выражением на лице, которое вообще ему свойственно не было.

— Ты что? – спросила Ривелсея, заметив, что он, подняв чашку, замер с нею в руке чуть ли не на минуту.

— Да нет, ничего, – медленно протянул он. – Не могу никак в себя прийти после наших похождений.

— Опять удивляешься? – Ривелсея засмеялась. – Ну, теперь уже, наверно, в последний раз. Я тебе всё уже сказала, и больше удивить нечем.

— Ты всегда найдёшь, чем удивить, по-моему. А вот с кем мы сегодня ночью виделись… Я всегда и всем говорил, что я с тёмными людьми дел не имею, а теперь, похоже, это и не так совсем? Один только визит в эту комнату под шкафом… Я, вообще, хочу сказать, что более тёмных личностей в Анрельте, как я понял, нет?

— Может, ещё и сыщутся. Я и сама-то не сахар, если вдуматься – в смысле моей собственной репутации.

— Ну, зато во всех остальных смыслах…

— Ох, Рилан, – она улыбнулась, – ты же видишь, какая я ужасная: меня вот боятся даже те, кого ты назвал самыми тёмными личностями в Анрельте. Думаешь, эта Ирса мне просто от щедрости столько всего предложила в обмен на то только, чтобы я из города исчезла?

— А ты теперь точно – исчезнешь? – спросил Рилан. Ответ ему был глубоко небезразличен, это проступило и в его взгляде, и в его голосе. Ривелсея поймала себя на том, что она его немного жалеет. Парень он был по-всякому хороший и, несомненно, заслуживал симпатии и любви со стороны какой-либо столь же хорошей, мирной и доброй девушки. Но вот угораздило же его! Любовные страдания – даже после всех каждодневных стычек, ран, боёв Ривелсея нисколько их не забыла, потому что из всего этого они были самыми невыносимыми, и она прекрасно помнила ещё Веттар Нарта. И даже не столько его самого, сколько ту болезненную страсть, которая отравила ей целых четыре месяца жизни. Именно поэтому Рилан и вызывал у неё сочувствие: если он сейчас мучился так же, как она сама ближайшей зимой, то это было действительно печально. И она старалась, по возможности, с одной стороны – утолить его страдания, с другой – сделать так, чтобы они не стали впоследствии ещё острее.

— Исчезну? – Ривелсея опять засмеялась, без особой причины, просто ей было хорошо. – Ты ведь явно не хочешь, чтобы это случилось. Ирса и Посольство хочет, квайзы тоже не хотят, я им сильно пригодилась бы ещё в будущем. И вот что же тут делать бедной несчастной девушке?

— Что делать? Как бы мне не хотелось, чтобы ты вот так исчезала! Но только, – он усмехнулся, – что здесь я? Тут замешаны какие-то организации, страшно важные люди и дела тоже все страшно важные, мне всего этого, наверное, даже не понять…

— Понять? Да тут нечего особо понимать. Я вот только сейчас понимаю, что с головой влезла во что-то такое, из чего выбраться – ты не представляешь, как бы мне хотелось! Скажу тебе вполне искренне: в последнее время я всё сильнее начинаю ощущать себя брошенной на произвол судьбы. Я прекрасно понимаю, что Орден хочет меня испытать, проверить, гожусь ли я хоть на что-нибудь и способна ли я хоть что-то сделать сама. Но только, – она невесело усмехнулась, – у меня нет опыта, нет и способностей особых, чтобы оправдать их надежды.

— Наверняка скромничаешь. Ты же рассказывала про обучение. До сих пор в себя не приду… Уж как вас там учат, так это, я чувствую, если выдержишь, так всё будешь уметь…

— Драться и терпеть, – веско сказала Ривелсея. – Меня учили этому, и больше, по сути, ничему. А здесь ситуация такая, что, – она махнула рукой, – не это надо. Я и так уже несколько переборщила с определёнными вещами. Зря, наверное… хотя я и не жалею.

— Я могу чем-нибудь помочь? Ну хоть чем-нибудь, только чтобы это действительно была помощь, а не быть тебе обузой, как сегодня ночью.

— Обузой? Нет, Рилан. Возможно, ты и сам не очень понимаешь значимость своей помощи. Тебя ведь приняли за рыцаря Разума, такого же, как и я. А это многое изменяет. Единственная девушка – это, знаешь ли, одно, а вот двое ратлеров – другое.

— Ну а теперь какие планы? Ты остаёшься в Анрельте, или мы уходим?

— Мы?

— Если возьмёшь. Надеюсь, что возьмёшь. Я тут подумал: меня ничто в Анрельте не держит. И там где домик у меня, в Песчанке – тоже. Единственное, чего мне сейчас хочется, – он запнулся, фраза, которую он собирался произнести, была слишком весомой, чтобы голос не дрогнул, – это быть с тобой, Ривелсея. Неважно, где. Неважно, чем заниматься. Но только…

— Неужели – так серьёзно? – только и спросила она.

Он кивнул.

— Ох. Надо было мне, пожалуй, другой дорогой в Анрельт добираться! Не знаю, Рилан, ты просто заблуждаешься насчёт меня, вот и всё. Представь, я и сама тебе завидую в чём-то. В том, что ты добрый и хороший. Именно так: добрый и хороший. А я всё-таки… ратлер.

— И что? Разве это плохо?

— Нет. Это, несомненно, очень хорошо. Но – Разум. Он важнее всего, важнее любых эмоций. И – мощь, которая сильнее привязанностей. И – сила. От неё ведь тоже никуда не деться, – она тоже вздохнула.

— Ничего. Это всё лучше, чем прозябать без дела.

— Не будь меня, по земле бы сейчас ходили дополнительно ещё тринадцать человек, – сказала она, сильно рассчитывая, что такой ход может способствовать отрезвлению Рилана. – Всё равно ничего?

— Тринадцать?! – повисла недолгая пауза. – Но… я полагаю, они все были не ангелы, и наверняка это и есть твоя работа, борьба со злом. Разве нет?

— Так. Но делать это совсем не приятно.

— Конечно. Наверно, неприятно. Лучше копаться в огороде, ни о чём не думать, и пусть всю тяжёлую и грязную работу делают другие. Так, что ли?

— Не так, конечно, – она улыбнулась. – Да, здесь ты прав: именно это, наверное, и заставило меня в своё время уйти из дома. Просто потому, что довольно постыдно копаться в огороде и при этом презирать тех, кто проливает чужую и свою силу за то, чтобы тебе копаться не мешали!

— Да, – подтвердил Рилан. – А как ты думаешь, меня возьмут?

— Что? – не поняла Ривелсея.

— В ратлеры.

На несколько секунд стало тихо.

— Ты это серьёзно? Нет, не поверю. Извини, Рилан, но у тебя характер, по-моему, не тот…

— Но я же… – начал Рилан.

— Чтобы быть поближе ко мне? – улыбнулась она. – Нет, Рилан, это чистое безумие. Тебе не понравится. Мечтой только об этом ты не сможешь даже пройти наше обучение. Дабы стать ратлером, нужно быть упорным и бесстрашным, мужественным и напористым, упрямым, несгибаемым. А самое главное – нужно видеть только одну ЦЕЛЬ, и такую, которая бы никогда не пошатнулась.

— У меня, мне кажется, именно такая, – тихо произнёс Рилан.

Ривелсея отрицательно покачала головой.

— Нет. Это первое, о чём ты узнаешь, придя к Великому Мастеру. Предрассудки повсюду, и первый из них – то, что страсти и разные другие чувства имеют какое-то значение и могут что-либо изменить в реальности. Нет, Рилан, они не могут. А могут лишь принести страдание тому, кто их испытывает, и уменьшить его мощь и привести к новым поражениям и неудачам. Запомни в первую очередь это, если тебе и вправду вдруг понадобился, – она опять улыбнулась, – ратлерский урок.

— Я не понимаю… Что, всё и правда так грустно?

— Грустно?

— Ну да. То, что все…они, – он махнул рукой в окно, хотя совсем не попал в направлении Цитадели, – такие вот все бесчувственные и холодные, как замёрзшее озеро в морозную ночь?

— Нет. Не такие… Хотя, возможно, и ещё холоднее. Главное – это действовать разумно и подчиняться всегда только рассудку. Эмоции и переживания – это путь к обрыву, за которым слабость, страдание и вечный проигрыш во всём. А Разум – это путь в гору, где находятся Мощь, Справедливость и Победа. Вот вся наша мораль, и про неё, я надеюсь, никто не скажет, что это неразумно.

— Ох… Разумно-то разумно… Нет, я всё равно, пожалуй, попробую, Ривелсея.

Та посмотрела на него долгим испытывающим взглядом, оценивая и прикидывая. Конечно, желание вступить в ряды Ордена – священно, и её долг, наверное, немедленно принять просьбу Рилана и отправиться вместе с ним в Цитадель, к тому же, и заключённое ею только что соглашение с Ирсой звало её туда же. Но было что-то внутри неё, поднималось какое-то чувство, и оно непонятно почему предостерегало Ривелсею от этого. Ей почему-то просто не представлялся такой путь для Рилана. Она нисколько не сомневалась, что это его желание, как, наверное, и его влюблённость – скоротечно, и оно наверняка погаснет намного раньше, чем дойдёт до дела: сразу же, как только он поближе узнает и учение ратлеров, и её собственный, Ривелсеи, характер. И ей именно поэтому, а возможно, и почему-то ещё, не хотелось тащить с собой Рилана в Цитадель. Но…

— Хорошо, Рилан. Я должна подумать, а ты пока не торопись.

— Так ты, значит, не собираешься отправляться немедленно? Или, – в глазах его промелькнул испуг, – опять ускользнёшь и даже не попрощаешься?

— Ну нет. Как минимум – попрощаюсь. Это я тебе обещаю. Как ратлер, – добавила она для пущей убедительности.

— Верю, – сказал Рилан и улыбнулся. – Ну, спасибо тебе хотя бы и на этом.

— Пожалуйста, – ответила Ривелсея.

— Так скажи: ты ведь… Я так понимаю – неважно, что ты говорила там Ирсе… Но я так понимаю, ты ведь не торопишься исчезать из Анрельта?

На это Ривелсея ничего не ответила.

— Посмотрим, – сказала она. – Посмотрим.

Посидели ещё и выпили ещё чаю. Утро понемногу уже разгоралось, а Ривелсея поймала себя на том, что ей ужасно хочется спать. Что и говорить, последние сутки выдались такими, что немного отдохнуть после всего происшедшего ей и вправду не мешало бы. Рилан, к счастью, был человеком тактичным и сообразительным, он быстро уловил это её желание, и вскоре они распрощались. Ривелсея вернулась в свою комнату одна, ощущая губами его влажный и приятный прощальный поцелуй, разделась и совершенно спокойно улеглась и заснула, абсолютно не догадываясь обо всех тех событиях, которые приготовляет для неё наступивший день.

А день и в самом деле оказался для неё непредсказуемым, и начался он очень неожиданно, она и поспать-то толком не успела.

Давным-давно, ещё живя в Росолесной, Ривелсея всегда любила после просыпания хотя бы ещё минут двадцать понежиться в постели и совсем не любила резко вскакивать; когда это случалось, у неё заметно портилось настроение. И в этот раз судьба приготовила ей именно такое пробуждение. Причём из всех неожиданных пробуждений это, пожалуй, было самым неприятным. Ривелсея проснулась от громкого звука бьющегося стекла и, мгновенно открыв глаза, она увидела, что на полу рядом с её кроватью валяется вдребезги разбитый горшок. Она резко вскочила с чувством близкой опасности; первым её порывом было броситься к окну, но вместо этого она бросилась на пол, здраво рассудив, что высунуться – это очень хороший шанс немедленно получить в лоб стрелу. Но, впрочем, Ривелсея быстро успокоилась, когда вновь перевела своё внимание на разбитый горшок. Среди осколков была хорошо заметна свёрнутая трубочка бумаги, аккуратно перевязанная зелёной шёлковой ниткой. Ривелсея вздохнула с облегчением. Во всём происшедшем не было никакой к ней недоброжелательности. Просто – так приходит местная почта. Интересно только: что ещё надо от неё Ночному Посольству?

Но здесь как раз она ошиблась. Развязав ленточку, она обнаружила, что автор – совсем не тот, на кого она подумала сначала. Говоря строго, автор вообще указан не был. Но, впрочем, угадывался он более чем легко. И по обращению «милая девушка», и по смыслу. А смысл записки сводился к приглашению «сегодня же, в начале дня, до зноя и жары, посетить место «прекрасное и уединённое, полюбоваться тишиной и красотой и вещами прекрасными и утончёнными и хрупкими, как всё прекрасное». Ривелсея улыбнулась. Нельзя, никак нельзя было не узнать этот необычный стиль. Потом она ненадолго задумалась: надо было решить, соглашаться или не соглашаться на такое весьма необычное предложение. Если соглашаться, то уже нужно немедленно вставать – солнце было высоко – и отправляться на Восточную улицу; если же отказаться, то можно было ещё и поспать. Тяжело вздохнув, Ривелсея стала натягивать на себя одежду.

Фасон одежды, некуда деваться, пришлось выбрать самый официальный. Ривелсея заметила, что ей уже давно хочется пройтись по городу так, как она ходила везде два-три года назад, в лёгкой юбке, не надевая на себя ужасно тёплый по летнему времени серый плащ и не привешивая тяжёлый меч. Но ничего, как только она прибудет в Цитадель, то хоть на несколько дней можно будет расслабиться. Цитадель – это единственное место, где можно ратлеру гулять, ничего не опасаясь. Здесь же приходилось терпеть.

Вот и снова, в третий уже раз, звякнул колокольчик, возвещая опять её приход. Нет, здесь положительно ничего не меняется. Чашки и сервизы стоят и блестят всё так же завораживающе, и тишина всё та же, тот же и хозяин лавки. Он немедленно показался, как только она вошла: вышел из двери, ведущей в соседнюю какую-то комнатку. Вид у него был как всегда – цветущий и жизнерадостный, вот только на этот раз Ривелсея сразу же прекрасно поняла, что это всего лишь маска, из-под которой сейчас очень хорошо пробивалось сильное и явно непритворное беспокойство, если не сказать – что-то большее.

— Пришла? – спросил он, и в голосе его радость была совершенно неподдельной. – Да, пришла-пришла, девушка, а я очень вот рад тебя видеть.

— Столь прекрасная посуда и столь чудесное стекло… – начала по привычке Ривелсея, памятуя о своих прежних посещениях, когда их разговоры со Стекольщиком носили этот напыщенно-приподнятый оттенок. Но сейчас он от этого только отмахнулся.

— Незачем, незачем. Вот пойдём лучше сюда, поговорим с тобой да посидим по-хорошему, да обсудим. Есть тут то, что мне бы обсудить с тобой хотелось, есть дела некоторые…

Он приглашающе махнул рукой в сторону двери, откуда только что сам вышел, а потом в нетерпении схватил её за руку и просто втащил её туда, а дверь закрыл. Впрочем, он был очень галантен: тут же предложил Ривелсее сесть, подвинув к ней мягкий, обитый шёлком пуфик, и сам сел на стульчик, стоявший по другую сторону маленького столика; потом вновь тут же вскочил, достал два поистине драгоценных, оправленных в золото бокала и миниатюрную бутылочку из синего стекла, которую тут же ловко откупорил и разлил содержимое по бокалам.

— Абрикосовое, шестилетнее, – сказал он. – Ну что же, за прекрасный день и за нашу милую встречу! – он первым наполовину осушил свой бокал, немного погодя то же сделала и Ривелсея. Сладковатое и нежное, с чем-то таким хорошим от майского горячего утра во вкусе, – ну, Стекольщик, видимо, разбирался.

Помолчали совсем немного – Стекольщик заметно торопился, и ему нужно было лишь чуть-чуть времени, чтобы собраться с мыслями.

— Ох, Ривелсея, – сказал он. – Удивляешь, сильно удивляешь ты меня. Ты даже не знаешь, наверное, насколько много есть шпионов и всяческих тайных разнюхивателей, которые постоянно шастают по городу и всеми способами ищут, как бы что-нибудь такое вызнать. Кто-то из них кому-то служит, кто-то для себя просто старается, и вот те из них, кто не очень удачлив и умён, в общем-то, тоже не очень, иногда захаживают в мою лавочку – и не за посудой отнюдь! Думают, что я им всё скажу, что я всё знаю, а что я знаю – да ничего я… – Стекольщик замолчал на секунду, сам понимая, что сбился с мысли и просто поддался постоянной своей привычке. – И вот здесь я сильно, как теперь вижу, в тебе ошибся, – он вздохнул. – Денежки с тебя только взял немножко, – и то сказать, абсолютно не богат я стал в последнее время – но тебя серьёзным человеком не посчитал, и очень горько оттого, что так ошибся. А ты между тем кашку-то крепкую сварила, такую, что просто добро пожаловать к завтраку, как говорится. Как раз вот этого-то я от тебя и не ожидал. Ты, как выяснилось, оказалась такой… такой…

— Ну, я старалась.

— Да, я понимаю. Но только скажи мне, если тебя это сейчас не затруднит: кому ты служишь? Какому повелителю? – Голос его затрепетал от нетерпения. – Кто ты, Ривелсея?

— Да, – ответила та. – Я служу Повелителю.

Стекольщик застыл и не двигался почти полминуты.

— Ох, – сказал он. – Ох. Ох. Ну как же я это… Нет, я бы не догадался. Ни за что бы не догадался. Моя мысль металась суетно только вокруг квайзов да Посольства. Значит, снова протянулись с севера к нам в город сильные руки? Так ведь это же замечательно!.. наверное. Я не думал даже, что такое может случиться, решил, что вы нами больше не интересуетесь. Я и сам ведь посылал письмо, но никто мне не ответил и никто ко мне за три месяца не пришёл, вот потому я и решил, что ничего тут не поделаешь.

— Подожди-ка. Так, значит, ты отправил письмо в Цитадель? И именно поэтому мне сказали к тебе направиться?

— Хм, – сказал Стекольщик. – Не знаю. Вот если бы ты сразу мне представилась… Ох, если бы ты сразу представилась! Тогда всё было бы по-другому, поверь мне.

— Так ты готов помогать Ордену? – спросила Ривелсея. Стекольщик менялся у неё на глазах, и это было интересно. – Или ты просто хочешь… немного разбогатеть… если только Орден будет столь добр?

— То есть? Я… нет, Ривелсея, – сказал Дейвис резко. – Конечно, да – я разоряюсь, но здесь я даже и не пытаюсь заработать. От вашего Ордена мне нужно совсем не это.

— Вот как? – она посмотрела на него крайне недоверчиво. В её голове почему-то с трудом укладывалась мысль о том, что Дейвисом движет не жажда нажиться. – А что же тогда?

— Ты помнишь, надеюсь, нашу первую с тобой встречу? – спросил Стекольщик вместо ответа. – Помнишь, ты расспрашивала меня про моего друга Ритола, который погиб? Ты, похоже, не очень-то верила мне тогда, да и это было, конечно же, правильно. Но теперь, – голос Стекольщика стал понемногу переходить в гневный шёпот, – ты должна мне поверить! Это Ночное Посольство его убило, и я с самого начала это знал!

— За что?

— Ни за что! – Стекольщик – притворно или искренне – закрыл лицо руками. – Только за то, что он был моим лучшим другом, а я… Да ведь я ничего плохого и не сделал Посольству… Да, я собирался, но ведь не сделал же! Информация самая различная – и почему только так случается? – как-то сама стекается ко мне, и что ж я сделаю, если я так много порой знаю…

Ривелсея заинтересовалась.

— Ты знаешь что-то такое, из-за чего Ночное Посольство готово тебя устранить?

— Нет. То есть да, я знаю, но нет, «устранить» не готово. Слишком дорого ему это выйдет в конечном итоге, а почему – я сейчас объяснять не стану. Но они хотели меня устрашить, так, чтобы я никому и ничего рассказывать не стал. Но только вот этого-то им теперь и не добиться. За себя я не боюсь, а хуже ещё что-то сделать мне они уже не смогут. Слушай, рыцарь Разума, и запоминай то, что я тебе скажу. Тебе – и никому другому, – Стекольщик улыбнулся. – Да, так уж совпало, Ривелсея. Я надеюсь, что ты сможешь отомстить.

— Я… – начала Ривелсея.

— То есть – я так думал, – прервал её Дейвис. – Думал весь вчерашний день. Потому что лишь вчера я узнал про твои успехи, но сегодня – сегодня я узнал и кое-что ещё, и теперь… Теперь, Ривелсея, я не знаю, можно ли тебе доверять. Ты виделась с во́ронами Ночного Посольства, и я даже не могу предположить, на что они могли тебя настроить.

— Мы договорились с ними о том, что я больше не буду вмешиваться, – ответила Ривелсея, решив тоже хоть немного пооткровенничать в ответ. – Мне нужно теперь решить, могу ли я уже вернуться в Цитадель или нет.

— Нет. Не можешь. Наверняка они тебе заплатили, но, по-моему, вас должны там учить, что нельзя предавать идею за деньги.

Ривелсея вспыхнула.

— Меня обучал мой Великий Мастер. А это значит, что я не нуждаюсь в поучениях кого-то ещё. Да, ратлеры не продаются, в этом можешь не сомневаться. Если я и раздумываю над тем, как мне поступить, – голос Ривелсеи здесь чуть смягчился, – то уж точно не из-за этого.

— Прости. Я лишь хочу тебе сказать, Ривелсея, что в данный момент ты просто морально не имеешь права покинуть Анрельт. Слишком далёк путь до Цитадели. Формально – да, ты вполне можешь отправиться туда, отчитаться и пойти отдыхать и прохлаждаться, пока Повелитель не направит сюда ещё кого-нибудь поопытнее и постарше, но тебе-то до всего этого дела, конечно, уже не будет.

Но именно сейчас – я давно уже живу в Анрельте и, в отличие от очень многих, немного всё-таки соображаю, что здесь происходит – именно сейчас я больше всего опасаюсь, опасаюсь того… того, что может произойти.

— А что может произойти? Нет, я тоже в Анрельте уже ведь не первый день и прекрасно понимаю, что произойти тут может всё что угодно. Однако – со стороны Посольства? Они толковали про какой-то День, но я не сочла это серьёзным.

— И, наверное, зря, – вздохнул Дейвис. – Даже наверняка зря. Эх, сейчас бы сюда ну хоть десяток ваших – позарез как надо! Квайзы – слабаки, ты уж и сама, наверное, видела, что они могут и чего не могут. Да ничего они не могут! Боюсь я, Ривелсея. И за себя боюсь, скажу честно, и за город весь тоже боюсь. Ночное Посольство долго очень смирно сидело, но беда будет, если вдруг распояшется. Да, беды, наверно, всем нам не миновать в этот раз…

Он почмокал губами в задумчивости.

— Опять будет резня? – спросила девушка.

— Похоже на то. Посольство сейчас стало могучим, а квайзы совсем не готовы. Они и всегда, конечно, – он махнул рукой. – Я не знаю, что делать.

— И чем же могу помочь я? – спросила Ривелсея. Она стала чувствовать, что прямо сейчас может докопаться до чего-то крайне интересного.

— Ты? – Стекольщик смерил её оценивающим взглядом. – Ужасно, конечно, что только на тебя тут приходится рассчитывать. Но выбора ведь и нету. Да и в любом случае, ты – мой лучший шанс. – Дейвис улыбнулся. – Однако рисковать тобой не хочу.

— Ну, рисковать я сама собой буду, если вдруг придётся. А придётся, чувствую. Эх, не судьба мне, кажется, в ближайшее время увидеть дорогу в Цитадель. Ни ничего, увижу ещё… Наверное. Только я предлагаю не тянуть просто так время, – подчеркнула она. – Чем конкретно я могу быть полезна?

— Да-да, ты, разумеется, права, – закивал Дейвис. – Времени и вправду немного. Хорошо ещё, если нас не подслушивают. Впрочем, не думаю. От Посольства, конечно, чего угодно ждать можно, но вряд ли они уже выследили, что мы с тобой общаемся: ведь что тебя, что меня они считают временно обезвреженными.

Так вот, а теперь слушай. Немного-таки я знаю про Ночное Посольство. Ты, может, и не знаешь ещё – вот уверен просто, что тебе про это не рассказали, когда пытались выставить себя как самую мирную организацию на свете – но некоторые из Ночного Посольства действительно могут быть опасны. И не только тем, что могут напасть из-за угла. Многие их речи, хотя и безумные на вид…

— Я в курсе, – сразу сказала Ривелсея, припомнив боль в висках и поняв, что хочет сказать Стекольщик.

— Да? Это ещё лучше. Так вот: все члены Посольства делятся на тех, кто подобное умеет и кто не умеет. Ну, кто не умеет – это так, мелкая сошка, они больше по хозяйству, с бумажками возятся или с деньгами, если кому из них доверяют. Они называются «служители», потому как сами ничего из себя не представляют.

— Ну, а вторые? – нетерпеливо спросила Ривелсея. Интересно. Очень интересно.

— Вторые – это «знающие». Они-то и составляют соль Посольства, они могут сводить с ума и подчинять себе, и если они скажут, ты тут же побежишь и сделаешь всё, что они…

— Я – не побегу. Уже пытались. Не вышло. И больше, я думаю, и пытаться не станут.

— Ох, – Стекольщик даже отпрянул от неё несколько. – Ратлерские штучки… Как же я об этом-то не подумал? Извини, решил вот, что тебе просто везёт. Что ж, это очень хорошо. Сейчас все эти «служители» копят деньги и пытаются навербовать побольше людей, которые умели бы держать меч и в случае чего могли умереть за Посольство. Ну, слово «умереть», понятно, никто не произносит, так и бойцов не найдёшь, а просто «немного посражаться» или «капельку рискнуть». Хотя в случае чего этими наёмниками тут же постараются заткнуть слабые места, и чем больше их убьют, тем больше благодарности получит командир от казначея: нет людей – и платить никому не надо. Что делают в это время знающие – я не знаю. Но, однако, боюсь, что они могут объединить свои усилия… Извини, Ривелсея – я-то в этом вовсе не силён, но только я думаю, что они ведь что-то могли бы… Возможно, некий ритуал… И в связи с этим я очень-очень опасаюсь. Тебе говорили ведь про День… Как они его там называют?

— Говорили, – отозвалась Ривелсея. – И про то, что это вещь великая и благая, и про то, что этот день придёт раньше, чем кончится месяц.

— Вот именно. Полагаю, ты сама вполне разумна и хорошо понимаешь, чему следует верить, а чему нет. Я бы, разумеется, поверил только второму. А теперь: сколько осталось до конца месяца?

— Восемнадцать дней.

— Да. Восемнадцать. Именно поэтому ты и не должна сейчас покидать Анрельт. Ты очень нужна, Ривелсея.

— Кому? – спросила она. И этот вопрос, без сомнения, нельзя было не назвать проницательным.

— Что – кому? Нет, не только мне, я не пытаюсь тебя использовать. Но я очень прошу тебя, чтобы ты помогла нам всем. То, что устроит тут Посольство, может больно задеть и другие города и поселения, я больше чем уверен. Так что, – Стекольщик произнёс это торжественно, – тебе и деваться некуда, ты – страж Порядка. Я прошу тебя защитить не себя только, но и очень многих от всяческих ужасов, резни и безобразий. Помоги нам, Ривелсея!

Ривелсея подумала, подумала хорошенько и несколько раз, чтобы потянуть время – и кивнула. Да, доводы Стекольщика были безукоризненны. В опасности было множество людей, и кому, как не ратлеру, надлежало навести здесь порядок? Хотя как же ей не хотелось! Опять лезть в это грязное месиво, сочащееся предательством, жестокостью и силой…

— Я был уверен, что ты, Ривелсея, сделаешь правильный выбор, – устало и довольно кивнул Дейвис. – Теперь нам с тобой необходимо разработать план и решить, что делать дальше. К большому сожалению, у нас не только что не на кого опереться, у нас нет ни союзников, ни подчинённых, ни друзей. Придётся действовать вдвоём.

«То есть – кому-то одной», – подумала Ривелсея. Как будто этот вот второй собирался сам брать в руки меч и идти рисковать! Да нет, конечно, он лучше отсидится в своей лавке. Но она промолчала. Не привыкать.

— То есть, ты хочешь, чтобы мы, в такой вот дружной компании, предотвратили День-дня-и-не-дня Ночного Посольства? – до неё стало быстро доходить, до чего это будет, наверное, непросто, и что вообще браться за это, возможно, и не стоит. Бросить доклад на стол Повелителю – а там уж будет видно. Что она, про́клятая, отдуваться за весь её родной клан и за весь чужой ей город? Совет, между прочим, ей даже напарника не дал. Считал, что сама справится, или просто бесстрастно взирал, справится она или нет? Если не справится – значит, недостойна. Что тут непонятного? Разумный ратлерский закон, и с этим не поспоришь.

— Это непросто, – кивнул Стекольщик. – Ну, и не так уж сложно, с другой стороны. Все эти знающие, которые могут выделывать всякие там штуки – они, в то же время, по большей части, не очень-то смелые и довольно беспомощные в некоторых ситуациях реальной жизни. К примеру, если они встретятся с настоящим воином с мечом…

-… и если воткнуть его им поглубже в глотку, то они сразу станут довольно безобидны, – девушка поймала себя на этом неожиданном цинизме. – Это я понимаю.

— Да. Но дело не в этом только, а и в том, что они испугаются гораздо раньше. Драться сами они не будут, в рукопашную или в ближний бой не полезут – это для них слишком, для этого у них есть слуги. Это не значит, конечно, что они не опасны, нет; но я думаю, что при определённых условиях мы могли бы их победить. Не всех, нет. На самом деле, всё Посольство держится на двух-трёх людях. Если получится разобраться с ними…

Ривелсея вспоминала, с каким трепетом шёпотом говорил Зенрис о Тероне. Похоже, все ниточки сходятся к нему. Конечно, где его разыскать, Ривелсея не знала. Но Стекольщик-то знал наверняка! Ведь от него именно она и услышала впервые это имя. Таким образом… И тут Ривелсее стало вдруг противно. Так противно, что ей резко захотелось отказаться.

— Я вижу, что у кого-то есть очень сильное желание заполучить личного убийцу, которого можно натравить на кого угодно, которого не жалко, если его убьют, и к тому же совершенно бесплатного. Очень выгодно для этого кого-то, с этим не поспоришь. Ты же не надеешься ведь, что Я ОДНА и вправду смогу спасти целый ваш город? Это просто нереалистично. А на что тогда ты рассчитываешь, Дейвис?

— Нет-нет-нет! – замахал руками Дейвис. – Ты меня ужасно неправильно поняла! Я ведь разве говорю, что убивать вообще кого-то надо? День-дня-и-не-дня – это вещь, которая готовилась очень долго и тщательно, но разрушить эти планы не так уж трудно, – Дейвис хмыкнул. – Теоретически. Есть несколько вещей, которые нужно аккуратненько сделать – и, я тебе ручаюсь, в Посольстве начнётся заметная паника.

— И Терона убивать не надо?

— Можно бы, – на лице Стекольщика на миг вспыхнула ненависть. – Грязная скотина, которая давно уже заслужила смерть. Сколько людей вздохнули бы с радостью, если бы его наконец засыпали землёй! Я и сам был бы счастлив. Но если мыслить стратегически, то Терон не так уж нам и нужен. Он – Правитель, то есть главный из тех, кто только прислуживает. Настоящий глава Посольства, конечно же, не он…

— А кто?

— Ох, вот уж с ним тебе не приведи судьба встретиться! Его ты ни за что не одолеешь, просто надейся, что вы не встретитесь, и всё. И имени даже не скажу. Потому что – сам не знаю.

— А кто меня отправил искать Терона в первый раз, когда мы встретились? – мстительно напомнила Ривелсея.

— Ну… В первый раз, в первый раз, – Стекольщик вновь развёл руками – и с раскаянием, и одновременно показывая, что не считает, что поступил неправильно. – В первый раз, – я тебе и объяснил ведь уже, – не очень-то ты мне понравилась. Да и я тебе, наверное, тоже, – Стекольщик хихикнул.

Ривелсея подумала о том, что и сейчас он ей не очень-то нравится. Говорит он, конечно, ровненько и как будто бы всё правильно, но вот почему-то ей казалось, что он тоже в первую очередь печётся о своих выгодах и не слишком-то склонен заботиться о ней. Она подавила вздох. Тех, кто готов был бы позаботиться о НЕЙ (или хотя бы принять во внимание её интересы), она давно уже не встречала. Ну для скольких человек во всём Анрельте то, чтобы она выжила, действительно принципиально? Пожалуй, что только для одного. Да и того она могла видеть лишь в зеркале. Ну ещё, конечно, Рилан. Да, но что он может? Ничего не может. И тем более, не ввязывать же его в эту страшную свистопляску…

— Значит, ты говоришь, убивать никого специально не надо? Кроме Терона, если уж он вдруг мне повстречается?

Стекольщик прыснул.

— Ну, «вдруг» он тебе вряд ли повстречается. А о том, что надо делать… Слушай, Ривелсея, ты любишь мочёные груши? Вот представь, у меня в погребе как раз есть два бочонка. Если ты не возражаешь, я запру сейчас ненадолго лавочку, мы спустимся, и я тебя угощу. Согласна?

Лицо Хитрого Стекольщика сейчас было по-настоящему хитрым. Хотя Ривелсея подумала, что он неоригинален. Он запер изнутри двери в лавку, откинул крышку погреба и, почти уже скрывшись внизу, поднял голову и тихо сказал:

— Для начала тебе необходимо всё-таки отбыть из Анрельта…

Повозка негромко стучала по камням. Высунувшись из неё, Ривелсея смотрела на Анрельт. Он удалялся достаточно стремительно. А впереди виднелась роща, та самая, до которой они, по замыслу Рилана, и должны были добраться. Таков был план Стекольщика: она должна сделать вид, что уезжает, как и было договорено с Ирсой. Неизвестно, конечно, следят ли за ней, но есть очень большая вероятность того, что следят, и Дейвис решил подстраховаться. А Ривелсея, в свою очередь, решила воспользоваться помощью Рилана. Прокатиться на его повозке было и быстрее, и комфортнее, и веселее, чем тащиться до этой самой рощи по пыльной дороге, по жаре. И Рилан, конечно же, был очень счастлив. Она посвятила его немного в свои планы (в которые её, тоже немного, посвятил Хитрый Стекольщик), и Рилан тут же предложил ей помогать. Она согласилась, и согласилась с радостью. Ведь Рилан всё-таки являлся единственным, кто был всецело на её стороне и, не ища никаких себе выгод, был готов помочь бескорыстно. А помощь ей нисколько не помешает.

Отправляясь из Анрельта, Ривелсея официально распрощалась с Адестом, поблагодарила его за приём и, сказав, что её задание в Анрельте почти завершено, объявила, что отбывает, пообещав, конечно же, не забыть доложить Совету о его неоценимой помощи. Адест остался доволен, а Ривелсея, забрав свой совсем небольшой скарб, перешла опять через мостик и направилась туда, где её ждал Рилан, а через час, благодаря усердию Рябинки, Анрельт сильно изменился. Он подёрнулся дымкой и уменьшился. Изменилась и сама Ривелсея, тоже в полном соответствии с планами: ратлерский плащ был снят и заменён (здесь Стекольщик оказался неожиданно щедрым) на тёмно-зелёный шёлковый костюм с длинными рукавами и капюшоном, который, при случае, всегда можно накинуть, если понадобится скрыть внешность. Хотя, конечно же, он и добавлял подозрительности, и привлекал внимание, поэтому постоянно им пользоваться она не собиралась. Ривелсея постаралась немного изменить и внешность. В рамках этого ей удалось всего лишь собрать свои непослушные волосы в хвост на затылке и перевязать их красным шнурком. По крайней мере, издали её было не признать, а если надеть ещё и капюшон, то вообще вряд ли кто мог бы наверняка утверждать, что это девушка. Больше всего Ривелсею волновало то, что пришлось отказаться от меча. На этом Стекольщик просто-таки настоял, даже когда она показала ему «вихрь Победы». Он запротестовал относительно того, что меч – это слишком открыто и слишком опасно, что человека с мечом легко вычислить и обнаружить, что по Анрельту вообще нельзя ходить с оружием и что, взяв его, она наверняка не справится и порушит все его хитрые планы. Ривелсее пришлось смириться: положить меч в повозку Рилана вместе с плащом и всеми деньгами и удовольствоваться своим незаменимым кинжалом «Союзник», который она легко запрятала в рукав и несколько успокоилась насчёт своей незащищённости.

Вскоре Рилан остановил Рябинку – как только повозка оказалась между деревьями, и даже галантно помог Ривелсее выбраться из неё раньше, чем она спрыгнула сама. Они минут двадцать посидели на траве, наслаждаясь приятной природой и обществом друг друга, а потом Ривелсея сказала:

— Ну что же, тебе, Рилан, наверное, пора. Да и мне тоже вскоре нужно будет отправляться обратно. Увидимся, – она улыбнулась. – Если что, если мне придётся ещё несколько раз заночевать в Анрельте, тогда, я думаю, приду к тебе. То есть, к Белтону. Больше мне некуда теперь податься.

Рилан был не против. И даже совсем не против. Очень нежно с ней попрощавшись, он вернулся на своё место в повозке и спустя некоторое время скрылся из виду за одним из холмов. Ривелсея взглянула в сторону Анрельта. Отсюда он выглядел совсем небольшим; немного к западу виднелся Полуанрельт, небольшая старая крепость, про которую Ривелсея уже слышала раньше от Адеста. Как же ей не хотелось обратно в Анрельт! Глядя сейчас на этот город, Ривелсея почувствовала какую-то угрозу и смертельную опасность.

Говоря честно, во всех её планах на ближайшее время было достаточно много непродуманностей и промахов, которые могли бы в неудачном случае завершиться её смертью. И очень велико было искушение: не туда, не в сторону Анрельта, а обратно, по дороге – два дня до Келирона, а оттуда ещё неделька – и она в Цитадели. В безопасности. Дома.

Она отогнала этот соблазн и все мрачные мысли и неторопливой походкой вышла из рощи. День подходил к своей середине, и было довольно жарко. До Анрельта, если прикинуть здраво, пешим ходом выходило часа два-три. Она вздохнула. Очень не хотелось. Но надо. Она медленно зашагала по дороге. Ну что же, теперь во всём Анрельте только два человека могут ожидать её возвращения. Вряд ли кто мог выследить или засечь все эти её хитрые утренние трюки. Теперь Ривелсеи в городе официально уже нет, и это ей сильно на руку. Теперь она постарается и сделает всё, что сможет.

…Вот и вновь она постучалась в дверь этого дома. Ей очень не хотелось сюда стучаться, но именно сюда её направил Стекольщик, пообещал даже, что заранее пошлёт сюда письмо с извещением о её прибытии, чтобы её ждали. Поэтому у неё были основания надеяться, что всё получится лучше, чем тогда. Да, помощь ей нужна, Ривелсея прекрасно это понимала. Но она сама с бо́льшим удовольствиям обратилась бы к квайзам: с ними она, по крайней мере, была в неплохих отношениях. Но Стекольщик опять не позволил, сказав, что «даже сумасшедший Венец лучше, чем безмозглые квайзы». Ривелсее пришлось с ним согласиться и, несмотря на все свои крайне негативные воспоминания, прийти сюда опять.

Дверь ей отперли довольно быстро. Похоже, и правда уже ждали. Она тихо-тихо вошла, при этом тишину не нарушил ни один звук. «Как настоящий убийца», – почему-то подумала Ривелсея и внутренне содрогнулась.

Она сразу же увидела и узнала и ту комнату, где в прошлый раз она сидела одна, и ту, следующую, в которой ей пришлось в свой время полежать на полу, и то были не лучшие минуты её жизни.

Однако сейчас здесь было не настолько много людей: Ривелсея увидела лишь троих и, судя по их лицам, они были скорее дружелюбны.

Ну, Рейтона-то она узнала сразу, его лицо было самым внимательным и самым напряжённым из всех, он смотрел на неё не то с сомнением, не то с подозрением. Он, похоже, тоже сразу её узнал, даже в таком необычном виде. Он и обратился к ней первым:

— Приветствую, Ривелсея, и добрый тебе день, хотя не факт, что он добрый, но всё-таки. Как я понимаю, ты хочешь немного помочь нашей организации и Анрельту в борьбе с таким злом, как Ночное Посольство. Что ж, мы рады, если это так.

— Я же говорила, что мы ещё встретимся, – зачем-то в прошлый раз она и правда это сказала, и вышло так, что она не ошиблась.

— Действительно, – кивнул Рейтон. – Что ж, приветствую ещё раз и надеюсь, что теперь наши отношения сложатся более по-дружески. Проходи, Ривелсея. Закройте дверь за гостьей.

Ривелсее было неизвестно, что наплёл им Стекольщик и почему они решили, что это она им собирается помогать, но решила пока что кивать и не спорить. Как-нибудь само прояснится. Что бы тут Наследники не планировали, у неё-то со Стекольщиком планы всё равно свои, и действовать она будет исключительно в этих рамках.

На этот раз люди здесь были даже гостеприимны, даже могло показаться, что это компенсация за прошлую жёсткость. Ривелсею усадили за стол, налили ей чашку тёплого сливового сока и положили на тарелку две горячих лепёшки и горсть изюма. Это всё несколько увеличило её дружелюбность, но о деле она не забыла. Да и Рейтон, конечно же, не забыл.

— Я постараюсь объяснить всё кратко и внятно, – начал он. Ривелсея с готовностью кивнула. Кроме Рейтона, за столом сидели ещё двое, но они пока что больше помалкивали.

— Дело серьёзное, – продолжил Рейтон. – И опасное. В опасности весь город. Нам действительно нужна помощь, нам нужно защитить Анрельт. Ты же знаешь, кроме нас этим никто не занимается. Мы все ненавидим Посольство. Надеюсь, что ты тоже. А после того, что у нас тут сейчас происходит, я остерегаюсь верить кому бы то ни было.

— А мне – веришь? – спросила Ривелсея.

— Да. Приходится. Приходится потому, что тебя описали мне… как очень стойкого и решительного воина… в жизни бы не подумал, что ты воин… и тем более, стойкий и решительный. Но – скажи, ты правда можешь противостоять внушениям Ночного Посольства?

— Да. Могу.

— Позор, – констатировал Рейтон. – Не тебе, конечно, а моим людям. Они не могут! Очень многие не смогли, сломались и бросили нас. Посольство… – Рейтон заорал с ненавистью. – Посольство должно быть уничтожено! И скажи: а ты не можешь этому научить? – спросил он уже более мягко и тихо.

Ривелсея подумала.

— Учить слишком долго. И я не смогу. Извини.

— Понятно. Ну а теперь – сразу к делу. Наша задача – сорвать Посольству их мероприятие. Да, сорвать, и это не так-то просто, потому что мероприятие это готовилось очень долго, ну и они, наверное, не все же дураки? Они много чего наверняка предусмотрели, и наше дело – поймать их на том, чего они предусмотреть не смогли.

Ривелсея уже немного представляла, о чём идёт речь. Стекольщик ей всё достаточно хорошо объяснил, а Рейтон сейчас лишь повторял его мысли.

— Тут всё очень сложно, – продолжал Рейтон. – Перебить мы их не сможем. Квайзы очень сильно глупят, пытаясь вывести их на открытый бой – да они никогда на это не пойдут! Вот поэтому и надо здесь быть похитрее. С одной стороны, нужно просто внести сумятицу, чтобы они забегали и забеспокоились. Неплохо бы, конечно, устранить кого-нибудь, кто у них там наверху сидит, но только не факт, что это вообще удастся. Но мне тут подсказали, что есть и ещё одна возможность. Оказывается, у Ночного Посольства в нескольких местах спрятано нечто очень ценное, нечто такое, что если это вдруг у них пропадёт, то они начнут вешаться. Я думаю, нам стоит помочь им с этим делом, – усмехнулся Рейтон.

— А вам известно, где конкретно это спрятано?

— Да… Известно, хотя и это мы узнали не своими стараниями. Но я думаю, что нашим сведениям можно доверять.

Ривелсея в очередной раз поразилась хитрости того субъекта, с которым она совсем недавно имела дело. До этого нужно было додуматься! Рейтону известно, где нужно искать, но неизвестно, что. А ей, напротив, не было известно где, зато она была информирована насчёт предмета поисков. Получалось, что они нужны друг другу и им, волей-неволей, придётся работать вместе.

— И где же? – спросила Ривелсея, пытаясь отчаянно схитрить и заполучить вторую половинку знаний, что дало бы ей относительную свободу действий. Мало ли какие условия совместной работы могут ей здесь поставить? – Мне только интересно: у вас такая же, как у меня, информация?

Но нет, Рейтон тоже был не очень-то глуп.

— Я полагаю, что такая же, – он опять усмехнулся. – Ведь источник-то один. Особо засиживаться мы, кстати, не будем: сейчас немного всё обсудим, а через пару часов начнём уже действовать. Я думаю, мы успеем прийти к соглашению.

А собственно, и обсуждать особенно было нечего. Во-первых, Рейтон настоял на том, что у Ривелсеи будет напарник, который станет одновременно и её проводником – укажет, куда нужно идти, ну и поможет, мало ли что… Во-вторых, всю эту операцию Рейтон желал бы видеть как операцию Венца Рейлинга (он, конечно, сказал об этом другими словами, но выходило именно так), и Ривелсее предписывалось не совершать никаких действий, которые не были бы заранее сейчас согласованы. Ривелсея не возражала: просхужето перевес сейчас был не на её стороне. Вот если бы здесь было хоть три-четыре ратлера, то, конечно, не составило бы большого труда заставить считать эту операцию операцией Ордена… ну тогда бы и вообще без всяких Наследников обошлись! К тому же, соглашаться – это одно, но сделать так, как она считает нужным – это вполне её право.

Поэтому этот разговор готов был завершиться ещё раньше, чем Ривелсея доела свой изюм. Почему-то никто не спрашивал и не пытался разузнать, кто она такая. Похоже, что Стекольщик в своём письме что-нибудь насчёт этого написал. Правду он написал или неправду – это уже другой вопрос. Но что-то написал – видимо, заботясь о ней и даже помогая избавиться от лишних вопросов.

Впрочем, она даже не представляла как следует, насколько велико влияние Стекольщика. Рейтон и Ривелсея очень быстро договорились обо всём, и Рейтон уже указал ей на её напарника, которого звали Ильсе́р, и было решено, что через час они должны уже отправиться (вдвоём, чтобы не привлекать внимания) и постараться проникнуть в указанный Стекольщиком дом и захватить то ценное, что там было. Её сердце сильно стучало: возбуждение от вновь приближающейся игры с опасностью возрастало с каждой минутой. Когда в дверь неожиданно постучали, это совсем не способствовало её успокоению, тем более что она прекрасно видела: Рейтон тоже напрягся.

— Если это Стража, – сказал он, – не пускать. Пусть хоть дверь ломают. Да только они не станут. Мы ничего в последнее время не сделали, я за это могу поручиться.

Дверь ломать и правда не стали, и к тому же, это была и не Стража. Когда Ильсер подошёл к двери, оттуда сначала послышался женский голос, а потом, когда дверь открылась, Ривелсея услышала:

— Я здесь по приказу Хейлера, Искоренителя зла. Он получил письмо насчёт ваших планов и прислал меня. Надеюсь, вы не имеете возражений; впрочем, в любом случае, я направлена в помощь Ривелсее. Здравствуй, – сказала Нирсела, показавшись в дверном проёме.

Рейтон сдвинул брови, но быстро поборол все свои чувства и кивнул.

— Ну ладно, хорошо. Ваш Хейлер молодец, – тут он даже улыбнулся. – Возможно, нам с вами нужно бы объединить усилия, хотя бы на время.

— Полагаю, мы уже это делаем, – сказала Нирсела. – Ривелсея, Хейлер просил тебе передать, что ты молодец и что он в тебя крепко верит. Он ждал тебя утром вообще-то, и жалко, что ты не пришла, ну ничего, он не сердится. Мы все, как видишь, поддерживаем тебя. Ну а ты, – она улыбнулась, – ты у нас будешь на острие атаки!

Ривелсея сидела и смотрела в высокое окно, где не было видно ничего, кроме неба. Сердце билось, а за окном сгущались уже сумерки. И эти сумерки почему-то добавляли ей нетерпения.

— Я думаю, нам пора идти, – сказала она. – То, что мы тут сидим, никаким образом не способствует достижению наших целей, нет?

Через десять минут все собрались. Ривелсея сидела на диванчике между Ильсером, который был в обычных серых штанах и серой же куртке – как тень – и Нирселой. Нирсела была одета так же, как и вчера, и так же излучала решимость и целеустремлённость. Хотя через это проскальзывала, конечно, и настороженность, и, самую чуточку, страх. Ривелсея незаметно отыскала и крепко стиснула её руку. Нирсела посмотрела на неё и так же незаметно улыбнулась.

Рейтон заканчивал последние наставления.

— Когда закончите – сразу же сюда. Все трое. Если надо, мы организуем вам защиту. Все находки и трофеи – тоже сюда. Никаких выходок. Ничего незапланированного. Вести вас будет Ильсер, но главная в команде – Ривелсея. Пока она действует в общих интересах, будете слушаться её. Всё, наверное, я всё сказал.

— Идёмте, – проговорила Ривелсея.

Три тени растворились в сумерках.

Три тени скользили по улицам. Анрельт, конечно, ещё не спал, было, самое позднее, начало восьмого – возможно, и не самое лучшее время для подобных похождений. Они старались не привлекать к себе внимания, но люди косились на них с любопытством и опаской, поэтому приходилось то и дело нырять в проулки, особенно тогда, когда впереди показывались стражники. Некоторые из них просто стояли на посту, а другие патрулировали улицы. Анрельтские стражники все были одинаковые с виду: белые с золотом латы и шлем круглой формы, овальный белый щит и короткий меч на поясе. Насколько помнила Ривелсея, у них в деревне тоже были двое охранителей порядка, вот только те ходили по-простому, так же, как все, и из оружия имели только дубинку. Ну, в деревне-то у них дело никогда почти не заходило дальше усмирения какого-нибудь подвыпившего буяна, и дубинки было более чем достаточно, чтобы вырубить его и утащить домой. В Анрельте же этого было явно мало, тут бывали ситуации и поострее. Одна из них вполне могла бы создаться, если бы Стража наткнулась на их компанию. «Сражаться или сдаться?» – эта мысль очень сильно волновала Ривелсею. Сражаться: проливать силу людей, которые мало что ни в чём не виноваты, но и хотят даже того же, чего и она… к тому же, их ведь много, они могут позвать на помощь, и с целым отрядом им по-любому не справиться. Да и не хочется, ну не хочется больше ни с кем драться, и так более чем достаточно! Что там Генрес говорил про интеллектуальное задание, где надо думать, а не резать? Неужто он не предполагал, во что это выльется? Да знал, конечно же, опять поиздевался, вот и всё. А если сдаться… ну нет, это, наверное, ещё хуже. Отберут оружие, обыщут, бросят в тюрьму, потом допросы – а она-то вообще не здешняя, так чего ей здесь надо? Поэтому лучше всего – просто не нарываться на такие вот неприятности, их и так уже более чем достаточно.

Ильсер, к счастью, знал Анрельт хорошо. Они долго шли какими-то закоулками, а потом потянулись склады и конюшни, потом изгороди, а потом Ильсер внезапно остановился.

— Мы, кажется, пришли.

Ривелсея окинула взглядом высокий серый деревянный дом с хмуро закрытыми ставнями в окнах обоих этажей и столь же хмурым чердачным окошком.

— Ты уверен?

Ильсер посмотрел ещё раз на этот дом и на другие, которые были рядом, сверился с чем-то в своей голове и сказал:

— Уверен.

— Ну что же, хорошо. Место довольно глухое, стражников вообще не видно. Будем пытаться, – ответила Ривелсея.

Пару минут она стратегически осматривала дом.

— Надеюсь, там вообще хоть кто-нибудь живёт. И надеюсь, что если да, то их про нас не предупредили. Иначе это всё может плохо кончиться. Очень плохо.

— Да, – сказал Ильсер. – Рейтон дал мне тут одну вещь… Нечестно, что только Ночное Посольство использует всякие грязные методы. Они отвратительны, но мы должны лишить их преимущества. Давайте ваше оружие сюда!

Он вытащил из кармана бутылочку с плотной пробкой.

— У меня всё готово, – сказал он через полминуты, капнув несколько капель на свой нож. – Нирсела?

Та, кивнув, отстегнула свой короткий меч.

— Ривелсея?

Ривелсея нехотя протянула кинжал.

— Я думаю, что можно бы пролезть через чердак. Это лучше, чем выламывать дверь и поднимать шум, как будто здесь война идёт.

Остальные были согласны. Тем более что прямо рядом с домом вырос большой каштан, который почему-то никто не догадался спилить, и это давало им сейчас просто-таки прекрасные шансы.

— Давайте, – сказала Ривелсея. – Не шуметь. Не топать. Не шептаться. Одним словом – тишина.

Ривелсея была первой. Она залезла и достаточно тихо выломала старую раму чердачного окошка, а затем просочилась внутрь. После чего её осенила новая мысль, и, выглянув оттуда, она очень доходчиво объяснила одними только жестами свой новый план: Ильсер поднимается вместе с ней и остаётся на всякий случай на чердаке; Нирсела же (тоже на всякий случай) остаётся во дворе и ждёт, пока изнутри будет открыта дверь. Они несколько раз, тоже жестами, уточнили детали, а затем кивнули.

Единогласно.

На чердаке хотя и не было всякого старого хлама в таком количестве, в каком он бывает чаще всего, но было очень пыльно, – так что, скорее всего, никто тут не жил. Ильсер влез не так тихо, он наступил на одну из досок так, что она громко треснула, а сам он чуть не упал, за что схлопотал гневный взгляд Ривелсеи и раскаянно пожал плечами.

Как и ожидала Ривелсея и как она надеялась, в центре этого помещения был люк вниз, закрытый, а на нём стоял тяжёлый сундук. Ильсер удивился, когда Ривелсея в одиночку подняла его и тихо поставила в сторону. Крышка была не заперта. Ривелсея откинула её, порылась и презрительно вынула оттуда руку. Обычное старое тряпьё, ничего ценного. И, главное, нет того, что она искала. Разумеется, глупо искать это здесь. Но…всё равно ведь надо проверять.

Так же, жестами, Ривелсея объяснила план и Ильсеру: он стоит здесь; если внизу никого нет, то он спустится, а если есть, то сначала немного выждет и, если Ривелсея не справится сама, то попробует помочь. Главное, что предлагала Ривелсея – это тихо захватить кого-нибудь из членов Посольства, расспросить его обо всём и заставить помочь с поисками. Ильсер был согласен. Ривелсея, незаметно потрогав через одежду свой талисман, потянула на себя люк.

Она спустилась вниз, чрезвычайно тихо и осторожно. Под её ногой не скрипнула ни одна ступенька. Сердце бешено билось: что сейчас будет? Но в первый момент не было ничего. Обыкновенная комната, с самой обыкновенной обстановкой, на столе стоят какие-то чашки. Похоже, тут кто-то живёт. Ильсер осторожно выглянул сверху. Ривелсея махнула рукой: жди! И прокралась в соседнюю комнату. Там на кровати лежал человек. Похоже, спал.

Это становилось интересно. Она почему-то боялась, что здесь будет намного более трудно и опасно. Накинув капюшон так, что он закрывал ей частично даже глаза – она могла смотреть только вниз, – Ривелсея подошла к спящему и тронула его за плечо.

Тот вскочил даже не сразу, некоторое время он ещё ворочался с закрытыми глазами. А вот когда он их открыл, то его удивление было очень сильным.

— А… что… ты кто?

— Доброе утро, – сказала Ривелсея.

— Что? Утро? Нет, ты кто? – теперь уже с испугом.

— Я – это я, – рассудительно сказала Ривелсея. – И я к тебе, можно сказать, в гости.

— В гости? – мужчина занервничал. – Ну слушай, так мне что-то не нравится. Я, может, и не против гостей, но что-то я тебя боюсь. Гости так не приходят. И их обычно зовут.

— А я, получается вот, незваный гость… Ты согласишься меня принять?

— Да-да, конечно. Раз ты здесь, то что уж, хорошо, садись. Поговорим по-хорошему. Только можно капюшон-то снять, а то мне так совсем что-то не по себе.

— Ты из Ночного Посольства, конечно? – спросила Ривелсея.

— Нет, конечно. Зачем спрашиваешь? Ты ведь уж всё про меня знаешь, разве нет?

— Нет, – честно ответила она. – Не всё я про тебя знаю. И вообще очень мало знаю конкретно про тебя. И даже, как тебя зовут – извини…

— Гатнар, – представился он. – Тебя-то как зовут?

— А ты точно не из Ночного Посольства?

— Да ни из какого я не из Посольства!

— Ладно-ладно. Тогда можно и так. – Она откинула капюшон. – Так тебе спокойнее?

— Намного. А имя-то?

— Девушка-Мечта. Устроит? – она улыбнулась, вспомнив, как это прозвище ей дал Рилан.

— Хм… Ну хорошо. Осталось узнать о цели твоего визита. Надеюсь, это не слишком бестактно – задавать сразу такой вопрос?

— Ну… Не бестактнее меня. Я бы очень хотела поговорить. К сожалению, времени у меня не очень-то много, поэтому вряд ли у нас будет возможность поговорить о жизни. Так что, давай говорить о Посольстве. Ты о нём знаешь, ведь так?

— Знаю, конечно. Они приходят, приходят иногда ко мне.

— Зачем приходят?

— Ну… тоже в гости. Иногда. Очень нечасто.

Ривелсея соображала. Интересный человек, очень интересный. И что-то он наверняка знает. Дело было за малым: как-то из него всё это выудить. А вот как, Ривелсея пока не знала.

Она решила ударить сплеча.

— Мне хотелось бы увидеть одну книгу. Я почему-то думаю, что ты можешь знать, где она находится. Потому что мне немного известно, что находится она где-то у тебя. Так?

Ривелсея пристально смотрела в его глаза: занервничает сейчас или нет? Глаза тоже были интересные: чёрные и глубокие, с каким-то глубинным горячим блеском, какие обычно бывают у людей энергичных и фанатичных. Хотя Гатнар меньше всего походил на такого человека. Его апатичное лицо даже не дрогнуло от прямого вопроса Ривелсеи.

— Что-что? Книга? Ну, это не ко мне! У меня что, библиотека разве? – он захихикал. – Есть у меня пара книг, конечно, но тебя они вряд ли заинтересуют.

— Покажи, – потребовала Ривелсея.

— Да вот, – он открыл ящик стола, вытащил две книжки в потрёпанных обложках. Проклятье, опять «Кошель торговца» и что-то про садоводство. Он издевается, что ли? Или и правда ничего не знает? А если знает, то с ним делать-то что? Этому Ривелсею даже Веттар Нарт не учил. Убить – да, легко. Один точный удар. Чтобы высвободить кинжал из рукава и метнуть ему в горло, ей нужно было бы от трёх до пяти секунд. В пятнадцати шансах против пяти, ей бы это удалось. Но сейчас в этом не было смысла. Ну а как тогда действовать? Хитрить? Вряд ли поддастся, не похож на дурака. Пытать? Она не умела, и потом, ей не хотелось бы этим заниматься. Может, Ильсер умеет? Всё равно противно, она на это не пойдёт. А время-то уходит, и что-то заставляло её с каждой минутой нервничать всё сильнее. Что – она пока не понимала.

Но тут ситуация разрешилась гораздо проще, чем предполагала Ривелсея. Гатнар вдруг сам спросил:

— А что за книгу-то тебе надо? Как называется?

— Как называется – я не знаю. Но там всё про Ночное Посольство, как я понимаю. А я вот очень интересуюсь.

— Вот, я так и подумал, – обрадовался Гатнар. – Если про Посольство, то, может, у меня и найдётся что-нибудь. Но только я не уверен.

— А что? – тут же заинтересовалась Ривелсея.

— Они, когда ко мне приходили один раз, то спросили, не отдам ли я им свой подвал в пользование. Я не хотел было, но они когда предложили мне за это в месяц по анреллу… Что у меня в подвале-то? Хлам один, инструменты всякие да старые бочки. А по анреллу в месяц – это, знаешь ли, я спокойно могу все продукты закупать, какие мне надо. Да и ещё…

— Подожди, – сказала Ривелсея. – Гатнар, я хочу посмотреть, что у тебя там. Мне очень надо. Очень-очень. Надеюсь, ты мне поможешь?

«Не будешь мешать» – подразумевалось под этим. Ривелсея отчего-то чувствовала себя неловко. Этот простодушный, смешной и дружелюбный человечек даже не попытался оказать ей сопротивление, даже не разозлился на её появление, и вообще для него как будто ничего особенного не происходит. Как с ним придётся поступить? Пожалеть? Нет, нельзя. Она уже пожалела один раз «безобидного» охранника дома Зенриса, и последствия этого были такими, что и вспоминать не хотелось. Вспомнился ей тут же рисунок, сделанный рукой Ирсы – перечёркнутый меч, за который ей так хорошо вчера заплатили. Да и слово ратлера тоже. Ратлера… «Просто так не убивай»… Непросто. Возможно, она всё-таки его и пожалеет и сохранит ему жизнь. Возможно, придётся при этом его связать и запереть в его же подвале – ну, и это с её стороны будет большим милосердием. И это ещё надо заслужить.

Гатнар, похоже, прямо-таки рвался.

— Ох, а ключа-то у меня нет, – огорчённо сказал он. – Они, знаешь ли, мне замок новый врезали, и не один, а два даже, да ещё шнурок какой-то приклеили и сказали, что если увидят его порванным, то мне не жить. А я-то что? Я ничего, мне это всё не надо, пусть хоть золото там у меня складывают, я до чужого добра не жадный. Анрелл в месяц – это хорошо, вот и ладно, я и доволен. А Ночное Посольство – вещь ведь опасная, так я и ничего, им на меня обижаться не за что, я всегда…

— Понятно, – Ривелсея встала. – Но я, пожалуй, всё равно спущусь. Мне очень-очень надо. А их шнурок мы как-нибудь приладим потом, не волнуйся. Для меня самое важное – книжечку немного почитать. А ключа точно нет?

— Нет, ну нет, и всё тут, да кто ж мне его даст и зачем? Вот ножом разве попробовать, или напильник могу дать…

Ривелсея подумала, что человек этот до жалкого глуп. Мог бы он ей ничего этого и не рассказывать, если бы захотел. Мог бы и вообще прикинуться незнающим – может, ей и не удалось бы самой даже всё это разузнать. Не зная даже, кто она и чего на самом деле хочет, так довериться и так бескорыстно помогать, как будто он её друг! И хватило же у Ночного Посольства мозгов доверить такому вот увальню свою самую важную тайну! Хотя… Зато – не разболтает никому случайно (она-то ведь сама спросила) и сам туда не полезет, потому что нелюбопытен. И глуп.

Он сам подвёл её даже к двери в соседней комнате, через которую, и точно, был протянут шнурок, точнее, тончайшая ниточка, подыши на неё подольше – тут же порвётся. Очень коварная. И цвета хитро-зелёного, с тонко бегущим по всей её длине синим и красным узором. Такую, конечно, не купишь просто так и из рубахи не выдернешь. Плохо. Но ничего. Не ей же с этим разбираться. Жалко Гатнара, ну да разберётся как-нибудь с Посольством. Может, и простят по его глупости. Просто рукой махнут, и всё. Что с него взять? Таких не казнят.

Ривелсея примерилась и нажала на дверь плечом. Тишина уже не очень-то нужна, и ладно. Двери не подалась вообще нисколько. Видимо, была сделана на совесть.

Ривелсея ударила ногой. Дверь чуть дрогнула. Слабая боль в ноге. Стал появляться гнев. Второй удар. По двери прошла дрожь. Третий. На этот раз было больнее. Вспыхнула ярость – от боли. Три удара подряд. Дверь жалобно взвизгнула, петли стали сдвигаться. Однако она ещё держалась. А Ривелсея уже устала. Но не сдавалась. Она резко собрала мощь, усилила гнев и ударила всем корпусом. Что-то хрустнуло, что-то взвизгнуло. Последние, остаточные усилия – и дверь с грохотом провалилась вниз, в пустоту. Ривелсея обернулась к Гатнару. Тот стоял, зажмурившись и закрыв лицо руками. Наверное, ему было тяжело смотреть на кончину собственной двери. Или просто страшно… Какой же он странный!

И в этот момент она вдруг получила страшный удар. Казалось, что по голове. Но нет, она прекрасно видела, что ни Гатнар, ни кто другой до неё даже не дотрагивался. Но ощущение было такое, словно её крепко, от всей души, ударили сверху поленом. Может, обрушился потолок? Она этого даже не узнала. Неожиданно и очень вовремя, на один миг, внутри неё во всём теле вскипела мощь – какой-то чрезвычайно полезный ратлерский рефлекс, и стало немного легче, а потом… потом она на секунду задержалась на самом краю сознания, затем сладко рухнула вниз. Всё. Мир закрылся.

Были тени и голоса; да, они были, но очень неявно, и всё это как-то долго и неприятно тянулось, было тошно и противно оттого, что весь этот липкий, тягучий поток серой мглы никак не кончается. А потом её вдруг резко всю окатило холодом, который обхватил тело и не прекращался. Поток мглы немного рассеялся, и она открыла глаза.

С трудом. Но открыла. Вокруг блуждали серые и белые пятна. Одно, самое большое, придвинулось прямо к ней и сказало:

— Ты как?

— Я… не знаю… – ответила Ривелсея, когда до неё дошёл смысл вопроса. Хотелось снова закрыть глаза. Очень хотелось.

— Вставай, – требовательно сказало пятно. – И быстрее. Я понимаю, что тебе нехорошо. Но я справилась с таким состоянием. А ты – тем более справишься. Вставай, Ривелсея!

Ей протянули руку, и она встала. На секунду всё вокруг закружилось, и она даже решила, что снова сейчас свалится, но нет, ничего. На руки ей полилась вода, она зачерпнула и умылась. Вот. Так уже лучше.

Нирсела держала её за руку.

— Что происходит? – спросила Ривелсея. Ей сейчас действительно не мешал отчёт о ситуации.

— Я не знаю, этот, с которым ты беседовала, он как-то смог тебя… обезвредить. Но только как, я не представляю.

— Думаешь, Я представляю? – её до сих пор тяжело мутило.

Ривелсея огляделась. На полу лежал Гатнар. Вся одежда – в силе. Похоже, что мёртв. Значит, его кто-то убил. Либо Ильсер, либо Нирсела. Ильсер лежал в отдалении и не двигался.

— Ильсер! – Ривелсея шагнула к нему.

— Бесполезно, – коротко сказала Нирсела. – Я пыталась.

Его одежда была чистой.

— Так он что… Он не ранен?

— А ты? Знаешь, я и тебя тоже с трудом откачала.

— Спасибо, – мрачно сказала Ривелсея.

— Когда ты ломала дверь, я смотрела за всем этим в щель в стене. Когда ты упала, Ильсер тут же ворвался в эту комнату. Но и он – тоже… Этот вот человек – ну да, он тоже показался мне сначала бестолковым. Но вот видишь…

— Но как? У него ведь не было оружия!

— Не знаю, Ривелсея. Нам, кстати, с тобой некогда тут рассуждать.

— А сколько времени уже прошло?

— Как я тебя отхаживаю? Минут сорок. Ильсер, он был молодец, успел-таки дверь мне открыть. И этого – я боялась, конечно, ужасно – но его я успела зарубить раньше, чем он причинил мне вред. Ну, а потом я уже занялась тобой.

— Сорок минут… Ужасно, – Ривелсея понемногу, очень медленно, приходила в себя. – Ты была в подвале? Где книга?

— Да какая книга? Я с тобой, знаешь ли, занималась, – обиделась Нирсела.

— Тогда пойдём, и быстрее, – Ривелсея перешагнула через лежащую дверь. – Есть здесь свечка какая-нибудь?

— Вот, – Нирсела уже сходила в соседнюю комнату и принесла свечку. Ривелсее до сих пор было очень нехорошо. Опять какие-то штучки Ночного Посольства? Но тогда её защищала мощь, и штучки не подействовали!

…А сейчас она потратила часть своей мощи на эту несчастную дверь. Удар был нанесён тогда, когда она была на короткое время обессилена. Проклятье…

Внизу, в погребе, всё было заставлено какими-то ящиками – десятка два или три. Они быстро стали вскрывать их по очереди. Тряпьё, мука, сушёный горох… яблоки, гвозди…

— Нашла, – сказала Ривелсея. Из старых тряпок (да, это было хитро – спрятать здесь) она достала крепкий завязанный мешок и быстро извлекла из него книгу. Синий бархат, гладкие хрустящие листы. Одну минуту она потратила на пролистывание. Ну нет, это ей не прочитать. Ни одного известного ей значка. Либо древний язык, либо шифр. Сама книга не похожа на древнюю. Неизвестно.

Однако, если отнять её у Ночного Посольства, то можно, наверное, предотвратить многие беды. Ну что ж, посмотрим.

И тут она вспомнила ещё одну важнейшую вещь.

— Нирсела! Ильсер не успел тебе сказать, где находится вторая книга?

— Нет, конечно. Я, к сожалению, не успела спросить.

Ривелсея поискала в своей памяти слово, которое могло бы всецело описать данную ситуацию, не нашла его и промолчала.

Нирсела склонилась над телом Ильсера, пошарила по карманам.

— Вот, тут его кинжал, – она положила его в свой карман, – и записка. Да, Ривелсея, нам повезло. Здесь и этот адрес, и следующий. Дальше двинемся вдвоём. Но только, – тут она нахмурилась, – следующий адрес – это замок Полуанрельт. Кирпичная улица – это там.

— Пойдём. Мы должны закончить своё дело. Ты дорогу-то знаешь?

— Знаю. А ты была в Полуанрельте-то вообще?

— Нет. Не приходилось.

— Я к тому, что это, вообще-то, не близко. Пешком мы полдня туда будем тащиться. Да ещё через городские ворота. Ты не опасаешься, что нас с тобой вычислят и нападут? Посольство, поверь мне, всегда реагирует быстро, и если никто не видел того, что сейчас тут происходило, то это совсем не значит, Ривелсея, что мы в безопасности. Тем более, – она усмехнулась, – мы ведь с тобой уже донельзя известные личности, нет?

— Да. Ладно, что ж, у меня есть план. Очень быстро через Золотую площадь, а там неподалёку у меня есть знакомый, а у него есть повозка. Если успеем быстро дотуда добраться, то нам удастся, возможно, так же быстро смотаться из Анрельта.

— Я – за, – сказала Нирсела. – Но я также и за то, чтобы успеть забежать к нашим. Отдать им книгу – это нужно обязательно! Мы же её можем и не удержать в своих руках. Но если отдать Хейлеру, то они-то…

Ривелсея планировала по-другому: она планировала захватить эту книгу с собой в Цитадель, чтобы положить на стол Совета в счёт своих заслуг и достижений. Но здесь нельзя было не согласиться с Нирселой, здесь она была права. Идя за второй книгой, они могли её заполучить, а могли и потерять первую. Оставить её квайзам – что ж, неплохой вариант. Возможно, квайзы и не очень сильные, но сберечь трофей они, скорее всего, сумеют.

Что же касается «подарка» для Ордена, то у Ривелсеи был прекрасный шанс в виде второй книги. Что бы там ни планировали Рейтон, Хейлер, Нирсела, Стекольщик или, того паче, Ирса – у неё-то планы другие! И она уже спланировала: захватив вторую книгу, никуда больше не заявляться, а немедленно отправиться в обратный путь. Она жестоко ошиблась в простаке Гатнаре – он наверняка был очень значим, раз обладал такими странными приёмами, позволяющими убить человека на месте. Захват второй книги (что тут, она сердцем чуяла) тоже вряд ли удастся провести без пролития силы. Хватит с неё. Это будут её последние действия в Анрельте. Стекольщик действительно хитёр: разработанный им план, по всей видимости, мог на самом деле оказаться тяжёлым ударом для Посольства, и дальше, скорее всего, их планы (по крайней мере, в ближайшее время) сорвутся, и они начнут просто мстить. Если она останется здесь, её убьют. Это и дураку понятно. Разумеется, в планах Стекольщика, или там Рейтона, это вполне допускалось и не было важным.

Но для неё-то было!

— Ладно, хорошо, – сказала Ривелсея. – Но только я настаиваю на быстроте.

— Согласна.

— Тогда пойдём.

Они быстро выбрались из подвала. Ривелсея хмуро посмотрела на лежащее на полу тело.

— Ривелсея, возможно, мы всё-таки…

— Пойдём, Нирсела.

Они заперли изнутри дверь и выбрались наружу так же тихо, как и вошли. Если посмотреть на дом, ни за что не догадаешься вообще, что там что-то произошло: выглядел он абсолютно так же, как и час назад, только чердачное окно было оторвано. Ну да кто это заметит? Вдруг им повезёт?

Ну может же им повезти? Хоть иногда?

Потом, конечно, пусть приходят квайзы или там наследники Рейлинга, да хоть кто, обыскивают дом и хоронят убитых. А им некогда. Им сейчас надо спешить.

Две тени растворились в темноте. Уже было темно. Похоже, предстоящая ночь обещала быть весёлой.

…Хейлер был доволен. Он был так доволен, что порывался зазвать их в дом и обо всём расспросить. Нирсела даже заколебалась, но Ривелсея была непреклонна.

— Пока мы будем терять время, что-нибудь случится. Я не могу сказать, что именно, Хейлер. Но я это чувствую.

— Не спеши, – Хейлер, как и всегда, был твёрд. – Если ты хороший воин, Ривелсея, то должна бы знать, что поспешность, как и медлительность, равно гибельна. Зайдите. Сейчас мы всё решим и скоординируем наши планы.

Нирсела виновато посмотрела на Ривелсею и переступила порог. Она была просто не вправе не послушаться. Ривелсея зашла вслед с клокочущим гневом и чувством щемяще близкой опасности в своём сердце.

— Сейчас, – сказал Хейлер. – Я должен посоветоваться с несколькими нашими людьми. Посидите здесь пару минут.

«Всё», – убито подумала Ривелсея. – «Опять соберёт совещание часа на два. Ну нет, десять минут – и я отсюда сбегу!» Очень манящая перспектива. К утру её уже не будет ни в Анрельте, ни в Полуанрельте. Пусть они все здесь – квайзы, Наследники, Посольство – делают что хотят, режут и рубят друг друга, убивают, закапывают и поливают могилы силой. Ей надоела эта мясорубка. Она хотела жить. В следующий раз она попросит у Совета такое задание, которое действительно соответствовало бы требованиям класса мудрейших. А то, что происходит сейчас, останется в её памяти как двухнедельный беспрерывный кошмар. Двухнедельный? Да неужели же прошло только две недели? Ривелсея подсчитала. Да. Только две недели, и даже меньше. Но, в любом случае, хватит. Пора отсюда убираться, пока она ещё имеет возможность отправиться в Цитадель Порядка не по частям.

Через десять минут, конечно же, она никуда не сбежала. Появился снова Хейлер и сказал, что он уже два часа назад на всякий случай собрал большинство своих, а сейчас он принял решение, что Ривелсея отправится не одна, а с небольшим отрядом (в который и Нирсела, конечно же, войдёт), и что он сам поведёт этот отряд и, если придётся, то покажет всяким «отступникам», что такое верность сердцу и долгу.

Ривелсее всё это жутко не нравилось. Целый отряд квайзов, которые будут идти толпой, шуметь и привлекать внимание! Исчезнет та неожиданность, которая позволила им с Нирселой только что одержать победу. Но сделать она уже ничего не могла: она потеряла всю власть над ситуацией, переступив порог этого дома. И как же ей не хотелось его переступать!

— Ривелсея, теперь все твои действия должны быть согласованы с командованием квайзов, то есть со мной, – наставлял её Хейлер. – Операция по захвату книг – это, естественно, наша операция, и я очень рад, что ты в ней участвуешь. Захваченная книга, разумеется, должна быть принесена сюда, а потом мы решим, что будем делать дальше. Ты, как наш новый боец, подаёшь большие надежды, я подпишу приказ о выдаче тебе наградных денег в конце месяца.

— Спасибо, – сказала Ривелсея сухо.

— Не за что, – ответил Хейлер. – Теперь мы тебя уже не бросим, ты будешь у нас и работать, и учиться. Я очень верю в твои успехи, Ривелсея. Нам нужны такие, как ты. Они учат других дисциплине и выдержке. Я ведь всегда говорил им…

— Хейлер, – подошёл какой-то мужчина. – Отряд готов, когда выходим?

— Сейчас, – ответил тот. Сам он уже давно был готов – в плотной кожаной рубахе и в шлеме под неизменным плащом с капюшоном – он, как и все они тут, чрезвычайно был похож на классического ночного убийцу. И оружие у всех было такое же: ножи, кинжалы – чтобы удобнее прятать. – Идёмте. Все инструкции я дал. Тихо и аккуратно. Внимание не привлекать.

Несколько теней, около десятка, выскользнули на улицу. Бесшумно. Но это было ненадолго. Уже через полсотни шагов начался шёпот и переговоры, да и весь их отряд, как ни построй – хоть в две шеренги, хоть просто толпой – выглядел донельзя настораживающе. Ривелсея начинала злиться. И на сердце у неё отнюдь не просветлело в тот момент, когда она вдруг поняла, что Хейлер намерен вести весь отряд в замок Полуанрельт ПЕШКОМ. Полдня времени, как сказала Нирсела. Ну то есть, в лучшем случае они доберутся туда утром. Ей это всё ужасно не нравилось. Наверняка за ними следят. Наверняка. И не кончится всё это добром. Она чувствовала это всё острее и острее. Но на её вопрос относительно способа передвижения Хейлер опять-таки сказал что-то о скрытности и добавил, что дюжины колесниц, к сожалению, у него под рукой сейчас нет, но если они будут вести себя тихо, то за пару-тройку часов доберутся до Полуанрельта, и всё будет нормально, и сделал ей знак, запрещающий разговаривать. Ривелсея замолчала.

А вот беспокоилась она, как оказалось, не зря. Их отряд действительно привлекал слишком много внимания, что бы там ни говорил самонадеянный Хейлер. Они не успели пройти и двух улиц, как впереди вдруг выросли фигуры четверых Стражей. Раздался тонкий и резкий, хорошо известный всем жителям Анрельта звук специального рожка – это был знак власти и приказ остановиться и подчиняться. До стражников было ещё шагов тридцать, они идеально загораживали проход через узкую улочку. И не пропустят, это было видно. Либо договориться, либо драться. Но драться со Стражей – это совсем уж плохо может кончиться. Хейлер выступил вперёд, пробурчав сквозь зубы: «Проклятье, наверняка их подкупило Посольство!», приблизился и стал что-то говорить. Двое слушали его, а двое стали приближаться к их отряду – на всякий случай. Отряд обошли с двух сторон и молча встали по бокам. Хейлер говорил очень долго. Когда же он вновь обернулся к своим, то увидел, что там стало на одного человека меньше. Он обречённо оглядел тех, кто остался, вычисляя исчезнувшего. И вздохнул тяжело. Ну, конечно. Так и есть. Проклятье…

Кто-то, незаметный и тихий, успел тайком от стражников ускользнуть во всепоглощающую ночную темноту. А вот всем остальным, похоже, придётся пойти со стражниками. Нет, их, конечно, отпустят – подкупить или припугнуть можно, а кроме того, у Хейлера есть неплохие друзья в верхушках командования Стражи. Но беда в том, что сейчас ночь, и все они, скорее всего, спят. Придётся ждать в Доме городской Стражи до утра.

Квайзам сегодня определённо не везло.

Ей везло. Она благодарно потрогала свой талисманчик. Пока эти ослы квайзы вели переговоры со Стражей и пока (этого она, правда, уже не видела) их всех потом вели в здание Стражи на Золотой площади, ей удалось сбежать. Конечно, закон Анрельта воспрещал категорически ходить ночью по городским улицам с оружием. Тем более – отрядами. Хотя борьба между разными организациями в этом городе приобретала уже устрашающий размах, но Градоправитель и все, кто с ним, усиленно делали вид, что всё спокойно и что поимка человека с ножом в кармане – это дело небывалое и исключительное.

Впрочем, не все квайзы были так глупы. Ривелсея передвигалась по переулкам очень тихо, просто-таки скользила тенью, совсем без шума и не привлекая к себе внимания. Внезапно она услышала сзади себя какой-то шорох и резко, молниеносно обернулась, чтобы тут же решить, драться ей или бежать.

— Да тише ты, – сказала Нирсела с улыбкой. – Ещё убьёшь, пожалуй, а потом жалеть будешь.

— А не надо так тихо подкрадываться, да? – у Ривелсеи отлегло от сердца, и она тоже улыбнулась.

— Прости, я забыла привязать к ногам гири. Только боюсь, что с ними я бы тебя не догнала. И так ведь непросто это было: слышала, как они там трубили? Так это мне, чтобы я остановилась, – Нирсела перевела дыхание. – Хейлеру, конечно, из-за моего побега побольше штраф выпишут, ну да ладно. Может, я ещё окуплюсь, если смогу тебе помочь.

— Думаю, что да. Только давай тут не мешкать, а то сами тоже сейчас отправимся со стражниками под ручку.

Нирсела засмеялась.

— Давай, – сказала Ривелсея. – Добегаем до дома Рилана, а там на повозке в Полуанрельт.

— До чьего дома?

— Вот, и познакомишься заодно. Бегом!

Рилан, конечно же, был рад. Когда ночью раздался стук в дверь дома Белтона, то открыл им сам Рилан. Он, похоже, и не спал даже, и не собирался: полностью одетый и глаза совсем не заспанные.

— Рилан, – сказала Ривелсея. – Доброй тебе ночи, я рада тебя видеть, и нам нужна повозка, чтобы ехать в Полуанрельт. Ты выручишь?

Рилан был молодец. Он раздумывал секунд десять, не больше.

— Хорошо, – сказал он. – Заходите, а я сейчас приеду. Минут через пятнадцать. Устроит?

Хотелось бы, конечно, быстрее, но быстрее было некуда. Ривелсея кивнула. Они зашли в дом. Ривелсея немного успокоилась. Конечно, пусть всё было не слишком-то хорошо, но намного лучше, чем могло бы быть. В голове по-прежнему мутилось. Такого с ней ещё никогда не было. Они с Нирселой, не зажигая света, сидели прямо у двери на какой-то узкой лавке и ждали. Белтон, видимо, или спал, или его не было дома. Скорее, конечно, спал. Времени уже было более чем достаточно, около того часа, когда ночь преломляется напополам и дальше движется уже к рассвету. А Рилан вот не спал и открыл сразу. Ну, это объяснимо: она ведь сама сказала, что, возможно, придёт ночевать к нему, поскольку ей больше некуда. Он, разумеется, и ждал. Может быть, он, конечно, ожидал чего-то другого, а не того, что она, да ещё и не одна, ворвётся среди ночи и с порога закричит ему готовить повозку. Кто же знает – вероятно, он надеялся, что всё будет иначе? Может, что-нибудь когда-нибудь и будет, но только не сейчас, когда нужно любым способом разделаться с Ночным Посольством. И ещё, как было бы хорошо, если бы перестала болеть и мутиться голова…

Рилан и вправду вернулся очень быстренько. Весёлый и беззаботный, как и всегда.

— Ну что, всё готово, – сказал он. – Рябинка только и ждёт, когда мы отправимся в путешествие. Нет, конюх, конечно, не очень был доволен, что мне лошадь среди ночи понадобилась, и всё-то ему интересно было: куда да куда, ну а что куда, если надо мне? В общем, побубнил себе там что-то – ну естественно, я ж его разбудил, а кому ж такое приятно? – но ничего, лошадь-то мне вывел, так что всё в порядке и можно ехать.

Не теряя времени, они с Нирселой залезли в повозку, Рилан сел править.

— Ривелсея, там всё в повозке, что ты оставила, я ничего не вынимал, – не замолкал Рилан. Он имел в виду её рюкзачок, меч и деньги в отдельном увесистом мешочке.

— Хорошо, Рилан. Я боюсь, что теперь мне может пригодиться и меч. Хотя, честно, не хотелось бы.

— Мне тут конюх грозился, что меня через ворота не пропустят, по ночному-то времени, но где ему знать, что там как раз мой приятель стережёт! А он меня хорошо знает, что я вожу одни продукты и ничего запретного. Уверен, что проблем не будет.

— Хорошо бы, – хмыкнула Нирсела, – и так их уже более чем достаточно. С самого утра со вчерашнего.

— И ещё будут, – успокоила Ривелсея. – Ты даже перестанешь считать, что были какие-то проблемы вчера.

— Да хватит тебе! – воскликнула со смехом Нирсела, а Рилан обернулся на секунду и посмотрел на них внимательно и с беспокойством.

— Я так понимаю, что теперь мы едем в гости к кому-то ещё хуже, чем… – он многозначительно расширил глаза.

— Всё к тем же, – ответила Ривелсея. – Только теперь на угощение можешь не рассчитывать, Рилан. Вот сегодня, последний раз, может быть опасно. Ты видишь, я же даже не одна, со мной Нирсела – опытный и яростный воин, если что, она меня защитит. Так что, сильно не волнуйся. А потом, уже этим утром, я и правда исчезаю из Анрельта.

— Да ты издеваешься, Ривелсея, – это Нирсела. – Я тебя защищу? Да ты в сто раз меня опасней, ни за что бы не решилась с тобой подраться! Я защищу… Ты меня саму вчера спасла два раза. Я поэтому и стараюсь тебе хоть немножко помогать.

— Спасибо. Я ценю твою помощь, да ты меня сегодня тоже спасла, можешь не сомневаться.

— Ривелсея, а ты… ты ещё помнишь про меня? – спросил Рилан. – Я хочу с тобой. Не забудешь?

И опять Ривелсея подумала о том, что у Рилана просто, похоже, нездоровые мечты, но отговаривать его она не имела права.

— Хорошо, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Я согласна. Пойдёшь со мной, если только всё здесь пройдёт благополучно.

— Ура. Скорее бы, – тихо сказал Рилан, и по голосу было слышно, что он сейчас действительно очень рад. А вот сама она была не очень-то рада. Всё сильнее и сильнее щемило горячо сердце; Ривелсея чувствовала, что что-то идёт неправильно. Что-то она делала не то. Но вот что, она не знала. Возможно, давно бы следовало всё бросить и сбежать в Цитадель. Да и сейчас было ещё не поздно. Хотя, с другой стороны… Слишком много людей возлагают на неё свои надежды, слишком многие с нею связаны в этом деле. Она не одна. И удрать тоже не сможет. Как она сейчас: спрыгнет с повозки и отправится на север? Нет, это невозможно. Каким-то странным образом всё уже предрешено, и она сама не вольна в своих действиях. Ей придётся ещё раз встречаться с Посольством, от этого никуда не деться. Лишь бы только эта встреча закончилась не чересчур плохо…

— Опять задумалась? – Рилан посмотрел на неё с приятной и милой улыбкой.

— Нет, ничего, – она опять постаралась улыбнуться. Странно… Ничего между ней и Риланом, в принципе, не было, но её почему-то грела его улыбка и его взгляд. – Думаю, всё обойдётся, – на самом деле она так не думала.

Похоже, Рилану было просто неудобно говорить с ней при Нирселе; Ривелсея нисколько не сомневалась, что, будь они вдвоём, он нашёл бы и ещё, что ей сказать. А так – он опять отвернулся и стал смотреть на дорогу.

Ворота и правда проехали быстро: Ривелсея и Нирсела залезли внутрь поглубже, Рилан остановил на полминуты Рябинку и сказал кому-то несколько слов, раздался чей-то голос и смех, и повозка вновь тронулась с места. Застучали по камням колёса. Ривелсея высунула голову и увидела: понемногу гаснет яркое пятно Анрельта – в нём горело несколько сотен светильников – и со всех сторон наступает пронизанная звёздами темнота. Нет, дороги, конечно, охранялись – по крайней мере, на ближайшее расстояние от города: каждые два километра были посты, и там пять стражников и днём и ночью стояли в дозоре, переговариваясь друг с другом днём флажками, а ночью огнями. Но Рилан не возбуждал ни у кого подозрений или ему просто везло – он миновал два таких поста вообще без вопросов. Потом последовал поворот направо, и повозка покатилась по другой дороге.

— Всё, – сказал Рилан. – Мы теперь на прямом пути.

— Хорошо. А долго ещё?

— Ну… Полчасика.

Ривелсея расстроилась от этого. Ей почему-то было жалко каждую минуту. Что ж, делать было нечего.

— Ну хорошо.

Ривелсея надолго замолчала. Мерный стук повозки, щёлканье мелких камней, дыхание загадочной недоброй ночи. Вскоре впереди вновь стали видны огни – правда, значительно меньше.

— Ну вот он, Полуанрельт! – произнёс Рилан. – Добро пожаловать!

Ривелсея опять выглянула в ночь, но не особо что увидела.

— Лучше не высовывайся, – посоветовал Рилан. – Здесь-то у меня знакомых нет, могут и не пропустить по ночному времени. А могут и обыскать. Тут уж никогда не знаешь, как всё это будет.

— От чего это зависит? – спросила Ривелсея.

— От подозрительности стражника, от его настроения и стремления видеть во всех шпионов и врагов.

— Будем надеяться на лучшее, – сказала Ривелсея, потирая свой талисманчик.

— И готовиться к худшему, – проворчала Нирсела. Она что-то не очень была склонна надеяться.

Но сегодня, похоже, была счастливая ночь. Легко и быстро их пропустили и через ворота Полуанрельта. Без сомнения, это было крайне интересное место, старинный (и потому во многих местах уже частично разрушенный) замок, который и по архитектуре, и по расположению построек сильно отличался от самого Анрельта, и побродить здесь, полюбоваться видами наверняка было бы очень интересно.

Но, конечно, не сейчас. Сейчас (поскольку Ривелсея тут была вообще первый раз, то этот вопрос обсуждали Рилан и Нирсела) решено было отдать повозку и Рябинку под охрану местному специальному конюху, который, конечно, по ночному-то времени сдерёт сорок серебром не задумываясь, но что же делать, да и деньги у них, к счастью, имелись. А потом уже – пешком до Кирпичной улицы. Что делать там, Рилан с Нирселой обсуждать не стали: видимо, там командование планировалось передать Ривелсее. Она поняла это и сосредоточенно напряглась: слишком многое от неё зависело. Поступая в ратлеры, она не думала почему-то, что ей вот так вот сразу придётся командовать людьми и принимать решения. Ну хоть бы кто-нибудь помогал ей советами. На кого она могла положиться? Хейлер, Рейтон, Хитрый Стекольщик… Ну нет, у всех у них свои задачи, а что касается квайзов, то они вообще не очень-то располагают к тому, чтобы на них положиться. Ладно, никого не надо. Как-нибудь. Сама. По-ратлерски.

Пятнадцать минут спустя они уже проделали всё, запланированное выше. Впереди шла Ривелсея в своём плаще. По крайней мере, в нём не холодно ночью. Полуанрельт спал очень чутко. Никаких стражников тут вообще не было, а было очень тихо, и донельзя громко раздавались, как ни старались они идти бесшумно, шаги по булыжнику. Это в Анрельте дороги делали из кирпича, здесь же всё было ещё по-старинному, а потому и не очень удобно.

— Куда теперь? – спросила Ривелсея у Нирселы.

— Сюда, – кивнула та на переулок. Переулок был тёмный, идти туда не хотелось.

— Рилан, – сказала Ривелсея.

— Я с вами, – он, конечно же, был упрям.

Что с ним делать?

— Я думаю, Рилан мог бы покараулить снаружи, как я в прошлый раз, – вступила Нирсела. – Даже очень хорошо бы было, лично я буду чувствовать себя намного безопаснее, если знать, что кроме нас двоих есть кто-то ещё, кто может помочь.

На это Рилан в конечном итоге согласился. Пришлось согласиться и Ривелсее. Это всё, конечно, тоже для него опасно, но всё же лучше, чем если бы он пожелал отправиться с ними.

— Через два дома, – Нирсела сосредоточенно смотрела по сторонам и не давала ни на секунду расслабиться. Значит, уже пришли.

В отличие от прошлого, этот дом был освещён, там горели целых три окна. На улице было пустынно, и это было очень хорошо.

— Наш план? – Нирсела заглянула Ривелсее в лицо.

— Сейчас, – прошептала Ривелсея. Она бегло осматривала улицу, дом, всю обстановку. Как хотелось не ошибиться!

По улице шёл одинокий человек. Ночь скрывала его почти полностью, но было видно, что это мужчина. Он шёл в их сторону. Ривелсее почему-то представилось, и представилось с какой-то уверенностью, что сейчас он подойдёт к двери нужного им дома и постучит. Ривелсея махнула рукой: прячьтесь. Человек был ещё шагах в тридцати, он не мог их видеть. А дальше всё произошло именно так: он действительно подошёл к двери этого дома, действительно постучался. И ему открыли: видимо, был свой. Но раньше, чем он успел войти внутрь, на крыльце возникли ещё три фигуры. Одна из них схватила за плечо пришедшего, а другая ухватила дверь.

Что и говорить – их появление подняло здесь изрядный переполох. Видимо, не ждали. И нисколько были не рады, когда Ривелсея, несильно толкнув того, кто открыл дверь, зашла внутрь. Восклицания типа «а?», «кто это?», «что происходит?» заметались в воздухе. Здесь было довольно-таки кучно: человек шесть. И дом был маленький совсем, одноэтажный, что тоже было хорошо: меньше пространства – меньше искать.

Четыре человека сидели на скамье вдоль дальней (от Ривелсеи) стены. Один в красной куртке, двое в чёрных, один – в зелёном каком-то комбинезоне на пуговицах, почти как у Ривелсеи. Комнатка довольно уютная: и занавески из розового атласа, и свечи по углам, так что довольно светло; большое зеркало – здесь бы скорее женщине можно бы жить, Ривелсея и сама бы не отказалась. У всех четверых лица были суровые и напряжённые, на столике – пять фужеров, похоже, с вином. Скорее всего, здесь беседовали о чём-то очень важном. Неплохо было бы подслушать, но теперь-то уже поздно. Придётся творить экспромт по-военному.

Те двое, которые у дверей (один – пришедший, второй – открывший), смотрели на Ривелсею с явным страхом, который отнюдь не ослаб при виде её напарницы. Нирсела заперла дверь изнутри. Ривелсея за полсекунды перебрала в голове все варианты дальнейших действий. Хотелось бы помягче, но всё, что сейчас шло на ум, было немного жестоким. Что ж…

Ривелсея достала быстро меч, подняла его перпендикулярно руке на уровне груди. Это чтобы все поняли серьёзность ситуации. Страшно? Ну да, наверное, это было страшно. Хоть немного.

Только что бы сказать для хорошего впечатления. «Мы – квайзы». Не звучит. Само слово «квайзы» как-то не звучит, совсем не солидно. Хотя они сами себя называли как-то по-другому, помнилось Ривелсее. Что-то похожее немного на «квайзы», только длиннее раза в два и без всяких «а», зато с кучей «и»… Да, длинное какое-то слово, и вот оно звучало устрашающе. Но нет, его ей не вспомнить. Что ж, ладно…

— Именем Хейлера! – А что, красиво! Её голос, звонкий и высокий, мог произвести эффект. – Этот дом оцеплен нашей организацией. Ваш единственный шанс – сейчас же сдаться и выполнять наши распоряжения.

На неё смотрели все. И смотрели без понимания.

— И никаких штучек, – предупредила Ривелсея. – Мы с ними уже встречались. Зенрис, Готед, Гатнар – они совершили ошибку. Мы – квайзы. Не советую повторять её.

А вот это вызвало панику. Видимо, тут были немного в курсе последних событий.

— Готед? Да… Но Гатнар… Кто такой Гатнар?

— Гатнар жив! – Это другой, который у двери.

— У вас устаревшие сведения, – холодно сказала Нирсела. Какая она молодец всё-таки!

Один из тех, на лавке, всё время ощупывавший на себе ножны, не вытерпел и тоже достал меч. Ривелсея взглянула на него и заставила себя улыбнуться.

— Очень хочется попробовать? Что ж, давай.

Эта улыбка, кажется, тоже подействовала.

— Ты… кто? Ты – та… которая… Как тебя зовут?

Ривелсея представилась – так же точно, как и Гатнару несколько часов назад. И это тоже подействовало. На лицах теперь у всех был напряжённый страх. Кажется, ей удалось.

— Нам нужна книга, – ободряюще сказала Ривелсея. – Только книга, и мы немедленно вас покинем. Пройдите, пожалуйста, туда, сядьте к своим товарищам, – попросила она тех, кто стоял у двери. – Не хочу рисковать. Проследи, чтобы они все смотрели на тебя. ТОЛЬКО на тебя, – это Нирселе. – Постарайтесь держать глаза открытыми. Ещё раз говорю: я в курсе. Я уже… научена.

Да, действительно научена. Мир перед глазами до сих пор плавал в мягкой масляной черноте.

Как непривычно и как неприятно ей было вот так вот командовать. Издеваться даже, в каком-то смысле. Ну ничего, они заслужили…

— Что там с книгой? – спросила Нирсела. Она, похоже, уже вполне освоилась с ситуацией.

— Ужасно, – произнёс один из сидящих. – Но – что толку скрывать…

— Да, наверное.

— Ситуация не располагает, – хмуро сказал третий.

— Не располагает. Но когда узнает Терон…

Он постарался это прошептать на ухо соседу, но Ривелсея услышала.

— Полагаете, он узнает? – и снова лукаво усмехнулась. Это деморализовало окончательно.

— Ладно. Неси книгу. Ответственность, если что, на мне, – проговорил центральный, в чёрном.

Как же хорошо всё получалось! Но вот только чувство опасности почему-то не оставляло Ривелсею. Нервы, наверное. Просто нервы. Ничего с ними, хоть тресни, не поделать. Столько впечатлений за последние дни, что тут, наверное, и тронуться умом немножко можно. Но Ривелсея очень-очень старалась держать себя в норме.

Тот, кому поручено было нести книгу, к удивлению Ривелсеи, никуда даже не пошёл, а просто расстегнул свою куртку и достал её оттуда.

— Вот, – сказал он. – Возьми. Но только обращайся бережно. Это Хартогато́на Славы и Воздаяния. Другой такой книги на свете нет.

— Как-как? – переспросила Ривелсея. Она приняла в руки тяжёлый фолиант, на этот раз в чёрной коже. Очень тяжёлый, листов в триста, наверное. Она раскрыла – и опять разочарование. Чёрные и красные тонкие незнакомые значки.

— О чём это? – спросила она тихо. Что-то чувствовалось ею в этих значках, она забыла даже как-то, что все эти люди – враги, что всё это окружение в данный момент для неё крайне недружественно.

— Это – Хартогатона Славы и Воздаяния, – как эхо, повторил тот. – Ты хотела её видеть. Пожалуйста. Она в твоих руках.

И Ривелсея на миг – совершенно непонятно почему – почувствовала себя униженной и незначительной. Она держала в руках какую-то огромную тайну, но понять её не могла – как маленькая девочка, стащившая взрослую книгу. А сочетания значков были манящими, она определённо чувствовала, что во всём этом есть какой-то – глубокий и страшный – смысл. Иначе Дейвис бы не сказал, наверное, что эти две книги так уж важны. Хотя она не понимала, почему какая-нибудь книга может иметь такое значение, что можно написать такого, что нельзя выучить, чтобы обойтись без написанного? Она несколько секунд смотрела на страницу с завороженным чувством, но потом, конечно, победил ратлер.

— Ну, хорошо, – сказала она. Опять ей пришлось задуматься: а что теперь? «Просто так не убивай». В этот раз, наверное, да, хотя и вторая часть фразы не менее актуальна. Получалось равновесие.

— Хорошо. Мы уходим, – сказала Ривелсея Нирселе. Посмотрела на всех, ожидая возражений. Но таких не последовало. Очевидно, они все просто трусы. Ну и хорошо.

Они вдвоём быстро выскользнули на улицу. Драгоценная эта книга – ох, какая она была тяжелая – была в руках. Ривелсея запрятала её под плащ, с трудом добившись, чтобы она оттуда не выпадала.

— Всё, теперь быстрее!

Рилан ждал за углом. Они все трое рванули по улице, к воротам, где стояла повозка, и рванули очень быстро. Непонятно почему, но Ривелсее хотелось нестись быстрее ветра, не останавливаясь, вообще нигде не задерживаясь ни на секунду, чуть ли не до самой Цитадели: только там, когда страж запрёт за ней ворота, она почувствует себя безопасно. А что – её мысль бежала быстрее, чем она сама – можно, наверное, воспользоваться помощью Рилана… да конечно, можно! Он ведь для неё что угодно готов сделать – ну и замечательно! Можно будет, по крайней мере, добраться за пару дней до Невильна… Кто их там найдёт, в повозке, на дороге? Не Посольство, это точно. А потом – продать Рябинку, и вдвоём в Цитадель. Не то чтобы ей очень хотелось идти туда с Риланом, но всяко веселее, чем одной. Если он захочет. А если раздумает, то можно и оставить его в Невильне. Попрощаться, и всё. Или сбежать, если что. «И убегает прочь – секретные дела». Она внутренне улыбнулась. Больше всего ей хотелось бы запереться одной прямо сейчас в комнате в Цитадели Порядка и ничего не опасаться, и не волноваться, и не думать ни о чём хотя бы сутки. Мощь убивала страх, но вот нервы были уже сильно не в порядке, нервное возбуждение в ней росло день ото дня. И волосы, кстати, росли совершенно так же, и поэтому она сейчас бежала, подхлёстываемая своим возбуждением, постоянно поправляя свои каштановые, намокшие от пота пряди, мешавшие ей видеть впереди себя.

Да что, в Полуанрельте вообще, что ли, нет людей? Они бежали и бежали, минут уже пятнадцать, и им вообще не встретился ещё ни один человек. Что, все спали? Или все умерли, или сидят по домам? Ривелсее, конечно, было всё равно, но её волновала эта необычность и безлюдность. До ворот было недалеко. Ну, скоро уже понесутся отсюда быстрым ветром на лошадке. А сейчас – бегом, ещё немного. Ривелсею подгоняла мощь, Нирселу, скорее всего – её упрямство и упорство, ну а Рилана – преданность Ривелсее, и он не отставал. Всё исчезало вокруг – так всегда бывает, когда долго и упорно бежишь – и чувствовалась только усталость и горячее чувство в груди. И веяние холодного воздуха, терпкого, ночного, рассыпающего волосы во все стороны. И, совершенно неожиданно, обжигающее тепло в левой руке. Раскалённая боль вспыхнула лишь через несколько секунд после этого, вначале она даже не поняла, что случилось. Попыталась дёрнуть к глазам руку – но не смогла, её так обожгло новой болью, что она даже вскрикнула. При этом она всё ещё бежала. И хорошо, что бежала. Ещё одна боль хлестнула по ноге, на уровне бедра, но не так сильно, она и после этого не остановилась. Впереди был виден угол здания, и когда они добежали до него и завернули, то наконец-то остановились, и Ривелсея увидела, как и по руке, и по ноге тихо струится сила.

— Ривелсея, – крикнула Нирсела, подбегая к ней.

— Я поняла, – выдохнула Ривелсея. – Нам ещё везёт.

Нирсела быстро закрутила ей рукав плаща, дотронулась до того места, откуда текла сила. Вспыхнула боль, такая, что Ривелсея дёрнулась всем телом.

— Не надо, – сказала она. – Потом. Сначала надо убраться отсюда.

— Но ты же не можешь… – запротестовал Рилан. Он, похоже, очень переживал.

— Понимаешь, у тебя там прошёл медный болт. Он прошёл насквозь, но всё равно…

— Могу, – с отчаянной яростью сказала она. – Я не хочу быть ёжиком, а я им стану, если ещё здесь задержусь.

— Они применяют арбалеты, – сказала Нирсела уже на бегу. Хотя это и так было очевидно.

— Ничего, главное – добежать, – ответила на ходу Ривелсея. – Нирсела, ты с нами?

— А вы куда? – резонно спросила та.

— В Невильн. Я не собираюсь возвращаться к Хейлеру. Видишь сама, во что мне обходится время.

— А книга? – заволновалась Нирсела. – У Хейлера по-всякому надёжнее.

— Нет, не надёжнее. Книгу я отнесу в Цитадель.

— Куда-куда?

— Я ратлер, Нирсела, – объяснила та. – Рыцарь Разума, и теперь я возвращаюсь к себе домой. Всё, что я хотела, я уже сделала. Ты с нами?

Ривелсея не оборачивалась и не видела, как изменилось лицо Нирселы. Ещё через полминуты бега та сказала:

— Теперь понятно…

С каждым шагом боль в ноге у неё увеличивалась. Конечно, можно заглушить мощью, но так нельзя. Если там что-нибудь у неё вдруг хрустнет, то, значит, бежать она уже не сможет. Хотя – ладно, уже ничего. Осталось немного. Совсем немного. Не бесконечен же этот Полуанрельт.

Книга оттягивала ей плащ, рука не двигалась и болела, нога тоже болела, волосы намокли, дыхание было почти сбито. Ничего, ну ещё минуты четыре – и будут ворота, а там Стража и, значит, относительная безопасность: в худшем случае, оштрафуют за оружие, но точно не убьют и не дадут убить никому.

И когда последний переулок, который пересекался с дорогой, ведущий к воротам замка и конюшне, где поджидала их Рябинка, и она же вела и в Невильн, и даже в Цитадель Порядка (вообще-то любая дорога ведёт куда угодно, было бы только желание дойти), почти уже кончился, эти трое увидели, как впереди неожиданно появились, буквально выросли из земли, другие трое. Свернуть было некуда: вдоль дороги с одной стороны был старый деревянный дом, а с другой – высокий забор из чёрного камня. Нирсела вскрикнула – то ли от неожиданности, то ли от страха, несмотря на всё своё бесстрашие. Да и Ривелсея тоже была склонна к этому. Мощь не помогла ей, и ратлерская мораль тоже не помогла: отчаянно захотелось завопить и броситься бежать, потому что она словно почувствовала: всё, конец. Но если броситься назад… у них, скорее всего, тоже ведь есть арбалеты. А если вперёд… Ну да, вперёд. Только вперёд.

И вперёд же шагнул один из них.

— Да подождите! – сказал он. – Мы не враги!

Ривелсея не очень-то поверила, но как после такой фразы можно схватиться за оружие? Она остановилась на месте, подозрительно на них глядя.

Один из тех достал из кармана своей чёрной меховой накидки какой-то маленький мешочек.

— Вот, – сказал он. – Я должен вам это передать.

Он внезапно выронил его из рук, мешочек упал на землю и зазвенел – наверное, там были деньги. Деньги? Зачем им сейчас эти деньги? Выронивший нагнулся, чтобы поднять – и застыл, наклонив голову к земле. Ривелсея смотрела на него, немного не понимая, что происходит. Со слабым стоном свалилась на землю Нирсела: она стояла за спиной Ривелсеи, настороженная и готовая достать меч. В этот момент вперёд бросился Рилан – нет, никакой он был не боец, но парень-то, видно, что надо – и ударил коленом в зубы этого мужика с мешочком. Тот упал навзничь. Но тут же второй, стоявший сзади, как-то молниеносно дёрнул руку, что-то ярко сверкнуло, и Рилан сам со страшным криком упал на камни. Да, Ривелсее и самой не помешало бы прикупить метательных ножей, как они сейчас бы не помешали, и дура она была, что этого не сделала!

Но ступор, конечно, у неё прошёл, а ярость нахлынула такая, что ей самой стало себя страшно. Меч взвихрился в её руке, она вынесла его слева чуть вперёд – и полетела в вихре, а от отчаянного крика: «Слава Настенарта!», вероятно, проснулись очень многие. Тот, кого свалил Рилан, прожил очень недолго, белая звезда коснулась его только два раза, но ему хватило. Второй – тоже недолго, он бросил ещё нож, но промазал (ей, конечно, просто повезло), а потом тоже повстречался со звездой и, дёргаясь, упал.

— Итетон! – заорал оставшийся, третий.

Тогда вынырнула из тьмы ещё фигура, и лишь на секунду Ривелсея увидела яростное лицо и дурманящие безумные глаза. Ривелсея бросилась вперёд, одновременно вызывая и поднимая в себе мощь и гнев. Но ничего она не успела. По голове её ударило тяжёлым гранитом, а потом ещё раз, снизу вверх, и она закачалась. Опять – сверху вниз, она стала падать. Снизу вверх. Щекой она почувствовала землю. Сверху вниз – всё поплыло в темноте. Ещё раз. Ещё раз. И, напоследок, через всю голову. Мир закрылся снова.

Да, тьма длилась. Она не спешила проходить. Ей вообще не свойственно спешить. Тьма – и тьма. Ну и хорошо. Ну и ладно. Зарыться в неё как следует – и можно отдыхать.

Но эта тьма была какой-то неправильной, беспокойной. Она хотела течь, и она перетекала в бледную серость. А в серости проступали коридоры, двери, они наплывали, наваливались откуда-то сверху и мешали расслабиться.

Это продолжалось долго. Она плутала и плутала коридорами, которых никогда не видела в своей жизни, и все они были серые и одинаковые и вяло переходили друг в друга. И почему-то вспомнился далёкий лес, и осеннее тихое солнышко, и запах грибов и дождя.

Потом был этот дождик, и быстро бегущая тёмная речка, и бесконечные круги. И туман.

Потом снова сомкнулась тьма.

Но теперь в ней появилось что-то новое. Что-то такое, что всегда было, а потом долго не было, а теперь было снова. И наконец дошло. Теперь в темноте была мысль. И она требовала внимания.

Но – очень не хотелось. Хорошо было так, без всего. Но мысль уже родилась, она задвигалась, как ленивая, но упрямая лошадка. Замелькали стены, стены, комнаты, столы, столы, чашки, а потом – люди. Люди. Люди. Мысль побежала быстрее, и что-то стало проясняться, и пришло самое-самое важное озарение: что она – это она. И вот от этого сразу стало больно. Но всё: тьма уже ушла, и вернуть её было невозможно. Успокоение так и не наступило, и теперь она осталась одна.

А что теперь? Наверное, надо было что-то делать. Делать… Она напряглась и отправила приказ всем своим чувствам. Чувства принесли очень немного. Было что-то внизу, и больше ничего не было. Наверное, есть где-то пол или земля. Пол… Ну и хорошо.

А потом – ещё и запах. Дерево… и опять – земля. Земля…

Звуков не было. Был какой-то далёкий и смутный гул, слабое-слабое дрожание того, что было внизу.

Во рту было просто сухо и немного тошно.

Оставалось открыть глаза. Но это ей не удалось. Или удалось? Неизвестно. Похоже, что удалось. Но толку от этого не было никакого. Она закрыла их снова. И стала думать.

Темнота. Значит, она не на воздухе. Значит, где-то в помещении. И пахнет сыростью. Похоже, что где-то под землёй.

Под землёй?!

Она встрепенулась и ощупала всё вокруг руками. Руки раскинулись свободно. Она перевела дыхание. Похоже, всё не так плохо.

Ну, руки шевелятся. Хотя нет, не очень. Левая сразу откликнулась ей болью. Ривелсея заботливо потрогала её пальцами. Болит. Чуть выше локтя она была раскромсана до самого мяса, а прикосновение к этому месту было жгучим. Ривелсея обслюнявила палец, потрогала ещё раз и облизала. Ну конечно, вкус – тот самый. Рана уже запеклась, но вот не сказать было, что рука была готова ей служить. Перевязать, конечно, надо бы, только где здесь взять чистые тряпки для перевязки? Что вообще тут можно где взять?

И где это – «тут»?

Вот это было очень интересно, и этим нужно было заняться немедленно. А для начала надо было подняться на ноги, встать на то, что было внизу.

Несколько осторожных шагов. Пола нет, одна земля, обычная и сухая. Ещё несколько шагов – там стена. В другую сторону – там что-то лежит на полу. Ривелсея ощупала. Что-то гладкое, холодное, в каких-то тряпках. Ривелсея содрогнулась. Похоже, чьё-то тело. Проклятье, ну хоть бы лучик света! А то тут, пожалуй, можно ещё наткнуться на что-нибудь и свалиться, а она и без того с трудом стоит. Ногу тоже немного саднило, но несильно. Уж лучше арбалетный болт, чем стрела с мазью древомути.

А сейчас ей нужно найти дверь. Если только это подвал, а не могила. И дверь она вскоре нашла, передвигаясь ползком и на четвереньках, чтобы ни с чем не столкнуться. Дверь была деревянная и гладкая, Ривелсея не поняла сразу даже, что это дверь. Но когда поняла, тут же встала проблема, как её открыть. В том, что она заперта или заложена чем-то с той стороны, сомнений быть не могло, а с этой стороны её нельзя было отпереть ключом, даже если бы он у неё был. А ломать… Нет. Не сможет. И рука, и нога у неё не в порядке, ей не двери бы ломать, а лечь в постель, напиться чего-нибудь сладкого и горячего (очень-очень хотелось пить, и ещё здесь было очень холодно) и заснуть – разумеется, после того, как кто-нибудь очень добрый перевяжет ей все раны. И вот тут ей вспомнилась мать. С какой заботой она промыла бы ей всё, вплоть до последней царапины, и вскипятила бы тазик с водой, и абсолютно чистыми, горячими от пара холщовыми лентами перевязала бы ей всё, что нужно, с целебной мазью. Она, конечно, пришла бы в ужас от её ран, но ничего бы про это не сказала: никогда мать Ривелсеи не выказывала своих чувств, что бы ни случилось с человеком, чтобы не тревожить и не пугать его, но всегда с мягкой жалостью, как будто нет ничего страшного, начинала хлопотать с лечением. Но только не было сейчас её рядом, а уж как бы она обрадовалась, увидев свою дочку! Мама так её любила, а она сама её бросила, и вот сейчас она здесь, беспомощная и слабая, а мама там, далеко, и грустит по ней…

Ривелсея была ослаблена, в ней не было сейчас ни одной капли мощи. Да, впрочем, это бы, наверное, и не помогло. Слёзы хлынули потоком. В полной темноте, где-то под землёй, не имея даже ясного представления о том, где она находится, Ривелсея, наверное, несколько часов (как бы это можно было сейчас измерить?) билась в истерике. Сюда вошло всё: не только тоска по матери, но и все предательства, несправедливости по отношению к ней самой, все лишения и тяготы постоянного пути, неудачи в делах Ордена, в любви к Мастеру, вообще во всём. Вскоре она, конечно, затихла и только всхлипывала иногда в те моменты, когда представляла, как пожалела бы её сейчас мама, что бы сказала ей в утешение. Всегда хочется поплакаться кому-то доброму и далёкому, здесь уж ничего не поделаешь. Но нервное постоянное напряжение спа́ло от этих слёз, и сразу стало как-то легче. Ривелсея сидела, закрыв лицо руками, прямо на холодной земле. Сейчас, когда эмоции улеглись, снова стал проблесками приходить разум. Поплыли разные образы и мысли, и вот тут-то Ривелсея и задумалась в первый раз о том, что с ней случилось. Что-то она помнила, чего-то не помнила, а больше всего – просто не понимала. Человек с безумными глазами и именем… имени тоже не помнила. Да, это он, без сомнения, из-за него она здесь. Но только – что он, опять же, с ней сделал?! Ни оружия у него в руках не было, да и вообще ничем он ведь её не касался. Или касался? Вот это вспомнить было неимоверно тяжело, потому что в тот самый момент, когда её первый раз что-то ударило, голова перестала хорошо работать и память сильно проваливалась. Может, и ударил чем. Молотом, дубиной? Да не было у него никакой дубины! Ну, а как тогда всё это объяснить?

Вот разве что кто подкрался к ней в этот момент сзади и огрел дубиной… Если она не заметила его до момента удара, то уж по-всякому не заметила бы и после. Вот только непохоже это… на дубину. К тому же, сзади неё стояла Нирсела. Нирсела. Нирсела… Да Ривелсея ведь видела, как она упала, когда один из тех нагнулся за своим мешком! Никто, НИКТО не бил её! Ни дубиной. Ни молотом. Ни булавой. Ни булыжником. Ни поленом.

Но что тогда? Похоже… пфф, похоже вообще на какое-то колдовство. Вот только не верили ратлеры в колдовство. Да она и сама не верила. Всё это она всегда считала не более чем темой для разговоров у людей, которым просто не о чем больше поговорить. И нечем совершенно заняться. И вот теперь… Да ничего не «теперь», она не выжила ещё из ума! Главное, что надо запомнить – следует перерезать Посольство. До последнего человека. Даже знакомую ей Ирсу. В Ривелсее вновь вскипал гнев. Всех. Она, конечно, за это не возьмётся – хватит с неё и так, но она лично попросит об этом Повелителя. И он ей, разумеется, не откажет, ведь не её же это личная прихоть, а всё строго в интересах Ордена.

Тут пришла мысль о Нирселе. Она упала… а дальше-то что? И тут… тут – ещё отчаяннее. РИЛАН! С ним-то что? Он упал уж точно ни от какого не от колдовства, его поразило броском ножа. А куда? Ривелсея этого не могла вспомнить. Но по тому, как быстро он упал… Нет. Нет!! Пожалуйста. Нет!!!

Похоже, что всё. Но… Ривелсее не верилось. Быть может, он всё-таки жив? Быть может… Эти твари из Посольства, конечно, не стали бы его лечить, скорее бы добили. Но, возможно, появилась вдруг Стража – ведь должна же хвалёная анрельтская Стража хоть раз появиться вовремя?! Может, его всё-таки спасли? Если, конечно, его можно было ещё спасти, если у кого-то возникло желание вообще этим заниматься… И, может быть…

И тут её вдруг заледенило таким ужасом, что даже схватило дыхание. Что там колдовство или раны… Она вдруг задала себе простой вопрос: а на что она всё-таки наткнулась, когда делала первые свои шаги по этой подземной каморке? Это, похоже, было тело… Но ЧЬЁ тело? Она старалась даже не предполагать ничего, иначе становилось жутко. Встать и дотронуться до этого трупа ещё раз она не согласилась бы ни за что. Согласилась бы засветить какую-нибудь лучинку и посмотреть. При свете было бы не так страшно. Но где здесь взять свет? Что здесь вообще где взять? Да и что это такое – подвал, темница или… или…

А предполагалось ли кем-либо, что она отсюда выйдет? И главное: с какой целью её сюда вообще притащили?

Похоже… похоже, что её притащили сюда вместе с тем трупом. И скорее всего, потому, что приняли её тоже за труп. Вот и всё.

И делать ей было нечего. Выбраться самостоятельно она не могла никаким способом, а начать здесь кричать – это только сделать себе хуже. Периодически сверху доносились шумы, похоже, там был кто-то живой. План у Ривелсеи уже родился, коварный довольно план, хотя не очень-то он ей нравился, да и шансы были не очень-то большие, что он удастся. Но делать, опять же, было нечего, и она просто сидела и ждала в этой холодной темноте и холодном ужасе. Очень похоже на склеп. Очень-очень. Противно.

Так она и сидела, в полудрёме или в полузабытьи, а вот сколько это было по времени – ну откуда ей было это знать? Иногда она снова улетала в темноту, и тогда было как-то легче: несмотря на весь свой ужас от этого места, она могла немного отдохнуть, хотя тяжкое чувство в сердце не давало ей расслабиться как следует. Потом стал давать о себе знать голод. Сначала просто захотелось есть, потом появилась боль в желудке, наконец, ещё через некоторое время стало сводить все внутренности, а потом стало даже немного легче, и она снова забылась сном: ведь помочь себе в этом смысле она ничем не могла. Здесь не было ничего. Здесь не было даже времени.

И когда где-то наверху что-то заскрипело, она даже не сразу поняла, что происходит. А когда поняла, то быстренько улеглась на землю лицом вниз. Не видно, правда, ничего, ну зато так она выглядит более правдоподобно, так она легче оправдает ожидания тех людей.

А сюда, и правда, кто-то решил наконец прийти. Защёлкал ключ, раздался скрип. И вспыхнул свет. Свееет… Как же он порадовал её, несмотря даже на то, что она видела его только самым краем глаза, а в нос ей, к тому же, набивался песок. Это плохо. Ей сейчас только чихнуть не хватало!

Шаги, скрежет чего-то железного. Потом ещё шаги. О, это хорошо. Если тут больше чем один человек, то, скорее всего, можно будет услышать что-нибудь интересное. Только надо лежать и совсем-совсем не шевелиться. И хорошо бы ещё никто из них не дотрагивался до неё, чтобы он не ощутил, как горячо (по крайней мере, по сравнению с тем холодным трупом) бежит сила по её жилам.

— Ну что, давай, где там твоя лопата? – послышался голос.

— Да вот она, держи, – отозвался второй.

— Вот вечно нас с тобой, Зортан, – проворчал первый, – заставляют ну самую грязную работу делать. Этот грязный подвал, эти мерзкие трупы… Ненавижу всё это! Меня уже тошнит с того самого момента, как я сюда вошёл.

— Да хватит тут ныть, давай быстрее! Думаешь, мне хорошо от того, что я смотрю на этих мертвяков? Но я тебе вот что скажу по секрету: чем быстрее мы их закопаем, тем быстрее отсюда уберёмся, так что копай давай!

— Две ямы? – уныло спросил тот.

— Да не надо, копай одну, им-то уж обоим всё равно, где и как валяться, да?

— Ага, – не менее уныло сказал тот и заскрежетал лопатой. Очевидно, он был ещё более низким по положению, чем его товарищ, ведь этот-то не копал, а только распоряжался. – А это хоть кто, за что их так-то?

— Это – враги. Причём страшные, как я понимаю, враги. Их убил сам Связующий.

— Да ну?

— Я тебе говорю. Они знаешь сколько наших подрезали?

— Они-и? Это кто, вот этот парень, что ли, страшный такой? Да не похож он что-то на убийцу. Ну, может, я и ошибаюсь, конечно…

— Да не парень, осёл, а девка вот эта. Ты глаза-то разуй: это – та самая.

— Кто?

— «Девушка-Мечта». Это она так себя называла. И именно она всех наших вырезала. Готеда-то ты, конечно, не знал, а у Зенриса ведь бывал же?

— Не, не бывал, мне деньги Артол выдаёт. Но видел его несколько раз. Так это ОНА?

— Да она, она.

— И правда – сам Связующий убил? Ведь парня явно не он, у него, видишь, всё горло разрезано?

— Вижу, не слепой. Да парень-то, видно, просто слабак был, а у этой девки – нет, ты бы видел – у неё вот какой меч!

— Она самая… Да я слышал, конечно… Тут жуткий был переполох, в конце тут даже говорили, что её вообще невозможно убить.

— Да кто говорил-то? «Она самая, она самая»! Может, поцеловаться ещё с ней хочешь? Рой давай!

— А между прочим, правильно говорили.

Ривелсея перекатилась на другой бок и плавно села на землю, протирая руками свои ослепшие от темноты глаза.

Может, она и была ослабевшая от голода и от ран, но мощь всё-таки уже начала разливаться – у ратлера это, похоже, всегда так происходит; да и эти двое – явно не воины, с ними бы она справилась. Но она только не учла: «справляться» уже не требовалось. Тот, кто копал яму (он успел уже выкопать её себе до колен), тут же в неё свалился, а второй попятился к стене, хрипя от ужаса. Он бы успел выбежать через дверь, но его, похоже, просто парализовало: он даже не попытался.

Ривелсея, пользуясь моментом, встала и стремительно продвинулась к двери, заняв там наиболее выигрышную позицию. Попутно она подобрала лопату – так, на всякий случай. Двое пришедших принесли свечку и лампу, чтобы копать, и поставили их на землю (что было хорошо, а то могли бы и погасить в панике). При этом свете высветилась и сама Ривелсея: она по-прежнему была в ратлерском плаще, никто не позарился на эту прекрасную вещь, вот только он весь был мокрый и в доску изгвазданный грязью и землёй. И руки были тоже в земле, грязью была забита и рана на руке, около которой висела обрывками кожа. Это было всё очень неприятно видеть, и Ривелсею передёрнуло. Она провела рукой по волосам, отряхивая с них землю. Что ж, на оживший труп она, наверное, и точно походила. Ну и славно! Нельзя было не оценить произведённого её оживлением эффекта.

И тут её взгляд упал на лежавшее на земле тело.

Нет!! Это ужасно. Это был Рилан. Она, конечно, уже предполагала, уже думала… но увидеть воочию свой кошмар всегда страшнее.

И ещё – она очень не хотела запомнить его ТАКИМ. Глаза его, всегда милые и весёлые, теперь были вытаращены, рот кривился в зверской словно бы ухмылке, зубы были оскалены, а в горле, и правда, была огромнейшая рана, и вся шея и одежда – в чёрных пятнах.

Она просто, наверное, ещё не пришла в себя, чтобы горевать. Могильщики опомнились немного: видимо, они пришли всё-таки к выводу, что Ривелсея скорее жива, чем мертва, и на этом кое-как успокоились.

Хотя, если вдуматься в то, о чём они только что говорили – воскрешение «девушки-Мечты» тоже вряд ли могло бы их порадовать. И они дрожали мелкой дрожью, а лица были совсем-совсем бледные.

— Ну… что ж вы так, я не очень ведь злая, – сказала она, просто чтобы немного их приободрить. – Я думаю, мы могли бы договориться? Или нет?

— Да… я думаю, – произнёс первый из двоих. При свете он оказался большим и широкоплечим, с чёрной бородой, чем-то похожий на Адеста, только помоложе. Второй был чуть немного более щуплым.

— Вот и хорошо. Во-первых, – голос её помрачнел, – это мой товарищ, его вы, и правда, закопайте. А потом я просто вас покину, оставлю вам и лопату, и ваши свечи.

Она ждала ответа. И ответ, конечно же, был утвердительный.

— Вот и хорошо, – сказала она, опираясь на лопату. И тут же почему-то решила, что не может доверить им это, и сделала шаг к начатой уже яме.

— Сама.

Земля была рыхлая и сухая. Сверху. А потом она стала сыреть. Но Ривелсея работала с какой-то отчаянной энергией, хотя рука и вспыхивала при каждом движении болью. Земля взлетала большими комьями, а те двое сверху как-то почтительно и с наполовину выветрившимся страхом смотрели на эту её работу. Она увлеклась, и только когда она ушла вглубь почти на весь свой рост, один из мужчин осмелился спросить:

— Может, хватит?

Она взглянула на него, потом кивнула, потом выбралась из ямы…

— Я не хочу это видеть, – просительно сказала она. – Вы поможете?

Оба кивнули, и уже больше не со страхом, а с уважением и сочувствием. Осторожно подняли Рилана и, осторожно, с трудом спустившись по оставленным Ривелсеей ступенькам, сволокли его на самое дно. Ривелсея посмотрела последний раз – и поклялась никогда не вспоминать это лицо сейчас, а помнить его тогда, когда оно было сияющим от счастливой улыбки в тот момент, когда позавчера (всего-то позавчера? Это не укладывалось в голове. Или уже больше времени прошло?) он протянул ей цветы.

Зашлёпала мягко земля, скидываемая лопатой. Она и лопату отдала им, и плевать ей было на то, что это единственное её оружие.

Через несколько минут они управились с этим делом, и лопата заходила по новому свежему холму, утрамбовывая и прессуя его.

Лицо ратлера в этот момент, как и положено ему, было каменным.

— Спасибо, – тихо произнесла Ривелсея. – Огромное вам спасибо. А теперь, полагаю – я должна идти.

Тут только тот, который был щуплый, осмелился спросить:

— А мы как же?

— Останетесь здесь, – сказала она. Подумала, почмокала губами. – Я не могу рисковать, но вас вызволят, я вам это обещаю.

— А…

— Нет, не квайзы. Ваши же, из Посольства. Вы – хорошие, я не хочу вас обижать.

— Но мы пообещаем тебе: никому ничего не скажем. Ты закопана вот здесь, в этой самой яме, ты больше никому не опасна, а мы – молодцы. Так ведь, Зортан? – обратился он к приятелю за поддержкой.

— Нет, я не могу. Дайте мне ключ и отдохните тут немного. Обещаю: вас выпустят раньше, чем истекут сутки. И вам будет легче, чем мне: и вдвоём, и свет я вам оставляю. К сожалению, мне пора.

Она приняла ключ, потом скинула плащ, связала в рулон и сунула под мышку, оставшись в комбинезоне. Вышла за дверь, закрыла её. Тяжёлая, неповоротливая дверь твёрдо обещала быть надёжной. Щёлкнула два раза ключом. И крикнула через дверь:

— И уходите из Посольства! Посольство – зло!

Никто ей не откликнулся.

Она тяжело поднялась по лестнице. В висках сразу застучало, в глазах запрыгали пятна, когда она впервые за столько часов (дней?) увидела свет. Солнечный, очень яркий. Значит, день.

Тишина, такая милая и солнечная тишина старого дома. Да, действительно старого: дверь держится еле-еле, оконные рамы покосились, все краски осыпались и выцвели. Везде пыльно, и всё какое-то застывшее: и старая мебель, и горшок с давным-давно высохшим цветком, и какие-то пыльные тряпки в разных местах. Похоже, что здесь давно никто не жил, обычный заброшенный дом… И именно этот дом и его на редкость гостеприимный подвал Ночное Посольство решило использовать, чтобы навсегда избавиться от неё.

Самое интересное, что здесь же, на пыльном столе, валялись и её ножны, и её меч. Странно. Почему-то его не бросили вместе с ней в подвал, а кто-то отстегнул ножны и положил сюда. Скорее всего, просто решили, что вещь ценная, вот и всё. Наверняка кто-нибудь хотел забрать их позже, но вот, видно, ещё не успел. Ну и хорошо.

Пришлось опять надеть плащ. А что делать, если как-то надо девать куда-то оружие? Ох, и не помешала бы ей сейчас генеральная прямо-таки починка! Перевязать раны, поесть и выспаться, а потом помыться и постираться – была бы как новенькая! Что сейчас происходит в городе, её не интересовало. Смыться отсюда, и поскорее, а то и так уже она здорово перевыполнила все свои поручения. К вечеру, если добраться докуда-нибудь, до любой деревни, то можно устроиться где-нибудь, переночевать… Кто-нибудь ей да поможет, наверное, вот только – не здесь, ни в коем случае не здесь. Здесь так помогут, что потом никогда уже помощь не потребуется. Разве что… опять сменить свой образ? Теперь она уже официально покойная, никому и в голову не придёт, что она может снова ходить по улицам. Ходить. Только ходить. Больше она ничего уже не хотела. Дойти до ворот и отправиться в Цитадель.

Она походила по комнате. Ну нет, так не пойдёт. Тогда-то, в подвале, она не очень чувствовала, но сейчас у неё резко всё заболело. И рука, и нога, и голова, и живот – что-то от голода, что-то от ран. А если раны не промыть, то и вообще: гной и зараза могут раствориться в силе, и уж хуже этого ничего быть не может. Это-то она знала прекрасно, впитала с трёх лет. И – поесть… Да она же на ногах не стоит! Выпустить, что ли, этих из погреба, попросить, чтобы они её перевязали? Ну нет, никакого риска! Если донесут, что она воскресла, то ей не жить. Выпустить бы надо, конечно… Но не обязательно сейчас, да и вообще не обязательно. К тому же, нет у них наверняка еды, ничего вообще нет. А что же тогда? Как быть?

Приходилось полагаться на удачу. Одна безумная мысль ей в голову уже пришла, и больше ничего. Ладно. Надо попробовать. Или так… Или никак.

Она вновь скинула плащ, бросила на стол меч, поправила волосы, а потом сняла даже и комбинезон, чтобы вообще никак не походить на себя бывшую. Осталась в одной узкой маечке. Ничего, лето и день, не замёрзнет.

Она вышла из этого дома, накинув на левую руку какую-то старую тряпку, чтобы ничего не было видно. Хоть бы воды где взять чистой, что ли…

То ли талисман так работал, то ли что, но она тут же увидела то, что искала. Дом, из которого она вышла, находился на улице, к счастью, всё же обитаемой. Напротив был другой дом, красивый, в один этаж, с красной крышей и большим цветником. В цветнике копалась девочка лет двенадцати. Она рвала траву и рыхлила землю. Ривелсея подошла к забору, и та подняла глаза. Нет, не очень удивилась, да вроде бы и нечему.

— Послушай, – обратилась Ривелсея. – Ты, может быть, поможешь мне немного? Я очень тебя прошу!

— А чего надо-то? – спросила та. – Мне время терять некогда, иначе меня накажут. И так мама заставила весь день в саду работать, она считает, что я лентяйка.

Ривелсея, вообще, хотела попросить сперва именно того, в чём нуждалась. Но сейчас ей что-то расхотелось. Дружелюбно её не воспримут, это уж точно. Грязная, оборванная, невесть откуда взялась и, главное, без денег… Вот это хуже всего. Где-то там, в повозке, у неё двадцать пять анреллов, но это – неизвестно где вообще, она даже не знает ведь, где она сама, и не найдёт. Да и повозка-то не её. Не её… Ох…

— Слушай, – сказала она более решительно. – Я… я не скажу, кто я, но только я тебе могу помочь больше даже, чем ты мне.

— Чем это? И с какой стати?

— Во-первых: это Полуанрельт или Анрельт?

— Да ты странная какая-то, как я посмотрю…

— И всё-таки?

— Полуанрельт, конечно. Что, не соображаешь, где находишься?

— Теперь – соображаю, спасибо. А ты – вот что: хочешь заработать анрелл? Ну, сорок золотом, короче?

— Хочу, – ответила девочка. – Но не верю. Ты обманешь. Это слишком много.

— Нет, немного, – сказала Ривелсея. – А от тебя требуется вот что: если за два часа добежишь до Анрельта и найдёшь там Хитрого Стекольщика, то получишь их от него тут же. Только скажи ему, что я прошу, и всё.

Девочка посмотрела заинтересованно.

— Никуда я не могу, говорю же. Если узнают, что я опять сбежала…

— Отдашь маме половину, – улыбнулась Ривелсея. – И ничего.

— Да… Обманешь ведь?

— Нет. Мне просто очень надо, чтобы кто-то добежал до этой посудной лавки. Если не ты, то я и ещё кого найду.

Пять секунд та думала. Потом кивнула.

— Ну, смотри, если без обмана… Я быстрее добегу, я повозку какую-нибудь остановлю, меня всегда за бесплатно подвозят. Только Стекольщик твой жадный, с него ни монеты не вышибешь, а чтобы анрелл…

— Даст. Скажи: я тебе пообещала.

— А кто это – «ты»? Как зовут-то тебя?

— Просто, – сказала Ривелсея, – просто передай ему вот что: «Мечта вернулась. Врач и помощь, и что происходит». Понятно, что ли?

— Ох, как интересно, – удивилась та. – Я не забуду, ты не переживай. Память у меня хорошая. Всё?

— И скажи ещё, конечно, что вот это за дом? – спросила Ривелсея, указывая на дом, откуда вышла. – И что за улица?

— Это? Переулок Кузнецов, а этот дом – он номер шестнадцать, наверное, выходит, хоть он и рухнул давно.

— Ну вот, и это тоже скажешь. Больше не надо ничего, он поймёт.

Девочка кивнула.

— Ладно. Сбегу ещё раз. Надеюсь, не накажут потом.

Она выпорхнула из калитки без единого звука.

— Слушай, – спросила она. – «Мечта» – это ты, что ли?

— Я, – ответила Ривелсея. – Быстрее давай.

— Ну, ладно, – сказала та и припустилась бегом. – Не переживай, всё сделаю. Только – без обмана чтобы!

— Спасибо, – тихо сказала Ривелсея, проводила её глазами и отправилась обратно в заброшенный дом. Никому не попадаться на глаза. Никому-никому.

Страшно хотелось есть. Но здесь еды взять было негде. Идти и просить – значит привлекать к себе внимание. Здесь её знали слишком многие, очень уж она хорошо себя проявила. Воровать по огородам… нет, тоже не выход. Тем более, в конце весны… ничего там, пожалуй, и не найдёшь, кроме лука да неприятностей.

Ладно, ещё только немного подождать. Она надеялась, что Дейвис всё ж таки ей поможет. Ведь она ему… ну, по крайней мере, она старалась. Ривелсея вновь зашла в дом, затворила за собой дверь, села на лавку, закрыла глаза и стала ждать.

Стекольщик оказался лучше, чем о нём все думали. Ривелсею вывел из дремоты стук колёс и цокот. Она выглянула через щель в ставне и увидела повозку, почти как у Рилана, только лошадь, конечно же, была не Рябинка. Сперва оттуда выскочила уже знакомая ей девочка и быстро проскочила в свою калитку. Солнце было ещё высоко, вечер даже не собирался, а это означало, что девочка обернулась и вправду быстро. Она быстренько скрылась в дверях своего дома. Что ж, можно было надеяться, что деньги она получила и её простят за отсутствие в цветнике.

А затем из той же повозки выбрался другой человек, в обеих руках у него была закрытая корзина – большая и маленькая. Он неторопливо перешагнул через поваленный забор и двинулся в сторону заброшенного дома. Зелёненькая куртка, чёрные штаны и очень серьёзное лицо. Чёрные суровые глаза. Незнакомый. Ривелсея встретила его в дверях. Он не удивился.

— Ну, добрый день, – сказал он. – Дейвис очень рад тому, что Мечта вернулась, можешь не сомневаться. Он и просто очень печалился, и виноватым себя чувствовал. Всем, чем сможет, он поможет. Он у тебя в долгу, так и просил тебе передать.

— Вот как? А что же я сделала?

— Я не в курсе, он со мной болтать времени не нашёл, а только попросил съездить и тебе помочь и заплатил, чтобы я всё хорошо сделал. Да ты не переживай, там тебе письмо есть, если что – прочитаешь.

— Давай, – сказала Ривелсея.

Тот отрицательно мотнул головой.

— После. Давай сначала с тобой разберёмся. Мда, уже и так вижу, что тебе туго пришлось. Давай руку, сейчас всё сделаем.

Он открыл маленькую корзину, достал сверкающий термос с кипятком и стал отмывать ей руку. Вода текла прямо на пол, но дом-то всё равно ведь рухнувший, ему не страшно.

Сразу заныло и закололо, и особенно тогда, когда он протёр чистым платком всю руку, а затем – другим платком, смоченным в эфире. Резкий запах чистоты, щиплющая боль. Ривелсея терпела. Ещё несколько протираний, и наконец ленты белоснежной ткани скрыли её рану.

— Ничего, заживёт, не беспокойся, – сказал мужчина. – Давай, что ещё там у тебя?

Он перевязал ей и ногу, хмыкнул и сказал:

— Тебе, знаешь ли, ещё повезло. Во-первых, рука не раздроблена, я прощупал. Во-вторых, и с ногой тебе повезло, болт тебе только кожу содрал, самую малость. А ещё то, что стрелы не отравленные и что тебе не прострелили шею, или грудь, или живот. А ведь могли бы.

— Могли бы, – вздохнула Ривелсея.

— Да… Ну ладно, сейчас уже лучше, сейчас уже ничего. Всё заживёт, не пройдёт и недели. А ты пока ешь давай!

И он достал из второй, большой корзины завёрнутое в тёплое зелёное полотенце блюдо со свежими горячими ватрушками и ещё один термос, с тоже горячим мясным бульоном. Интересно, где Стекольщик это всё достал? Впрочем, достал – и достал, и спасибо. Ватрушки стали быстро исчезать: ну она же несколько дней, наверное, не ела!

— Как сейчас в Анрельте? – спросила она.

— Да нормально всё. А, ты, наверное, про дела там ваши спрашиваешь… Ну вот, читай, если не боишься запачкать.

Зелёный маленький конверт. Почему Стекольщик так любит всё зелёное? Она легко сломала печать и вытащила листочек. И листочек тоже маленький, в несколько раз сложенный и испещрённый таким мелким почерком, что Ривелсее даже пришлось присматриваться. Но стиль Стекольщика был сразу узнаваем. Ривелсея улыбнулась.

«Приветствую Мечту!»

Это было написано отдельно и четыре раза подчёркнуто.

«Очень-очень за тебя волновался, очень рад, что ты жива, я на это уже и не надеялся почти. Ты встретилась с тем самым, с кем я не хотел, чтобы ты встречалась. Как он тебя не угробил – не знаю. Видимо, ты просто хорошо чему-то научилась. Слава Настенарту!»

Это тоже было подчёркнуто.

«Книги, конечно, мы не достали: первую отбили у квайзов (хотя и с большими для себя потерями) в то время, пока отряд Хейлера был под стражей, вторую, как я понимаю, отобрали у тебя. Я и не рассчитывал, если говорить честно, что с книгами удастся, вот только если бы хотя бы у квайзов хватило ума её сжечь! Но чего нет, того нет.

Но ты сделала (подчёркнуто) то, что я хотел от тебя. Кто, как не ты, смог бы это сделать! Тобой сражён Литаф, который именно и приказал убить моего друга. Моя месть совершена, и я тебе очень, очень, очень благодарен!»

«Кроме того: День дня-и-не-дня теперь долго не настанет! Можешь в этом не сомневаться, потому что Литаф, как и ещё один его напарник, были далеко не мелкими сошками, они были Владеющие Ночного Посольства, а таких Владеющих всего, как мне известно, одновременно бывает лишь четыре. Ты разбила их Круг, ты порвала их Нить, Мечта! Ты – Молодец!!!» (Подчёркнуто).

«ЕСЛИ БЫ ТЫ УБИЛА СВЯЗУЮЩЕГО! ЕСЛИ БЫ ТЫ УБИЛА СВЯЗУЮЩЕГО!.. Но нет, я понимаю, это слишком, даже для тебя. Хорошо, что он тебя не убил, я и этому-то поражён очень. Меня бы уже точно не было в живых, будь я на твоём месте. Но у них не было выхода, им надо было позарез отнять у тебя книгу. Я на это и рассчитывал.

Если бы ты убила Связующего, то Посольство бы раскололось, а может, и совсем бы померло. Это очень серьёзно для него. Будь на твоём месте Повелитель, Анрельт бы дышал теперь спокойно…

Ладно, и так – уже лучше. Теперь. Как я понимаю, с тобой были ещё парень и девушка в компании. За девушку не переживай, она быстро оклемалась и сбежала к квайзам. Ты этого уже, похоже, не видела, но только Стража у ворот прибежала к тому месту, где ты встретилась с Посольством, так что девчонка спаслась. А вот насчёт парня – не знаю, готовься к худшему, если ты лучше меня только не осведомлена о его судьбе.

И наконец: я к тебе посылаю врача, зовут Ирсев, хороший человек. Захочешь ко мне наведаться – садись с ним, он обеспечит скрытность. Не захочешь – тогда, пожалуйста, в Цитадель, он тебя до Келирона довезёт до самого, ему за всё заплачено, так что не стесняйся, проси его обо всём, чего тебе надо.

Анрельту только всё равно нужна бы ещё помощь, Посольство всё равно ещё опасно, и хорошо бы, чтобы этим кто-то занялся. Если забросить, через пару лет снова будет то же самое. Обязательно расскажи об этом Совету! Обязательно!

Ну что же, всё. Очень благодарен тебе. Буду рад видеть тебя всегда.

Д.»

Она прочитала, посмотрела на Ирсева. Тот снова встрепенулся.

— Да, тут вот ещё что. Тебе… подарок, – он улыбнулся. – Пожалуйста.

Он вытащил маленький зелёный свёрток. Она приняла, развернула. Внутри было блюдечко и чашка. Подобную чашку из тенистого стекла Ривелсея уже приобретала у Стекольщика, но её она, конечно же, с собой не взяла, а оставила в подарок Адесту: ну не тащить же её с собой до самой Цитадели? Рюкзак, к сожалению, у неё не умел раздвигаться до бесконечности, а и так всегда было что туда запихнуть. Рюкзак… Он остался там, в повозке Рилана, которую он оставил… а вот где он её оставил? Нирсела с Ривелсеей вообще стояли в соседнем переулке за углом, пока он договаривался с конюхом. Ривелсея быстренько перебрала мысленно всё, что лежало у неё в рюкзаке. Фрукты сушёные в мешочке, фляжка с водой. Легко можно купить. (Очень уж не хотелось ей возвращаться за всем этим!) Знаменитая персиковая кофточка, серые брюки, ну, ещё несколько мелких элементов одежды. Ерунда, и это купить всё можно. Возьмёт денег у Ирсева – и всё. Зеркальце, пудра… заколка с изумрудом… мыла маленький кусочек, расчёска, флакончик эфира для всяких ран. Книги… а вот это серьёзно. «Путь ратлера» и «Молот Настенарта». И дело не в том, чтобы это всё было нельзя достать, а просто ратлерские знания не следовало разбазаривать по свету, никак не следовало. Была там и ещё, кажется, какая-то книжка, взятая ею в доме Ночного Посольства, но она-то не ратлерская, её можно и оставить. А кроме того – и деньги. Двадцать пять анреллов. Столько денег… И кому они, интересно, достанутся? Конюху, конечно, если он хоть сколько-нибудь любопытен и позарится на деньги. Ну а если он честный, то городской Страже… Опять же – кому? Ривелсея просто чувствовала, что до городской казны они по-любому не дойдут, а кто-нибудь прикарманит и потратит на себя. Не лучше ли отдать Совету Разума? Конечно же, лучше! Ну не все, половину бы можно и себе оставить, но Совет Разума найдёт им лучшее применение, чем какой-то там конюх!

Обременённая такими мыслями, Ривелсея совсем забыла про подарок. Снова взглянув на него, она увидела, что к чашечке прилагалось ещё и блюдце. И вот тут Ривелсея удивилась щедрости Стекольщика: блюдце было из золота. Самое настоящее, даже не позолота, и к тому же – с несколькими сапфирчиками, вделанными в него по краям, что было очень и очень красиво. И только потом, взглянув на чашку ещё раз, она заметила, что прямо по стеклу пущена тонкая и на диво искусная надпись: «Ривелсея». Это уже превосходило всякое разумение. Когда бы, интересно, он успел это сделать? То, что это лично ей – вне сомнения. Перед тем, как к нему прибежала девочка, он не стал бы «портить» чашку – ведь он думал наверняка, что Ривелсея мертва, а чашку с её именем потом было бы не продать и не подарить никому. А если потом… Не успел бы! Никак!

— О чём так задумалась? – спросил Ирсев доброжелательно. – Нравится?

— Очень.

— Ну, и вот это ещё.

Маленький звенящий мешочек. Ох, вот за это спасибо. Ведь не факт, что она вернёт себе деньги Ирсы, да она и не решила ещё, стоит ли ей это делать. Одна синяя монетка, пятнадцать золотых и куча серебра, всё продумано, чтобы и деньги нормальные были, и мелочь была: не совать же анрелл, к примеру, за кусок хлеба в харчевне?

— Ещё чего понадобится? – спросил Ирсев.

— Мне тоже надо несколько писем написать.

— Да, пожалуйста, – он протянул ей пару листов бумаги, карандашик.

Ривелсея помусолила карандашик, стала сочинять. Сначала – записку к Ирсе. Да, именно к Ирсе: её она посчитала нужным известить о заточённых в подвале могильщиках. Тут она была предельно кратка и сообщила лишь, что «В подвале дома шестнадцать, переулок Кузнецов, Полуанрельт, двое ваших союзников ждут освобождения – выпустите, если посчитаете нужным». И не удержалась, черкнула «Д.-М.» вместо подписи. Может, и глупо, но очень хотелось увидеть… ну, хотя бы представить круглые глаза Ирсы, когда она это прочитает.

Второе – Белтону. Она считала своим долгом хоть кому-то сообщить о гибели Рилана. В этом письме – Ривелсея едва не разревелась вновь, пока его писала – она сообщила Белтону, что Рилан погиб, защищая её, что он был верный и смелый парень и что ей его очень-очень жаль, а также что она навсегда удаляется из Анрельта и вряд ли они ещё увидятся. Также она просила его забрать повозку и лошадку, которые находятся где-то в Полуанрельте, и что он может забрать всё, что там найдёт. (Ривелсея уже решила, что не будет сама искать эту повозку: слишком рискованно ей это выйдет!) Здесь она подписалась уже нормальным именем и попросила конверты. Конвертов, конечно, у Ирсева не было: не настолько он был предусмотрителен, чтобы взять и их тоже. Ривелсея надписала адреса, куда надлежит их отдать (в случае с Ирсой – просто адрес заброшенного дома на Серебряной улице, с указанием «зайти внутрь и положить на видное место»), и передала Ирсеву.

— Отправишь?

— Хорошо, – пообещал он. – Письма отправлю. А куда отправить тебя?

— Меня – до Келирона, – и какая же тяжесть словно слетела с её плеч, когда она НАКОНЕЦ-ТО смогла произнести эти заветные слова! Не пройдёт и недели, как она будет уже в Цитадели Порядка, и на всё ей будет наплевать, и никакие враги туда не дотянутся!..

— Ещё что-то, или уже пойдём? Просто Дейвис велел мне торопиться, хотя тебе, конечно, виднее, – улыбнулся Ирсев.

— Уже пойдём. Я тоже тороплюсь.

Они быстренько собрались и погрузились в повозку. Вроде как никто их не увидел. Ирсев однозначно решил: никакого плаща, никакого меча; он ещё до того, как выйти им из дома, бросил ей целый свёрток одежды. Нежного утреннего голубого цвета маечка, такого же цвета юбочка до колен (ох, не привыкла она так ходить, ну да ладно), новые песчаного цвета сандалии, даже завязочка для волос, с помощью которой Ривелсея снова сделала себе хвостик и стала выглядеть на редкость мило и безобидно. Что, собственно, и требовалось. Да на сколько же Стекольщик, интересно, потратился? Еда, одежда, врач, подарок, повозка, лошадь… Да ничего, не обеднеет и не разорится. Но, похоже, она ему и вправду помогла. Отомстила за друга… Ну что же, значит, у Стекольщика есть какие-то ещё ценности, кроме денег. Это, конечно же, разумно. И хорошо, что так.

Ирсев тронул лошадку, она побежала бодрой спокойной рысью. В маленькую щель в стенке повозки Ривелсея могла наблюдать всё, что проносится мимо неё. Полуанрельт почему-то казался ей похожим на большую деревню: большинство домов деревянные, дворы бывали тоже разной степени ухоженности. Ехать было приятно. Сытая и, вроде как, почти что здоровая. Вот только… Теперь любая повозка, перестук лошадиных копыт всегда будут напоминать ей о Рилане. О том, кто, похоже, и вправду увлёкся ею, и пусть страсть его была слишком сильной, неразумной и неправильной… Но как же его жалко! Просто – хороший, весёлый, добрый парень, которому… Ну зачем он вообще её встретил?

Опять, опять защипало глаза. Но на этот раз она сдержалась, хотя и с трудом. Просто, просто… Он жил бы сейчас, и ему бы вообще ничто не угрожало!

Жил бы простой человеческой жизнью, ездил бы на своей Рябинке…

Опять сдержалась. Мощь проходит сквозь меня. Ратлеру – не подобает.

А так, связавшись с ней – чего он добился? Погеройствовал один раз… Да нет, скорее – просто хотел её спасти. Но куда ему спасать ратлеров от Связующих! Это же не уличная драка. Он этого не успел понять.

И теперь он ВСЕГДА останется с ней. Неизбежно и неотвратимо, он постоянно, до конца её дней, будет ей вспоминаться. Уже теперь он казался ей прекрасным. Самоотверженным. Добрым. Нежным. Любящим. Верным.

Совсем не по-ратлерски прекрасным. Совсем не как Веттар Нарт. Не великий и не могучий, но зато и не угрюмый, не суровый…

Может, он и правда её любил?

Теперь не сдержалась. Да что же это такое? Смотрела на мелькающие за окном постройки, а слёзы смазывали ей всё, и она ничего не видела. Вытирала рукавом новой маечки, рукав намок. Да что ж такое! Ну… понятно, потерять друга… Но как всё не по-ратлерски! Веттар Нарт отругал бы её, а Генрес бы, как всегда, начал насмехаться. Он всегда насмехается. Но был бы прав.

Мощь проходит сквозь меня. Мощь проходит сквозь меня. Полегчало. Ведь что, в сущности – погибла одна человеческая жизнь. Что такого? Да, он был предан ей. И хорошо. И погиб за неё. Хоть и бессмысленно. И бестолково, почти без пользы. Он был ей хорошим другом…

Я не чувствую огня. Я не чувствую огня. Нечего так переживать из-за чужой смерти. Хорошо, что погибла не она. Как справедливо сказал Ирсев – «а ведь могла бы». Это было бы действительно ударом по мощи Ордена, дрогнула бы твердыня Настенарта. Не развалилась бы, понятно, не пошатнулась бы даже, но – дрогнула. Сколько ратлеров в Ордене? Не больше тысячи, в любом случае. Скорее, наверное, меньше. Человек пятьсот.

Выдернуть одно семечко из подсолнуха – это заметно. Всё равно – заметно. Смерть обычного человека не так важна. Нельзя так убиваться.

Воля Разума сильна. Да, сильна. Когда все люди осознают мощь Разума, вот тогда всё это и кончится. Не будет бессмысленных убийств, не будет пустого желания нажиться, не будет Ночного Посольства, которое только и делает, что несёт распад и отвергает Разум.

Отвергает Разум.

Повелитель не останется безучастным.

Ночное Посольство будет раздавлено. Ночное Посольство истечёт силой, и этой силой смоется его великая скверна. Разум победит. Разум победит.

Победит.

А значит, и все её действия тоже не напрасны.

— Мы выезжаем из Полуанрельта, – сказал, обернувшись, Ирсев.

И тут же резко затормозил.

— Что такое? – спросила Ривелсея.

Она почему-то решила, что уже хватит.

Неужели нет?

Громкий окрик: «Стоять!»

И свист рожка.

Стража у ворот решила их не пропускать?

— Что такое? – спросил Ирсев. – Я никого не трогаю, ничего такого не делаю, везу девушку на дачу отдыхать. Лето, знаете ли…

Он широко улыбался. Хитрый и отлично умеющий прикидываться наивным. Как Стекольщик.

— Лето, не лето, – пробурчал стражник. Ривелсея видела его: правильный, сверкающий, в стражеской знаменитой форме. – Тут такое творится, очень тебе везёт, что ты этого не знаешь. Всех обыскивать на въезде и на выезде из города, личный приказ Ирти́ла, Главного командира Стражи Анрельта. Вылезайте ненадолго, мы осмотрим вашу повозку.

Ривелсея посмотрела на меч, который лежал на дне повозки, прикрытый какими-то старыми мешками, но совсем-совсем не спрятанный. Ох, и зачем она его взяла?

Нет, конечно, очень жалко было бы его оставить…

Хотя ей бы и выдали новый в Цитадели…

Ратлер – без меча?

Но сейчас всё это плохо кончится, можно не сомневаться. Плащ рядом, но накинуть его она не успеет. Да и всё равно не дураки ведь, прощупают. А спрятать его в таком вот наряде… под маечку или под юбочку… нет, никак.

— Вылезай, – стражник обошёл повозку сзади и даже подал ей руку, чтобы ей было легче слезть. Она спрыгнула. До чего же это паршиво, вот так вот стоять и ждать, что сейчас будет, и при этом знать, что ничего хорошего. Может быть, Ирсев что-нибудь придумает? Он ведь хитрый…

Один стражник стоял спереди, держа лошадь, второй сзади, третий залез внутрь.

— Мы и сами, конечно, понимаем, – как бы извиняясь, сказал Ривелсее тот стражник, что стоял рядом с ней, – что ничего такого у вас нет, но приказ ведь не нарушишь, так что деваться некуда, уж потерпите.

И тут же из повозки раздался характерный звон.

— Нет, не скажи, Митар, – спокойно проговорил тот, кто внутри. – Вот посмотри, что возят с собой девушки отдыхать на дачу!

Он вынул меч из ножен и взметнул его в воздух, чтобы все видели.

— Охохо, – второй стражник, постарше, посмотрел на Ривелсею укоризненно. – Что ж это такое-то?

Ривелсея смотрела на свой меч. Да… Конечно, времени у неё было мало, и она об этом не вспомнила. Она не доставала его из ножен с момента своего «воскресения». И в ножны-то его убрала ведь не она. Но… протереть его тряпкой она могла бы догадаться!

Ратлерское оружие обычно не ржавеет. Но на этот раз видна была ржавчина, даже на этом сверкающе-ярком металле, который почему-то никто не может распознать. Вроде и железо, но какое-то необычное, слишком твёрдое, острое и сверкающее.

Сейчас было прекрасно видно: лезвие покрыто грязными пятнами. Ох… совсем непохоже на дорожную грязь.

И если Ирсев хотел сказать стражникам что-нибудь вроде: «Мы едем из кузни, дед просил починить ему меч», то теперь уже так не скажешь. Слишком всё видно. И оружие необычное: таким мечом даже Стражи бы сражаться не смогли! Сколько её учил Веттар Нарт… И металл. Но самое худшее – пятна.

— Та-ак, – это третий, похоже, главный из них. – На дачу, значит… Да, я понимаю. Вы задержаны.

— Но… – начал Ирсев.

— Вы задержаны, – грубо повторил стражник. – Оба. Сейчас вы будете доставлены в Дом Стражи. Допрос, потом расследование, потом заключение Главного командира Стражи, подпись Градоправителя под ним и исполнение. Болтать бессмысленно, всё будет строго в соответствии с законом. Если тут кто захочет подраться или попробует сбежать, то у меня предписание убивать подобных личностей. Быстро, быстро. Всё по правилам.

Ирсева быстро притянули и молниеносно скрутили ему руки и ноги толстой серой верёвкой. Он даже не успел заметить, откуда они её достали. Ривелсея взвешивала варианты. Пять секунд спустя верёвка обкрутила и её. Да уж, своё дело знают. Один кусок верёвки на всё, но связан так, что при попытке двинуть ногой начинает сжимать шею, а рукой – нестерпимо впивается в ноги.

— Чья повозка?

— Моя, – уныло сказал Ирсев. Бросил на Ривелсею подбадривающий взгляд. «Ничего, держись!»

— Повозка будет удержана именем Градоправителя. Если вас признают невиновными, она будет возвращена. В противном случае, продана на покрытие штрафа, если у вас не будет иных средств. Это относится и ко всему, что там. Список удержанных вещей будет составлен и показан вам обоим после допроса. Всё, поехали!

Тут уж не посопротивляешься. Стражи тут же помогли им залезть обратно, один сел с ними, один – управлять лошадью, третий остался у ворот. Повозка покатилась дальше, но только уже совсем не туда, куда стремилось сердце Ривелсея. В Анрельт, надо полагать, ведь главный Дом Стражи находился именно там.

То, что ночью скрывала темнота, теперь она могла рассмотреть. Дорога была длинной, петляющей, пыльной, местами она проходила через скопления деревьев, целые небольшие рощицы, поднималась на холмики и скатывалась с них, но Анрельт вдалеке был прекрасно виден с самого начала. Если смотреть откуда-нибудь сверху, то дорога эта наверняка казалась очень небольшой.

Ехали в молчании. Видимо, так было положено. До самого Анрельта никто не произнёс ни слова. Но вот уже замелькали знакомые улочки, смутно знакомые переулки (всё-таки очень уж много их было в Анрельте), и повозка подкатила к Дому Стражи. Ближайшая судьба Ривелсеи казалась очень плачевной. Что, интересно, с ней (Ирсев-то выкрутится) сделают, если докажут, что она не просто носит меч, а использует его для убийств? Им неважно, что Ночное Посольство – это зло, им неважно, что погибло бы намного больше людей, если бы не она! Они вообще не хотят об этом слышать. Ривелсея уже составила себе представление об основном принципе властей Анрельта: делать вид, что всё хорошо. И вправду замечательный и очень похвальный принцип!

У них нет Посольства. Нет Венца Рейлинга. Нет убийств и убийц. Пара воров-карманников на весь город – это максимум, в чём могут они сознаться!

И по всему выходило, то Ривелсея влипла.

А ведь… Могут её повесить?

Рилан что-то говорил ей про это: да, за убийство, кажется, и могут.

Проклятье… Она почему-то всегда представляла городскую Стражу чем-то положительным: по крайней мере, они ведь не дадут убить её Ночному Посольству? Ну да, не дадут.

Они сделают это сами.

Причём – всё будет правильно, в полном соответствии с законом и порядком.

Может, сказать, что она ратлер?!

Тогда не повесят, даже если она если она ещё человек сто убьёт. Просто не посмеют, ссориться с Повелителем – это себе дороже. Тем более что ещё сто человек она вряд ли убьёт, а то, что она делала сейчас, им вообще неизвестно, и наверняка ведь втайне они сознают, что ситуация неблагополучная, и понимают, что Повелитель Ордена ратлеров может видеть ситуацию намного глубже и действовать куда как эффективней…

Да, тогда она спасётся. Но вот только Орден не давал ей таких указаний. Упомянуть об этом по секрету тем, кто не выдаст – это одно. Если даже кто и выдаст – это будет слух, не более. То, что она превратилась в легенду Анрельта – это… приятно и неизбежно, хотя если бы кто знал, как это всё ей осточертело!

Но делать официальное объявление властям города – это уж слишком! Что тут начнётся? Отправят письмо в Цитадель с запросом, что Повелитель планирует провести в Анрельте – это уж как минимум. Их ведь не может это не интересовать! Если бы Повелитель счёл нужным, вообще бы мог захватить город и установить здесь настоящий Порядок. Он бы не стал делать вид, что всё хорошо! Он бы…

Да, если бы ратлеры управляли Анрельтом, то было бы несравненно лучше. Возможно, когда-нибудь они сделают это. А пока… Интересно, хватило бы у Ордена мощи на захват города? Наверное… да. Даже если было бы активное сопротивление. А его наверняка бы и не было. Услышав слово «ратлеры», ни один дурак бы в бой не стал рваться. Даже Ночное Посольство с его штучками. Против ратлеров-то как раз они не очень работают, в этом они имели уже счастье убедиться не так давно на целом ряде примеров.

Но – Орден этого почему-то не делает. Значит, не время. И значит, что Повелителю будет не очень-то радостно получить официальный запрос из Анрельта. Генрес ведь инструктировал: действовать скрытно!

Да вот сам бы пошёл и разобрался здесь, старый ворчун. «Инструктировал»! Вот чем он сам-то там занимается, интересно? Пьёт пиво в Центре питания кружками и расслабляется?

Ривелсея представила, что он скажет ей, если она провалит миссию в Анрельте. Будет, будет у него повод поиздеваться…

Но – лучше так, чем висеть на берёзе, да?

Поразмышляв над этим, Ривелсея решила сказать только в самом крайнем случае. И как только она это решила, они приехали.

Вопреки всем ожиданиям, это была не Золотая площадь, а какой-то другой район. Какой именно, Ривелсея, естественно, понять не успела. Её вытолкнули из повозки, протащили вдоль какого-то угловатого здания и запихнули в высокую деревянную дверь. Четыре лавки по всем сторонам комнаты, вторая дверь ведёт куда-то ещё. Кроме неё и Ирсева, а также пришедшего с ними стражника, здесь были ещё трое. Но, впрочем, когда их усадили на лавку, то остался только один, незнакомый. И тоже неразговорчивый – за всё время, пока он их стерёг, он не произнёс ни слова. И Ривелсея с Ирсевом не произнесли тоже. Им, конечно же, очень хотелось бы, но не в присутствии стражника. Приходилось молчать.

Вскоре вошёл ещё один. Новый или нет? Да кто их разберёт, все стражники друг на друга похожи, шлемы такие, что лицо разве наполовину видно. И как они не устают в них всегда ходить, а особенно по жаре? Хотя куда им деваться, конечно… Тоже ведь люди несвободные. Вот ей бы сказал Повелитель здание Совета охранять – тоже стала бы. Куда бы, интересно, она делась? Да Совет Разума охранять только ей не поручат, это честь слишком большая. А опасности, между прочим, никакой – ну кто там может на кого напасть, в Цитадели, в ратлерском районе? Уж всяко лучше, чем здесь, в Анрельте, сидеть на лавке для воров и ждать, когда тебя повесят…

— Ну что? – спросил вошедшего тот, кто сидел с ними.

— Допроса сегодня не будет, – ответил тот. – Дело с этими вот, – он кивнул на Ривелсею с Ирсевом, – во-первых, нетипичное, во-вторых, как я полагаю, опасное. И по всему выходит, что допрашивать их Ансе́р Вирто́н должен, он ведь всем опасным занимается. Но Ансер сейчас на службе в Полуанрельте. Да, вы-то оттуда, а он-то там. Завтра вечером вернётся, тогда можно будет сделать допрос. Что-то у них там в Полуанрельте происходит, что самого Ансера туда выдернули. Он же вообще к Третьему гарнизону анрельтскому относится…

— Да они там вообще сами ни в чём разобраться не могут, знаешь ведь этот полуанрельтский Шестой гарнизон…

— Да, это всё понятно… Короче говоря, допрос будет завтра, а пока их посадить под стражу, и пусть ждут Виртона, вот и всё.

Тот кивнул.

— Хорошо, сейчас будет сделано.

Их с Ирсевом снова подняли и провели в ту самую дверь, которую она сразу увидела, когда вошла. За дверью была лестница вниз. Их впихнули в совсем-совсем маленькую клетушку, шагов шесть от стены до стены в любую сторону. Две лавки, с одной стороны и с другой. И всё.

Стражник был не очень многословен.

— Допрос будет завтра вечером, – сказал он. – Вам придётся провести здесь сутки. Поесть принесут часа через три. Сидеть тихо.

— А развязать? – спросил Ирсев.

— Я знаю. Сейчас.

Он мгновенно развязал Ирсева (и как они научились так быстро разбираться с верёвками?) и так же мгновенно схватил его руку, поднял с пола железное кольцо, прикованное к полу цепью, надел его на руку Ирсева, защёлкнул. То же самое он сделал и с Ривелсеей. На секунду у неё мелькнула мысль, не попытаться ли ей вырваться в это время, но она решила, что нет, не стоит. Он был готов к этому, и в каждом движении была видна эта напряжённая настороженность. Очевидно, вырывающиеся и бунтующие нарушители – это то, к чему он давно уже привык. Да она и чувствовала себя сейчас ещё не очень, рука хоть и не болела, но не сказать, чтобы она слушалась хорошо. Поэтому через минуту стражник задвинул дверь с той стороны на два железных засова, защёлкнул что-то на ключ. Да уж, отсюда не сбежишь, пожалуй. Взглянув на Ирсева, Ривелсея поняла, что он полностью разделяет её мысли.

— Ну что теперь? – спросила она.

— Ничего хорошего, знаешь ли.

— Это я понимаю. Но планы-то есть?

— Какие планы? Мы теперь ничего не можем, как ты видишь. Даже переговариваться не дадут ни с кем. Дейвис бы нам, конечно, помог. Он бы придумал что-нибудь. Но дело в том, что он не знает о нашем положении. Он много, конечно, знает, очень много, но не надо только думать, что он бежал незаметно за нашей повозкой и следил. Нет, конечно. Я сам, как последний дурак, с твоим мечом прогорел. Новый бы тебе купили где-нибудь, так нет же…

— Да и я тоже…

— Оба хороши. Головой надо было думать. А сейчас что, сейчас уже поздно.

Ривелсея свободной рукой потрогала амулет. Может, и сейчас он поможет? Как – это неизвестно. Но вдруг? По крайней мере, немедленно он ничего не сделал. Стены не обвалились. Ей, конечно, везло, но вот сколько это будет продолжаться? А вдруг – всё? Всё. Ведь когда-нибудь это должно же случиться? Учитывая выбранную ею самою жизнь – в любой момент. К примеру, три дня назад (да, она двое полных суток провалялась в подвале, как выяснилось!) её могли застрелить, могли, так же как и Рилану, ножом в горло, могли… что там сделал человек из Посольства, она не понимала, но вполне могло бы ей хватить. Вдруг её всё же признают виновной в убийствах, а тогда уж – всё. Даже если она скажет, что она ратлер. Поверят ли? Не обязательно. Могут – всё равно казнить, если пожелает Градоправитель.

Вот уж не думала она, что Градоправитель Анрельта так сильно сможет повлиять на её судьбу. Больше, чем сам Повелитель. Ну да, он-то там, а она-то – вот где… Это всё очень плохо.

Ирсев сидел подавленный.

— Ривелсея, – спросил он. – Ты уничтожила письмо Стекольщика?

— Нет. Оно у меня в плаще осталось, в кармашке.

— Мы с тобой дураки оба, вот что я хочу сказать.

И снова замолчал.

— Да-а, давно я так не влипал, – произнёс он через некоторое время. – Я не читал письмо-то, но, чую, там много всего понаписано, и всё не в нашу пользу это будет, вот увидишь.

— Увижу, конечно, – буркнула Ривелсея. – А Ансер Виртон – это кто?

— Виртон – это командир Третьего анрельтского гарнизона, а ещё, к тому же, он очень умный и очень хитрый человек. На Дейвиса, наверное, похож, – Ирсев хмыкнул. – Вживую его не видел, ну ничего, это скоро исправится. Он, несмотря на то что он из Стражи, уж с кем только знакомств не водит, за это я поручусь. Да иначе нельзя, а то – никак, не выживешь просто.

— Он хоть добрый? – спросила Ривелсея.

— Очень. Нет, правда. Говорят, что он любезен, внимателен, участлив. И говорит-то всё так: будьте так добры, да не сочтите за труд, да не примите за обиду… Вот только в тот год – в прошлый – он сорок три заключения сделал о повешении разных нарушителей, и тридцать девять из них Градоправитель подписал. Очень добрый человек. Просто изумительно.

— Добрый, – и Ривелсее стало совсем тоскливо.

Долгое время они сидели в грустной и напряжённой тишине. Говорить было нечего. Произнести любое слово – значило лишь усугубить отчаянность положения, потому что ничего хорошего сказать ни он, ни она не могли.

Время шло, а за окном (совсем-совсем маленьким) всё ещё было светло. Почти лето. Как там хорошо сейчас, на воле, на солнышке, на свободе… Ривелсея унеслась мыслью туда, где было так хорошо и привольно, и на этот раз не в Цитадель Порядка, а в Росолесную. Маленькие рощицы – во все стороны, и настоящий лес, подступающий чуть ли не вплотную к самой деревне. Он начинался сразу за плетнём: пройдя в маленькую, узкую калитку, тут же оказываешься между древними мощными стволами, попадаешь в древний, тихий полумрак. Ривелсея прекрасно знала этот лес как минимум шагов на тысячу во все стороны, так же прекрасно, как и собственный огород: слишком много времени за свою жизнь она пролазила по всем закоулкам этого леса, чтобы чего-то не знать. Она почти год не видела его, но точно знала: ни сейчас, ни через пятьдесят лет ничего там измениться не может. Так же высоко и гордо, устремляясь к свету и разливая тьму, тянутся ели в небеса, и густой мокрый мох между стволами всё так же пахнет дождём, и туманом, и грибами. И как же она любила искать и находить эти грибы под этими елями! Речка Овражица бурно пробегала по оврагу в лесу, а потом, совсем ненадолго, подходила к деревне, чтобы поприветствовать её, и снова тут же скрывалась в мокрых туманах старого леса. Свобода, полная жизни, свобода и тишина. И так будет там всегда. По крайней мере, ещё очень-очень долго. Ривелсее стало совсем грустно, она полностью, глядя в стену поверх мрачного лица Ирсева, погрузилась в свои мысли и как-то забылась.

Ужин и правда принесли, тот же самый стражник вошёл и поставил две глубоких плошки. Что-то наподобие каши, густой и вязкой, но, впрочем, довольно вкусной. Ривелсея тут же съела её всю, Ирсев же вяло поковырял ложкой и поставил тарелку к себе на скамью. Он был очень хмурый. У Ривелсеи, понятное дело, настроение тоже было не блестящим, но есть-то хотелось.

Глядя на сосредоточенно-унылого Ирсева, Ривелсея и сама понемногу стала мыслить практически, в голове завертелись всякие варианты.

Сможет ли она, к примеру, вырвать из пола эту самую цепь, которой её приковали? Из всех способов это узнать она нашла лишь один – попробовать. Уверенность в своих силах нахлынула сразу же и очень энергично, она даже удивилась. Очевидно, мощь ратлера в ней постепенно росла: раньше она сомневалась бы в себе больше. Стражник, с умыслом или по совпадению, заковал ей правую руку. Здоровую. Это, несомненно, было удачно. Ривелсея плавно подняла руку, цепь напряглась. Она стала тянуть. Появилось сопротивление. Сопротивление подняло в ней мощь и пробудило гнев. Гнев ещё придал мощи. Всё она делала постепенно и правильно, по всем законам ратлерского учения. Веттар Нарт бы гордился ею. Да ничего такого, в общем-то, просто – не в первый раз. Цепь, конечно же, не поддавалась, но от этого возрастал и гнев. Раз за разом Ривелсея напрягала руку, вливая и вливая новую мощь. Цепь была крепка, ничего не скажешь, но только её возможности были всё же ограничены. Когда наступило равновесие действия и сопротивления (а это случилось уже минуты через три), звенья стали растягиваться. Хотя Ривелсея и чувствовала себя уже частично истощённой, но на фоне истощённости поднималось могучее и жгучее чувство Победы. Она знала: потом ей будет тяжело от усталости, но сейчас-то она должна победить! Ещё мощи. Тихий-тихий треск обозначил то, что замурованное в пол звено цепи рвётся на свободу. Маленькие камушки стали выскакивать, дробясь, из каменного пола. Ирсев смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Из пола, наконец, вытянулось одно звено, потом другое, потом третье… Всё, теперь, с этого момента, уже и не-ратлер легко бы справился.

— Ну вот, – сказала она. – Если вдруг понадобится, я почти свободна.

— Неимоверно, – выдохнул Ирсев. – Я… Я даже не знаю. Нет, Стекольщик сказал, что ты необычная… Но такие вот вещи делать – это что-то. Не думал, что ты сильная – настолько, по крайней мере. Я про себя не говорю, я хилый довольно, но даже если и помощнее кого так приковать вот этой вот цепью… Мужика здорового, крепкого… Да хоть бы и быка! – не вырвался бы он легко! Нет, не вырвался бы. Я поражён.

Ривелсея смолчала. А Ирсев нахмурился неожиданно. Он, похоже, был и правда умён: соображал он быстро.

— Только… ну не думай только, что ты чего-то добилась, ладно? Надеюсь, ты не только сильная, но и умная тоже, иначе это плохо кончится. Может, ты и выдерешь эту цепь до конца, да что с того-то? Нет, это хорошо, конечно, но я советую: до конца пока не выдирай, сиди спокойно, как обычный добропорядочный узник. Если будешь бушевать, тебя быстренько утихомирят. Не обольщайся, Ривелсея: отсюда ты не вырвешься, со Стражей драться глупо: чем больше ты устроишь заваруху, тем больше сбежится стражников, и конец один. Они, поверь мне, умеют подраться, к тому же, закон такой: если преступник сопротивляется, то могут сразу убивать, имеют полное право. Ну, таких-то дураков в Анрельте один на сотню: раз уж попался, раз приказано идти в тюрьму, то тут уж всё. Тем более, всё-таки, у нас с тобой шансы есть: не знаю всей твоей истории, конечно, но ношение оружия – это всё, что нам могут с тобой записать, а за это не казнят. Вот если ещё какие следочки только откроются… А, Ривелсея?

— Могут, – сказала та хмуро. – Хотя я, вроде, всё пыталась делать незаметно.

— Письма, письма меня волнуют. Нет, ну те, что ты мне дала, я, конечно, успел быстренько и незаметно порвать, пока мы препирались, а когда из повозки вылазил, то из рукава в траву вытряхнул.

— Уважаю, – сказала Ривелсея и наклонила голову. – Я-то как дура себя веду, могла бы тоже письмо Стекольщика порвать.

— Могла бы, – не стал спорить Ирсев. – Но что уж…

— Так что, по-твоему, надеяться не на что?

— Ну… Почему не на что… Может, всё и обойдётся, ты не грусти, главное.

— Обойдётся, – вдруг обозлилась Ривелсея. – Для тебя-то конечно, чего бы тебе вообще лопухом не прикинуться? Я ж уверена просто: если припечёт, ты так и сделаешь тут же, очень легко: вот, подрядился девушку из замка до деревни довезти за двадцать серебряных монет, ничего не видел, что она там в повозку с собой берёт, а она вот, оказывается, мало что оружие с собой взяла, так ещё и не заплатила, кто ж мог знать, что так будет…

— Да погоди ты… – начал Ирсев.

— Знаю я вас! Что ты, что Стекольщик твой так же бы сделал! Вы такие все добрые и щедрые, но это пока вам ничего самим не грозит. А вот если грозит, то все мысли только о том, как бы в кусты поскорее упрятаться, пока вам чего не сделали.

— Ох как ты обвинять горазда! Да, конечно: уж если у меня будет шанс выбраться на свободу, так я выберусь. Но только это не значит, что меня грязным предателем считать нужно, да? Кое-кто не разумеет тут просто, что на свободе находясь, я и тебе побольше пользы принести смогу, чем составляя тебе компанию и сидя тут с тобой на этой вот проклятущей лавке!

Ривелсея помолчала несколько секунд.

— Извини. Я просто нервничаю. Пообещай только, что ты меня, если что, не бросишь – и я успокоюсь.

— Не брошу… конечно, не брошу! И не только потому, что мне заплачено – хотя и поэтому тоже, но я и Дейвису ведь обещался, да и просто, раз уж мы с тобой сошлись вместе и в такую передрягу, как видишь, попали, то уж всяко нехорошо мне тебя теперь бросить будет. Уж ты положись на меня всё-таки, Ривелсея: чем смогу, я обязательно постараюсь помочь. Ты, главное, сама духом не падай.

— Я не падаю. А меня знаешь что ещё волнует? – Ривелсея перешла на шёпот. – Тот стражник, например, который нас с тобой сюда привёл – он не может весь наш разговор с тобой как-нибудь слушать?

— Может, – кивнул Ирсев. – И поэтому я очень чётко слежу, чтобы ничего в нашем разговоре такого не проскользнуло. Ты-то об этом сейчас только задумалась, а я от начала самого помню. Если бы мы с тобой в лесочке у костра сидели, я бы тебе очень много вопросов дополнительных задал, можешь не сомневаться. Но уж поскольку мы здесь – приходится унять любопытство.

— И правильно. Тем более, если про меня всё подробно рассказывать, то это надолго очень.

— Помолчим.

Время тянулось долго. Надо было бы поспать. Ривелсея давно нормально не спала. Тяжёлое забытье в подвале она скорее назвала бы смертью, чем сном, да и до этого тоже… Последний раз… она прокрутила в голове последние события. Перед тем, как отправиться в первый раз к квайзам, к тем троим, с которыми у неё получился такой долгий разговор, она спала более-менее нормально. А потом уже всё, вихрь событий закружился с такой же скоростью, с какой кружится «вихрь Победы».

И сейчас – тут тоже не отдохнуть. И не только потому, что лавка неудобная, но и мысли, мысли, мысли… Нет, если что, она скажет, кто она. Будь что будет, но умирать – неразумно. Не говоря уже о том, что просто не хочется…

Ривелсея уже настроилась провести ночь спокойно – по крайней мере, вдвоём с Ирсевом, наедине со своими мыслями и безо всяких происшествий – но тут опять начались неожиданности. За дверью вдруг раздались шаги, заскрипели запоры их камеры. Дверь открылась, ворвался тусклый свет коридорного факела (у них-то факела не было – зачем бы им? Да было ещё и не темно, конец весны ведь), в проёме обозначился человек привычного уже облика: латы, меч на поясе. Только шлем не был надет, и волосы, которые он себе зачем-то отрастил очень длинными, свисали до самых плеч, а лицо было усталым и каким-то угрюмым.

— Вставай, – сказал он Ривелсее. – На допрос.

— Да? – спросила она. – Ансер Виртон приехал, или как?

— Нет, не приехал, допрос тебе будет командир Шарсо́н делать. Он только заступил на свой пост и приказал тебя привести. Идём.

Стражник достал ключ, отщёлкнул ей железное кольцо с руки. Ривелсея в этот момент вся как-то подобралась, посмотрела на Ирсева, но тот незаметно покачал головой. Блеск в глазах Ривелсеи погас. Она вздохнула.

— А его? – спросила она.

— Насчёт него указаний не было. Хватит вопросы задавать, рангом не вышла меня спрашивать. Вставай и иди впереди меня. Ты видишь – я меч не достаю, но это ничего не значит: если вдруг что, то я и щитом врезать могу, мало не покажется. Уяснила, нет?

— Уяснила. Не беспокойся.

— Вот поэтому иди спокойно.

Не отводя взгляда от Ривелсеи, стражник запер Ирсева.

— Давай, давай, побыстрее!

В коридоре было холодно, особенно ей, одетой так легко. Плохо обтёсанные каменные стены, земляной пол, покрытый досками – всё было холодно и мрачно. Впрочем, уже через пару минут стражник втолкнул Ривелсею в более-менее чистую и тёплую комнату, которая находилась на пятнадцать ступеней выше, чем та, где они сидели с Ирсевом.

В комнате у окна стояла скамья. За окном были густые, поздние, переходящие уже в ночь сумерки, на скамье сидел стражник – с мечом на поясе, но без доспехов. Значит, стражники всё-таки устают иногда от них. У противоположной стены стоял большой стол, за столом сидел другой стражник. По его положению в кресле, по уверенному и чуть надменному виду можно было сделать вывод, что он рангом выше остальных. Его взгляд был очень строгим и острым, и Ривелсее это сразу не понравилось. Конечно же, она обдумала уже примерно, что и как ей говорить на допросе, но не нервничать было сложно. А нервничать было нельзя. Ривелсея решила крепиться и по крайней мере выглядеть спокойной. И смирной.

Стражник в кресле недобро блеснул на неё глазами.

— Так, значит. Присаживайся, – он кивнул на скамью. – Разговорчик с тобой серьёзный. Очень. Очень. – Он два раза медленно и веско произнёс это слово. Ривелсея села. Похоже, на неё надвигалась гроза. Она чуяла уже её холодный электрический воздух и холодную сырость. Надо было собраться и приготовиться.

Около минуты тот выдержал несколько зловещую паузу, смотря в какие-то свои листки. Было ли там написано что-то важное или он просто стремился усилить моральное давление на допрашиваемую, отсюда ей видно не было.

Стражник издал глубокий вздох, как если бы он уже очень устал от всего, особенно от подобных допросов, сел в кресле прямо и взглянул на неё вплотную холодными синими глазами.

— Вот что, – сказал он. – Меня зовут Шарсон, командир второго подразделения Третьего анрельтского гарнизона. И ещё я очень люблю порядок, правду и чёткость. – Он сделал ударение на каждом из этих слов. – И поговорить я с тобой хочу именно в этих рамках.

Ривелсея смотрела на него честными и широко открытыми глазами. Молчала.

— Кончай хитрить, – продолжал Шарсон. – Давай-ка честно. Полагаю, ты не совсем тупица, учла наверняка некоторые моменты. Для начала я хочу услышать сразу же твою полную и ясную версию всех происшествий, в которых ты приняла участие с момента, когда ты впервые вошла в ворота Анрельта. Желательно, чтобы ты рассказала мне такую историю, которую тебе не пришлось бы менять на другую три минуты спустя.

Ривелсея собиралась с мыслями. Или просто не знала, что сказать. Или тянула время. Шарсон смотрел на неё очень пристально.

— Ты же понимаешь, – сказал он, – что я уже очень хорошо о тебе осведомлён, Ривелсея. Или Мечта. Как тебя называть надо? Твои дела очень интересны. Они очень интересны, в том числе, и Анрельтской городской Страже. Ты же это понимаешь. Или будешь сейчас рассказывать, что ты к деду ехала на дачу малину собирать? Попробуй, конечно. Но ты же понимаешь, что это не пройдёт. Чем меньше раз я выявлю твою ложь, тем больше твои шансы на то, что в той или иной мере для тебя всё кончится хорошо.

— Про малину – не буду, – пообещала Ривелсея.

— Что ж, уже хорошо.

Он смотрел на неё выжидающе. Но она опять молчала. Очень милая, симпатичная, по-летнему одетая, загорелая девушка. Вся в голубом. Может быть, только немного неумытая, грязь на руках и ногах не оттёрта. Но в общем – хорошенькая. И само то, что здесь, на этой скамье для преступников она сидит, наверняка не совсем вмещалось в сознание допрашивающего командира.

— Сама говорить не хочешь. Ну что ж, понятно. Но только вот что учти: к настоящему времени считается доказанным, что ты совершила как минимум одно убийство в черте города Анрельта, Ривелсея. Также однозначно доказано то, что ты имеешь связи с разными группировками, которые нарушают порядок и противятся законной власти Градоправителя. Плюс ношение оружия. По всем инструкциям, ты вполне можешь считаться особо опасным субъектом, внешним по отношению к городу, поскольку, согласно просмотренным мною записям о его законных жителях, ты нигде не упоминаешься. Перспективы, – Шарсон посмотрел на неё ещё пронзительнее, – у тебя печальные, госпожа Мечта. Разве только – услуга за услугу – ты поможешь мне разобраться со всем этим делом, расскажешь мне всё как можно подробнее, расскажешь и про всех своих дружков, с которыми у тебя были общие дела. В обмен на это я смогу приписать внизу своего отчёта Градоправителю небольшую, но очень ценную строчку о необходимости твоего освобождения от наказания. Наказание ты заслужила, и если тебя от него не освободят, то ты из этого не выберешься. Вот и всё. А освободить тебя может только Градоправитель и только по моей просьбе. Улавливаешь?

— После всего – я ещё и виновата оказалась, – констатировала Ривелсея с печалью в голосе и, помимо того, с нарастающим гневом. – Да, я вела борьбу с Ночным Посольством. А Посольство, между прочим, ваше, не моё, не я его с собой привела! А вы вот, Стража, вообще ничего не делаете, между прочим. Могли бы и…

— Тихо! – резко бросил Шарсон. – Ты не можешь знать, что мы делаем и чего не делаем. Зато твои квайзы слишком много делают. Три дня назад ночью, между прочим, эти самые квайзы, в количестве пятнадцати…

— …лопухов были задержаны неподалёку от западных анрельтских ворот по обвинению в ношении оружия, – закончила Ривелсея. – Однако, держу пари, они все сейчас на свободе. И могу поспорить, что кому-то из командиров Хейлер Искоренитель зла просто-напросто…

— Ты оскорбляешь Стражу! – Шарсон ударил кулаком по столу. – Не забывай: это допрос, я не буду выслушивать твои упрёки.

— А что же я тогда должна рассказать? – поинтересовалась Ривелсея.

Шарсон помолчал несколько мгновений.

— С самого начала, – сказал он. – Откуда в Анрельте, почему решила примкнуть к квайзам. В каких их действиях принимала участие. Давай поподробнее, и нечего Стражу чернить. Мы делаем, что можем…

— Я тоже делаю, что могу. И делаю, как оказалось, побольше вашего. Ночное Посольство…

— Вообще никому не мешает, между прочим! Да, есть такая организация, но народу-то в ней – раз-два и обчёлся, даже ста человек не наберётся! И занимаются они больше философией какой-то и ничего плохого не делают. А вот квайзы – это проблема, квайзы хотят до власти дорваться. Борьба с Ночным Посольством – это только предлог, чтобы возмущение сеять. Ты давай рассказывай по сути.

— Спрашивай, – Ривелсея обругала себя за то, что спорит. Ей ведь надо не правду доказывать, а себя саму спасать.

— Откуда родом?

— Деревня Песчанка, – зачем-то она назвала родную деревню Рилана. Бедный Рилан…

— Когда приехала в Анрельт?

— Две недели назад, – тут лгать не имело смысла.

— Так. А цель?

— Цель – присоединиться к квайзам и помочь разгромить Посольство.

— Хвалю за правду, но только не думай, что этой фразой ты себе помогла. Квайзы – возмутители Анрельта, и не более. Что квайзы, что Венец. Да, ты с Венцом связей не имела?

— Нет, не имела. Они ненормальные, как мне объяснили.

— Да, правильно объяснили. Но если это тебе квайзы объяснили, то они про себя забыли сказать. Ладно, мы с тобой, может, и поладим. Теперь давай про то, что ты делала вместе с квайзами. Вот здесь твоя информация может быть полезной: они от нас скрываются и делают всё исподтишка. Разгромить их всех мы не можем: не хватает доказательств. Те, кого мы знаем, главари – они обычно чисты, на них и обвинений не соберёшь. А если кого поймают, то те же главари отрицают всегда, что пойманные люди к ним отношение имеют.

— Я понимаю: стандартный воровской набор приёмов, – кивнула Ривелсея.

— Да, так. А если понимаешь, то какого же чёрта ты с ними работаешь вместе? – спросил Шарсон. – Ладно, на это не отвечай. Теперь ты становишься более-менее понятной. По крайней мере, понятно, что ты из себя представляешь.

— Угу. Понятно, – согласилась Ривелсея.

— И хватит сарказма, пожалуйста! Ты, видно, хорошо знаешь события той ночи; похоже, принимала в них самое горячее участие. Нет?

— Да, – сказала Ривелсея, твёрдо решив: откровенностей хватит, с этого момента пора выкручиваться, иначе действительно всё кончится плохо.

— Хорошо. Продолжай так же, правда увеличит твои шансы, Ривелсея. Мы и так про тебя почти всё знаем. Будь поискреннее.

— Вы прочитали всего лишь моё письмо, и оттуда уже строите выводы, – сказала она мягко. Как бы ей не попасться с письмом: она ведь плохо помнила его текст! И тут её осенило. Молодец, ох молодец Стекольщик!

Насколько же он умнее, чем оба они с Ирсевом!

— Дело в том, что и письмо-то не мне.

— Так, – сказал Шарсон. – Вот запираться не надо. Не поможет. Это же глупо, ты понимаешь.

— Я понимаю, – подтвердила Ривелсея. – И я не пытаюсь даже. Письмо и правда не мне. Разве там хоть раз упоминается моё имя?

Шарсон молчал минуты две, смотрел на поверхность стола, где лежали какие-то бумаги. Похоже, читал.

— Слушай, – сказал он. – Не хитри. Это ничего не доказывает. Нашли-то его у тебя! Вы, воры, всегда без имён, прозвищами подписываетесь, для тайны.

— У меня… Да, у меня. Но если ввалятся сейчас сюда те же квайзы и похватают всех, то вот окажется, что письмо у командира Стражи отобрано, а «Мечта» – это он и есть. Для пущей тайны, – она улыбнулась, чтобы не вышло обидно. Стражник, сидевший с ней на лавке, тоже усмехнулся и даже посмотрел на неё, повернувшись к ней на мгновенье. – Письмо, – посерьёзнев, добавила она, – было другой девушке.

— Имя, в таком случае?

— Сирнела, тоже из квайзов, – сказала Ривелсея, быстренько переделав знакомое ей имя.

Шарсон черкнул.

— От кого письмо?

— Письмо? Да от Дартейна, из квайзов, – придумала Ривелсея новое имя. – И здесь Стекольщик молодец! Пусть проверяют! Разве ж это мыслимо – всех квайзов переворошить?

— Та-ак, – Шарсон черкнул. – Хорошо. Как же оно к тебе попало?

— Очень просто. Прошу мне верить. Сирнела, когда мы с ней расстались вчера вечером, передала мне свой меч и вот это письмо. Ей надо было отправиться куда-то по срочному делу, она боялась ваших патрулей и повела себя осторожно.

— Ты ещё скажешь, что его не читала?

— Читала, конечно. Вообще-то, она меня его читать не просила, но что уж тут сделаешь… – Ривелсея на секунду сделалась виноватой. – Но там же нет ничего важного… Нет, ну, то есть, есть, но там всё про какие-то стычки Посольства и наших, а я вообще ничего не поняла почти из этого письма…

— Мягко стелешь, – медленно произнёс Шарсон. – Ну нет, Ривелсея, не так просто. Я прекрасно вижу на тебе следы внушения квайзов. Эти квайзы всегда и всем внушают, что городские Стражи – сродни деревьям, ближайшим же их родственником является дуб. Потому ты и ожидаешь, что я так вот сейчас же и поверю в твой рассказ, сжалюсь над тобой и отпущу на свободу?

— Нет, – смирно сказала Ривелсея. – Но что же мне тогда делать? Больше-то рассказать я ничего не смогу!

— Вот уверен, что сможешь, – сказал Шарсон.

Ривелсея несколько раз надрывно шмыгнула носом. А что, неплохая тактика. Вдруг у этого командира слабые нервы?

Но нет, на такую уловку он не поддался. Только вздохнул.

— Ох, и трудно же с тобой. Никак до тебя не доберёшься. Думаешь, не вижу, что ты хитришь? Отлично вижу. Я-то рассчитывал на честный разговор, а ты…

Ривелсея, в доказательство своей честности, всхлипнула ещё раз.

— Реветь тут не надо, – строго осадил её Шарсон. – В камере потом, пожалуйста, хоть до утра.

— Но я же правда… – начала Ривелсея.

— Хорошо, – внезапно согласился Шарсон. – Будем считать это правдой. Но ты, в любом случае, ещё не всё рассказала. Давай дальше.

Ривелсея ещё секунду подумала. С детства не любила лгать, ей всегда это было противно почему-то, да и ратлерский закон это, в принципе, не поощрял. Но сейчас это было разумно. Что же делать… Вот не сморозить бы только чего лишнего…

— Дальше… – Ривелсея вздохнула. – Дальше всё, к большому сожалению для меня и для вас, Шарсон, довольно-таки просто. Да, позавчера ночью я и правда участвовала в операции квайзов. Но не очень только активно, – она скромно потупилась и улыбнулась. – Мне было поручено охранять один из домов, который был важен для них. Я охраняла.

— Дальше, – Шарсон начал хмуриться.

— Я охраняла его до утра. Потом появилась Сирнела. Она отдала мне вот это оружие и письмо – похоже, шла на важную встречу и боялась ходить с оружием по городу, ведь она могла бы встретить ваш патруль…

— Так, ты это уже рассказывала. Ты скажешь, что это всё? Что вся твоя деятельность в организации квайзов ограничилась только этим?

— Нет, – сказала Ривелсея. Всегда нужно оставлять что-то про запас, чтобы быть убедительной. – Вчера мне было доверено передать послание одному из главарей Ночного Посольства.

— Так. Уже интереснее. А разве квайзы с Посольством сообщаются?

— Бывает. Не знаю, о чём они договаривались, может, квайзы просто предлагали им сдаться?

— Ты не просто тут темни, ты адреса давай, имена давай, – посоветовал Шарсон.

— Серебряная улица. Заброшенный дом в центре. Ирса. Женщина.

Ну, пусть Шарсон поищет Стрелу-в-тени!

Шарсон черкнул.

— Так. Где живёт твоя Сирнела?

— Этого я знать не могу. Я две недели назад в Анрельте появилась, квайзы мне, конечно же, не доверяют.

— Понятно.

— Что я могу сделать…

— Рассказать правду! – заорал вдруг Шарсон. – По-твоему, я дурак? Конечно, ты же так и считаешь.

— Я…

— Ты выпуталась – молодец. Ты исхитрилась ничего мне не сказать. Но и не жди тогда от меня ответного хода. Даже если всё это была бы правда, – подчеркнул Шарсон. – Даже так. Ты не выкупила своего освобождения. Права ты или не права – мне ты ничем не помогла, на остальное мне плевать. Союза у нас с тобой не вышло – хорошо, будем действовать по отдельности. Надеюсь, ты довольна. Или ещё что-то скажешь? Если нет, тебя отведут опять в камеру. Пусть, пусть Ансер Виртон разбирается. Тебе сначала-то он понравится, он всем нравится… сначала. И любезный, и добрый, и ласковый. Ну, вот и попробуй. Увидишь, что из этого выйдет. Пусть он тебя приласкает. Он умеет. Не сомневайся.

Ривелсея молчала.

— Хорошо, – сказал Шарсон. – Уведите.

— Я ведь сказала про Посольство. И про дом, где они находятся.

— Я проверю сначала. «Заброшенный дом», «дремучий лес» – прекрасная отговорка, когда нужно место указать. Не только ты так делаешь, поверь мне. Все, кто выкручиваются, все так говорят. И ещё все говорят: да, участвовал, но немножко. Они украли, а я им ужин только сготовил. Убивал-то он, а я ему сапоги стерёг. Нет, хватит. Ещё что-нибудь?

Острая горячая фраза рванулась в голове Ривелсеи, но до языка не дошла. Она не решилась. Пока – не решилась на крайнее средство. Хотя очень хотела.

Будут ли потом ещё шансы – вот в чём вопрос.

Решиться она так и не успела. Стражник тут же поднялся и грубо вытолкнул её в коридор. Опять стены, опять лестница, но, что самое интересное, на этот раз её привели не туда, где её ждал Ирсев. Стражник тут же недружелюбно распахнул дверь и втолкнул её внутрь.

— Давай, давай, заходи.

Новая камера была больше, но нисколько не уютнее. Через две минуты она опять оказалась прикованной к лавке. Ужасно неудобно и неприятно. Стражник погромыхал замком и ушёл. За окном становилось темно. Ночь приходила, полная безразличия к тому, что у девушки Ривелсеи не всё в порядке. Хотя, конечно, если бы ночь из-за этого вдруг перестала приходить, то солнце светило бы уже целый месяц…

Ривелсея снова стала думать. А потом, как-то незаметно, улетела в сладкий манящий сумрак. Голова требовала расслабления и просто отказывалась работать в это время суток. Тем более что и болеть она до конца не перестала. Да, отпустило… Но боль сгущалась с наступлением ночи, как чёрная краска в окне.

Её сон был цепким. Это означало то, что, несмотря на сон, она фиксировала какой-то частью сознания доносящиеся до неё звуки. В какой-то момент она стала фиксировать голоса, а потом и слова. В этот момент она, конечно – и это неизбежно – проснулась.

Судя по всему, разговаривали двое. Тихие голоса. Практически шёпот.

… — Так она там одна?

— Да. Одна. Шарсон сказал, что пусть одна сидит. Того-то после допрашивать будут, вот и посмотрим, то же самое он скажет или нет. Наверное, нет, она ведь ни слова правды не сказала, будь уверен. Хитрая, вертится-вертится, и никак не ухватишь, хотя глазами-то видишь, что врёт всё.

— А чего натворила-то?

— Да я тебе сказал уже вроде. По сути-то, не очень, а вот подозревать её много в чём можно. Шарсон пытал-пытал, да, видно, ему опыта не хватает, не смог. Завтра с Виртоном будет беседовать.

— Да ладно? Неужели она так виновата? Может, напрасно подозреваете? – усомнился первый.

— Может, и зря, откуда ж я знаю? Но мне так не кажется.

— А она красивая? – снова спросил первый.

— Да… так, знаешь, ничего. Очень ничего. Мне она даже понравилась немного, пока я на допросе с ней вместе сидел. Характер-то у неё похоже что паршивый, но наружность неплохая. И одета ещё, знаешь, так… Ну, чтобы совсем никому и в голову даже не пришло, что она делами какими-то там тёмными заниматься может!

Наступило недолгое молчание.

— А может… с ней…хм… пообщаться? Как думаешь?

Они, наверное, думали, что этого разговора она не слышит, спит. Возможно, заглядывали периодически в её камеру. Но она слушала. И с этого момента очень даже напряжённо.

— Что за мысли у тебя? – ответил второй. – Зачем тебе это? Проблем захотел?

— Да… хм… ну ты же сам сказал, что она ничего. Так, может, она не откажется побеседовать с заслуженным крепким и добрым воякой? Ведь кто её знает, что с ней потом Виртон сделает?

— Тебя что, дома… плохо кормят?

— Да надоело всё, понимаешь? Надоело!

И опять тишина.

— Не знаю, я бы не советовал, – шёпот стал ещё тише, но слух у Ривелсеи был хороший. – Если тебе очень надо, то ты и иди. Но никакого только насилия, понял? Если не понравишься ты ей…

— Да понравлюсь, – самоуверенно ответил тот. – Я всем им нравлюсь. Да сверх того, я ей кусок пирога потом принесу, а то чем её там кормят вообще?

— Тем же, чем и всех.

— Так я и говорю…

— Слушай, – опять зашипел второй. – Мне твоих проблем не надо, у меня всё хорошо.

— Да чего, «проблем», я же ничего такого. Вот только если Айсельт вдруг появится, или Шарсон, или…

— Ну, это-то не волнуйся как раз. Айсельта сегодня не будет, а Шарсон домой ушёл. Командиров сегодня не будет уже. Да чего тут им делать-то, это же не центральная башня никакая, всего-то четыре комнаты сверху да четыре снизу. Стеречь-то нас с тобой вдвоём и оставили, а сверху только ещё старик Детрасон дежурит, но он, во-первых, староват уже и поэтому и слышит уже не так, как тридцать лет назад, а во-вторых, он тут вторую ночь дежурит. Я не удивлюсь, если заснёт: днём-то его тоже зачем-то в Шестой гарнизон Айсельт гонял.

— Так что же, можно, значит? – в голосе ясно послышалось то горячее, что жгло ему мысли.

— Если хочешь – пробуй. Но я постою здесь, с тобой мне совсем даже не хочется. Заодно и покараулю: вдруг кто придёт всё-таки? Но ещё раз говорю: чтобы всё было мирно, понял? Если нет, так нет, вернёшься обратно, и всё. Усвоил?

— Да усвоил, усвоил.

Он помялся ещё немного перед дверью, потом зашёл, прикрыл её за собой. Стражник, оставшийся стоять, предусмотрительно запер её – на всякий случай. За дверью послышались голоса, из которых преобладал голос его приятеля. Впрочем, слов по своей склонности к глухоте стражник разобрать не смог, да и прислушиваться он не старался. Ему очень хотелось уверить себя, что всё идёт нормально и что лично он ничего плохого точно не делает. Но внезапно всё перекрыл девичий визг. От первого всплеска ему просто захотелось зажать себе уши, а вот от второго у него чуть не вылетели мозги, и был он какой-то вообще странный, смешанный с воплем, что ли; даже представить себе трудно, чтобы девушка могла издать такой жуткий звук. Но Арвисан, похоже, просто зашёл слишком далеко. Нет, так нельзя. Если он будет продолжать, то тут не только что Шарсон, а сам Иртил прибежит. Пора было вмешаться.

Здесь-то он и допустил свою главную ошибку: повернул обратно ключ и открыл дверь, чтобы объяснить Арвисану, что так вести себя нельзя, и вытащить его обратно, пока ничего не случилось. Когда он открыл дверь, то ему показалось, что она поднялась и крепко его ударила. Очень крепко и очень больно, по лицу и по зубам, да так, что он свалился на пол.

Вот и всё, что он помнил. Когда он потом поднялся и ладонью вытер силу с лица, то увидел, что Арвисан лежит на полу с глубокой, насквозь, раной в горле, и непохоже было, чтобы он собирался вставать на ноги. Рядом лежала железная цепь, которой заключённых приковывали к полу. К одной её стороне был прикреплён толстый тупоконечный железный штырь, который обычно вбивали в землю между плит, измазанный чем-то тёмным. К другой – железное кольцо, разомкнутое ключом. Ключом, вынутым из его кармана. И было тихо. И больше поблизости никого не было.

Да, приходилось торопиться. Очень торопиться, пока всё это не приняло ещё более скверный оборот. Она и торопилась по мере сил.

Сколько же раз должна была она с благодарностью погладить свой амулет! Ведь, что ни говори, а ей определённо везло. Везло так, как, в принципе, везти бы и не должно. Вот только нужно было очень позаботиться о том, чтобы это чудесное везение не оборвалось и на этот раз. Иначе, как предчувствовала Ривелсея, это будет последний раз.

Снова оказаться на улице в ближайшие сутки – о таком она и не мечтала! Стража, видимо, возлагала очень большие надежды на крепость своих стен и бдительность охраны. Стены-то крепкие, а вот охрана оплошала…

Но теперь ей нужна была удесятерённая осторожность. Выскользнув из башни, где она была под стражей, она летящей походкой преодолела целую улицу, метнулась в проулок, огляделась. Да нет, никто за ней не следит, не бежит, не идёт. Быстрее покинуть Анрельт – и всё. Больше ей ничего не хотелось.

Теперь у неё уже не было оружия, но были другие проблемы. Слишком много людей теперь про неё знали. Ей это не нравилось. Она запуталась в какой-то удивительно неприятной, липкой и скверной паутине и никак не могла из неё выбраться. И ведь не докажешь, а теперь тем более уже не докажешь, что она не виновата. Теперь ей просто лучше однозначно не попадаться никому на глаза.

Она тихо шла, практически кралась, по закоулкам Анрельта, стараясь не приближаться на всякий случай к центру и не придерживаться никакой логики своего движения, поскольку того, кто ведёт себя подобным образом, намного труднее предсказать и поймать. Только добраться до ворот и – свободна! Но она не осмеливалась рискнуть. Её могли знать. Про неё вполне могли уже кому-то сообщить официально. Конечно, вряд ли кто предусмотрел, что она может сбежать, но… Нет, с такими шансами не рискуют. Единственным разумным вариантом ей казалось добраться до Стекольщика. Он-то ей помог и ещё, без сомнения, поможет, если надо. Заодно и Ирсева выручит.

Осталось до него добраться. В какой стороне отсюда находится магазинчик с посудой, Ривелсея представляла очень смутно. Разве что снова отослать ему письмо с кем-то из прохожих? Нет. Не пойдёт. Она не может оставаться на месте целый час, ей надо бежать, пока её не поймали.

Она стояла на месте и раздумывала. Неожиданно из-за дальнего поворота вынырнула фигура городского Стража, и ещё неожиданнее Ривелсея почувствовала резкий удар в спину, сваливший её на землю, а затем её грубо втащили с дороги в переулок, прижали лицом к земле. Ривелсея попыталась вырваться. Не смогла. Она мгновенно подняла в себе мощь и попыталась снова. На секунду удалось, но через миг и то, что прижимало её к земле, тоже утяжелилось, и она опять не смогла. Простучали шаги Стража. Да нет, не за ней, скорее всего, а просто патруль. Кричать ей было нельзя.

Через минуту тяжесть сверху исчезла, Ривелсея осторожно подняла глаза. Она ожидала увидеть Нирселу. Та часто появлялась неожиданно и иногда её спасала. Вот только Нирсела вряд ли смогла бы с ней справиться. Очень вряд ли. Конечно, голод, нервы, раны, тюрьма… Возможно, она очень ослабела.

— Здравствуй, девочка.

Вот в это она просто не могла поверить. И целых полминуты не двигалась, застыв в лежачем положении с поднятой головой.

— Давай, вставай – и бегом. Надо бы тебя выручить, придётся, придётся. Не очень правильно ты всё сделала, что уж тут, но об этом потом. Давай, сюда!

Генрес сейчас выглядел более солидно. На нём была чёрная куртка и чёрные брюки, перетянутые поясом из кожи, а вот борода и усы были по-прежнему неухожены. Оружия с ним, вроде как, не было.

— Подожди, – Ривелсея села. – Ты откуда взялся?

— Помочь тебе надо, вот и взялся, девочка. Мы потом с тобой потолкуем, а сейчас скажи мне только, что тебе надо взять, прежде чем из города уйти. Я не про женские всякие вещички, ты понимаешь, я про то, что Ордену нужным может быть. Если у тебя есть что такое, конечно.

Похоже, он очень хотел, чтобы Ривелсея тут же сообразила, что к чему, и бросилась за ним туда, куда было нужно. Но нет. Она просто смотрела на него ошарашенно и не двигалась. Она ко многому уже привыкла за последнее время, но увидеть здесь того, кто, по её представлениям, всегда находится где-то в Цитадели Порядка – это было для неё слишком большой неожиданностью. Это её ошеломило.

Генрес, однако, был решителен.

— Быстрее, девочка. По дороге всё расскажу тебе. А если мы сейчас глазеть по сторонам будем, то ничего хорошего не выйдет совсем. Я уже несколько дней отслеживаю, что и как ты тут делаешь. Сразу-то я вмешиваться не стал, пускай молодёжь поучится, но теперь ты столько всего натворила, что я и не знаю даже, как быть с тобой. Пока что я предлагаю добраться по-быстрому до Келирона, а там обсудим, что делать дальше. Мне не понаслышке известно, что тебе лучше не встречаться с местными властями. Ну и ладно, с этим мы справимся. Поднимайся, живо. Я ждать не буду.

Генрес ровно зашагал по переулку. Это быстро встряхнуло Ривелсею, и она бросилась за ним.

Так же, как рассказывал Айлед. Он тоже в тот раз, давно, ринулся за Генресом без вопросов, даже не зная, куда тот его приведёт.

Минуты через две Генрес обернулся.

— Итак, – сказал он, – я думаю, ты уже пришла в себя, и спрашиваю повторно: тебе что-нибудь нужно взять в городе?

Мысли Ривелсеи побежали очень быстро. Свобода – практически вот она. Теперь важно в последний раз напрячься и собраться, чтобы и под конец всё сделать правильно.

— Есть. Есть, конечно. Мой меч – он остался в тюрьме, там, где меня держали, и я не смогла…

Генрес мотнул головой – отрицательно.

— Сама понимаешь, это не выйдет. Или хочешь туда вернуться?

Головой покачала Ривелсея.

— Тогда – ещё книги по ратлерскому искусству, «Молот Настенарта» и двадцать пять анреллов денег.

Генрес кашлянул.

— Сколько?

— Да-да, тысяча золотом в виде синих монет. Рассказать тебе сейчас подробно, как и когда они ко мне попали, или ты предпочитаешь побыстрее узнать, где они находятся?

Похоже, Ривелсея начала включаться в разговор.

Генрес кивнул.

— Давай скорее. Честно, не ожидал от тебя такого. Очень очевидно, что кто-то распрощался с жизнью только из-за того, что кое-кому нужны были большие деньги. То, что тебе это удалось – готов поручиться, чистая удача. Что же касается морали таких поступков, Ривелсея… Нет, я не скажу, что так нельзя, так делал сам Мастер-Основатель, и я не могу сказать, что он поступал неразумно… Каждый поступок оценится ещё и из того, какие будут у него последствия. Куда ты потратишь добытые так деньги – от этого всё и зависит. Но… совершать такие поступки – это пятнать репутацию ратлера. Сама для себя, сделав всё правильно, ты останешься правой, но другие-то, неразумные люди, могут начать думать о тебе как о грабителе, а через то и весь Орден покажется им шайкой. Они – неразумны, но мы не должны бы такого допускать, понимаешь? Так уже было в самом начале, тогда нас считали бандитами, и не больше.

— И были, возможно, правы, – фыркнула Ривелсея. – Не особо чем тогда мы от них отличались, несмотря на все идеи Настенарта.

— Да, так, – неожиданно согласился Генрес. – Тогда – так. Но мы-то с тобой современные ратлеры…

— Ага, для нравоучений время нашлось всё-таки? – не преминула заметить Ривелсея. – Но ты не переживай так, Генрес, никого я из-за этих денег не убивала. Мне само их предложило Ночное Посольство, и отказываться мне не захотелось.

Генрес хмыкнул.

— Хитра. Ты всё равно, правда, столько силы выпустила, что за тобой дорожка рыцаря мощи тянется, а не мудрости. Где эти деньги, говори, – он явно оживился, услышав о деньгах, тем более – о столь крупной сумме. Вряд ли он, с его неверием (хотя, скорее всего, показным) в свою подопечную, надеялся собрать здесь обильную жатву.

Вот только кроме этого, к сожалению, ей показать Генресу было нечего. С книгами не удалось, да и не могло, скорее всего, удаться, если даже Хитрый Стекольщик не верил в успех, посылая её на это. Ладно. Мысль о том, сможет ли она достойно отчитаться перед Советом, пришла намного позднее, а сейчас всё заполнило одно только восторженное ощущение близкой свободы.

Она опять и опять окунулась в тёмную и всепокрывающую, манящую сладким дурманом ночь. Уже не с Нирселой, не с Риланом, а с Генресом. От этого она чувствовала какую-то безопасность. Теперь ничего плохого уже не случится. В этом она была уверена. Несмотря на внешность или манеры, Генрес – не новичок, как она, он опытный ратлер.

— Деньги в Полуанрельте, – сказала она. – Сданы под охрану конюху. Где этот конюх – я не помню.

— Ненормальная, – констатировал Генрес.

— Да, но если бы ты там был в тот момент вместо меня, ты бы эти деньги вообще в речку выбросил!

— Ладно-ладно, послушаю, потом послушаю про похождения твои подробно. А сейчас нам уже пора. В Полуанрельт. Могла бы только поближе свой схрон устроить, я думаю.

— А мне… обязательно с тобой? – Ривелсея вспомнила, насколько уверенно тоже она чувствовала себя с Ирсевом и чем это кончилось. Теперь – да, теперь не то же самое, но страх вернулся вновь.

— Боишься, я понимаю. Но теперь не бойся. Мы не одни поедем.

Генрес загадочно и хитро улыбнулся. Нет, не в первый, однозначно не в первый раз он выпутывался из трудных ситуаций своей хитростью.

— Постой всё-таки тут минут двенадцать, – сказал он. – Мне надо почти что на Золотую площадь, а тебе бы там показываться не следовало. Постарайся никуда не деваться, пока я вернусь, хорошо?

— Хорошо.

Двенадцать минут. Ладно, как-нибудь. Ничего. Ривелсея прижалась к стене высокого и нарядного каменного дома, устало, но крайне настороженно. Поблизости никого не было. Всего лишь немного подождать, и хитрый Генрес обязательно сделает это – вытащит её из Анрельта и приведёт в Цитадель.

Дорога в Полуанрельт с Генресом действительно была более чем спокойной. Он отсутствовал не более получаса, но зато вернулся с Хале́сом, мужчиной средних лет, бодрым, несмотря на то что его разбудили в третьем часу ночи, крепким и серьёзным. Как оказалось впоследствии, это был один из членов Городского Совета Анрельта. Он поприветствовал Ривелсею и через десять минут уже усадил их с Генресом в крепкую чёрную повозку, приказав кучеру ехать в Полуанрельт. Неизвестно, что наговорил ему Генрес, но Халес был услужлив и даже добр к ним. Ривелсее он протянул большой кусок пирога с яблоками. После пирога хотелось пить. Ривелсея сидела в центре между двумя мужчинами, ночь мелькала в окне. Все трое молчали. Не то чтобы было не о чем поговорить, но было не время, к тому же все они пребывали в нервно-напряжённом настроении.

Но нет, на этот раз проблем не возникло: члена Городского Совета (на это и рассчитывал Генрес) пропустили без всяких вопросов. Генрес молча положил на колени Ривелсее уже знакомый ей серый плащ. Не её, конечно, но почти такой же, разве что этот был немного широковат. Девушка послушно его накинула. Такой, в плаще, её запомнило Ночное Посольство, запомнили квайзы. Стража запомнила её в голубой юбочке. Хотелось очень верить, что от Стражи к Посольству весть о её воскрешении ещё не просочилась. Хотя наверняка просочится со временем, ведь её история, с точки зрения Стражи, выходила, как ни крути, более чем громкой. Ничего, они успеют отсюда исчезнуть. Скорее всего, ещё до утра. Ривелсея в первый раз за очень долгое время приободрилась от этой мысли.

Доехали очень быстро. Ривелсее дали выпрыгнуть из повозки первой, а Генрес с Халесом ещё о чём-то пошептались. Она почти ничего не разобрала, только три фразы Генреса: «теперь пойдёт по-другому, будь уверен», «мы побеждаем» и «да если б не она». Потом Халес уехал, а она вдвоём со своим наставником отправилась в очередное путешествие по Полуанрельту.

Что ей нравилось в этом замке – так это отсутствие стражников. За всё то время, пока они искали повозку Рилана (ох, Рилан!), они не встретили ни одного. А искали они довольно долго: ну где Ривелсее было хорошо запомнить устройство Полуанрельта в ту ночь, когда она думала совсем о другом и всецело полагалась на Рилана и Нирселу! Но всё-таки она нашла: спасла врождённая память на расположение предметов.

Неизвестно, каким образом действовал Генрес, но действовал он очень быстро. Уже через десять минут он вернулся, неся её маленький рюкзачок и другой мешок, тряпичный, в который она и завернула несколько дней назад анреллы.

— Давай, принимай свои вещички. Деньги я пересчитал, всё верно. Двадцать пять анреллов. Это ты отдашь Совету Разума, да?

— Да, – сказала Ривелсея.

— Нет. Не глупи. Пятнадцать – Ордену, два я возьму себе, остальное твоё. Если будешь такой бескорыстной, то очень скоро сама об этом пожалеешь, поверь мне. Себя кормить тоже надо, и никто не сделает этого лучше тебя самой. Вещички тоже бери.

Ривелсея поворошилась в рюкзачке. Вроде всё на месте. Кроме кинжала, купленного в Невильне. Как и когда он сгинул – она вспомнить не смогла. Отправляясь за книгами, она взяла его с собой. Значит, он пропал в ту ночь…

Она надела рюкзачок на спину.

— Всё? – спросил Генрес.

— Меч…

— Новый сделают, не переживай так. В остальном – всё? Должна бы понимать: если ты не покинешь этот город до наступления дня, то тебе будет очень…

Генрес крест-накрест черкнул в воздухе пальцами.

— Всё.

Генрес кивнул.

— Тогда – можешь сказать до свидания этому гостеприимному городу. Пойдём.

Ривелсея на миг обернулась, взглянула на серые каменные неприветливые стены. За секунду сквозь её память пронеслось всё произошедшее с ней здесь, остро кольнуло сердце многими иглами боли, и оттого прощание получилось практически радостным.

— Пойдём. И быстрее, – сказала она.

Через три часа уже становилось светло. Низкий редкий лесок потонул в густом утреннем тумане. Ривелсея зябко ёжилась, куталась в плащ, кормила щепочками маленький рыжий лоскуток костра. Генрес сидел рядом, положив руки себе на колени, смотрел в небо и то ли хмурился, то ли пребывал в задумчивости. Ривелсею сейчас даже не интересовало, о чём он думает, ей хотелось только согреться. И это – лето…

Генресу она уже всё рассказала. Слушал он внимательно, реплики вставлял, по большей части, неодобрительные. Ривелсее приходилось соглашаться. Она и сама понимала, что сглупила и повела себя неправильно во многом. Но что уж, что сделала, то и сделала.

Генрес внезапно, хотя и медленно, развернулся и посмотрел на неё.

— Знаешь, о чём ты должна сейчас думать?

— О том, чтобы не погас костёр. И чтобы нам не замёрзнуть. А ещё бы желательно и поесть, – поделилась Ривелсея самыми насущными потребностями.

— Нет. То есть, это, конечно, тоже, но в первую очередь – какой ты сделаешь отчёт перед Советом Разума. Ты ведь скоро предстанешь перед ним. Ну, если ничего не случится по дороге.

С этого момента Ривелсея задумалась. Как-то не приводилось ей размышлять пока об этом. Но Генрес прав – надо бы.

— Поговорим честно, девочка, – глаза Генреса стали лукавыми на миг. – Ох… Не зазналась бы ты только… Но тут момент ответственный, тут надо бы тебя поучить.

— Что-что?

— Сделала ты много, да, много, и не всё так уж плохо у тебя вышло. Посольство теперь утихнет, если я хоть что-то в жизни понимаю. Ненадолго, конечно. Но я ещё тут побуду, улажу кой-какие дела, а вернусь попозже. Надеюсь, я успею…

— Так ты остаёшься? – воскликнула она.

— Да, остаюсь в Анрельте пока что. А тебя Совет Разума ждёт, вот позавтракаем сейчас, и тронешься в путь. Я уж всё решил давно, ты не думай.

— Да… Ладно, хорошо, – сказала Ривелсея.

А в душе пронеслось: «Ну наконец-то!»

— Я и не собираюсь сама тут задерживаться, – добавила она.

— В Совете про убийства много не надо, – проинструктировал Генрес. – Так, скажешь мимоходом: «Нескольких пришлось ликвидировать» – и всё. Про книги поподробнее, про Стекольщика, про то, что он с тобой работал. Письмо, жалко, не сохранилось…

— Постой. У тебя есть карандаш? – спросила Ривелсея.

Она выпросила также и два листка, переписала по памяти письма, которые успел изорвать Ирсев. Вот. На душе стало чуть спокойнее.

— Ого, хочешь, чтобы почтальоном старый Генрес поработал, да? Ладно-ладно, уважу молодость. И к Дейвису твоему наведаюсь. Ты-то у нас бескорыстная слишком, ну а я-то с ним потолкую. Может, ещё какой сервизик в пользу Ордена подарит. А то ведь он очень хорошо от тебя отделался и доволен, наверное.

— Он хороший, – вступилась Ривелсея.

— Может, и так. Ну, тут уж наши с ним дела. Ты, главное, не опозорься с отчётом. Надо, чтобы всё получилось.

— Что получилось?

— Хм… Не скажу. Ты старайся, главное.

— Интриги? – Ривелсея улыбнулась в первый раз за всё это утро.

— Не скажу, – упрямо повторил Генрес. – Деньги я тебе отдаю, передашь Совету сама. Я думаю, это их сильно настроит в твою пользу. Тебе очень повезло, девочка. Я, когда с первого задания вернулся, всего шесть золотых монет Совету смог дать. Ну, там, правда, и взять особо было нечего; всё, что осталось, я честно собрал и принёс. – Генрес наверняка вспомнил какую-нибудь нехорошую историю. – А тебе повезло.

— Мне повезло, что я выбралась из всего этого, что я сейчас могу здесь сидеть и греться, могу есть твой замечательный трёхнедельный хлеб и хотя бы дышать, – ответила Ривелсея.

— Да. И это тоже. Конечно, ты это поняла и почувствовала, как же иначе. Но только я сейчас немного о другом. А впрочем, что тут говорить, – Генрес махнул рукой. – Доедай давай мой хлебушек, я тебе ещё и с собой немножко дам, а потом – в путь. Мне-то и самому тоже некогда, мне к полудню в одно местечко надо бы успеть, – Генрес хрустнул хлебной коркой. – А тебе – удачи. И не забывай, что я тебе говорил только. Да, вот так вот, девочка…

И ещё через два часа – она уже шагала, уносясь из Анрельта. Наконец-то это сбылось! Пригородная область, где были во множестве домики, огороды, поля, быстро и неожиданно кончилась. Замелькали опять рощицы, и она со сладким удовольствием скрыла себя в их полусонной летней дрёме. Было по-прежнему не жарко, и пару часов даже покапал дождичек, во время которого она мысленно отправила уже далёкому от неё Генресу благодарность за плащ. Плащ от дождя не промокал.

Она шла и вспоминала всё, что осталось позади, в Анрельте, и временами просто не верила, что всё ещё жива. Моменты пути домой были для неё счастьем. Сколько раз она мечтала об этом?

Она летела сердцем, а сердце задавало ритм и ногам. Через два дня был уже Келирон. Здесь не повезло: она прибежала к вечеру, а лодочник был на той стороне, там ютилась его хибарка, горело окошечко и шёл в трубу дым. Он то ли не слышал её крика, но скорее – просто не хотел никуда плыть больше в этот день. Пришлось ждать до утра. Как и всегда в пути, ей почему-то не спалось, хотя она и соорудила себе удобную лежанку из мягкой травы, ивовых веток и собственного плаща. Не спалось, и она сидела и смотрела, как вечно спокойная и необъятно мудрая река катит и катит свои медленные воды в сторону её родины. В её жизни случались иногда такие моменты небывалого спокойствия, когда можно было просто спокойно подумать в тишине. И с каждым разом у неё становилось всё больше того, о чём можно подумать. Она и думала. В это время лицо её часто становилось не только сосредоточенным, но и напряжённым, а иногда – вплоть до тоски. Она, правда, не давала себе грустить, ведь это было ни к чему. Разум убирал лишние мысли, мощь жгла эмоции, и становилось спокойно. Ночь сочилась быстро, и вскоре зарозовело бликами там, откуда течёт Келирон. Он поднял из себя туманы, скрыл всё вокруг, сделал травы свежими. Жить, просто жить. Она всё пока что сделала правильно.

Через двое суток она уже вышла к Нириону. Знакомая и любимая резвая речка. Она говорит всегда о том, что до дома совсем недалеко.

Настал наконец и такой момент. Сколько раз Ривелсея прокручивала его в мыслях! На самом дне рюкзака она отыскала ключ и вошла к себе домой.

Нет, ничего, конечно, не изменилось. Да и что могло бы измениться? Но она стояла минуты три, прижавшись к двери, прежде чем сделать шаг вперёд и снять рюкзак со спины. Дома.

От осознания этого ей прибыло энергии, и она тут же начала тратить её с пользой. Высыпала всё на стол, перебрала, в последний раз пересчитала деньги, отложила пятнадцать анреллов (ну, для ровного счёта), завязала в мешочек. Ордену. Что же, она тоже неплохо заработала на своей анрельтской поездке. Четыре синих монеты, да ещё оставалось столько же от того, что дал ей Совет (правда, их надлежало вернуть – и она молодец, что их не потратила). Такие деньги она ещё в руках не держала. По её деревенским меркам, это заоблачная сумма. Если бы сейчас вернуться в Росолесную, можно смело купить два хороших дома. Или лет пять жить, не работая. Чтобы заиметь такую сумму, её родителям пришлось бы лет двенадцать работать, строго экономя во всём. Их девочка оказалась более способной.

И очень везучей.

Об этом почему-то не думается сильно, пока всё хорошо. Но вот всегда ли ей так будет везти?

Конечно, не всегда. Надо быть поосмотрительнее. Есть, есть мудрость у старого (хотя не такой уж он и старый) Генреса. И денежки себе отложить про запас, да и в драку не каждый раз лезть – ведь мог же он прийти к ней на помощь раньше? Рисковать – и то с умом, расчётливо, а не так, как она. Конечно же, она давно поняла: быть хитрой – значит спасти себя от многих неприятностей. Она и хотела бы, но пока как-то не получалось, вперёд постоянно пролезала малоразумная страсть всё делать по-честному. Если уж в бой, то прямо вперёд, и всё. Если деньги – то всё Ордену, и ждать, пока её наградят и оценят. Если нарываться на опасность – то непременно самой. Наверное, ещё немного опыта избавит её от этих вредных привычек. А пока… а пока – ничего. Живём.

В Совет ей надо было идти завтра с утра. Стражник, открывший ей ворота Цитадели, тут же узнал её имя и сказал о времени визита. Поскольку пришла она утром, часов в одиннадцать, да и сейчас было едва ли больше двух, то у неё всё-таки было совсем немножко времени, чтобы расслабиться.

Она спустилась в Центр питания, от души наелась цыплёнком и лапшой, которые приготовлялись там в изобилии, и даже взяла добавку. А также на золотую монету купила ещё фляжку ратлерского напитка. Совсем забыла уже этот вкус! А вкус был хороший, бодрящий. Что-то от вина, но не пьянит, слабо сладкое, и вроде есть в нём и от жёлтого осеннего яблока, и от сладких пряностей, немного медовое и со слабым намёком на вишню. Очень вкусная вещь. И очень дорогая, вообще-то: золотая монета за десять кружек. За одну золотую монету на келдарском базаре можно купить целую тушку поросенка, или триста чашек муки, или двести яиц. Ну ладно, яиц-то ей ведь точно не надо. А сладкая водичка настраивала мысли на хорошее.

Ей захотелось было найти Айледа, чтобы посидеть с ним вместе, поговорить и вообще немного скрасить своё время, но она тут же поняла, что не очень хорошо представляет, как его найти: где он жил тогда, его может уже не быть, а бегать по всему ратлерскому району Ривелсее совсем не хотелось. По крайней мере, не сегодня. Она и так отмахала уже с утра пятнадцать тысяч шагов и отчаянно нуждалась в том, чтобы её хотя бы несколько часов никто не трогал и не заставлял никуда бежать.

Чем заняться, впрочем, у неё нашлось и так. Привести себя в порядок, как следует вымыться и отчиститься – это то, о чём она могла только мечтать последний месяц. Как же приятно было вместо маленького жестяного таза, в котором ей приходилось полоскаться у Адеста, залезть в глубокую железную ванну, имея под рукой необычную ратлерскую трубу с бесконечным количеством и кипятка, и обычной воды.

Она даже почувствовала себя совсем другим человеком, когда выбралась из ванны. С неё смыло не только грязь, вода словно унесла и ещё что-то тяжёлое и скверное, что принесла она с собой. Взглянув на своё отражение, Ривелсея увидела в нём много нового. Что-то мудрое, совсем без наивности, внимательный взгляд глаз, как если бы она напряжённо ждала что-то увидеть, и грустинка. Она улыбнулась сама себе, но и улыбка вышла грустной. Что-то потеряла она, наверное, в своей дороге…

Когда Ривелсея постирала и развесила для сушки всё, что в этом нуждалось, было вообще поздно. Тут она спешно прервала хозяйственную деятельность и засела за составление отчёта о своих действиях. Долго сидела с карандашом, исписала несколько листов. Начиная, конечно же, с Ночного Посольства. Ох, не обрадовалась бы Ирса, прочитав сейчас то, что завтра услышат все ратлеры! Совсем не за это она дала ей столько денег. Но если она думала, что ратлера можно купить – что ж, значит, сама просчиталась. Потом про ситуацию войны Посольства с квайзами, краткий перечень происшедших схваток. Вроде логично. Про квайзов – вскользь, как про организацию, которая пытается вести войну с Посольством, но не пользующуюся авторитетом. Про Венец Рейлинга она написала чуть лучше, всё-таки и планирование операций у Рейтона получалось хорошо, и совещания по два часа Наследники не проводят, и способны действовать быстро, да и Стекольщик им больше доверял. Так что Венец, возможно, недооценён в Анрельте.

О своих действиях – это уже сложнее. Писать подробно она не стала, где и с кем она встречалась – это не так уж и важно. Одну хорошую фразу в похвалу себе всё-таки написала: о том, как победила главарей Посольства в драке, где погиб Рилан. Нечего скрывать свои заслуги, не так уж их много у неё. Наконец, про книги, про День дня-и-не-дня как нечто представляющее большую угрозу. Свой собственный вывод – о необходимости бороться с Посольством. Незаметно только надо вставить, выводы-то не она делать будет. И про Адеста, в заключение: обеспечивал всем нужным, давал сведения, собирал информацию. Да пусть его тоже наградят, ей-то жалко, что ли? И вправду ведь хорошо он к ней отнёсся. В его доме так и остались стоять фиалки в тазике с водой – не с собой же ей было их брать? Хорошо, что она сейчас не могла их увидеть. Снова бы не сдержалась.

К утру отчёт был готов. Поспала она совсем немножко, чтобы не пропустить самый важный момент. Полседьмого она уже шла по улицам Цитадели. Ну что мешало Совету Разума начинать свою ежедневную деятельность не в семь, а хотя бы в девять? Но нет, у них, похоже, и вправду было много работы. Либо – дисциплина, которая была тут повсюду и не давала никому лишний раз расслабиться.

Она взяла только свои деньги и листки. Пропустили без вопросов. Внутри здания Совета было очень прохладно, несмотря на лето и на яркое солнце. Не зря они сделали всё здание из мрамора и гранита. Вот только интересно, как тут зимой…

Опять знакомый зеркальный пол и так же знакомый зал Совета. Кресла ещё пустые. Она всё-таки умудрилась прийти раньше.

Минут восемь спустя появились и члены Совета. Мерно, неторопливо они вошли в зал и заняли свои восемь кресел. Ривелсея стояла около открытых дверей, ждала. Наконец один из них поднял на неё глаза, громко сказал:

— Ратлер Ривелсея, войди.

Она вошла, поприветствовала всех, поклонилась. Она знала, что надо дождаться, когда появится Повелитель, но один из ратлеров сразу же сказал ей:

— Ты была отправлена в Анрельт с целью исследовать там ситуацию. Рассказывай.

Ривелсея начала свой отчёт. Дочитала до конца. Все ратлеры слушали без вопросов, быстро черкали в своих листках. А когда она замолчала, стала говорить они.

Вот тут-то Ривелсея и поразилась многознанию ратлерского Совета. Она считала, что, находясь так далеко от Анрельта, они мало что знают о происходящем и для них будет откровением многое из того, что она расскажет. На самом деле вышло наоборот.

Один из членов Совета, сидящий слева, подводя итог её рассказу, сказал много такого, чего она сама не знала или слышала только случайно. Про то, что Ночное Посольство действительно состоит из двух ветвей. Первая – это те, кто в основном занимается хозяйственными делами и экономикой организации. Начальная ступень – счетовод, дальше – инструктор, затем казначей (как Зенрис), затем хранитель – Ирса, Старэл и ещё двое, неизвестных Ривелсее. Имён тех, кто занимал сейчас эти должности, ратлеры всё-таки не знали. И правитель – Терон. Вторая ветвь – это те, кто и основали Посольство, с неё всё началось, именно они готовились ко Дню, именно на них всё и держалось. И они, как поняла Ривелсея, как раз и умели делать такие вещи, от которых теряешь сознание, а потом долго болит голова. Умели, правда, тоже в разной степени. На этой лестнице внизу находились Слышащие, затем Видящие, посередине – Творящие, а вот на верхушке уже те, с кем лучше дела не иметь: четверо (уже двое!) Владеющих и Связующий. Как его зовут, здесь не знали, а Ривелсея не помнила. Но вот образ его, жуткий образ, отпечатался в сознании навсегда. Хотелось надеяться, что больше они не встретятся. Или что они встретятся тогда, когда она станет по-настоящему мощным ратлером. Таким мощным, что все его фокусы не возымеют действия. В этом всегда преимущество ратлера: ратлерский меч не может не возыметь действия. Вот только долго ей ещё расти до такого уровня, чтобы не бояться Ночного Посольства. Очень долго. Но когда-нибудь…

Самое интересное, ей рассказали и про книги. Хартогатона Славы и Воздаяния была книгой столь редкой, что существовала только в двух экземплярах, оба из которых Ривелсея подержала в руках. Причиной была крайняя боязнь, что если их будет много, то какая-нибудь может попасть не в те руки, и Ночное Посольство потеряет возможность единолично использовать некие приёмы и способы войны, которые там содержались. Разумеется поэтому, что и написана она была шифром, и повествующий ратлер даже не сдержался, выразил удивление по поводу того, что Ривелсея видела эту книгу, и крайнее сожаление, что она не принесла её с собой. Она, конечно, рассказала всю историю, которая была с этим связана, так что вопросов не последовало. Деньги у неё приняли, посчитали тут же, высыпав на стол, записали количество в листок и выразили благодарность за то, что она прикладывает все усилия, чтобы обеспечить процветание и славу Ордена ратлеров.

Про Генреса было сказано, что его направили ей «в помощь», но в этом Ривелсея засомневалась. Его бы наверняка не направили, если бы он сам этого не попросил, и наверняка у него были ещё и другие причины, кроме спасения её из Анрельта, а иначе никуда бы он и не пошёл.

В окончание всего было провозглашено, что у Совета нет вопросов больше к Ривелсее, но что завтра в полдень она должна будет явиться вновь за дальнейшими инструкциями. Из этого Ривелсея поняла одно: вот ей отпуск в одни сутки и четыре часа, а потом ей опять дадут задание, чтобы она сильно не расслаблялась и не забывала о том, что Путь ратлера – непрерывная череда тренировок и испытаний, высвобождающих мощь. Поклонившись, она покинула зал Совета. Повелитель же так и не пришёл.

Было жаль. Ей хотелось услышать от него слово похвалы. Что бы там ни бормотал Генрес об её промахах, но Совет-то был ею явно доволен.

Выйдя из Совета, Ривелсея задумалась о том, чтобы получить новый меч. А вдруг её завтра уже отправят куда-нибудь ещё? Ривелсея знала из опыта: куда бы ни направили, меч пригодится.

В кузне она уже бывала и была рада снова встретить старичка-кузнеца. Он, ничего не спрашивая, с пониманием отнёсся к просьбе Ривелсеи и радушно указал рукой на длинные-длинные стойки с оружием.

— Выбирай.

Ох, сколько всего тут было! Ривелсея уже знала, что ей нужно, но опять поддалась очарованию этого места. Практически все виды оружия, которым учил её Веттар Нарт, если только не больше. И всё строго, всё выстроено по весу и размеру. Топоры – от маленького, которым только щепки колоть, до настолько жуткой секиры, что её, наверное, специально для Келлнарта оставили. Палицы, и тоже разные, даже арбалеты в полной исправности, и, понятное дело, мечи. Их было очень много, целых шесть стоек. Ривелсея повращала из любопытства некоторые в руках, примерилась. Нет, неудобно. Она привыкла к балансу тяжести и отсутствию резонанса, который могло дать только привычное ей оружие. Нашёлся и меч «Ярость», хотя таких мечей было меньше – всё-таки это было редкое оружие. Ривелсея взяла его и пошла обратно, по пути захватив и два красиво сверкающих метательных ножа, об отсутствии которых пожалела в ту страшную ночь. И тратиться не надо, а то ведь в лавке бы по-любому пол-анрелла запросили. Оружие всегда дорогое. Интересно, сколько бы стоил её новый меч? Наверное, очень и очень. И опять – этот серебристый металл, который все разглядывают с удивлением…

— Выбрала? – спросил старичок.

— Да. Спасибо. Мне хотелось бы узнать: это железо, да?

Тот посмотрел хитро.

— А ты сама как думаешь?

— Не знаю… Наверное, да. Но чтобы так блестело только… Это что, полировка?

— Нет, не полировка, – ответил тот серьёзно. – Тут хитрее. Во-первых, выплавлять из руды надо чистенько. Во-вторых, варить потом. Этого в городах ещё не умеют, это наш оружейник Ретани́т додумался. А главное, уголь добавляем. Ратлерское железо, крепко, как ратлерский разум, – и он широко улыбнулся.

Потом он принял у неё меч, зашагал в кузню. Трое крепких мужчин стояли в густом чаде горнов, двое из них молотили по железу. Старичок подошёл к третьему.

— Кто обучал? – крикнул он, обращаясь к Ривелсее.

Загремело железо, закапали искры. Полчаса спустя Ривелсея получила вновь клинок в ножнах вместе с добрыми пожеланиями от хозяина кузни. Хороший, в сущности, человек, добрый и весёлый, и дело своё любит, это видно.

Даже поставил на мече гравировку имени её Великого Мастера.

А на следующее утро – опять то же самое. Она снова, немного волнуясь, стояла перед дверями в зал Совета. Даже, пожалуй, волновалась больше, чем вчера. Хотя вчера ей нужно было говорить, а сегодня – только слушать, но она не знала совершенно, чего ей ожидать, от этого и волновалась. Похоже – и в этом она почти не сомневалась – что ей опять предстоит задание. С тем заданием она вчера только покончила, а раз вызвали опять, значит, помощь её немедленно нужна ещё где-то. Ривелсея, конечно, понимала, что жизнь ратлера – не малина, но… Мысли о том, что это слишком, она старалась от себя гнать. Никакого отдыха. Никакой свободы. Вообще никакой. Она надеялась только на то, что её не возвратят опять в Анрельт. В этот раз её там чудом не угробили, но теперь, если вернётся, угробят точно. Возвращаться не хотелось. А вдруг её отправят что-нибудь дорабатывать? Вдруг пошлют всё-таки добывать Хартогатону Славы и Воздаяния – а что, ей же удалось один раз раздобыть эту книгу, почему бы и ещё раз не попробовать? Наверняка Совету хотелось бы ознакомиться с ней лично. Опять на миг пробила дрожь, когда Ривелсея вспомнила тайные письмена. Что-то было, было в них притягательное и жуткое, ей много раз становилось жалко, что она не смогла ещё полистать, подумать, разобраться… Но – даже ради такой возможности. Только не в Анрельт. Она, в общем-то, изложила ситуацию, в том числе и в отношении себя и того, какую память оставили её действия в Ночном Посольстве. Теперь она доверялась мудрости Совета.

На этот раз двери были закрыты, и Ривелсее пришлось дожидаться почти час или около того. Где-то через это время двери открылись, оттуда вышел какой-то ратлер. Очевидно, он тоже имел аудиенцию с Советом, все члены которого – теперь это Ривелсея уже видела – сидели на своих местах. Она стала понимать, что работа Совета – тоже не сахар: похоже, что им часто приходилось заседать чуть ли не по целому дню, чтобы решить все дела и вопросы ратлерского клана. Практически в ту же минуту сзади, в конце коридора, показался ещё кто-то. Похоже, его очередь наступит после неё. Совет, распределяя всех по часам, и в самом деле получал возможность работать бесперебойно.

Тут наступила и её очередь.

— Ратлер Ривелсея, зайди.

Она быстрым шагом зашла. Повелителя на чёрном стуле опять не было. Интересно, чем занимается главный ратлер, что он даже не приходит в Совет? Хотя – не всегда же он должен присутствовать, иначе ему времени вообще ни на что не хватит.

Она опять остановилась между столами. Суровый пожилой ратлер сразу же к ней обратился:

— Ривелсея! На своём последнем задании ты проявила себя очень хорошо.

Ривелсея поклонилась.

— Показала мощь Разума, способствовала установлению порядка, истребила врагов клана, прославила своего Великого Мастера.

Ривелсея всё не запомнила, слова были красивые, пафосные, только прочитанные ратлером немного монотонно.

— Орден признаёт твою преданность и твою собственную мощь и награждает тебя званием поборника.

Тут до неё дошло, что, возможно, именно это имел в виду Генрес, говоря «всё получится». Он так и не объяснил до конца, ну ещё бы, иначе ему пришлось бы её похвалить, а на это он был не способен.

— Служи Ордену верно, врагов побеждай, Разум укрепляй, Мастера почитай, Повелителю повинуйся.

Она опять поклонилась – в знак того, что именно так она и намерена делать и со всем согласна.

— Твоя мощь да сокрушит врагов. Страх в себе истреби: ты ратлер, сомнения в себе отложи: ты поборник, – закончил он, и продолжил:

— Вместе с этим званием, Ривелсея, ты получаешь содержание один анрелл в месяц и плащ поборника, в котором можешь теперь являться сюда и ходить по Цитадели. Прими это как дар от Ордена, – ратлер поднялся и почтительно протянул ей то, что лежало у него на коленях – синего цвета свёрток.

— Спасибо, – сказала Ривелсея от незнания, что ещё сказать. Такой торжественности она, если честно, не ожидала.

— Позволь также сказать в кратких словах: Орден тобой доволен. Побольше обдуманности, побольше рассудительности, но вообще ты не подвела ожиданий Совета. Теперь тебе предоставляется возможность сказать: какой путь ты избираешь в жизни – рыцаря мощи, рыцаря порядка или рыцаря мудрости. Этот путь ты выбираешь на всю жизнь.

— Мудрости, – решительно сказала Ривелсея то, что решила уже давно. Она, если честно, уже и думать забыла об этом выборе.

— Достойный выбор, – сказал тот же ратлер. – Совет будет учитывать его при назначении будущих заданий. Веттар Нарт, твой Великий Мастер, узнает о твоих успехах в ближайшее время, можешь не сомневаться, – тут он позволил себе на секунду улыбнуться. – Он будет рад таким новостям. Всё, Ривелсея, Орден благодарит тебя за безупречное отношение к назначаемым заданиям, теперь ты свободна до тех пор, пока тебя снова не позовут.

— Спасибо, – сказала Ривелсея в ответ.

— Ты быстро продвигаешься. Надеюсь, когда-нибудь ты сменишь синий плащ поборника на оранжевый плащ Покорителя. Мы все желаем тебе успехов!

— Я не подведу ваших ожиданий, и я очень благодарна за оказанную честь.

Ратлер благосклонно улыбнулся, как и некоторые остальные члены Совета. Аудиенция была закончена. Она направилась к выходу.

— Ратлер Намрил! – и в зал поспешно вошёл ратлер, стоявший до этого в коридоре. Ратлер, не поборник. Хм…

Прямо в коридоре здания Совета она развернула подаренный свёрток. Строго говоря, это был даже не плащ – его нижний край спускался чуть ниже пояса. Скорее это следовало назвать накидкой. Тёмно-синий колокольчиковый цвет, мягкая, нежная в руках материя. И, похоже, эта вещь тоже была непромокаемой. Интересно, как ратлерские вещи умудрялись сочетать такие качества?

Не только мягко, но и красиво. На каждом рукаве вышита серебром эмблема Ордена – косой крест, вписанный в ромб. На груди была такая же, уже не вышитая, а пришитая, и не из серебра, а из золота. Где угодно было бы приятно пройтись в такой накидке, она выглядела дорого и изящно. Ну а по Цитадели-то – особенно. Здесь она вызывала такое уважение, какое Ривелсее сразу же захотелось испытать. Недолго думая, она накинула её на себя, завязала спереди серебристым шнурком и уже потом вышла из здания Совета.

Шестеро ратлеров, которые стояли сегодня у входа в Совет, конечно, не удивились. Ну, их не только этим, их и чёрной мантией Мастера, наверно, не удивишь. К тому же, из них двое сами были в оранжевом и двое в синем. А вот пока она шла по направлению к своему корпусу, на неё много раз обращали внимание, и это было очень приятно. Всё-таки… Всё-таки чего-то она добилась. Вот оно, первое признание Орденом её заслуг. Меньше двух месяцев ратлер – и уже признание. Она должна бы, наверно, собой гордиться. Большинство встречающихся по пути ратлеров были в обычных фиолетовых рубашках, как и она полчаса назад.

Впрочем, особо она не обольщалась: признание – признанием, но раз теперь её считают способнее других, то наверняка нагрузят так, что мало не покажется.

Но пока что у неё отпуск. Надолго ли? С одной стороны, жить здесь, в Цитадели, намного лучше, чем бегать по улицам отдалённого города от сомнительных личностей. Но с другой… Как потратить здесь время, она решительно не знала. Есть и пить, читать книжки, высыпаться – это всё, что она могла придумать для себя на это время. Определённо, скучновато. Поразмыслив, она решила, что Айледа нужно всё-таки найти. Будет, по крайней мере, с кем поговорить, поделиться опытом, просто погулять по Цитадели. Решив так, Ривелсея подумала, что сейчас только на минуту зайдёт к себе, оставит фиолетовую накидку, немного потренируется с мечом и отправится его искать. Только бы он был здесь.

Но, как выяснилось, искать никого не требовалось. Айлед сам ждал её около её комнаты.

— Приветствую, – сказал он с улыбкой и, тут же оценив её плащ, добавил:

— Поборница?

И снова улыбнулся. Ривелсее было приятно. В первую очередь, конечно, то, что он заметил её продвижение. Кстати говоря – первым.

Айлед немного изменился. Он был не в традиционной фиолетовой накидке, а в чёрной рубашке, самой обычной, наверняка купленной не здесь, а где-нибудь в городах. Румяные щёки, голубые глаза – всё те же, а ещё за пояс была заткнута секира. Не очень большая, с длинной чёрной ручкой и отливающим серым лезвием.

— Привет, – ответила Ривелсея. – Как ты смог узнать, что я уже вернулась?

— Несложно. Рядом со зданием Совета, а также рядом с каждым из ратлерских корпусов, висит список, кто и когда приходит в Совет. Вчера я обнаружил там случайно твоё имя, вот и решил подождать. Узнать, как у тебя дела, – в последней фразе на миг прорезалась даже какая-то нотка заботы.

— Я пока что отдыхаю. Совет сказал, что я свободна, пока они меня снова не позовут. А тебя – посвятили?

— Посвятили.

— И как? – она сама внутренне содрогнулась, вспомнив собственное посвящение.

— Нормально, – ответил Айлед тем же самым словом, которым и она когда-то охарактеризовала ему этот процесс.

Ривелсея вспомнила, что ещё не завтракала, но есть пока что-то и не хотелось. А в центре питания её всегда подождут.

— Пойдём прогуляемся, – сказала она Айледу.

— Прогуляемся? Пойдём.

Так и не дойдя до своей комнаты, она снова вышла на улицу. И тут же обратила внимание, что Айлед немного пригнулся, когда сделал шаг правой ногой. Видимо, это уже навсегда. Обучение у Келлнарта не прошло даром.

— А я ведь живу здесь, в соседнем с тобой корпусе, – сказал Айлед. – Всех ратлеров расселяют поблизости, вместе, только Великие Мастера живут отдельно.

— Ты столько всего знаешь, а я вот даже про список посещений Совета первый раз слышу, а то бы уж, конечно, посмотрела его и вчера, и два дня назад.

Айлед засмеялся.

— Ну а ты зато поборница. В сравнении с этим мои знания имеют немного веса. Давай рассказывай, каким образом это тебе удалось. Я поражаюсь, если честно, твоей успешности и быстроте. Ведь сколько ты уже ратлер? – меньше полугода. А я говорил с несколькими рыцарями, которые больше трёх лет уже служат Ордену, но всё ещё они просто рыцари…

— Правда?

— Правда, – улыбнулся Айлед. – Я потому и говорю: рассказывай.

Ривелсее опять приходилось возвращаться к недавним событиям. А ей очень не хотелось. И потому она сказала:

— Да вот прогулялась немного по Анрельту, – при этом она сделала многозначительный акцент на слове «прогулялась», – и Орден решил, что меня надо повысить.

— Прогулялась? – в этом слове, слетевшем с губ Айледа, не было и тени непонимания или шутки. – Что, сильно прогулялась?

— Сильно, – кивнула Ривелсея. – А что делать.

— Анрельт, – вздохнул Айлед. – Самый красивый город…

— Рассадник, – хмуро сказала Ривелсея. – Такого поганого места – при всей внешней красоте – я и представить себе не могла.

— Давно там не был, – ответил Айлед. – Но неужели – правда так плохо?

— Ну, если даже не считать того, что я потеряла там своего хорошего друга, и ещё свой ратлерский меч, и ещё меня три раза чуть не убили…

Она сделала многозначительную паузу. Айлед удивлённо расширил глаза.

— А когда я говорю, что меня чуть не убили, это значит, что меня чуть не убили, – закончила Ривелсея, считая, что достаточно хорошо выразила свою мысль.

— А я думал, что город – это наоборот хорошо. Не так опасно, говорить надо больше, чем делать, дипломатия…

— Совсем не опасно, – фыркнула Ривелсея. – Особенно когда все бандитские шайки этого города начинают драку, а тебе надо лезть в самую гущу и выяснять, что, как и почему. А дипломатия, – она подумала, вспомнила свои длительные разговоры со Стекольщиком и с Ирсой, – Да, дипломатия, в общем-то, пригождалась. Хотя и меч, конечно, тоже.

— Но ты же «мудрейшая»! Я помню, ты сама говорила. Вам должны давать другие задания, разве нет?

— Не знаю. Мой наставник, – на этом слове Ривелсея споткнулась, – обещал мне, что задание будет «без силы», но… как-то не сложилось. Возможно, я сама делала многое не так. Но что теперь… Надеюсь, дальше будет по-другому.

Айлед согласно-поддерживающе кивнул.

— А у тебя что? – спросила она. Ей не хотелось больше про Анрельт. «Анрельт» в её голове почему-то проносился в трёх картинах: проповедник с безумными глазами, побелевшее лицо Зенриса и ещё более ужасное – Рилана.

— У меня… Что тут говорить, Ривелсея, мы – рыцари мощи, наше дело – истреблять врагов клана. На той неделе нам сообщили, что сплочённая и опытная шайка расположилась совсем недалеко от Цитадели Порядка в двух днях пути. Место для них было хорошее, около Нириона – собственно, там, где проходят союзники, когда везут со стороны Невильна медь и железо. Четыре нападения на торговцев, причём сделано всё так умело, что никто не сбежал с вестями в Цитадель или обратно в город и не осталось никаких предметов или следов, которые говорили бы о происшествиях. Вот потому и так долго.

— А «мы» – это кто?

— «Мы» – рыцари мощи, в этот раз нас отправили пять человек, – ответил Айлед. – И дело, надо сказать, получилось довольно горячее. Потому что до этого отправляли двоих ратлеров разобраться, но их убили. Банда была опытная, я ещё раз повторяю. Совет засуетился, отправил нас.

— Была?

— Да… Была. Фати́фа ранили очень серьёзно, всю ногу раскромсали крюком, Ала́не тоже неслабо дубиной по голове заехали, потом ещё…

— Алана? Это девушка?

— Лет двадцати семи, – кивнул Айлед. – Опытная, вообще-то, не в пример нам… мне. Она у Маленарта училась, мечом крутит – жутко становится, а особо активных врагов всегда готова угостить дротиками. Убийственно, – он даже поморщился. – Тяжёлые такие, из меди, и всегда в горло летят, как заколдованные. У неё, – смущённо добавил Айлед. – Я у неё выпросил парочку, так одним попал бандиту в ногу, а другим, – он улыбнулся, – в кусты. Пришлось топором…

— Ну и как?

— Всё нормально. В том смысле, что теперь, я полагаю, торговцы могут не переживать: их товары до Цитадели доберутся. Никого из семадцати не осталось.

— И сколько твоих?

— Трое, – серьёзно сказал Айлед.

— Шестнадцать, – ответила Ривелсея.

Десять секунд помолчали.

-Да… Ну… что же делать. Приходится. Потому что это те, кто не принимает Разум. Когда-нибудь и такие, как они, поймут, как жить требуется. Или умрут.

— Приходится. И похоже, к этому можно привыкнуть. Но вообще-то, ничего такого. Жалость – только зло. Помни об этом, и никогда не оставишь жить того, кто этого не заслуживает. Вот и всё.

— Да… Я очень стараюсь. Но… трое из них просили пощады у Аланы. Ну, они нашли, конечно, чего просить и у кого просить…

— Раньше надо было думать. Пощады все просить горазды.

— Да, наверное.

Чтобы приободрить Айледа, она решила всё-таки рассказать ему несколько эпизодов из своих странствий в Анрельте, именно те случаи, когда ей приходилось выбирать между милосердием и справедливостью, какой выбор она делала и чем это заканчивалось. А Айлед слушал, слушал внимательно, даже не просто как друга, а скорее – как наставника. И дело тут очевидно было не в новеньком синем плаще, поскольку Ривелсея замечала это и раньше, когда они оба только ещё учились у своих Великих Мастеров.

Таким образом вышло, что прогуляли они довольно долго. Их беспрепятственно пропускали все стражи Цитадели, не только не преграждая дорогу, но даже ничего не спрашивая. Девушку всегда интересовало, как они умеют распознавать, кто ратлер, а кто нет. С одной стороны, её без вопросов пускали в ратлерский район, когда она ещё только была ученицей и не носила даже фиолетовой рубашки, с другой – она была уверена, что никого из не-ратлеров, даже одетых в ратлерскую одежду, туда бы не пустили. Но это так и осталось для неё загадкой, некой тайной стражников.

Они погуляли и по торговому району, где во множестве были магазины и лавки, в которых можно было купить всё: от книг и доспехов до украшений и моркови. Обидно было только то, что эти магазины, хоть и находились на территории Цитадели, но принадлежали не столько Ордену, сколько торговцам, многие из которых продавали товары местного производства, а другие привозили их издалека. Последние были особенно заметны по тому, что, почему-то считая ратлеров чрезвычайно богатыми, словно состязались друг с другом, кто сильнее взвинтит цены. Некоторые товары, не жизненно необходимые ратлеру и не производящиеся в Цитадели, имели цены, которые вызывали лёгкое оцепенение и ни за что не могли бы быть даже названы на базаре в Анрельте. Серебряное колечко за пол-анрелла, специи пять золотых монет стаканчик и нежная тонкая ткань пятнадцать монет за свёрток, которая была годна на то, чтобы сшить из неё занавески или бельё, были лучшим тому подтверждением. Если бы Ривелсея была достаточно глупа, чтобы потратить здесь деньги, то на все имеющиеся у неё средства она смогла бы купить пять или шесть предметов; более того, даже имея все деньги Ирсы, она запросто унесла бы все покупки в рюкзачке. Что делать – Совет контролировал цены только на то, без чего, по его мнению, ратлеру не обойтись. Зато здесь никогда нельзя было увидеть ратлерское оружие: его невозможно было купить ни за какие деньги, ратлерское оружие носили только рыцари Ордена, и пусть все жадные до денег торгаши пооткусывали бы себе уши, но продать его за пределами Цитадели им никогда бы не удалось.

Они посетили также промышленный район, где самым интересным зданием была Фабрика. На Фабрике, не в пример обычным мастерским, производилось только то, чего не встретишь на обычных базарах. Там, видимо, выплавлялось ратлерское железо, там же постоянно работал усовершенствованный агрегат для печатания книг. Во всех поселениях такого или вообще не было, или он работал очень медленно и требовал много рабочих рук. Большинство книг из тех, которые встречала Ривелсея, были всё-таки рукописными. Несомненно, Фабрика таила в себе ещё немало секретов и наверняка изготавливала много чего, о чём они с Айледом просто не имели представления. Здесь же находилась и Гильдия исследователей, представители которой сутки напролёт просиживали за книгами и схемами в погоне за новыми мыслями и открытиями. Мозг Ордена ратлеров. Вполне почётное звание.

Жилой район – домики, где жили союзники клана – был крайне похож на жилой квартал того же Анрельта. Их труд, как ни крути, был крайне важен для всей структуры Ордена. А ратлерский Ривелсея с Айледом и так уже исходили: все здания, кроме небольшого корпуса Великих Мастеров, где также помещалась тайная, особая библиотека ратлерских знаний, были им доступны.

В Цитадели очень хорошо следили за порядком. Повсюду, во всех районах, кроме стражей можно было увидеть ещё и Протекторов – ратлеров в сверкающих перламутровых доспехах, чрезвычайно похожих на Стражу в Анрельте. Хотя в поединке Стража Анрельта и протектора Ривелсея бы даже не задумалась, на кого поставить. Они мелькали довольно часто и зорко следили за порядком во всех отношениях. Чрезвычайно редко можно было встретить Высокого протектора – эти имели очень крепкие доспехи чёрного цвета, выполняли приказы Совета и могли победить большую часть ратлеров, которых можно было встретить в Цитадели. Были, как узнала Ривелсея от Айледа, и Абсолютные протекторы, исполняющие личные приказы Повелителя, но их Ривелсее пока встречать не доводилось.

Как оказалось, гулять с Айледом и в самом деле интересно. Им действительно было о чём поговорить. А поскольку делать ей особенно сейчас было нечего, а убивать время как-то было надо, то они договорились встретиться и на следующий день, а затем – и ещё на следующий. У Айледа пока что тоже был отпуск, и он, по всей видимости, не меньше её был этому рад.

Когда он постучался к ней в комнату на третий день, то обнаружил, что её там нет: Ривелсея на большой площадке в конце коридора кружилась в бешеном танце со своим новым мечом. Самостоятельные тренировки были сейчас её единственным каждодневным вкладом в ратлерское развитие. Первоначально Айлед даже не хотел подходить к ней сразу, желая посмотреть издалека, как это у неё получается, но было поздно: она его уже заметила.

— Тренируешься? – улыбнулся Айлед, медленно подойдя к ней. – Не хотел тебе мешать, я, полагаю, могу посмотреть. Мне бы хотелось видеть тебя в действии.

Ривелсея посмотрела на топор Айледа, всегда висевший у него на поясе. Как сказал сам Айлед, он носил его с собой по Цитадели, «чтобы привыкнуть».

— Я сам сегодня ещё не тренировался, но я могу и вечером… А сейчас, если ты уже закончила…

Ривелсее пришла в голову дерзкая мысль.

— А не надо вечером, – сказала она, мягко беря меч обеими руками и выставляя его перед собой «центральным блоком».– Давай!

— Что «давай»?

Ривелсея молча ринулась вперёд, намереваясь приставить меч к груди Айледа и сказать «ты мёртв» или проделать какую-нибудь подобную шутку. Но нет, железо лязгнуло об железо: Айлед прыгнул назад, выдернул из-за пояса секиру и отвёл выпад с достаточной лёгкостью.

Ривелсея резко крутанула меч, надеясь взять неожиданностью, резко ударила снизу, чтобы подвести его всё с той же фразой к его животу, но опять встретила секиру. Тут же её меч принял на себя сильный удар, и ей пришлось порывисто взметнуть его одним концом вверх.

И, стоило Айледу на миг отвести от себя секиру, тут же ударила этим концом «на угол». Всё-таки лёгкость оружия, по её мнению, была преимуществом.

Айлед вряд ли ожидал такой маневр и просто отскочил, понимая, что блокировать не успеет. Впрочем, он на удивление быстро отреагировал: перевернул топор лезвием вверх и ударил снизу. Снизу, конечно, не сверху, всю энергию удара так не вложишь, но Ривелсея едва не пропустила этот выпад.

Она снова ринулась – и снова ударила об металл.

Сама по себе, подчиняясь только боевым рефлексам, начала подниматься мощь. Ривелсея рванула меч, наткнулась на топор – и ещё рванула, разбив блок Айледа, он отвёл топор назад и опять отпрыгнул.

Но тут же бросился вперёд.

Три удара подряд – Ривелсея едва за ним успевала.

Потом она перешла в наступление, потеснила Айледа на три шага. Но ненадолго.

Честно говоря, она была удивлена. Она не ожидала, что Айлед может сражаться с ней на равных. Нет, она понимала, что он тоже ратлер… но считала себя сильнее.

Она бросила выпад сбоку – Айлед поставил наискось топор. Они стояли, скрестив оружие, и оба подбавляли мощи в свой натиск. Но ничего не менялось, оружие не двигалось. Ривелсея посмотрела на Айледа, задорно улыбнулась. Но при напряжении, которое при этом было на её лице, эта улыбка, наверное, получилась не очень-то доброй.

Её сложившееся положение не устраивало. Кто-то же должен победить? Айлед, похоже, вполне был готов предложить ничью.

Но нет.

Она отпрыгнула назад, к самой стене. Он тут же бросился вперёд. Он не понял её плана.

— Веттар Нарт!

Ривелсея подпрыгнула, ударила, вложив всю мощь, в прыжке ногами по стене и от этого метнулась вперёд, как молния, прекрасно зная, что этот удар Айледу никак не отбить. Она перекинула меч плашмя, с тем чтобы не угробить приятеля, если он вдруг что-нибудь не успеет. Хотя она рассчитывала на его умения. То, что она сейчас делала, называлась «Мощь гнева», да ещё в усиленном варианте, а это и без того вещь довольно опасная.

Но Ривелсея тоже не всё учла. Пока – доли секунды! – она летела, Айлед и его топор просто куда-то исчезли, и она крепко ударилась о гладкий деревянный пол. Было больно. Миг спустя она почувствовала, что кто-то сидит у неё на спине, и прикосновение холодного металла.

— Келлнарт, – отозвались сверху.

— Ххх, – Айлед был тяжёлым, его вес сдавливал ей лёгкие, – слезь, – попросила Ривелсея.

Она поднялась с пола.

— Похоже, я где-то ошиблась.

— Да, – спокойно кивнул Айлед, будучи уверен, что при разговоре о боевых стратегиях ратлер не может обижаться. – Ты горяча, Ривелсея, а уж если тебя разозлить, то тут, наверное, даже попрощаться с жизнью не успеешь… Но горячность, как видишь, иногда разбивается об расчёт, – лукаво сказал Айлед. – Хотя дерёшься ты хорошо, очень хорошо.

Она слабо улыбнулась. И руки, и живот ещё болели от удара.

— Ничего. Будем тренироваться каждый день. Так даже интереснее. Я думаю, нам есть чему поучиться друг у друга.

В виде отдыха после таких напряжённых событий они снова пошли пройтись. Как-то так получилось, что Ривелсея неожиданно для себя привела Айледа к своему заветному фонтанчику. Здесь было хорошо. Они сидели на лавочке, и Айлед рассказывал подробности сражения с бандитами и как они шли туда и обратно через пустыню. Она частично слушала, но больше думала о своём, глядя в который уже раз на тонкую струйку воды, вырывающуюся из камня. После только что с ней происшедшего… после всего, ей было, наверное, полезно вот так вот гулять, отдыхать и смотреть на воду. Пока была возможность – она наслаждалась.

Как оказалось – правильно. Уже следующий день оказался далеко не таким беззаботным. Похоже, Повелитель не одобрял безделья среди своих рыцарей, и воплотилось это в том, что когда они вернулись к её корпусу, то увидели, что на двери – не заметить нельзя – было крупно выведено: все ратлеры званием ниже Мастера обязаны явиться завтра к шести утра на специальную дополнительную тренировку к Покорителю Аниста́лу, которая будет продолжаться в течение двенадцати дней. В общем-то, они оба были не против, потому что делать что-то полезное в начальном и конечном счёте всегда приятнее, тем более – для ратлера, который всегда должен следовать вперёд по своему Пути. Так что разошлись они в предвкушении, что завтрашний день наверняка будет интереснее сегодняшнего. Единственное, что заинтересовало Ривелсею – эти самые двенадцать дней. Её удивило, прочему число дней указано так точно. К чему бы это?

На следующий день Ривелсея поняла, что забыла, что такое ратлерские тренировки. Привычка поздно вставать сделала своё дело. Она и в Анрельте-то не встречала обычно рассветы, и на следующий день с утра была далеко не в лучшей форме, когда вышла и направилась вместе с Айледом к незабываемо знакомым чёрным воротам. Взгляд Ривелсеи привычно метнулся вперёд в стремлении увидеть Веттар Нарта, но его здесь не было, либо он тренировал где-то в другой части. Она не отказала бы себе в удовольствии подойти к нему в своём новом наряде, сказать «Приветствую, Великий Мастер». Пусть видит.

Но нет так нет. Они здесь были далеко не одни, никак не меньше сорока ратлеров бродили по зелёной лужайке в ожидании, когда наступит время и все соберутся – было только три четверти шестого. И фиолетовый цвет был, был и синий – как минимум пятеро, и даже трое оранжевых. (В общем-то, «оранжевым» такой плащ назывался условно – он был ярко-голубым на две трети, лишь широкие яркие полосы шли по всей его длине: одна спереди, две потоньше сзади, и ещё по рукавам и по бокам). Внешне то, что было на ней, Ривелсее нравилось даже больше, но, конечно, получить такой статус…

Они сели на корточки друг против друга, как сидели очень многие здесь, и стали ждать. Одиноко стоящая в стороне девушка (фиолетовая) подошла и тронула Айледа за плечо. Лицо пусть и приветливое, но жёсткое, глаза чёрные и пронзительные, длинные тёмные волосы.

Айлед вроде даже и не удивился.

— Здравствуй, Алана. Познакомьтесь: это Ривелсея – с ней мы познакомились во время обучения; Алана – на задании Ордена.

— Доброе утро, – сказала Ривелсея.

— Доброе, – Алана церемонно слегка наклонила голову, то ли признавая статус Ривелсеи, то ли давая просто давая понять, что они пока ещё не очень знакомы.

— Здесь есть несколько наших, – вновь обратилась Алана к Айледу. – И Летан, и Фатиф.

— Он поправился?

— Почти. Можно подойти к ним.

— Конечно. Пойдём, Ривелсея?

Что же, это был хороший для неё шанс познакомиться с другими ратлерами.

Летан и Фатиф оказались крепкими высокими парнями, у каждого на поясе висел чёрный блестящий топор, из чего становилось понятно, что это ученики Келлнарта. Не очень симпатичные с виду, больше мужественные. И познакомиться они успели еле-еле, потому что уже минуту спустя один из Покорителей вышел из их нестройных рядов и повернулся к ним лицом.

— Ратлеры, – сказал он, – Меня зовут Анистал, я должен провести с вами двенадцать тренировок, оценить и повысить ваш уровень подготовки, а также научить нескольким особым приёмам. Я не имею ранга Великого Мастера, но мои тренировки с вами – личный приказ Великого Мастера Повелителя. Исходя из этого, я полагаю, что не должно быть никаких сложностей ни с дисциплиной, ни с посещением моих занятий. Те, кто не будут ходить, потеряют достаточно много и отстанут на своём Пути ратлера от остальных. А теперь, разрешите начать.

Сразу же переходя от слов к делу, Анистал прошёл сквозь их ряды, раскалывая всех стоящих на две части и быстро группируя. Айледа с его приятелями от неё оттеснили, напротив Ривелсеи оказался рослый мужчина с чёрными усами и кристально синими глазами. И тоже в синей накидке. Как поняла Ривелсея, смысл разделения в этом и был – найти каждому напарника по способностям. Вновь выйдя из их строя, Анистал сказал:

— Это может занять некоторое время, пусть даже весь день. Но это очень важно и полезно. Сейчас каждый из вас сразится с тем, кто стоит напротив. Сразу говорю правила: оружием по телу не бить. Победителем считается тот, кто выбьет из рук соперника оружие, свалит его на землю либо сможет вплотную приблизить своё оружие к любой части тела соперника, удар по которой дал бы ему весомое преимущество. Если оба поступают так одновременно, то оба проигрывают.

Разумеется, сражаться вы будете не одновременно, а по очереди. После каждой пары – разбор ошибок, которые всем последующим желательно не повторять. Именно в этом и заключается смысл. Вы все должны видеть свои ошибки.

Произнеся эту вескую фразу, Анистал несколько раз многозначительно прошёлся перед ратлерами. Походка Покорителя – видимо, классическая: тяжёлая, уверенная и наполненная чем-то даже большим, чем мощь – сознанием побед и превосходства, уже вошедшим в привычку. Первая мысль, пришедшая в голову Ривелсее, была мысль, что подобного человека ей не победить никаким способом.

— Познакомьтесь друг с другом, – сказал Анистал.

Она взглянула на своего напарника.

— Ривелсея.

— Галиса́н.

Они кивнули друг другу и снова перевели взгляд на Анистала.

— Начинайте, – обратился он к самой первой паре, если начинать слева от Ривелсеи.

Два ратлера, оба взрослые крепкие мужчины, вышли также вперёд, достали два, в общем-то, обыкновенных длинных меча.

— По команде «прекратить» вы застываете, как изваяния, – жёстко сказал Анистал, – в какой бы момент она ни прозвучала. После этого я выношу решения о результатах. Оспаривать результаты – бесполезно, да и нет смысла, свои результаты вы будете показывать на заданиях Совета, а здесь мы смотрим только на ошибки. Запрет наносить действительные повреждения советую оценивать не так, как будто это игра, а как часть задания. Победить – не всегда значит убить, вы должны быть готовы ко всему. Итак, – он сделал ещё три тяжёлых шага, – начинайте.

Начался методичный обмен ударами. Противники работали на одной тактике, похоже даже было, что они специально делают это для зрелищности – движения слишком плавные и аккуратные, они не дрались, а словно танцевали. Каждое движение меча легко могло быть предугадано противником, удары сверху, передние и боковые выпады следовали один за другим, но не то что не наносили, а даже и не могли нанести никому вреда. Наверняка это могло бы продолжаться долго, но Анистал резко сказал:

— Если сражение не завершится через три минуты, то оба – проиграли.

И вынул из кармана на цепочке серебряные часы.

Тут же в ходе сражения произошли изменения, наконец-то в движениях почувствовалась горячность и даже поспешность. Зрелище сразу потеряло красоту, удары приобрели жёсткость, напарники почувствовали друг друга врагами. Закончилось всё почти тут же: один бросил тяжёлый удар сверху, а второй уклонился вбок, сделал выверт, бросил вперёд свой меч и коснулся живота противника, и в тот же миг раздался голос Анистала:

— Прекратить!

Оба послушно застыли.

— Как вы все понимаете, – веско сказал наставник, – это никуда не годится. Многие из вас, – он обвёл взглядом присутствующих, – и даже те, кто чего-то уже добился, привыкли – да, именно так – что все враги всегда намного слабее по сравнению с любым ратлером и что мощь даёт вполне достаточно, чтобы победить кого угодно. Да, это так, но – далеко не всегда. Далеко не в каждой схватке можно обойтись без правил и принципов, которые вы сами не разрешите себе нарушить, если не желаете сами себе поражения. И этому нужно учиться.

Главная ошибка ратлера, – Анистал сделал акцент, – точнее, две главных ошибки ратлера. Сделай любую – и ты проиграешь. Я говорю не на пустом месте, а именно разбирая данный поединок. Так вот, две пресловутые ошибки – это холодность и горячность. Холодность – это то, когда вы считаете, что противник слаб и что даже если вы будете чесать мечом затылок, вы всё равно победите. Если бы так сражался только один из них, то он бы проиграл в самом начале.

Теперь – горячность. Это ещё хуже. Горячность есть та же холодность, но ещё соединённая с нетерпением и дающая уверенность, что вы победите одним ударом. К чему это приводит, вы прекрасно видели. Ратлер должен быть трезв, расчётлив, знать свои возможности и реально их осознавать, а также, – он опять сделал акцент, – в любом бою, а шире – на любом задании, а ещё шире – в любой ситуации выкладываться так, как будто это самый важный момент в его жизни. Не быть расслабленным и не быть самонадеянным. Не быть горячим, не поддаваться гневу, отчего вы теряете голову и позволяете, между прочим, противнику ловить вас на самые бесхитростные трюки. Так медведь, сойдя с ума от ярости, бросается на охотника и падает в яму или напарывается на копьё. Если вы выберете такую технику, то долго не проживёте. А если будете стоять и вяло отгонять мечом мух – проживёте ещё меньше. Это я всем вам обещаю!

Анистал оглядел всех, по-видимому интересуясь, произвели ли впечатление его слова.

Было похоже, что произвели. Ратлеры все смотрели на него, и во взгляде большинства было понимание и даже согласие.

— Я не стану говорить вам, что и как нужно делать. Этому научит вас жизнь и Путь ратлера. Вы все имеете свой опыт, и его у вас никто не заберёт. Я лишь обращаю ваше внимание на то, чего делать нельзя, потому что этому жизнь вас может и не успеть научить. А также потому, что я – и ещё больше, конечно же, Повелитель – заинтересован в том, чтобы ратлерские жизни не утекали просто так. Следующая пара, – он кивнул в сторону тех, к кому обращался.

На этих двоих было приятно посмотреть, в них была какая-то подтянутость и собранность, которых не было у пары предыдущей. С одной стороны, Ривелсее было интересно за ними наблюдать, но с другой, она прекрасно видела, что они с Галисаном – следующие, и несколько беспокоилась. Этот бой, однако, был даже быстрее прежнего: оружие постоянно было скрещенным, каждый выкладывался как мог, пытаясь разбить блок противника. Ратлеры всегда больше напирают на энергию удара, а не на его точность. Плюс это или минус – трудно сказать… Скорее, плюс: большинство из тех, кто хорошо знает технику – Ривелсее вспомнилась Нирсела – не умеют драться горячо и остаются без победы. Ратлеры почти всегда имеют превосходство. Ну, а про дефекты этого превосходства только что говорил Анистал.

У одного из сражавшихся, как было хорошо видно, просто была поменьше мощь: он постоянно и с трудом оборонялся, а второй напирал с уверенностью. Наконец ему удалось разбить блок первого ярким «Ударом ратлера». Возглас Анистала – и всё кончилось.

— Нет ничего лучше для укрепления мощи, чем сражения ратлеров, – так начал Анистал на этот раз. – Когда вы видите обычного человека, даже прекрасного воина, вы осознаёте, что вы сильнее. Я не сказал, что это всегда так и есть, просто вы привыкли это осознавать. Когда же вы видите другого ратлера, который, в общем-то, такой же, как и вы – вот тут уверенность зачастую падает. Если же это прославленный ратлер, или вы просто испытали уже, что он сильнее, или, тем более, если он носит плащ более высокого статуса – вы начинаете бояться, сами себе сбиваете мощь и закономерно проигрываете. Я уверен, что в сражении со мной никто из вас не добьётся успеха. И не потому, что я невероятно могучий ратлер или мне нет равных. Таких иллюзий я, к счастью, не питаю. Просто, признавая в вашем сознании превосходство противника или неразрешимость ситуации, вы обрекаете себя на неудачу. В то время как это неправильно. Я не имею в виду, что, правильно настроившись, вы сможете победить Великого Мастера, – Анистал усмехнулся. – Правильно настраиваться он умеет куда лучше вас, его опыт не даст вам разрушить его технику, а его мощь вас просто сметёт. Однако если вы будете следовать моему совету – всегда держаться собранно, трезво расценивать происходящее и прилагать максимум своих усилий – то даже поражение, которое нанесёт вам Великий Мастер, укрепит вашу мощь, в противном случае оно вас ослабит. А когда вы следуете своим принципам и знаете, что всё делаете правильно, то вас ничто ослабить не может. Те, кто как следует расслышат эту фразу, вынесут из сегодняшнего занятия куда больше, чем все остальные. Следующая пара, – он кивнул в сторону Галисана и его напарницы.

Они двое вышли вперёд. Ривелсея старалась себя держать и выглядеть решительно. Хотя, честно сказать, она уже робела. От того, что здесь на неё смотрели столько человек и нужно было не опозориться, и от того, что, как она поняла, Галисан наверняка, в отличие от Ривелсеи, стал поборником не три дня назад, а она-то была очень слабая в своей технике, тренировать её приходилось не столько в боях, сколько у себя в комнате.

Но, в общем-то, слова Анистала были сказаны всего несколько минут назад, и они не успели остыть. Она взметнула в себе мощь и уверенность, сконцентрировалась и усилием воли заставила себя заранее ощутить вкус Победы. Правду сказал ратлер из Совета: сомнения в себе поборнице уже давно пора бы оставить.

— Начинайте.

Ривелсея даже не ожидала, что Галисан такой стремительный. Он легко выдернул свой меч, такой же сияющий, как у Ривелсеи (да, это не разбойников убивать!), и уже пару мгновений спустя этот меч оказался около её левого плеча. Она резко отбила с громким звоном и тут же нанесла удар справа. Звон. В этот раз Ривелсея изо всех сил старалась помнить о том, что противник достойный её, и не нарушать технику. Как выяснилось, не так уж и плохо она её знала. Похоже, Веттар Нарт дал ей нужные навыки незаметно, в процессе тренировок, и не столько голове, сколько нервам и рукам: её рефлексы работали довольно хорошо.

Но и у Галисана – тоже. У него была очень хитрая методика: он сражался стремительно, обыкновенным длинным мечом – наверное, ученик Маленарта – но не в полную мощь. Это нужно было ему для того, чтобы время от времени, усыпив несколько бдительность противника, делать просто-таки невероятные выпады, великолепные и по мощи, и по скорости, и по мастерству. Парой таких неожиданных выпадов он чуть не сразил её в первые же минуты, однако она держала свою защиту. Ничего из собственного арсенала она применить не могла: «вихрь Победы» вполне допускал получение точного удара в бок или в спину того, кто его выполняет. Несмотря на его убийственную эффектность, скорость и красоту, следовало, наверно, приберечь этот приём для групп не очень сильных врагов. А «Мощь гнева» она, в свете всех последних событий, решила вообще использовать пореже и явно не в тех случаях, когда враг тебя превосходит. Оставалось пользоваться одними «Ударами ратлера», вкладывая в них максимум энергии и зорко следя, чтобы ничего не пропустить.

Рраз! – Галисан снова сделал выпад; его меч, казалось, получил на короткое время какую-то волшебную скорость, ударил снизу «на угол», потом прямо, потом сбоку, ещё раз сбоку, ещё раз снизу. Пять коротких звонов, почти мгновенных и слившихся в один. Отбила. Галисан выдохся, как бы сник, вновь перешёл в спокойный режим. Но Ривелсея понимала, что он опять готовится. Она справлялась – но как же тяжело ей давалось это! Первый удар сбоку она едва не пропустила, спасла секунда – а иначе бы она стояла сейчас среди ратлеров со званием проигравшей или лежала бы на земле с раной в животе – это смотря какие делать допущения. Проклятье, она занималась только защитой! Так не выиграть, это было прекрасно понятно. Что ж, тогда надо что-нибудь придумать… И поскорее.

Лучший момент был тогда, когда Галисан заканчивал свои выпады. Для этого надо было ещё отбить, по крайней мере, один такой, но на это она решилась пойти, потому что всё остальное время её противник был максимально сосредоточен на защите.

Ещё четыре жгучих удара, и опять Ривелсея предельно напряглась, но устояла. И, когда Галисан взметнул свой меч вверх, завершая атаку и отступая назад, она среагировала молниеносно: прыгнула вперёд, приземлившись на корточки и держа меч над головой параллельно земле. Галисан бросил прямой удар сверху, хотя гораздо умнее на его месте было бы отпрянуть назад. Умнее потому, что она, спружинив сильно ногами от земли, резко вскочила, переводя всю энергию броска в удар и доливая свою мощь. Но тут же она ощутила короткий удар ногой в живот и обнаружила, что видит небо. И тут же – команда «прекратить», хотя Галисан вообще больше ничего делать не собирался.

Она медленно поднялась с земли. Хорошо, что лужайка мягкая, а иначе она и исцарапалась бы, и испачкалась. А так – только опозорилась перед всеми ратлерами Ордена рангом ниже Мастера, не отправленными в данный момент на задания.

Они вернулись на своё место. Галисан взглянул на неё вопросительно, развёл руками – наверное, «не обижайся, что поделаешь». Она сделала подобие улыбки. Да нет, она не обижалась. Сама виновата. Надо ещё учиться, вот и всё.

— Вот ещё очень распространённая ошибка, – сказал Анистал. – Причём – у обоих. – Галисан вздрогнул: вряд ли он такое ожидал. – Некоторые ратлеры, не из числа самых мудрых, естественно, очень любят эффектность и любят рискнуть, поставить исход всей ситуации на одно-единственное своё движение или идею, свято уповая, что предугаданы и разрушены они быть не могут. Вопрос, что делать, если не удастся, они себе задавать не любят. Их право: удача часто помогает быстрым решениям. Но я не советую, – Анистал выдержал долгую паузу.

— Вы оба положились на удачу и на свою непредсказуемость. Девушка, я думаю, всё поняла: нельзя было поддаваться на притворно неразумный выпад, требовалось увидеть здесь подвох и постараться изобрести другие методы. – Ривелсея согласно кивнула. – Теперь ты, – он указал на Галисана. – Я не спорю: девушку ты поймал. Но теперь представь, что она поступила бы вот так вот. – Анистал тоже для наглядности присел, вырвал из ножен свой меч и из того же положения, в котором находилась только что Ривелсея, ударил: сначала, как и она, повёл удар вверх, но потом резко его развернул и изобразил два режущих и один колющий удар сбоку, на уровне голени Галисана. – Ты бы не закрылся. И отпрыгнуть бы тоже не успел, она была к тебе слишком близко. Если станешь применять такие вещи в настоящих схватках, то лишиться ноги, в общем-то, для тебя труда не составит.

Галисан потупил голову. Очевидно, его остро уколола критика его стиля. Это и понятно: он, скорее всего, не первый год уже ратлер и привык быть в себе уверенным.

— Следующая пара.

Закончили только к полудню. Анистал тут же всех и отпустил, сказав, что на первый раз хватит, пусть лучше думают об ошибках, а новое начнётся завтра. Ошибки же он нашёл у всех и каждого, причём даже не придираясь особенно ни к кому.

Шумная компания ратлеров, среди которой была и Алана, направилась в сторону ратлерской харчевни, очевидно, считая, что после такого дня неплохо расслабиться, отдохнуть в хорошей компании, обсудить всё, что произошло. Айлед с Ривелсеей привычно вернулись в свой корпус.

Следующий день был полегче. Тренировку Анистал провёл быстренько, все пары участвовали одновременно, и без разбора ошибок, а просто – чтобы размяться. В этот раз Ривелсее достался другой соперник, высокий худой парень, и она его победила. Неизвестно почему, но казалось, что он её опасался, и это помогло ей с ним справиться.

Окрылённая успехом, который во многом загладил вчерашнее поражение, Ривелсея вместе с другими отправилась на следующую часть занятия. Тут Анистал сильно посерьёзнел и сказал:

— В связи с обстоятельствами, о которых вы узнаете вскоре, Повелитель требует, чтобы все вы освоили приёмы защиты разума. Разум – это, безусловно, самое важное и самое основное, чем обладает ратлер. Начальные способности к сохранению ясного рассудка в любой ситуации есть у вас всех, хотя, возможно, и не у всех уже был шанс, чтобы они проявились. Такую способность создаёт мощь, и вы можете даже не прикладывать к этому никаких усилий. Того, чья крепость от достигнутых уже целей достаточно велика, сбить с его пути очень трудно – не в пример, конечно, обычному человеку. Но этого мало, – это он подчеркнул голосом. – Сегодня мы будем учить приём под названием «Чёрная мантия», который намного лучше позволяет вам держать своё сознание в чистоте и от навязанных вам взглядов, и от страхов, и от любых враждебных сил. Сядьте на траву и обеспечьте полную тишину, – приказал он. – Когда научитесь, это будет необязательно, но сейчас вас ничто не должно сбивать.

Ривелсее это показалось очень интересным. А главное – полезным. Наверняка она была одна из первых по энтузиазму, с которым принялась выполнять это новое упражнение. Требовалось представлять, что твоя голова, твой разум окутан плотной чёрной материей, чем-то вроде бархата, и ничто-ничто не может проникнуть через неё ни внутрь, ни наружу.

Ей эта вещь почему-то даже понравилась. «Мантия» приносила ей удовольствие тем, что успокаивала мысли, заставляла утихнуть разум и, главное, действительно давала чувство защищённости. Когда Анистал объявил конец упражнения и, как всегда пронзительно, обвёл взглядом всех своих стажирующихся, выискивая в их глазах понимание, Ривелсея была уверена, что у неё он его увидел.

На этот раз он сильно их утомлять не стал и отпустил ещё до полудня, сказав, что на сегодня самое главное он уже им дал, пусть осмысляют и тренируются дома.

Денёчки мелькали очень быстро, не в пример анрельтской жизни, и, как всегда бывает, небольшое время спустя Ривелсея могла бы вспомнить этот отрывок жизни только как что-то единое и быстро пролетевшее.

На следующий день Айлед снова заявился к ней с самого утра, да не просто так, а с подарком. Он, конечно, не знал, что Ривелсея взяла себе метательные ножи в кузнице, и поэтому преподнёс ей парочку – «просто так и по хорошей дружбе», как он выразился. Таким образом, подарок ей пришлось принять. Ножны с красивой гравировкой, острые-острые тонкие длинные клинки, рукоятки из чёрного металла и даже с двумя маленькими синенькими камешками, почти как украшение, если только не задумываться, для чего они могут быть – и наверняка будут – использованы. И ещё наверняка Айлед сильно разорился на этой покупке, потому что любому видно, что это не в кузне взято, там никто не думает о красоте, а куплено у торговцев из Келдара или Невильна в Торговом районе. Он, конечно, в этом не сознается, скажет, что это ничего ему не стоило… Ну конечно, не стоило, скорее всего, на половину анрелла разорился, разве ж эти торговцы что за дёшево отдадут? И ещё одно доказательство того, что не ратлерские вещи – на клинках были мелкие тонкие надписи, и тоже не ратлерские. На одном – «Каждое сердце ищет вниманья», вот только как это понять в данном случае, Ривелсея задумалась. На другом – «Твоя жизнь ценнее». И опять же – ценнее чего? Ратлеры бы определённо написали что-нибудь другое. Но всё равно подарок – вещь приятная, Ривелсея поблагодарила, не скупясь на выражения, и Айлед просиял. Конечно, неплохо сейчас было бы посидеть, испить ратлерского напитка или чаю, расслабиться – но расслабиться было никак нельзя. Оставив ножи на столе (они-то ведь в ненастоящей битве не пригодятся), она надела ножны с мечом, взяла за руку Айледа – и снова-снова к Анисталу. Был уже восьмой, кстати говоря, день из тех двенадцати, о которых было сообщено в объявлении. Определённо что-то намечалось.

Только сейчас она снова вспомнила Веттар Нарта. Анистал, хоть и не имел подобного ранга, загонял их теперь по целым часам: приёмы, сражения, новые приёмы, отработка и закрепление старых приёмов и опять сражения. Подобное зверство началось с седьмого дня, до этого Анистал был на удивление мягок, тактичен и сострадателен, а тут началось такое, что краткие десятиминутки «Чёрной мантии» были блаженным отдыхом, и не только для неё. А потом – снова бои. Хорошо хоть, в отличие от тренировок Веттар Нарта, здесь не надо было менять оружие. Идея, очевидно, была в том, что пора уже научиться мастерски управляться с тем, что тебе по душе, никак от этого не отвлекаясь.

При таком ритме жизни ей некогда было наблюдать не только часов, но и дней: сон наваливался на неё сразу, стоило ей лечь и закрыть глаза, и работал как переключатель, одним щелчком отправляя её в следующий бесконечный день.

Таким образом настал и десятый день. Ничего, кроме занятий. Наставник сегодня сказал, что и «Чёрная мантия» – это не очень сильно, что каждый хороший ратлер вообще-то должен бы знать «Железный Покров», который они и начали учить и который, хотя и мало чем отличался от «Мантии», но, по уверению Анистала, был много сильнее. В конце этого упражнения учитель заметил, что для полной защиты своего разума и мощи есть только один, высший, приём, но что им владеют только Великие Мастера, и потому об этом сейчас и речь вести бессмысленно, но он всем советует, так же как и себе: если будет возможность, изучить. Некоторые ратлеры, как показалось ей, недоумевали: да зачем вообще такая забота о защите сознания? Но она-то представляла, и ей было горько: ну почему этому не мог научить её Веттар Нарт? Хотя бы «Чёрной мантии». Уже было бы полегче. А ещё лучше – тому высшему приёму. Ведь он-то – мог! Или что – она не поняла бы, не смогла усвоить тогда? Может, и не смогла… Но всё равно обидно.

Вечером снова гуляли. Несмотря на усталость, Ривелсее захотелось очень посидеть опять у фонтанчика. И вот они сидели, а ей почему-то было очень грустно, до того даже грустно, что она задалась вопросом: увидит ли она этот фонтанчик когда-нибудь ещё, или не увидит? Она, конечно, гнала такие паршивые мысли, но всё равно как-то и что-то ей было не по себе.

— Что-то ты грустишь, по-моему, – сказал Айлед. – Что-то случилось?

— Случилось? Да нет. Просто как-то грустно. Не знаю. У тебя нет предчувствия, что что-то произойдёт?

— Есть, – кивнул Айлед. – Но это, знаешь ли, всегда, в общем-то… Мы ведь не в пекарне работаем. Что может быть-то? Ну, дадут задание, опять разбойники какие-нибудь, я не знаю… Бандиты, воры, организаторы мятежей, смутьяны… Этими последними, – Айлед усмехнулся, – обыкновенно мудрейшие занимаются. Если быстренько разобраться с предводителями, то и бунта не будет, и силы не будет. Разбегутся все, и всё.

— На убийц похоже, – хмыкнула Ривелсея.

— Ну-у… Не надо лишних параллелей. Мы во имя Разума и порядка, а не во имя мести и денег.

— Может быть, конечно…

— Вот-вот. Ты не переживай. Ну, отправят снова в заварушку – ты-то к этому ещё больше меня привычная, разве нет? Разве что убьют – ну да, такого опыта у нас ещё не было, страшновато. Но, в общем-то, умирать не больно больно, так что…

— «Не больно больно», – передразнила Ривелсея с улыбкой. – Да ну тебя с твоими мыслями. Я бы ещё пожила, можно?

— Можно, – разрешил Айлед. – Ты не подумай, и я бы тоже не против. Несмотря на то, что я такой хмурый и угрюмый, жить мне ещё ой как хочется.

— Да какой ты угрюмый, – фыркнула Ривелсея. – Серьёзный только. Ну ведь это хорошо.

— Правда?

— Конечно. Ты себя недооцениваешь, Айлед. Разве так можно – ратлеру-то?

— Нельзя. Ты права. Но и ты себя тоже недооцениваешь.

— Я? – искренне удивилась девушка. – А это ещё почему? – В последнее время ей приходилось чаще сталкиваться с результатами переоценки себя и своих сил.

— Потому что ты привлекательная, свежая и красивая. И совсем это в себе не ценишь, – ответил он.

— Спасибо, конечно, но ценить-то особо некогда. То такая драка, то другая драка, то большая, то очень большая, то вообще…

— Да я знаю, знаю, ты рассказывала, – перебил Айлед. – Но я не об этом.

— О чём же тут ещё, если, что ни день…

— Я о будущем думаю, – задумчиво произнёс Айлед.

— О будущем? О чёрной мантии, о звании великого ратлера? – с улыбкой спросила Ривелсея.

— Да нет… Не только об этом, знаешь ли. Всё-таки жизнь – это не только мечом махать.

— Даже жизнь ратлера?

— Даже жизнь ратлера. Или ты шла сюда только за этим?

— Нет, – и она тоже задумалась. – Но я ведь нашла то, за чем я шла. Чувство гордости, своей значимости, но самое главное – чувство принадлежности Ордену и того, что ты всё делаешь правильно.

— Да. Я тоже считаю, что это очень важно. Крайне важно. Но неужели тебе больше в жизни ничего не хотелось бы?

— Ещё? – пара секунд молчания. – Ещё для меня важно иметь друга, с которым всегда можно поделиться всеми своими…всем, – сказала Ривелсея. – Без этого мне тяжело, очень тяжело с тех самых пор, как я ушла из дома.

— А я – не подхожу? – спросил Айлед.

— Подходишь. Я как раз об этом и хотела сказать. Хорошо бы мы с тобой хотя бы не растерялись. Служить Ордену – да, но хочется не чувствовать себя одиноко.

— Одиноко? – спросил Айлед. – Извини, Ривелсея: я не сразу понял, что тебе-то, наверное, намного более одиноко, чем мне, ведь с тех пор, как я прошёл обучение, я практически не бываю один. Да и во время обучения тоже, – Айлед усмехнулся. – Не такая я важная птица, чтобы на одного меня Великий Мастер всё своё внимание тратил. Нас пятеро было, и он нас всех одновременно учил, примерно как вот Анистал.

— Как, разве так можно? Не важная птица… А я, что ли…

— А ты, что ли. Я же тебе говорил уже: Веттар Нарт – очень солидный Мастер, он учит немногих. Но я очень рад, что в моём случае – так. Ратлеры – крепкая команда. Может, ты это пока не очень хорошо почувствовала, но поверь мне, это так. С того самого момента, как Генрес привёл меня сюда, я ощущаю, что я не один. А Фатиф, например – это вообще мой ближайший товарищ: после всего, что мы с ним вместе перенесли у Келлнарта, мы уж стараемся быть рядом друг с дружкой.

— Хорошо, когда так.

— Да. Мы и с Аланой тоже подружились, хорошая девушка: и поможет когда надо, и поговорить интересно. Но ты понимаешь, с тобой мне… Одним словом, ты мне нужнее.

— Правда?

— Правда. Я много про тебя думал, пока тебя тут не было… Знаешь, я больше грустил, чем любой другой в такой ситуации: не только сомневаться, помнишь ли ты обо мне или не помнишь – хотя я понимаю, тебе там и помнить-то некогда было – но ещё и о том, вернёшься ли ты вообще когда-нибудь… Ведь кто его знает, что может случиться…

— Да. Но ведь это всегда может случиться и с тобой, и со мной…

— Всё равно, намного спокойнее, если мы будем друг у друга на виду и вообще… вместе. Если тебе тоже хотелось бы, то я буду очень рад… просто счастлив быть с тобой поближе.

— Ты думаешь, я отвечу вот так сразу?

— Конечно, нет, ты можешь подумать. Да: ратлеры не одобряют таких вещей, как нам объясняли, но, в общем-то, что ратлерам до этого? Это ведь наша жизнь, в конце концов, и я не считаю, что в это кто-то должен ещё вмешиваться. Мы оба верно служим Ордену, и мне кажется, и Повелитель, и Совет должны бы этим удовольствоваться.

— Ты думаешь, у нас с тобой что-то может…получиться?

— А ты так не думаешь? – лицо Айледа сразу стало серьёзным, напряглось, и было видно: заведя весь разговор, он боялся этого момента.

— Я просто не уверена… Такое время…

— Да какое? Если ты имеешь в виду, что мы ратлеры – так это не «время»… А сейчас вроде как всё хорошо.

— Вроде как. Нет, Айлед, я не говорю, что нет, – она улыбнулась, чтобы прозвучало доверительно. – Мне ведь тоже нужен кто-то… кто-то, кому бы я верила. Мы посмотрим. Только торопиться, я думаю, не надо. Ведь и так уже хорошо.

Она поднялась. Свет уже почти истаял, темнота в Цитадели тоже сгущается необычно: от краёв, ухищрения с потоками воздуха приводили, наряду с прочим, и к этому эффекту. Прямо перед собой ещё долго как-то остаётся светло, в то время как вдалеке всё начинает гаснуть. Фонтан тихо журчал бесстрастной своей струйкой.

Айлед тоже поднялся, взял её за руку. Она не сопротивлялась. И когда он приобнял её за плечо – тоже. Было приятно, и ей хотелось расслабиться.

— Что бы ни случилось, – горячо прошептал Айлед, – я с тобой, Ривелсея. Просто помни: я с тобой.

— Спасибо, Айлед.

Он ещё постоял, потом прильнул к ней, отыскал губами её губы… Её руки почти уже сомкнулись вокруг его шеи, но тут её словно поразило грозовой энергией, что-то прошло через неё, и она вздрогнула всем телом, дёрнулась так, что Айлед тут же её выпустил. Крепка, крепка тайная память тела – именно в этот момент она подсунула момент предыдущего поцелуя. Рилан… И его жуткое лицо, уже обезображенное смертью – это всё вдруг ударило из прошлого. Её движение и её реакция были совершенно непроизвольны, но вот они, последствия: Айлед стоял и смотрел на неё и обиженным, и непонимающим взглядом.

— Прости, пожалуйста, – выдохнула она, ещё не отошедшая от шока.

— Простить? – действительно обиженный голос. – Нет, тут не за что прощать. Но… неужели тебе так неприятно?

— Айлед, не обижайся, – сказала она, и тоже с волнением в голосе. – Ты тут не при чём.

… Интересно, кто вот сейчас потянул её за язык, что такое сказалось?

— Я понял, – ответил он.

— Нет, ты не то понял…

— Да? – в его взгляде на миг вспыхнуло недоумение и краткое доверие. И тут же погасло. – Я то понял, – сказал он резко.

— Айлед…

Скорее всего, с юношей Айледом ей удалось бы договориться, исправив свою ошибку. Но что тут поделаешь – она уже говорила с Айледом-ратлером.

— Нет, – ещё более резко и твёрдо. – Я всё понял, Ривелсея. Спасибо за компанию, но теперь я должен вернуться к себе в корпус. Возможно, мы встретимся с тобой ещё на заданиях Ордена. Всегда буду этому рад. До встречи.

Горячие искры гнева в глазах. Он развернулся и быстро пошёл прочь. Она осталась стоять. Был порыв: догнать, обхватить, может, даже обнять. Но не факт, что он примет теперь её нежности. Вполне может и отбросить, ведь, в общем-то, она его сильно обидела. Ничего, помирятся, наверное. Несмотря на эту надежду, внутри было очень погано. Она не виновата… Просто не везёт ей с этим постоянно.

Айлед ушёл, вспыхивая гневом и подавляя им своё поражение. Она стояла ещё некоторое время. Мимо несколько раз проходили ратлеры, но никому она не была нужна, и никто ничего ей не сказал. Вздохнув, умылась из фонтанчика и пошла домой. Ещё одна ночь переживаний перед тяжёлым и трудным днём. К тому же – и опять… и опять она не могла не вспоминать его – того, кто был и ласковее, и нежнее последовательного и крепкого во всех своих действиях Айледа.

Как в воду глядела в отношении следующего дня. Когда наутро они снова собрались, то, помимо Анистала, увидели ещё одну фигуру – в чёрном. Носитель чёрной мантии стоял, скрестив руки на груди: обычная поза для тех, кто выше рангом и ждёт, когда ему дадут слово.

— Ратлеры, – начал Анистал. – Я провёл с вами десять дней занятий и считаю, что за это время те из вас, кто хотел чему-то научиться, научились всему, что я хотел вам дать. Теперь же, когда наше обучение закончено, я могу лишь пожелать вам успехов и надеяться, что вы не забудете наши уроки. Сейчас, – он сделал акцент, – с вами поговорит Мастер Кестанарт, – Анистал почтительно склонил голову и отошёл.

Кестанарт, не меняя позы, сделал два шага вперёд.

— Ордену нужна ваша поддержка, – начал он медленно. – Всех вас. Я считаю это большой честью для каждого: у вас есть возможность и доказать свою преданность, и проявить и увеличить свою мощь.

Три неторопливых тяжёлых шага перед сбившимися в кучу ратлерами.

— В данный момент Орден борется с приспешниками зла на западе, – продолжил он. – Врагов много, и они хорошо окопались. Вам ещё предстоит с ними познакомиться, и я надеюсь, что вы не спали на этих тренировках, – Кестанарт ещё помолчал. – Их преступление в том, что они, во-первых, не признают власти города Келдара и не платят в казну, во-вторых, не поддаются разумным доводам и не идут на переговоры, в-третьих, нападают на путников, которые проходят в тех местах, в-четвёртых, убивают воинов Келдара и наших рыцарей. Пусть этот враг не очень сильный, но он сложный. Совет Разума принял решение разгромить все их укрепления и по справедливости наказать тех, кто будет сопротивляться. Решение было принято два месяца назад. Пятьдесят дней как там укрепился и удерживает позиции отряд Мастера Агонарта, но без подмоги ему потребуется слишком много времени. Подмогой станем мы. Ещё один отряд ратлеров отправится завтра в десять часов утра. Его я наберу из вас.

Почему-то все молчали. Все чувствовали переломный момент, но был какой-то ступор, и все стояли, почти не шевелясь.

— Нет вопросов? – удивлённо спросил Кестанарт. – Хорошо. Зададите их потом своим командирам. А теперь, – сказал он, – ратлеры – построиться.

Построились, как обыкновенно – в колонну по трое. Ривелсея тоже построилась, хотя, как она сразу же поняла – не должна была.

— Поборники – сюда.

Ещё четверо, кроме неё, в том числе Галисан, встали несколько отдельно.

— Покорители, – и Анистал вместе с двумя другими встал ещё немного в стороне.

— Сейчас создадим несколько подразделений, – продолжил Кестанарт. – У меня имеются резервы, я должен посмотреть, скольких мне ещё придётся привлечь. Итак, – он задумался, видимо, считая имеющихся перед ним воинов. – Моя задача – создать из вас ле́гиос, единицу численностью в пятьдесят семь человек, которой уже не первое столетие воюет Орден ратлеров. Вас – тридцать восемь ратлеров, не хватает семерых, пятеро поборников, не хватает четверых, и три Покорителя. В общем-то, хорошо. Ну а поведу вас я, поэтому старайтесь заранее ко мне привыкнуть. А также и к своим новым командирам. Здесь всё довольно ясно, – проговорил он. И, обращаясь к ратлерам в фиолетовом. – Построиться по пять!

Восемь неполных шеренг встали ровными рядами. Выглядело красиво.

— Так. Теперь, – он подошёл к группе, где стояла Ривелсея, ухватил за руку одного из них, тихо спросил: «Как зовут?» и, громко воскликнув: «Поборник Ресата́л!», подвёл его во главу одной из шеренг.

«Поборник Галисан!» – и Галисан встал с ним рядом.

Она даже опомниться не успела. «Поборник Ривелсея!» – и вот она уже во главе шеренги, где, как она обнаружила, находятся и Фатиф, и Алана, но – и это она обнаружила с облегчением – нет Айледа. После того унижения, какое он испытал вчера – не хватало ещё ей стать над ним командиром!

Так же быстро три отряда под начальством Ресатала, Галисана и Ривелсеи были отданы под командование Покорителю Сальвао́ну, следующие три, где не хватало, правда, одного поборника – Анисталу, и наконец, остаточные, наполовину укомплектованные три отряда – по-ратлерски три отряда назывались дивизионом – Покорительнице Неса́ле. Её дивизион Кестанарт пообещал завтра к утру дополнить.

— Всё понятно? Знакомьтесь, – бросил Кестанарт.

Знакомиться… Она немножко нерешительно приблизилась к тем, кто теперь стали её подопечные. Сразу же кивнула Фатифу и Алане, те кивнули в ответ. Помимо Аланы, в её отряде была и ещё одна девушка, её звали Та́на. Довольно милое для ратлера создание: голубые глаза, светлые волосы выбивались из-под шлема несмотря на сделанную когда-то решительную попытку владелицы их значительно укоротить. При этом она входила в число рыцарей мощи, и в этом было какое-то несоответствие. Наконец, ещё двое мужчин: один, никак не меньше сорока лет, Хаки́р, и второй – помоложе, Сату́р. Она со всеми по очереди поздоровалась, а Тана даже пожала ей руку, крепко и уважительно.

Практически тут же весь их дивизион подозвал к себе Сальваон.

— Итак, ратлеры, теперь мы все составляем один отряд, один дивизион. Командовать дивизионом мне уже доводилось. Завтра, незадолго перед выходом из Цитадели Порядка, я разъясню вам некоторые вещи, касающиеся того, как должны вести себя бойцы ратлерского легиоса по пути в место назначения, в сражении и между сражениями.

— Между сражениями? – спросил Галисан. – То есть, мы отправляемся не на один решающий бой?

— Действовать приходится по ситуации. Совет Разума принимает такие решения, чтобы сохранить максимальное количество жизней ратлеров и союзников и с наименьшими потерями – но при этом в скорейшее время – выполнить необходимую задачу. Не рассчитывайте на то, что всё произойдёт быстро. Агонарт, как уже говорилось, больше чем месяц воюет там, но пока решительная победа не достигнута.

— Да сколько же там врагов? – спросила Ривелсея. – Если я понимаю, то легиос Агонарта – это почти шестьдесят ратлеров, так неужели они не могут…

Сальваон упреждающе поднял руку.

— Не в обиду будь сказано, но тебе просто не доводилось прежде воевать в ратлерских подразделениях, молодая поборница. Ничего, вскоре поймёшь, что мы можем, а чего нет. Не забывай: Орден воюет разумно. Риски и жертвы – только тогда, когда они того стоят. Это у неразумных людей бойцы ценятся как коровы, которых можно доить, а можно колоть. Повелитель дорожит вашими жизнями, всегда помните об этом. Но всё равно, – Сальваон нахмурился, – всё равно мы несём жертвы. И они будут больше, если мы останемся в стороне. Поэтому завтра мы выступаем. Сегодня отдохните перед трудными испытаниями, но в то же время настройте себя на них и соберите свою мощь. Всем нам будет нелегко, но таков Путь ратлера. Всё, я закончил. Вы сами можете решить, где и как провести оставшиеся часы.

Практически сразу всех отпустил и Кестанарт, сказав на прощание только то, что завтра утром, полвосьмого, все здесь присутствующие должны собраться около западных ворот Цитадели, а командиры – на час раньше других. Получив короткую свободу, ратлеры очень спешно разошлись, и Ривелсея поняла: многие из них, наверняка уже побывавшие в похожих делах, спешили собраться и подготовиться. Поэтому и она также не стала мешкать и отправилась в свой корпус, попрощавшись с Галисаном, Аланой и Таной, однако между ею и Айледом в этот день ни одного слова сказано не было.

Собираться-то, конечно, «собираться», но вот только что ей было особо собирать? На этот раз, по всей видимости (она уже посоветовалась с Галисаном), даже еду брать не было нужды: Орден всё это брал на себя, она же не одна отправлялась! Поэтому Ривелсея только укомплектовала опять свой рюкзачок, из всех денег взяла с собой только один анрелл, а остальные три завязала в узелочек и положила в свой шкаф. Уж за их-то сохранность Ривелсея не беспокоилась: более безопасного места, чем комната в Цитадели Порядка, она себе вообще представить не могла. Даже если она и потеряет каким-то образом то, что у неё с собой, то всё равно, и без учёта жалованья поборника, в бедности не останется, и эти деньги всегда будут её ждать, когда бы она ни вернулась.

И ещё, что-то ей захотелось увидеть Генреса. Если он задержался в Анрельте даже на два-три дня дольше её, то всё равно давно уже должен быть в Цитадели. А раз так, то мог бы и заглянуть… Но хитрый ратлер, конечно же, когда Ривелсея в первый раз в жизни захотела его видеть, так и не появился.

Однако же, она увидела его на следующий день, Ох, Генрес-Генрес! Как же он любит строить из себя такого вот придурковатого и легкомысленного чудака, если до сих пор его таковым практически Ривелсея и считала. Сегодня утром, придя пораньше на собрание командиров и заодно притащив с собой уложенный вечером рюкзак – она не была нисколько уверена, что ещё будет возможность зайти к себе – Ривелсея почти сразу увидела Генреса: он, одетый в оранжевый с голубым плащ, стоял невдалеке от основной синеющей группы и о чём-то общался с Кестанартом.

Он подошёл к ней не сразу, как только закончил разговор, а некоторое время ещё стоял, смотрел по сторонам, на небо…

— Здравствуй, Ривелсея!

— Наконец-то, – сказала она. – Неужели я так выросла?

— Выросла? – он оценивающе окинул ей взглядом, как будто бы рост измеряя. – Да, выросла, конечно, хотя и не так, как надо бы, но уже что-то…

— И на том спасибо.

— Да, и на том.

— Что в Анрельте? – спросила Ривелсея. Её и в самом деле волновал этот вопрос.

— Я оттуда вернулся только позавчера, – поведал Генрес. – Знаешь, ты наворотила даже больше, чем я предполагал. И знаешь, если ты про Посольство – ну, можно сказать, им наподдали. Не то чтобы они совсем, конечно, сгинули – но теперь им приходится несладко. И придётся ещё неслаще.

— Наподдали? Тем, что я расправилась с этими двоими… предводителями?

— Высокого мнения о себе? – усмехнулся Генрес. – Ну как тебе сказать… пожалуй что и так. Не то чтобы ты их разгромила, нет, но ты их так переполошила, что они на время как бы рассыпались, потеряли часть своей мощи. Ну а там, в Анрельте, сама знаешь: если ослаб – то сразу получи. Квайзы всё-таки скоординировались с Наследниками, нагрянули в двадцать семь домов… Список-то у Хейлера всегда перед носом лежал, кого перерезать, если что, просто до этого такие вещи плохо кончались: Посольство тут же вмешивалось и громило любые отряды, а то и под Стражу подставляло, а вот сейчас – не успело. Что-то у них там случилось, они как будто разучились плести свои козни, ну и хорошо. Так что их порезали прилично, – Генрес удовлетворённо хмыкнул, – Ну и я немножко подсобил… Насколько в моих силах.

— Так что, мы вдвоём весь город вычистили?!

— Нет. Это сделал Орден. Орден может ещё и не такое, поверь мне.

— Это очень хорошо, – сказала девушка.

— Наша главная награда за всё – это ощущать великую пользу и необоримую мощь, которую несёт в себе Орден. Выше этого ничего пожелать нельзя.

— Да, – твёрдо согласилась девушка.

Собрание командиров было недолгим. Молодым поборникам Кестанарт объяснил всего несколько вещей: во-первых, их основная задача – донести до своих отрядов приказы Покорителей, проследить, чтобы они выполнялись, и обеспечить наилучшие возможности для их выполнения. Игнорировать приказы нельзя, а можно только – и то в исключительных случаях, когда есть ощущение, что исполнение такого приказа может плохо закончиться для всех – обратиться к Мастеру и попросить инструкций. Впрочем, это возможно только в тех случаях, если Мастер находится поблизости. Однако приказы Покорителей почти всегда разумны и правильны, так что дисциплина и хорошее их исполнение – это главная составляющая всех побед и достижений Ордена ратлеров. В то же время, собственные инструкции поборников должны добросовестно исполняться всеми ратлерами, и никаких вольностей или нарушений здесь быть не должно. О нарушениях поборник должен при первой возможности заявить Покорителю – и тот примет меры.

В общем, и инструкций-то больше не было. Кестанарт громогласно заявил, что всё остальное будет сообщаться в будущем, исходя из ситуации.

Построились на удивление быстро. Она даже обомлела от восторга, когда увидела весь легиос – пятьдесят восемь человек вместе с Мастером, из которых почти все были облачены в сверкающие доспехи, наверняка из ратлерского железа. Обычным ратлерам они заменили фиолетовые рубашки, в плащах были только те, кто повыше рангом. Помимо их легиоса, совсем невдалеке были построены ещё два подразделения: как объяснил ей Галисан (похоже, они скоро станут приятелями?), это были отряды союзников клана: ещё дважды по сорок пять человек под командованием шести поборников и двух Покорителей из числа вернейших. Хоть и не ратлеры, но тоже с хорошей выучкой и преданностью, пояснил он. Если что, положиться можно. И тоже в ратлерском железе. В любом случае, хорошее преимущество перед простыми бандитами где-то там около Келирона.

Никаких долгих речей не было, вопреки ожиданиям Ривелсеи, которая была готова к какой-то торжественности. Кестанарт громовым голосом провозгласил, что по воле Совета они отправляются в поход, чтобы наказать и разгромить врагов клана, что, быть может, будет и не очень просто, но мощь Ордена всё равно победит, потому что Разум всегда сильнее неразумности и темноты.

А после этого – всё: Ривелсея увидела, как открываются широкие ворота Цитадели, и Кестанарт провозгласил, что за два дня они должны будут добраться до опушки леса, на которой их будет ждать основной запас продовольствия и всего того, что может понадобиться в дальнейшем. Часть этого будет доставлена из Невильна, а часть уже отправлена из Цитадели вчерашним вечером.

Сначала в ворота прошёл их легиос – и почти что сразу обожгло пустыней. Её жар тут же поднялся и обступил, но только сейчас он что-то не очень мешал ей идти. Вслед за ними выступили и союзники и растянулись белым серебром в девять рядов по серому песку. Впереди она постоянно могла видеть яркий плащ Сальваона, а обернувшись немного, взглянула на свой отряд. Все пятеро, красиво выстроившись в ряд, шагали вслед за ней. Поймав её взгляд, Тана ей улыбнулось. Айледа тоже было нетрудно углядеть: он шёл в отряде Галисана и на неё не смотрел. Видимо, до сих пор на неё обижался, и это она могла понять. Ну, ничего. Помирятся, как только будет возможность. Почему-то было неприятно вспоминать, что кто-то на неё обижается, она всегда старалась со всеми быть в хороших отношениях, так было как-то легче жить.

Стены Цитадели – ой, хитры ратлеры – несколько минут были видны, а потом начали исчезать, как-то снизу вверх, и почти тут же скрылись из виду, хотя армия отошла ещё не больше чем на пятьсот шагов. Оглянувшись, Ривелсея увидела только серые пески – точно на том месте, где должна быть Цитадель.

Песок скрадывал сотни шагов, и получалось, что ратлеры шли почти что в тишине. Но ещё сто шагов – и спереди раздался громкий раскатистый голос: очевидно, это был кто-то из Покорителей.

— Разум вечно над миром царит!

Тут же десятки голосов вокруг неё (она-то сама не знала слов) подхватили.

— Клана враг каждый будет убит!

— Нет в том сомнения, без сожаления Орден врагов истреблял! – раздалось сзади, оттуда, где шли союзники.

— Сколько б их ни было, – грянули ратлеры.

— Мы просто выполним, – откликнулись союзники.

И закончили вместе:

— Что Повелитель сказал!

Ратлерская песня яростно и мощно летела по пескам. Пока шли по пустыне, её спели множество раз, и вскоре Ривелсея тоже выучила её и распевала вместе со всеми.

И так же, переливами между передними и задними, спели и второй куплет.

— Настенарт завещал навсегда:

— Кроме цели всё есть ерунда!

— К цели мы следуем, боремся с бедами, зло истребляем мечом!

— Цель наша истинна!

— Свята, единственна!

— К цели дорогу пробьём!

От звуков этого гимна по жилам растекалась мощь. Видя такое великолепие Ордена, девушка Ривелсея трепетала от восторга. Гимн, казалось, проливался, проходил через её тело насквозь и воспарял, охватывая её со всех сторон.

Маршировали таким образом, наверное, часа три. Когда пустыня начала раскаляться, впереди на горизонте показалось что-то тёмное, и вскоре стало видно: это были несколько повозок, рядом с ними стояли люди. Оказалось, это одно из мест для привала ратлерской армии. Несколько союзников загодя доставили сюда большие чаны с водой, так что всем хватило и напиться, и освежиться – Ривелсея даже окунула в воду голову. Заодно и поели: сзади них по песку, хотя и с некоторым отставанием, катились несколько фургонов с провиантом, да ещё и фургончик с лекарем – мало ли что? Всё продумано хорошо…

Армия маршировала по-ратлерски бодро, быстро и слаженно. Когда стало вечереть, остановились на новый привал – и опять там стояли повозки с водой. Несмотря на то что они, по сути, были уже на войне, Ривелсея не могла сказать пока, что хоть в чём-то испытывала неудобство.

Впрочем… очень скоро она об этом сказала – ну то есть, подумала: говорить-то всё равно было бесполезно. Как она и предполагала, командиры во время маршей располагались отдельно от простых ратлеров и, тем паче, от союзников. Как она тоже предполагала, в повозках, следовавших за ними по пустыне, оказались небольшие мешки, в которых в свёрнутом виде находились походные палатки, и при желании их можно было легко установить на любую сухую и ровную поверхность и соорудить небольшой матерчатый домик. Такие вещи продавались и на городских базарах, и даже у них в деревне, разве только ратлерская конструкция была более удобна и ткань палаток не промокала: просмолённая, что ли?

В таком домике хватало места двоим. Ривелсея сначала думала, что ей дадут в пару Тану или Алану из её отряда, однако Тана с Аланой оказались вместе, а ей достался… Нет, честно, она думала, что поборники – отдельно, Покорители – отдельно, и то, что ей достался Генрес, её даже удивило. И не порадовало: опять, значит, его наставления слушать? Постоянно… И радость от того, что она сегодня с ним встретилась, тут же стала угасать. Хотя, если по здравом рассуждении – может, и хорошо, что Генрес. По крайней мере, не из молодых, приставать лишний раз не будет. Ривелсея не знала, какие из ратлерских правил касались этой сферы: должен ли и может ли молодой поборник приставать к молодой поборнице, оказавшись с ней в одной палатке. Очевидно, эта область вообще не регламентировалась и оставалась в поле свободного выбора каждого борца за Разум. Да нет, насилия она не опасалась, уж это исключено, да и потом, пробовали уже к ней применять насилие – и такое, и другое! Ничего хорошего из этого не выходило.

Чего ждать от Генреса, она не знала, хотя надеялась, что всё сложится подобающим образом. Но… кто его знает?! Гамма чувств, которые он к ней испытывал, всегда была для неё неоднозначной и непонятной.

Вечером всех накормили похлёбкой из баранины и вермишелью с луком. К вермишели Ривелсее ещё предстояло привыкнуть: то ли потому что она долго не портилась, то ли легко перевозилась, то ли её просто было много в закромах Ордена – но этой вермишелью кормили по два-три раза в день. Такую закономерность Ривелсея обнаружила уже назавтра, получив вермишель и на завтрак, и на ужин, и только на обед – бобы.

К облегчению Ривелсеи, Генрес оказался не склонен к чрезмерно активным действиям. Перед тем как заснуть, а устали оба после целого дня пути – наверное, тысяч пятьдесят шагов – мягко говоря, сильно, они ещё раз вполголоса обсудили события в Анрельте, а ещё Генрес сказал, что теперь они тоже попали в переделку, и пусть не надеется, что это всё будет просто и легко. Она ответила, что на это у неё хватает ума не надеяться, и поинтересовалась, что же их конкретно ожидает: Кестанарт ведь не особо что сказал. Генрес ответил, что скоро сама всё увидит. Тогда она отвернулась от него и в знак неприятия его туманных намёков – заснула.

Утро началось рано, утро началось ещё до утра. Полпятого Ривелсея вынырнула из тёплой палатки: завтракали командиры с отрядами и, соответственно, должны были следить, чтобы всем всё досталось. В этот раз всем всё досталось и так, драгоценная вермишель была в избытке, и в десять минут седьмого отряд Ривелсеи вслед за ней маршировал (не маршировал, конечно, зачем лишнюю энергию терять, а просто шёл – но выглядело всё равно красиво) по серым пескам пустыни, как бы стараясь уйти от восходящего солнца. Но это не удалось, и уже в восемь оно заявило о себе, а в девять разгорелось во всём блеске. Ничего! Кестанарт сказал – послезавтра они выйдут из пустыни, а что такое потерпеть два дня? Правда, и дальше вряд ли будет легче… Придётся идти вдоль Келирона, не особо попадаясь при этом на глаза жителям городов и деревень: по распоряжению Совета Разума, выставляться напоказ не следовало.

На третий день и правда показались рощицы. Все приободрились: даже на ратлера зрелище бесконечной серости песков не навевает хорошего настроения. Среди рощиц было веселее и маршировать, и отдыхать. Кестанарта Ривелсея видела только издали, да и то мельком, однако ей почему-то показалось, что Мастер очень озабочен. Генрес, конечно же, ничего не говорил и только хмыкал на её вопросы, не может ли чего случиться. Ответ «что-нибудь всегда может» Ривелсею, разумеется, не устроил. На ночь Кестанарт приказал не то чтобы удвоить стражу и патруль, а обеспечить, чтобы у каждой палатки поочерёдно дежурили её обитатели. Впрочем, командирских палаток это не коснулось – их дополнительно патрулировали и охраняли, и Ривелсея спала спокойно, хотя все эти странности действовали на неё совсем не успокаивающе.

Но – ратлеры ничего не делают просто так. На третий день Генреса разбудили раньше зари, он вылез из палатки и куда-то ушёл. Ривелсея, поскольку её никто не трогал, продолжала спать, пока тот не вернулся – давно не видела его таким мрачным – и не сообщил, что никакие дозоры не спасают: ночью зарезали двух союзников и убили одного ратлера. Как объяснил Генрес, «зарезали» означало, что это было сделано незаметно: сначала тихо порешили охранника у палатки союзников, потом затащили его тело внутрь и заодно порешили и спящего. А вот ратлера именно убили: к нему тоже подкрался некто – хотя костры горели очень ярко, как можно было «подкрасться», Ривелсея представить была не в состоянии – и вонзил нож в горло. Хотя ратлер и заметил в последнюю секунду нападавшего и достал меч, но было поздно. Второму из убийц повезло меньше: его заметили, но он добежал до деревьев и сгинул, так что никаких следов не было. На вопрос «кто и зачем?», Генрес ответа не дал, только сказал с искренней заботой: «поосторожнее, девочка». Как Ривелсее стало спаться после этого – и говорить нечего. Первый скорбный холмик на своём пути армия ратлеров оставила, даже не вступив ещё в бой.

Больше таких налётов не было – но легиос уже сильно деморализовало. Нет, конечно, если надо будет идти в бой – тут уж никакого «деморализовало» не будет, но пока все были несколько понурые, только ратлерский гимн ещё и всплескивал боевой дух ратлерского войска.

На шестой день Кестанарт официально собрал командиров и сообщил, что сегодня-завтра они вступают в места повышенной опасности – в этих лесах, которыми им придётся идти (дорога, естественно, есть, но неудобства для армии всё равно большие), уже могут встречаться враги. Как он разъяснил, и даже нарисовал на мокрой глине, вражеские силы были разрознены. Не в том смысле разрознены, что не сообщались друг с другом, а в том смысле, что группироваться в большие отряды они не желают: ну не дураки же они легиос в чистом поле встречать? Не дураки, и поэтому действовать будут, скорее всего, именно так: вылазками и внезапными нападениями. Также он нарисовал и два кружка: один из них представлял воинов-наёмников – по большей части, бандиты, с презрением сказал Кестанарт, но они построили три крепости, и Агонарт пока смог выбить и сжечь только одну. Другая группа называлась «местные жители», и к ним Кестанарт очень порекомендовал относиться осторожно, сказав, что они почти все, мягко говоря, искусные воины, а некоторые из них могут «воровать» у ратлеров мощь – какие-то странные трюки с сознанием, сказал Кестанарт, поморщившись, и посоветовал сильно-сильно вспомнить то, чему учил Анистал. Именно в этой группе был и идейный центр, именно в неё входили наиболее отъявленные бунтовщики, которые волновали Келдар тем, что могли действительно поднять какую-нибудь заваруху в окрестных селениях, и такое уже было, иначе вряд ли бы Келдар воззвал к Ордену. А ещё были «Дети пустоты», и вот это, по словам предводителя, и есть самый худший, хотя и редкий, враг. «Дети пустоты» – убийцы с «образованием» и стажем, вдобавок столь изощрённые и хитрые, столь неординарные и неадекватные в способах выбора метода убийства и к тому же до жути хорошо умеющие подкрадываться без единого звука и сидеть часами в засадах, что расслабляться нельзя никому и ни на секунду. Троих уже прирезали, несмотря на все меры предосторожности. И прирезали именно они: никому другому не хватило бы профессионализма, чтобы сделать это в ратлерском лагере. Получается, сиди весь день в полном доспехе, смотри по сторонам и держи в сознании «Чёрную мантию», скорбно подумала Ривелсея. А так не получится. Да, похоже, кашка заваривается густенькая. Ох, не увязнуть бы…

Но пока вроде было ничего.

…

Вы прочитали более половины книги о Ривелсее.

Купите её за 180 рублей, чтобы дочитать остальное. Самое интересное, естественно, впереди.